Теперь пришла пора покинуть Альбукерк, Университет и вернуться в свой колледж в Булдере. Она подумала без особого интереса, что она будет делать дальше. У нее были предложения из Канады работать над сезонной миграцией, но это все еще очень неопределенно. Во всяком случае, работать в Булдере она больше не собиралась. И перед ее глазами возник образ небольшого городка в Колорадо. Велосипеды, стоящие возле красно-коричневой стены колледжа, учащиеся, прогуливающиеся по улицам, уютные старые районы с небольшими особняками, утопающими в зелени. И над всем этим громада горы на фоне неба с огнями Национального центра Исследований атмосферы на склоне. Да, неплохо будет провести немного времени в Булдере. Но немного. Нигде, Хильдер, нигде, твердо пообещала она себе, ты не будешь задерживаться надолго. Она снова взяла письмо Стовина. В нем было несколько любопытных замечаний.
Корпус Биологии находился в центре научного городка. Она прошла по парку, наслаждаясь ярким солнцем. Вокруг летали поздние бабочки самых невероятных расцветок. В корпусе вряд ли кто-то был, но, поднимаясь по лестнице, она вошла в пустой коридор, прошла в комнату исследователей и застыла от удивления: перед ней был человек, которого она хотела увидеть.
Хэлло, Френк, я ищу тебя.
Человек за столом у окна отложил журнал, который читал. Дайана успела заметить, что это был английский научный журнал «Нэйчур».
Прекрасно, сказал он, Это должно было случиться. Теперь я могу сделать еще одну попытку, но умоляю, будь со мной ласковой.
Не беспокойся, сказала она смеясь. Я учла прошлый урок и теперь буду держаться от тебя подальше, И она отскочила назад, когда он сделал полушутливую попытку схватить ее. Мне нужно тебя кое о чем спросить.
Почему я каждый раз танцую минуэт? спросила она себя. Френк Ван Гельдер был уже женат, и ему стукнуло сорок два года, но иногда он вел себя, как зеленый мальчишка. Но он очень много знает о повадках канис люпус? Канис люпуссеверный волк, основатель вида.
Спрашивай, сказал великодушно Ван Гельдер.
Имеются ли примеры того, что серые волки активно ищут падаль? Я имею в виду животных, давно погибших.
Ван Гельдер стал серьезным, каким он становился тогда, когда ему задавали серьезные вопросы.
Канис люпус ищет падаль, задумчиво произнес он. Это бывает крайне редко. И чаще всегоэто останки человека. В Шотландии и Центральной Европе существует много примеров того, что волки грабят старые кладбища.
Дайана содрогнулась, но Ван Гельдер не заметил этого.
Нет, сказал он. Волки любят свежую добычу.
Значит, для тебя увидеть волкадаже целую стаю, ожидающую, когда появится падаль, будет неожиданностью? К тому же, когда вокруг пасутся живые олени.
Если волк ищет падаль, то это может быть только волк-одиночка. Нет, я не верю, что стая может опуститься до такого. Полярные медведида. Они обшаривают льды в поисках падали. Но не волки. И уж во всяком случае, не стая, не социальная группа.
Дайана нахмурилась.
А сколько волков может быть в стае?
Примерно столько же, сколько и у других видов волков. И это ты знаешь не хуже меня. Семейная стаяшесть, десять А если очень холодно, то максимум двадцать.
Но не сотня?
Он рассмеялся.
О, Боже, нет. Ты наверное читаешь сказки. Численность стаи определяется возможностью сопротивления жертвы. Совершенно нет необходимости собираться в такую стаю, чтобы затравить три или четыре карибу. И ничто не рассеивается быстрее, чем стадо оленей при нападении волков.
Значит, ты удивился бы, увидев стаю волков в сто голов?
Разумеется. Я сказал, что нет необходимости волкам собираться в такую стаю. По крайней мере, с тех пор, как умер последний мамонт.
Она удивилась.
Последний мамонт?
Конечно. В Плейстоценовую эру было только два живых существа, способных справиться с мамонтом. Это канис люпус и хомо сапиенс. Волки и люди. Люди изобретали ловушки и оружие, волки совершенствовали зубы и когти. Но и те, и другие научились сотрудничать друг с другом. Я полагаю, что ты не сможешь убить мамонта в открытом бою, один на один. И волки тоже убивали мамонта, собираясь в громадные стаи, до сотни голов. Парочка мамонтов долго служила пищей сотне волков. Но с тех пор, как мамонты исчезли, волкам уже не нужно собираться в такие стаи. Чтобы убить карибу или больного моржа, нужно не более трех-четырех волков.
Ясно. Спасибо, Френк. Именно это я и хотела узнать.
Это будет тебе дорого стоить, со вкусом проговорил он, это будет стоить тебе времени, а мне денег. Как насчет того, чтобы пообедать на будущей неделе? Кристина уезжает, так что я буду питаться в ресторане.
Никаких шансов. Я буду в Булдере.
Булдер? Зачем?
Мой университет.
Значит, в Булдере уже есть университет? Почему я последним узнаю об этом?
Очень смешно, сказала она, закрывая за собой дверь. И на всем обратном пути она размышляла об арктических волках Стовина.
Доктор Мелвин Брукман сидел в приемной Овального кабинета и беспокоился. Через пять минут он войдет туда и будет говорить с президентом Соединенных Штатов. Все знали, что президент весьма терпеливый человек, но его терпение имеет определенные границы. И вполне возможно, что он, Мелвин Брукман, перейдет эти границы сегодня вечером.
Что я должен сказать, думал он встревоженно. Для начала сообщение Стовина. Но у президента есть копия. Да и что в нем, в это сообщении? Фольклор, легенды эскимосов, слухи Плюс рассуждения о вулканах, но это мы уже слышали так часто от Литмана, что это стало пролетать мимо ушей. И единственное личное свидетельство об огромном блоке льда в бассейне реки Маккензипричем даже не в Соединенных Штатах. К тому же, Стовин видел его только с воздуха. Этот блок льда, конечно, мог кое-что означать, но мог оказаться самым обычным айсбергом, только громадным. И Бог знает, имеет ли все это какое-то значение. Стовин вел себя, как нефтяной магнат из Техаса, нанимая самолеты направо и налево. Он нанес значительный ущерб бюджету комитета. Не дай Бог, это выплывет наружу. Тогда все станут вести себя, как он.
Но, будь я проклят, во всем этом что-то есть? Я чувствую это своей печенкой, а она никогда не ошибается. Разумеется, дело не в четырех холодных зимах за последние шесть лет. И в неудачных построениях математических моделей климата. Все это бывало и раньше. Это совсем не значит, что приближается Апокалипсис. В каждом поколении была дюжина ученых, предвещавших конец цивилизациитакой цивилизации, которую мы имеем. Но конец не наступил. Вернее, цивилизация такая, какую мы имеем на данный момент, кончалась каждый год, а мы этого даже не замечали.
Тем не менее, на этот раз все складывается как-то иначе. Необычное явление природы, поразившее Хейс. Ученые климатологи составили математическую модель явления. Может быть, верную, а может быть и нет, кто знает? Но почему все это происходит именно сейчас? И эти фотографии со спутника Но с другой стороны, из России не последовало никакого сообщения, ни словечка, ни намека
Доктор Брукман, президент готов принять вас.
Только настольная лампа освещала Овальный кабинет. Президент сидел в тени под флагом Соединенных Штатов.
Рад вас видеть, Мэл.
Благодарю, мистер президент.
Президент барабанил пальцами по столу и листу, лежащему перед ним. Брукман заметил, что на листе виднеется красная литера секретности, такая же, как и на его копии.
Вы это, конечно, читали?
Это было утверждение, а не вопрос.
Брукман кивнул.
Вы согласны, что в докладе что-то есть?
В каком смысле, мистер президент?
Президент задумчиво посмотрел на Брукмана.
Вот онострый, консервативный, лояльныйтипичный представитель эстаблишмента. Конечно, в этом нет ничего плохого. Эстаблишмент не может обойтись без таких людей, и администрация Белого дома не исключение. Но нельзя слушать их, вернее нужно не слушать их мнение, так как они всегда говорят только то, что от них хотят услышать.
Я имею в виду начал он терпеливо, что вы думаете об этих Танцорах? Они были в прошлом постоянным явлением в Арктике?
Легенды такого рода часто основаны на реальных фактах, сказал Брукман, удивляясь самому себе.
Но если это так, Мэл, значит для нас начинается новая игра. Не может ли это означать, что все эти арктические феномены приближаются к нам? Почему?
Стовин считает, что это предвестники нового ледникового периода.
И когда он начнется?
Стовин считает, что он уже начался.
Президент заговорил и в его голосе послышалась сталь.
Я знаю, что считает Стовин, Мэл. Меня интересует ваше мнение.
Брукман потер левую бровь. Все три его жены знали, что этот жест означает желание уклониться от ответа на вопрос. Но сейчас был не тот случай.
Я думаю, нерешительно произнес он, я думаю, что есть один шанс из двадцати, что он прав.
Президент присвистнул.
Так много, Мэл?
Брукман пожал плечами.
Остальные согласны с вами?
Только один.
Кто?
Чавез.
Президент открыл ящик стола, достал оттуда лист бумаги и просмотрел его.
Он ботаник?
Да, мистер президент. Он изучает арктическую растительность. И он утверждает, что картина, сложившаяся за последние три года, весьма напоминает ту, что была перед последним ледниковым периодом.
Х-мм.
Президент резко встал из-за стола, подошел к стене возле окна и некоторое время рассматривал фотографию Белого Дома, висящую на стене. Затем он вернулся, но сел в одно из глубоких желтых кресел перед камином. Он улыбнулся и кивком пригласил Брукмана пересесть.
То, что случилось в Хейсе, и, возможно, в Сибири, а также на Маккензи, что это, Мэл? Стовин назвал это Танцором, но такое название ничего не объясняет.
Брукман наклонился вперед. Наконец-то в разговоре наметился прогресс.
Я изложил проблему сотрудникам Мировой Атмосферной Комиссииее американскому отделению. И получил ответ.
Да?
Несколько лет назад в Австралии создали математическую модель торнадо, о котором мы знаем на удивление мало. Оказалось, что торнадо представляет собой потоки воздуха, закручивающиеся спирально вокруг центральной оси и всасывающие воздух внутрь спирали. Получающаяся труба вытягивается и тянется к земле. Наши сотрудники предположили, что этот Танцор и торнадо одно и то же, только в условиях холодного климата. Причем внутри трубы, где воздух разрежен, гораздо холоднее, чем снаружи. Это ледяное торнадо. Для возникновения такого явления необходима определенная комбинация температуры воздуха и ветра. Именно такие условия характерны для Арктики.
А теперь, задумчиво произнес президент, такое стало происходить и на юге.
Да, ответил Брукман. Пару раз уже случалось.
И Стовин уверен, что это начало нового ледникового периода.
Брукман промолчал.
Сколько времени длится процесс? спросил президент. Процесс формирования торнадо?
Для настоящего торнадоминут тридцать. Я думаю, что здесь примерно столько же. И это дает некоторую надежду.
Надежду?
Если мы научимся распознавать ранние стадии, мы сможем вмешиваться, чтобы не допустить дальнейшего развития.
Президент пожал плечами. И тут Брукман заметил, что тот устал.
Вполне возможно, Мэл. По крайней мере, будет казаться, что мы что-то делаем. Но мы боремся только с симптомами, а не с самой болезнью. Потому что если они предвестники ледникового периода, то, борясь с ними, мы не предотвратим неотвратимого. Стовин был прав. Это само по себе совсем неважно.
Нет, сказал Брукман. Он немного поколебался, затем встал и подошел к карте на стене.
Если предположить, что мы на пороге ледникового периода, а для такого предположения основания есть, и если мы предположим, что все будет происходить так же, как во времена последнего оледенения 20 000 лет назад, то граница пройдет здесь. Палец его описал по карте извилистую линию от западного побережья Тихого океана через Монтану, Дакоту, к юго-востоку от Айовы и Иллинойса, повернул к северному Кентукки, Западной Виргинии и достиг океана близ Балтиморы.
Это, грубо говоря, граница залегания льда 20 000 лет назад, мистер президент.
Президент поднялся и подошел к карте.
Стовин сказал, что над Чикаго будет ледяной покров толщиной в милю, сказал он. Значит, также будет и в Миннеаполисе, Филадельфии, Питтсбурге, Нью-Йорке.
Брукман кивнул.
И на остальной части земного шара: почти все Британские острова, пол-Европы и Европейской части России, Скандинавия, Германия Подо льдом будут Берлин, Варшава, Москва, Ленинград и далееСибирь.
Все исчезнет? спросил президент.
Все.
И как быстро будут развиваться события, чтобы катастрофа достигла таких масштабов?
Не знаю. Стовин утверждает, что быстровсе произойдет в течение десятилетия. И он не один, кто так думает. Почти все, кто верит в новое оледенение, считают, что это произойдет быстро. Перед людьми станет проблема обеспечения пищей. Смогут выжить только две трети нынешнего населения Земного шара, и то при коренном изменении существующей технологии.
Что думают о возможном оледенении ученые других стран?
Я знаю, что Ледбестер в Англии на прошлой неделе встречался с премьер-министром. В других странах тоже происходили совещания, но под большим секретом. Все боятся возможной паникиэкономической, индустриальной
И тем не менее, мы должны довести это до сведения общественности, сказал президент.
Должен подчеркнуть, что все это только гипотеза, сказал Брукман. Я знаю, что этого мало, вам хотелось бы определенности, но пока я не могу предложить ничего другого. Мы еще очень мало знаем о климате, хотя запускаем спутники на орбиту. Вполне возможно, что и я, и Стовин, и остальные ошибаются. А ошибка порождает ошибку, любой ученый скажет вам это. Может быть, мы и ошибаемся.
Я заметил, что вы говоритемы, сказал президент. Стовин обратил вас в свою веру?
В какой-то степени, да.
И вы обеспокоены?
Да.
И я тоже, сказал президент. И я.
Он замолчал на мгновение.
Нам нужно обдумать, как это сообщить, чтобы не вызвать паники, сказал он. И какое бы ни было принято решение, оно должно быть принято быстро. Вы знаете, я не Стовин. И верю в Бога. Он не мог завести нас так далеко, чтобы затем заморозить.
Брукман промолчал.
Вы когда-нибудь слышали о Натаниеле Грине, Мэл? спросил президент.
Брукман отрицательно покачал головой.
Я так и думал. Но старый Нат всегда был моим героем.
Он кивнул на портрет Вашингтона над камином.
Нат Грин был лейтенантом в армии Вашингтона во время войны с британцами. Он не выигрывал больших битв, но и не проигрывал кампаний. Он говорил: мы сражаемся, проигрываем, поднимаемся и снова сражаемся. Когда я был мальчиком, я был бы счастлив походить на пего. Видите ли, Мэл, самое великое в человеке это то, что он может подниматься после поражения.
Он поднялся, протянул руку.
Спасибо, Мэл. Скоро я снова свяжусь с вами. В ближайшие месяцы мы должны все обговорить и решить.
Когда Брукман ушел, президент долго стоял под эмблемой золотого орла на камине. Он вспоминал всю беседу. Что ждет человечество? Президент поднял голову и встретился взглядом с портретом Вашингтона.
Велл, мистер президент, сказал он. Посмотрим.
Евгений Солдатов смотрел в окно серой «Чайки», увозившей его из центра Москвы в аэропорт Домодедово, находящийся в двадцати пяти милях к югу от столицы. Большой автомобиль провез его по Ленинскому проспекту и сейчас разбрызгивал грязь на улицах пригородов Москвы. Вдоль дороги в печальной пустоте полей, на которых кое-где виднелся снег, стояли белые безликие здания, похожие одно на другое. Прохожие, с поднятыми воротниками пальто, шли по горбатым тротуарам, либо терпеливо ждали на остановках, когда забрызганный грязью голубой автобус заберет их. За домами начинался лес. Это был воскресный день, и группа молодых людей, наверное, студентов, подумал Солдатов, красила железобетонный мост.
Вскоре дорога углубилась в настоящий лес. Ее окружали высокие ели. Сердце Солдатова радостно забилось. Это настоящая Сибирь, подумал он. Он не любил Москву. Стишком много людей, и каждый занят своими делами и заботами. А Ленинские горы не могут заменить тайгу.
Многие москвичи не хотели бы, чтобы их послали в такой город, как Новосибирск. Это было для них равносильно ссылке в социальную пустыню. Но он, Солдатов, быстро полюбил Новосибирск. Да, город был суровый и временами жестокий. Иногда там не было даже масла, не говоря уже о мясе. Но зато там был балет почти такой же, как в Большом театре. И Новосибирск со своим двухмиллионным населением двигался вперед, он имел будущее, будущее, не отягощенное историческими традициями. Но самое главное заключалось в том, что можно было отъехать за три мили от города и оказаться в настоящей сибирской тайге, в серо-серебряной и зеленой бесконечности под ледяно-голубым небом, где были только белки, медведи, лисы, соболя и волкиособенно много волков было в этом году, как сказал ему Ковалевский. А несколько недель в году можно было увидеть очень много бабочек, которых так любила Валентина. И она возникла перед его глазамималенькая, смуглая, решительная и прекраснаяон сразу же захотел очутиться на комфортабельной даче Академгородка в нескольких милях от города. Однако и Новосибирск, и Академгородок, и дача были от него в 2300 милях к востоку, в четырех часах полета. В Москве было время обеда, а в Академгородке наступил вечер.