В день сдачи минимума Ильгет устроила Пите праздник. Он так и не сошелся ни с кем из ее друзей, да и своих не завел. Поэтому праздновали они вдвоем. Ильгет заказала совсем особенный ужин в ресторане "Сад Ами", и сервировала его дома, Пита был домоседом и не любил никуда выходить. После ужина - при фантомных цветных свечах в темной гостиной - они долго занимались любовью. Ильгет просто не знала, чем еще можно порадовать мужа по-настоящему, но вроде бы, он остался доволен.
После сдачи минимума он избрал себе наставника в выбранной специальности, точнее, наставницу, Майлик Ториэн женщину лет сорока, мать семерых детей, давно занимавшуюся программированием бытовых машин. Вместе с наставницей Пита занимался почти ежедневно, да еще много учился дома, сам.
Судя по всему, любовницы у него не было. Правда, Пита завел манеру ходить в сеть на эротические сайты и заниматься там флиртом переходящим в виртуальные оргии - при голографическом изображении и с эффектом присутствия, разве что не осязательным. Зато в те вечера, которые Пита проводил в сети, он уже не приставал к Ильгет.
В эти вечера она, конечно, все равно не выходила из дома, и о том, чтобы провести время с друзьями, не было речи. Но ведь и для нее тоже существует Сеть
Чаще всего Ильгет встречалась там с Иволгой.
Иволга казалась ей неким идеалом - сильная, иногда резкая, холодная, строгая к себе и другим, Ильгет хотелось бы быть такой. Такой практичной, жесткой, уверенной. Она иногда не понимала, что, собственно, Иволга находит в ней. Иногда не понимала и саму Иволгу. И все же общение с ней - как буквально с любым квиринцем - стало для Ильгет отдыхом.
Реальная Коринта прекрасна. Но не менее прекрасен виртуальный мир Квирина - бездонный, кажется, бродить по нему можно почти бесконечно. Ильгет любила посидеть в пространстве Иволги, просторной голубой дворцовой зале, с полками книг-переводов, с окнами, за которыми менялись терранские пейзажи. Иволга утверждала, что не тоскует по Терре, что она квиринка - но любимым ее занятием по-прежнему оставались переводы с терранских языков, Ильгет с удивлением узнала, что Иволга - весьма известный в Коринте переводчик. Бывая в этом виртуальном дворце, Ильгет постепенно проникалась терранской культурой, в особенности, родной культурой Иволги, русской.
Настоящее имя Иволги было - Иоланта. Тоже, как она объясняла, не совсем русское имя, ее отец, рано сбежавший из семьи, происходил из какого-то другого народа. Еще в детстве ее называли Оля, это имя смешило Ильгет почему-то.
С двадцати лет она если и бывала на Терре, то лишь изредка и ненадолго.
Само ее прозвище - Иволга, означало вид певчих птичек с желтой грудкой, на Квирине таких не водилось. Никто, собственно, и не знал значения этого имени. Так - называли и все. На Терре у людей были и фамилии, но Иволга не афишировала свою, а на Квирине она назвалась попросту да Терра - Иволга Терранская.
Подруги часто отправлялись гулять по виртуальным пространствам. Так же, как и в реале, здесь можно было бродить вдоль картинных галерей и в открытых для посещения пейзажах дикой природы. Можно было пообщаться с незнакомыми людьми или встретить приятелей. Так же, как и в реале, люди здесь были поражающе открыты и дружелюбны.
Ильгет нравилось незамысловатое, не слишком богато оформленное пространство для общих встреч - площадь Радуги. Обычные домики по краю, явно нарисованное небо и радуга - вот и весь дизайн. Зато здесь вечно собиралась пестрая толпа, и она была куда экзотичнее той, что можно увидеть на Набережной в реальной Коринте. Здесь встречались говорящие животные, монстры, феи, гномы и прочие персонажи фантастики и сказочного мира. Хотя были, разумеется, и обычные люди.
Подруги подошли к небольшой толпе, собравшейся вокруг деревянного круга, на котором сменяли друг друга добровольные выступающие, музыканты и певцы. Постояли, послушали игру на удивительном инструменте, Ильгет никогда и не видала такого, отдаленно это напоминало пан-флейту, но звук более рокочущий, раскатистый, и чудно гармонировал с плеском прибоя. Да и со всем этим синеватым, уже темнеющим небом, простором, ветром сливалась незнакомая непривычная мелодия, и так хорошо от этого становилось на сердце - Ильгет замерла и думала только, как бы хорошо все время вот так стоять, и чтобы не прекращалась музыка.
Это сьента, - прошептала Иволга ей на ухо, - вроде бы, с Дорнризи, инструмент такой
Ильгет кивнула молча. Мелодия затихла. По квиринскому обычаю слушатели долго еще стояли молча. Потом Иволга стала пробиваться через толпу к кругу. Оказывается, очереди никакой не было, она сразу вскочила на помост. Сдернула с плеча гитару.
Перевод, - сказала Иволга, - с одного из языков Терры.
Она заиграла сложное вступление. Ильгет позавидовала подруге - надо же так уметь. Иволга запела своим низковатым, не очень красивым голосом.
Я не могу остаться здесь,
Душа моя в пути.
Задуйте свеч дрожащий свет
И дайте мне уйти.
Я слишком вас люблю,
И потому уйти я должен,
Чтобы свет ваш на ладонях унести.
Ильгет уже знала эту песню, хоть Иволга перевела ее совсем недавно. Пробившись ближе к кругу, она подхватила вторым - точнее, первым, более высоким и пронзительным голосом. Иволга бросила на нее одобрительный взгляд.
Молитесь за меня,
Пусть я не буду одинок.
И без того до боли мал
Отпущенный мне срок.
Бессмертны только песни,
Лепестки которых я собрал
На перекрестке тысячи дорог
Иволга спрыгнула с помоста, закинула гитару за плечо, будто это была "Молния", и подруги зашагали дальше, не дожидаясь, когда кончится поощрительное молчание.
Как здорово, что ты переводишь, - сказала Ильгет, - у вас такие замечательные поэты. У нас вот тоже но у меня не получается переводить почему-то.
Это особое призвание, - пояснила Иволга, - мне всегда нравилось переводить. На Терре я этим тоже занималась. И училась, собственно, в институте иностранных языков у нас ведь с этим проблема, мнемоизлучателей не было.
И у нас то же самое. Так ведь и я почти стала лингвистом, Иволга!
Значит, мы коллеги, - рассмеялась Иволга. Потом посерьезнела, - на самом деле я хотела вначале в медицину. Потом да и иняз я не закончила. Нет, пожалуй, можно сказать, что я неудачница.
Да и я тоже неудачница! - Ильгет улыбнулась.
Я всегда любила переводить стихи Сабли вон, трубите горны, город Кабул на реке Кабул
Это еще что такое?
Это мой первый перевод. С английского на русский. Киплинг, такой поэт у нас был. Мне было 13 лет, и вот меня так это поразило сейчас я это стихотворение перевела и на линкос. Брод, брод, брод на реке Кабул. Брод на реке Кабул во тьме. Слышишь, лошади рвут постромки. Люди плывут, ругаясь громко, через брод на реке Кабул во тьме.
Про войну, - сказала Ильгет.
Ага. Ты знаешь, я всегда чувствовала жила, росла в мирное время, но что-то такое ощущала. И как видно, не зря.
Знаешь, - сказала Ильгет, - наверное, я как-нибудь выучу твой язык это не на нем написан оригинал Библии?
Нет, что ты Ветхий завет - на древнееврейском, а Новый - на греческом. Я эти языки не знаю. Да и Библией-то не очень интересуюсь. Но наш язык тоже
На лонгинском тоже есть чудесные стихи. Например, того же Мейлора - Ильгет внутренне вздрогнула от собственных слов, Мейлор до сих пор прочно ассоциировался у нее с психоблокировкой. Но это же глупость, пора и забыть.
Вот послушай. Это малоизвестное
Меланхолия, черная колдунья,
Надо мною, корчась, ворожит.
Этой ночью будет полнолунье.
Этой ночью буду я убит.
Будешь ты убит своей рукою
Вот возьми бокал, мой милый, пей.
Навсегда от бед тебя укрою.
Она шепчет, и я верю ей.
Сагонское что-то, - пробормотала Иволга. Они подошли к одному из выходов с площади Радуги. Слева от них разгорелся философский спор - маленький белый слоник с длинным хоботом доказывал слушателям, что любая вера в Высшее Существо бессмысленна. Справа под медленную музыку танцевали пары. Впереди стоял стражник с алебардой в железных доспехах.
Смотри, Иль, это, кажется, древний артийксийский город минус третьего-второго уровня. Мы тут еще не были, пошли посмотрим, а?
Стражник преградил им путь.
Досточтимые дамы должны принять городское облачение - он махнул алебардой в сторону раскрывшегося перед ними зала, где в воздухе парили железные доспехи воинов и пышные наряды дам древности.
Ясно, - разочарованно вздохнула Иволга, - тут надо тела менять мне что-то влом
Мне тоже, - поддержала Ильгет, - да и вообще давай лучше поболтаем.
Они отправились к следующему выходу.
Город тысячи статуй вот, это то, что нужно.
Они вышли с площади и оказались в пространстве сетевых ваятелей. Искусство сотворения объемного живого объекта в сетевом пространстве давно развивалось на Квирине. В свободное время этим увлекалась, например, Лири. Где-то здесь размещены и ее произведения. Ильгет, разговаривая с Иволгой, краем глаза разглядывала живые статуи - полупрозрачная девочка-черный эльф, медленно машущая крыльями жаба с огромными телескопическими глазами, прыгающая по лужайке мельтешня крошечных сверкающих птичек в воздухе над дивным розовым кустом.
Посетителей не было видно, подруги брели вдвоем по лабиринту аллей.
Только мне домой уже скоро, - вздохнула Ильгет, - еще да, еще четверть часа, и надо идти.
А что так? - поинтересовалась Иволга, - муж?
Ага, - Ильгет замолчала, - понимаешь он меня ждет когда я приду ну, в постель.
Так я, может быть, тебя отвлекаю? Иди тогда домой?
Нет-нет сейчас еще нет Он сейчас сам в сети. Во дворце эротики
Ни фига себе! - возмутилась Иволга, - и тебя это устраивает?
Но ведь я я же не удовлетворяю его в смысле, то есть понимаешь, секса, вроде, ему должно хватать, но я не удовлетворяю его эмоционально ему нужно другое. Я думаю, что это же, наверное, не измена
Иволга покрутила головой.
Извини, Иль не понимаю не постигаю.
Он недавно ругался, - сказала Ильгет. Нехорошо, вообще-то, говорить об этом.. но ведь Иволга не передаст дальше. А ей тоже тяжело все носить в себе, она не железная, - ругался сильно, что вот он приходит в постель, а я в сети а он там один, в холодной постели. Но Иволга, я ведь в сеть стала ходить только тогда, когда увидела, что и он ходит. А что же мне было делать, сидеть просто так и ждать? Почему ему можно, а мне нет? Он сказал, что в десять часов я должна быть в постели и ждать его
Ильгет! - Иволга остановилась и некоторое время смотрела на нее вытаращенными глазами, - ты знаешь, как далеко бы он летел, если бы попробовал сказать такое мне?
Ильгет вздохнула.
Это еще не все, Иволга позавчера был еще один скандал. Он ругался, что я прихожу в 10 часов и жду его в постели только потому, что он мне это велел, а не из любви к нему. Ты знаешь, если честно - я уже не знаю, что делать.
Да валить от него надо, ты что, не понимаешь?
Я хотела ему помочь. Да я слишком самонадеянна. Мне казалось - все-таки воздействие сагона он болен, надо как-то ему помочь, но видишь - я не могу, я не знаю, как это сделать. Он же постоянно во время скандалов. Он постоянно кричит "сделай что-нибудь!" Ему плохо. А я не знаю, что сделать
Они вышли на перекресток аллей, где медленно плавали над землей маленькие уютные сиденья. Иволга вскочила в одно из креслиц, Ильгет последовала ее примеру.
Давай посидим маленько Так вот видишь, Иль, потому я и говорю - уходи. Ты хотела помочь. Хорошо. Но ты не можешь помочь - наоборот, рядом с тобой он становится еще хуже. Разве не так?
Понимаешь, - Ильгет помрачнела, - он зависит от меня. Зависит. Если я уйду ему не будет лучше, будет хуже
Да откуда ты знаешь?
Знаю, - просто сказала Ильгет.
Иволга помотала головой.
Ну ладно, но ты что ему - нянька? Ты нанялась за ним следить?
Я жена. Я отвечаю за него.
Но если ты ничего не можешь сделать
Знаешь, Иволга может быть, надо просто присутствовать У него должен быть шанс, понимаешь? Если он сейчас не использует этот шанс, не поймет на минуту, что я хочу ему добра, что я люблю его, что надо попробовать не знаю, как-то повернуться в другую сторону. Быть добрым, добродушным. Попробовать обратиться к сексопатологу по поводу нашей несовместимости - а не обвинять меня в том, что я чего-то не могу Я не знаю, может, это с моей стороны самонадеянно, так думать. Но я это не думаю, я это чувствую Он должен понять, должен использовать этот шанс. У нас может быть нормальная семья. Ведь мы так хорошо общались с ним, разговаривали у нас было много хорошего. Иначе будет плохо. И мне, и ему. Но ему будет хуже.
Не понимаю, - сказала Иволга, - хоть убей - не понимаю тебя. Он же тебя предал. Потом, он он же враг. И не просто. Арнис - ты же сама рассказывала что он там делал с Арнисом? Ты же, вроде бы, сама его и нашла.
Да, - Ильгет опустила голову, - да, но он ничего не делал. Он слабый. Его заставили воевать охранять там знаешь, он же совсем не военный человек. И он не садист по сути Во всяком случае, причинять кому-то боль - это ему не доставляет удовольствия.
Знаешь, Ильгет, извини но если бы я оказалась в тот момент в твоем положении если бы рядом был да кто угодно из наших, связанный, в крови, если бы я видела, что кого-то из наших пытали даже не из нашей декурии, неважно. Просто любого квиринца. Того, кто стоял бы рядом, я бы размазала по стенке. В буквальном смысле. И не спросила бы, делал он что-то, не делал и кто бы это ни был - муж, сват, брат
Уверена, что нет, Иволга. Нет. Муж - ладно. А если брат, отец? Или представь, что это был бы твой сын?
Ну ладно, ладно, не размазала бы тогда. Наверное. Просто набила бы морду, отправила в лагерь и больше никогда бы не разговаривала.
Ильгет долго, беспомощно молчала.
Не знаю, - сказала она, - может быть, я не права. Я чувствую, что вот так уйти бросить его - было бы неправильно. Иногда я уже хочу, чтобы у него опять появилась любовница Это как сбросить ответственность. Но у него никого нет.
Тяжело уходить с Квирина летом, в самом начале июня, когда густо-зеленая звенящая листва еще не запылилась, и не просверкивает желтизной, когда так ласково море, и всеми соблазнами манит теплая Набережная. Тяжело уходить, зная, что вернешься лишь к холодам. Если, конечно, вообще вернешься.
Ильгет решила пойти пешком через всю кипарисовую аллею, от площади Тишины. Пита на этот раз не стал возражать. Он вообще как-то притих в последние дни, ничего от Ильгет не требовал и вел себя просто идеально.
Они молча шли по аллее, обрамленной темной строгой рамкой высоких, пиками взлетающих к небу кипарисов.
Час стоял ранний, и особого движения на аллее не было, лишь изредка навстречу Эйтлинам попадались эстарги и работники космодрома в бикрах, еще реже - люди в обычной одежде. Вскоре подошли к церкви Святого Квиринуса, неправдоподобно прекрасными белыми башнями вставшей слева от аллеи, чуть поодаль, за узорчатой светлой оградой. Ильгет лишь взглянула на церковь и по привычке хотела пройти мимо, чтобы не сердить Питу, но вдруг вспомнила, что сегодня - можно.
Сегодня можно быть искренней. Если он и разозлится - разлука все сгладит.
Я зайду, - она искоса глянула на мужа. Пита кивнул.
Да, конечно.
Сам он остался у ограды. Ильгет двинулась к церкви. Альвы с собой не было. Но это неважно. Ильгет вошла, перекрестилась. Поставила свечку перед Распятием, встала на колени и помолилась, почти без слов. Она не знала специальной молитвы - что говорят в таких случаях, да и не хотелось ничего говорить Господи, помилуй! Господи, защити! Специально она попросила Святую Деву позаботиться об оставленном на Квирине Пите
Ильгет вышла из церкви спокойная, умиротворенная. Вскинула на плечо сумку, зашагали дальше.
Ты там поосторожнее, - вдруг сказал Пита. Ильгет взглянула на него искоса. Горячая волна благодарности вдруг залила сердце: он любит меня! Он беспокоится обо мне!
Постараюсь, - она нашла руку Питы, горячо сжала ее, - а ты не скучай. Только я тебе писать не смогу
Да из меня тоже еще тот писатель.
Вскоре они вошли в здание космопорта. Ильгет бросила быстрый взгляд по сторонам Вон Гэсс стоит с Мари, непривычно присмиревший и грустный. Мари смотрит в сторону. Дэцин разговаривает со своим приятелем-ско, Ильгет его смутно знала. Проводить и встретить на Квирине - это святое. Это очень тяжело, когда тебя никто не провожает. Или никто не встречает. У Дэцина, кажется, и родных-то нет, но друзья находятся всегда.
Ильгет поспешно повернулась к мужу. Взяла его за руки.
Самый родной самый близкий человек. Да, друзья - это хорошо, но у них своя жизнь, свои семьи, своя любовь. А это - моя плоть. И снова рвать ее пополам и уходить Но он всегда, всегда останется мне родным. Ильгет захотелось плакать. Она ткнулась носом в куртку Питы. Он прижал ее к себе и гладил по волосам.
Я люблю тебя, - прошептала она.
Я знаю, - тихо ответил Пита.
Она замолчала. Как рассказать Пите все, что она чувствует сейчас?
Страшно, что больше она никогда не увидит Квирина, что жизнь вот сейчас кончится, и последнее хорошее, что она видит - вот этот сероватый гемопласт пола, и зеленые разлапистые ветви декоративных елей, и бесшумно скользящие транспортные тележки
Но об этом нельзя говорить, табу. Никто об этом не говорит на прощание, ведь у тех, кто остается, тоже сердце разрывается наверное. Неизвестно, насколько Пита переживает. Да нет, наверное, переживает все-таки. Кажется, даже побледнел. И такой молчаливый
Страшно - что будет на Визаре. Как она справится, ведь задание на этот раз очень сложно.
Да нет, ему это тоже неинтересно, да и не знает он об этом ничего. Сейчас уже поздно начинать рассказ.
Ильгет поймала себя на том, что снова ищет какую-то тему для разговора.
Ты извини, - вдруг вырвалось у нее.
За что? - удивился Пита.
Ну за то, что я оставляю тебя так надолго.
Пита пожал плечами.
Ну что поделаешь если надо.
Помолчав, он сказал.
Я пока тут займусь учебой. Майлик сказала, я буду готов скоро
Я всегда говорила, что ты талантливый человек! - воскликнула Ильгет, - так быстро здесь осваиваешься. Вот мне еще до звания учиться и учиться.
Да ну, - отмахнулся Пита, - вернешься и сдашь.
Я не хочу никуда улетать, - беспомощно сказала Ильгет. В этот миг ей действительно не хотелось ничего. Никого. Господи, да почему все это произошло? Проклятые сагоны жили бы до сих пор спокойно с Питой на Ярне. Может, ребенка бы усыновили
Не надо никакого Квирина. Никакой там карьеры, ни материальных удобств, даже звезд - и тех по-хорошему-то не надо. Только бы быть рядом со своим родным, близким человеком. Пусть даже не ладится что-то. Ну и что?
"Гессар", - Дэцин выкрикнул название скультера, готового вылететь на Визар, - все в накопитель! Повторяю, "Гессар" в накопитель!
Ильгет качнулась и оторвалась от мужа. Быстро, не оборачиваясь на него, пошла к выходу.
Глава 6. Визар. Иная вера.
Дурных предзнаменований с утра было достаточно. Кавура Лакки разбила кувшин с остатками молока, Панторикс едва не прибил ее за это, пообещал вычесть стоимость кувшина из очередной награды, но ведь белую проклятую жидкость назад не загонишь. А еще квохтала рябая наседка, да так, будто эчер забрался в курятник. И всадник на черном аганке был первым, кто с утра проскакал мимо ворот. Не нужно быть тэйфином, чтобы предугадать беду при таких обстоятельствах.
Но поразмыслив, Панторикс решил не огорчаться, все не так уж просто. В последнее время он совсем запутался, привычные, от учителя полученные знания давали сбой, оказывались ненужными, а вот то, что твердил Ниньяпа Панторикс до сих пор пребывал в ошеломлении оттого, что именно он, скромный тэйфин, еще молодой и ничего не достигший, удостоился такого внимания. Возможно, плохие приметы Ниньяпа объявил бы вздором, не стоящим внимания.
Панторикс удалился в кантарий, кавур Нэши привычно подал облачение, стал шнуровать на спине черный аслом, продев полосы под мышки. Нэши был чистокровный гэла, в отличие от других слуг Панторикса, его отец был продан за бедность, и Нэши давно уже стал правой рукой тэйфина, его ушами и глазами повсюду. Преданность - редкое качество. Ниньяпа тоже ценит преданность Нэши возился со сложной шнуровкой и пересказывал вполголоса все то, что слышал он, и слышали те, кому он это поручал, во всем городке.
Анада, я слышал, понесла от Щербатого, то, что понесла - совершенно точно, уже виден и живот, а что от Щербатого, таковы слухи, о досточтимый Мун сказал, что не собирается продавать свою пару аганков, хочет, вроде бы, заняться разведением.
Панторикс не слушал кавура - нахмурился, и верный раб легко прочел его мысли. Все эти новости, недавно еще могущие заинтересовать хозяина, ныне превратились в ничто. Есть дела поважнее Нэши знал, о чем хочет услышать хозяин. Но тянул, ибо ничего ободряющего, увы, сказать было нельзя.
Ты слышал, проницательный, что две чужеземки, айталы, согласились на встречу с тобой, и хвастливо заверяют всех, что им ничего не стоит показать себя лучшими тэйфи, будто это возможно.
Панторикс отметил про себя, что Нэши перебирает слегка. Чужеземки - мысль о них свербила в его голове незаживающей раной уже десять малых кругов, но назвать их айталами, это пожалуй чересчур, слишком уж презренное слово, означающее недостойных приблуд не гэлланских кровей, приходящих вечером под ворота и продающих свое тело за еду и ночлег. Лайлы, вот они кто, чужестранки, уроженки дальних земель, тех, куда не заходил даже Тэйфин Мореплаватель, седьмой от Панторикса, но его же династии.
Панториксу вчера удалось увидеть лайл, и вправду, сами лица их - диковинка, кожа светла, как лик Феары, и удивительно светлы волосы, особенно у одной, да и весь облик иной, не сравнить ни с гэла, ни с иными близкоживущими народами. Панторикс знал и раньше, что на Лайане живут странные, на людей-то не похожие народы, и Тэйфин Мореплаватель оставил свои записи, где говорилось о светлокожих и светловолосых людях с широкими глазами, похожими на лужицы прозрачной воды. Но никогда он не слышал, что лайские племена так сведущи в волшебстве, наоборот, знал, что с гэла, с настоящими тэйфинами во всем мире никто не может сравниться, да кому же еще Ниннай Акос дал подлинную силу, как не своему любимому творению, гэла.
Впрочем, это мы еще посмотрим скорее всего, слухи о силе лайл преувеличены.
Посмотрим, - процедил он сквозь зубы, - подготовь все необходимое, после полудня я должен встретиться с ними.
Сердце совершило скачок при мысли, что уже сегодня Для всех тэйфин всемогущ и велик, но сам-то он хорошо знает предел своей силы. И если этот предел у лайл окажется дальше - кто спасет тэйфина от забвения и презрения толпы?
Ждут ли сегодня посетители? - задал он обычный вопрос. Нэши сморщился.
Две крестьянки, проницательный
Подождут, - решил Панторикс, - подашь завтрак через две средних доли.
Повинуюсь, проницательный, - Нэши склонил голову, пятясь, вышел. Панторикс поддернул складки черно-белого облачения. Широким шагом вышел в Теннарий, святую святых, ни одному кавуру нет входа сюда, кроме как один раз во Время, для чистки и уборки под присмотром тэйфина. Теннарий, впрочем, невелик, шкаф со священными предметами (надо будет отобрать и отложить для Нэши то, что пригодится сегодня в этом нелепом, навязанном состязании с чужеземками), священное ложе и треножник с вечно тлеющим углем. Панторикс привычно поворошил уголь, добавил свежачка, щепок, бледный огонек заплясал над треножником. Панторикс проделал необходимые жесты, провел ладонями над огнем. Пальцы ощутили знакомое с детства святое тепло. Панторикс достал из шкафа сундучок со священным порошком анкилы, бросил в огонь желтоватую щепотку. Потянулась струйка темного дыма. Панторикс в совершенстве с детства знал, как применять анкилу, чуть больше - и ты погрузишься в освященный пророческий сон, чуть меньше, вот как сейчас, обретешь способность слышать нинья теннар, совсем чуть-чуть, только для настроя и благоговения, для приношений духам только тэйфину доступна эта радость. В прежние благословенные времена жили целые роды тэйфинов, теперь же благодать не наследуется, а передается ученикам, и как итог - Панторикс один на всю Агрену. Только для него священная анкила, да еще для тех, кого приносят дважды в год в жертву Акосу, дабы они ушли в мир иной счастливыми, не зная боли и страха.
Панторикс вдохнул горький свежий дым. Затянулся. Раскинув полы облачения, опустился на священное ложе. Наступало то самое, хорошо знакомое с детства состояние, будто ты здесь и не здесь, будто тело твое, тяжелое и неповоротливое, возлежит на вполне осязаемом ложе, а стремительный дух без глаз и ушей уже летит где-то в неведомых сферах. Важно для тэйфина уметь входить в это состояние, может быть, важнее всего, и Панторикс умел это лучше, чем его учитель, чем вся, видимо, его династия, ибо только он удостоился
"Приветствую, Панторикс".
Ниньяпа всегда звал его по имени, был дерзок и непочтителен, язык его - как жало змеи. Но общение с Ниньяпой - великое благо, ради него и не такое унижение можно вытерпеть. Только бы Дух не оставил тэйфина
"Высокосияющий, светлейший Ниньяпа, как счастлив твой недостойный раб"
Панторикс не произносил вслух этих слов, они рождались в его голове, точно так же, как и ответы Ниньяпы, но спутать эти последние с собственными мыслями было никак невозможно.
Ниньяпа издал короткий дерзкий смешок.
"Замолчи, лукавый. Ты знаешь, что я не люблю долгих речей. Что так тревожит тебя?"
"Ты знаешь, господин мой, ты знаешь все"
"Тебя беспокоят эти лайлы? О да, ты прав в том, что не веришь в себя, ты слаб и лукав, твое волшебство слабее дуновения ветра в Сухое время, ты ничего не можешь Но как ты смеешь сомневаться в моем могуществе?"
Могущество ниньи несомненно, но вот захочет ли он помогать Родилось исполненное обиды воспоминание о том, как ниньяпа не захотел помочь, опозорил перед всеми, не зажег священный огонь на празднике Срединного времени. Тэйфин поспешно сменил мысль:
"Нет могущественнее Ниньяпы, и недостойному тэйфину это известно"
"Не лукавь, - злобно прервал его дух, - я слышу твои мысли и слышу, что ты смеешь упрекать меня в том, что я не сделал, как будто это ты достоин определять ход моих действий и смеешь оспаривать их".
"О Ниньяпа человек так слаб"
"Но в этот раз, - дух сменил гнев на милость, - ты не будешь посрамлен. Я обещаю это тебе. Ты должен знать, что эти лайлы - мои злейшие и давние враги. Они обладают немалой колдовской силой, тебе далеко до них, но им еще дальше до меня, им никогда не справиться со мной. Однако мне недосуг бороться с лайлами самому, и поэтому я поддержу тебя, моего верного и послушного кавура, и помогу тебе. Я ставлю тебе два условия - ты не должен ничего принимать от них и учиться их способам колдовства. И второе - лайлы должны быть убиты".
"Но, - испугался Панторикс, - господин, как же это можно осуществить"
Мысли его спутались. Лайлы - не простые люди, они тэйфи. В глазах народа они святы. Победить их в состязании, доказать, что не чужеземкам-бабам тягаться с Панториксом, обречь их на презрение народа - необходимо. Но убить даже просто изгнать у кого же рука поднимется на тэйфи?
"Не заботься об этом, - надменно произнес дух, - Предоставь это мне".
Нэши внес вслед за Панториксом два больших ларца - в них содержались необходимые для колдовства предметы. Панторикс не совсем понимал, почему Ниньяпа приказал вести состязание не в открытом патио дома князя, как предполагалось вначале. Здесь, пусть в самом большом помещении города, обеденном княжеском зале, помещалось гораздо меньше народу. Впрочем, остальным весь ход состязаний будет известен тоже, нет темы увлекательнее для сплетен, чем взаимоотношения тэйфинов, посвященных.
Лайлы уже явились, и весь народ, из вежливости кланявшийся тэйфину, пялился, конечно, на них. Сам князь, восседающий у центральной стены, не мог оторвать глаз от чужеземок. Не по причине их красоты, ибо красивыми их назвать было нельзя. Да, есть что-то оригинальное в бледном лице и светлых волосах, как-то у Панторикса была подобная наложница с юга (заболела синим мором, и пришлось удавить ее, дабы зараза не распространилась). Но слишком уж отвращал сам тип лица, глаза, расположенные в прямую линию, острые, скошенные к подбородку скулы. А вот фигуры женщин, пусть даже одетых в традиционные гэлланские коты, покрывающие их от плечей до пят, казались изящными и стройными, движения легки и точны. Сейчас Панторикс мог уже различить чужеземок, поначалу показавшихся ему близнецами-сестрами. Одна из них чуть повыше и посветлее, с водянисто-серыми странными глазами. Волосы второй были как темно-золотистый мед, а цвет глаз - почти нормальный, разве что слишком теплого коричневого оттенка. Пожалуй, даже красива, если бы не треугольное узкое лицо. Панторикс вдруг ощутил любопытство, а что будет, если снять с нее коту, исподнее, коснуться светлой нежной кожи какого цвета ее соски? Великий Акос, ведь это - мой противник в колдовстве, о чем я думаю? Но это и женщина. Правду говорят старики, разве женщина способна быть тэйфи? Ведь о ней даже и думать невозможно иначе, чем представляя ее на своем ложе. Нет, строго сказал себе Панторикс, у тебя достаточно наложниц, а условие Ниньяпы нарушать нельзя, женщины будут убиты.
Лайлы разложили на столике свои священные предметы. В углу стояла клетка, накрытая тканью, видимо, они привели с собой зверя. Ну что ж, не зря, Панторикс приготовил им и такое испытание.
Лайлы вышли и медленно поклонились тэйфину. Он не стал повторять жеста, смеха достойно было бы преклонение перед женщиной. Стоял, сурово глядя в глаза чужеземок, с прямым и бесстрашным любопытством устремленных на тэйфина.
Мы приветствуем тебя, о проницательный, - высокая светлая лайла говорила без малейшего акцента, - поселившись в твоих пределах с согласия на то сиятельного князя, мы с радостью и почтением приняли твой вызов смерить наши силы перед лицом народа, вверенного тебе великим Ниннай Акосом.