Люди огня - Наталья Львовна Точильникова 7 стр.


 Мы собрались,  заискивающим тоном проговорил он.  Но брата Франциска пока нет.

 Ну так пошлите за ним!

 Мы посылали

 И что?

Монах замялся и опустил глаза.

 Ну, говорите!  перехватил инициативу Марк.

 В конце концов, вы за него не отвечаете,  подбодрил я.

 Он отказался идти,  тихо сказал брат Лука.

 Где он?

 В Порциункуле.

Я вопросительно посмотрел на монаха.

 Это небольшая церковь в долине, в четырех километрах отсюда.  Пачелли был явно удивлен моим невежеством.  Если хотите, вам покажут дорогу.

 Хотим. Марк, возьми пару человек и вежливо доставь нам Святого Бессмертного Франциска Ассизского.

Марк кивнул. Он все прекрасно понял. Я в нем не сомневался.

 А мы пока начнем,  и я направился к кафедре.

Члены ордена оказались куда дисциплинированнее своего святого и вдохновителяпочти все скамьи в церкви были заняты. Монахи терпеливо ждали, вполголоса переговариваясь друг с другом.

 Господа,  начал я.  Все вы читали папскую энциклику «Imnperare Dei» о покорности Господу нашему, вновь прибывшему на землю под именем Эммануил. Все вы знаете о присяге, которую должны принести. Практически все представители духовенства и многие святые уже подтвердили свое желание принять в этом участие, и только ваш орден хранит молчание. Молчание, слишком похожее на бунт. Это более чем странно для ордена, чей основатель всегда проповедовал смирение и покорность папской власти.  Я сделал паузу и обвел их глазами.  В чем дело, господа? Объясните мне. Возможно, наши разногласия не столь глубоки, чтобы их невозможно было преодолеть. Ясность в делах всегда лучше взаимного непонимания.

Зал молчал.

 Может быть, лучше подождем брата Франциска?  предложил Лука Пачелли.

 Брат Лука, вы, кажется, здесь самый решительный, в чем дело? Почему брат Франциск не желает нас видеть?

 Он молится в Порциункуле.

 И что?

 У него разные видения

 Какие?

 Он считает, что ваш Господь Эммануил

Лука замолчал.

 Что считает?  я уже терял терпение.  Да почему я должен вытягивать из вас каждое слово?

Монах испугался еще больше.

 Давайте подождем Он сам все скажет.

 Ну давайте подождем,  я вздохнул и сел на место.

Францисканцы молчали, как могильные камни. Я не помню более тягостного молчания. К тому же я был здесь единственным, кто не знал чего-то, известного всем остальным. Крайне неприятное ощущение.

Минут пятнадцать я рассеянно любовался ближайшими ко мне фресками Джотто. Потом встал и угрюмо обошел храм. Все-таки святой брат Анжелико нравится мне больше. Говорят, он до сих пор живет в одном из доминиканских монастырей и достиг небывалого совершенства. Правда, находятся идиоты от искусствоведения, которые считают его устаревшим, скучным и несовременным. Но в музее Орсе его работы еще есть. Например, знаменитая импрессионистская версия «Рая». А вот в Помпидууже ни одной. Вероятно, современное искусство несовместимо со святостью.

Францисканцы сидели тихо. Как мыши.

Через полчаса на входе в церковь послышался шум. Все обернулись.

На пороге появился невысокий смуглый человек в залатанной монашеской рясе. Справа и слева от него шли мускулистые подчиненные Марка, а сзадисам Марк.

 Вот, принимайте: святой Франциск Ассизский!  с усмешкой доложил мой напарник.  Доставили. Вежливо.

Святой даже не обернулся.

 Мы очень рады вас видеть, брат Франциск,  почтительным тоном начал я.  Вероятно, вам есть что сказать. Разъясните нам позицию ордена. Проходите на кафедру.

Святой Франциск внимательно посмотрел на меняпочему-то мне показалось, что с жалостью,  и поднялся на кафедру.

 Братья мои,  обратился он к монахам.  Я уже говорил вам и повторю еще раз в присутствии этих людей,  он кивнул в нашу сторону.  Тот, кто называет себя Господом ЭммануиломАнтихрист, и на его слугахпечать Сатаны. Посмотрите на их руки!

Взгляды монахов заскользили по Знакам Спасения. Я не собирался скрывать знакнапротив, сложил руки на груди, словно демонстрируя его. Во взглядах было сомнение.

 Это не тот знак,  прошептал кто-то из монахов.

Отлично!

Я тут же взял инициативу в свои руки.

 Помните Апокалипсис ? Господь тоже помечает своих спасенных особым знаком, не только Антихрист. Это знак Господа.

 «И видел я иного Ангела, восходящего от востока солнца и имеющего печать Бога живаго»

Я обернулся на голос. Эрудитом, знающим наизусть Откровение, оказался брат Лука. Я посмотрел на него с благодарностью.

 «И воскликнул он громким голосом к четырем Ангелам, которым дано вредить земле и морю, говоря: не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего».

Мне пришлось снова обернутьсяцитату продолжил святой Франциск.

 На челах, а не на руках,  добавил он.  Печать на правую руку ставит только Антихрист.

Я усмехнулся.

 Детали! Когда пророчества исполняются, их смысл оказывается иным. Мне жаль тебя, брат Франциск. Тот, кого ты назвал Антихристом,  лучший из людей! Я не помню за ним ни одного дурного поступка.

 Не слушайте его!  с горечью проговорил святой.  Все это дьявольская прелесть. Мне было видение, и Господь, настоящий Господь, велел нам бежать в леса, горы и пустыни, чтобы скрыться там от Антихристовой власти и предаваться аскетизму, беспрестанно умерщвляя плоть!

 Откуда ты знаешь, что дьявольская прелесть, а что нет?  спросил я.  Разве тебя самого не обвиняли в том, что ты поддался прелести? Откуда ты знаешь, что тебе являлся Господь, а не дьявол? Как ты отличаешь одно от другого?

 Я молюсь.

 Все молятся, брат Франциск, у всех свои молитвы. Братья! Вам предлагают бежать от мира и поститься? Нет! Я говорю «нет», потому что Господь с нами, с нами жених! Кто же постится на свадьбе? Сбросьте же ваши власяницы и грубую обувь и наденьте лучшие одежды. Не поститесь, а пируйте! Вернитесь в мир, пойте и веселитесь вместе со всеми, потому что у нас праздник! Перед вами два путитемный путь самоистязаний и духовной гордыни, путь бегства от мира и Господа, спустившегося в мир и благословившего его своим присутствием, и второйпуть света, путь к Господу. Раскайтесь в своих сомнениях и нерешительности и будьте с ним, изнывая от счастья, от того, что он вас простил. Выбирайте! Мы подождем вашего решения.

 Зачем только вы пришли сюда?  с отчаянием сказал Франциск монахам.  Я же не велел!

Но я только презрительно окинул его взглядом и направился к Марку. Тот ошалело смотрел на меня.

 Слушай!  прошептал он.  Ну, ты даешь!

 А что?

 Ты говорил как как Иоанн Креститель!

 Ты мне льстишь,  заскромничал я.

 Ни фига! А еще ты поднялся над землей.

 Да ты что?

 Кроме шуток. Невысоко. Ну, на ладонь.

 Гм Святым, что ли, становлюсь?

 Кто тебя знает?.. Ладно, теперь куда?

 В монастырскую гостиницу,  громко сказал я, чтобы слышали братья-францисканцы.

 А вот это зря,  шепнул мой друг.  Их надо было брать тепленькими. Нечего давать им время на раздумья да еще и оставлять с ними святого. Еще неизвестно, кто перетянет.

Я засомневался.

 Может, ты и прав Но дело сделано. Хуже всего отказываться от собственных решений!

У выхода из храма, на огромном газоне, было выращено из цветов латинское слово «Pax».

Мы ушли в монастырскую гостиницу и заперлись в комнате. Соседний номер занимали Марковы ребята, так что мы чувствовали себя относительно спокойно. Хотя, если святой настроит против нас всю братию и убедит монахов в том, что мыслуги Антихриста, нам, возможно, придется плохо.

 Не посмеют,  успокаивал меня Марк.  В худшем случае мы уйдем ни с чем.

К счастью, нам не пришлось ждать долго, а то бы у меня нервы не выдержали. Это Марк слонялся по горам, а мне сегодня уже доводилось проявлять терпение.

В дверь постучали. Марк открыл так осторожно, словно боялся увидеть там целую толпу вооруженных монахов. Но монахов было всего четыре: Лука Пачелли, связанный и понурый Франциск Ассизский и еще двое, габаритами напоминавшие легендарного отца Тука.

 Совет ордена постановил, что мы признаем Эммануила Господом и поедем в Рим для принесения присяги,  объявил брат Лука.  Бывшего же святого брата Франциска мы поручаем вашим заботам. Пусть сам Господь решит его судьбу.

М-да Я не знал, что из святых можно разжаловать, но ничем не выказал своего удивления.

 Спасибо, брат Лука,  сказал я.  Господь вас не забудет. А о брате Франциске мы позаботимся.

Брата Франциска отдали под присмотр Марковых ребят с наказом обращаться ласково и кормить до отвала, а сами завалились спать. Наконец-то! Устали жутко.

Проспали часов до одиннадцати. А после полудня я лениво отправился проведать нашего святого. Его содержали в маленькой каморке на втором этаже гостиницы. У двери стояла охрана.

 Извините, господин Болотов,  обратился ко мне один из охранников, высокий накачанный парень.  Не ест он ничего и не пьет, отказывается. Не знаем, что делать. Руки-то мы ему развязали, жалко старика. Затекли они у него.

Я с сомнением посмотрел на парня.

 Да вы не беспокойтесь. Мы пост за окном выставили, не убежит. Да и высоко здесь. Куда ему!..

 Ладно,  сказал я и открыл дверь.

Святой Франциск лежал рядом с кроватью на холодном каменном полу. На звук открываемой двери он поднял голову и взглянул на меня.

При ближайшем рассмотрении его ряса производила сильное впечатление. На ней просто не было живого места. К тому же брат Франциск был раз этак в пять худее среднего местного монаха.

 Жалуются на вас,  укоризненно начал я.  Вы что же, объявили сухую голодовку?

 Перешли на «вы»?  тихо спросил Франциск.

 Извините, я вчера увлекся. Вы бы поели. И спать можно на кровати, там мягко.

 Я всегда так сплю,  с тихой улыбкой ответил святой и сел там же, на полу. Только теперь я заметил, что он бос, и мысленно обругал себя за невнимательность.

 Эй! Сволочи!  крикнул я охране.  Вы что, изверги, сандалии отобрали у старика? Думаете, так не сбежит?

Из-за двери появилась удивленная физиономия высокого охранника.

 Мы ничего не отбирали,  испуганно пролепетал он.

 Оставьте их,  попросил Франциск.  Они ни в чем не виноваты. Я всегда так хожу.

Я устало махнул рукой охраннику:

 Иди!  и сел на кровати напротив святого.

 И зачем так себя мучить?

 Чтобы быть ближе к Богу,  ответил Франциск.

 Чтобы быть ближе к Богу, надо поехать в Рим. Господь остановился на вилле Боргезе.

Святой внимательно посмотрел мне в глаза.

 Вы же неплохой человек, сеньор Болотов, зачем вы с ним?

 Гораздо хуже Господа Эммануила. Я ничего не видел от него, кроме добра.

 Это до поры до времени. Он еще покажет свое истинное лицо.

 Да с чего вы взяли, в конце концов?

 У вас на руке печать Антихриста, три шестерки.

 Это не три шестерки, это Знак Спасения,  и я начертил в воздухе трехлучевую закругленную свастику.  Ничего похожего.

 Правильно,  спокойно сказал святой.  Три шестерки, наложенные одна на другую и развернутые по часовой стрелке.

Я чуть не расхохотался.

 Это же произвольная трактовка! Так и в наскальных рисунках можно увидеть календарь!

Франциск покачал головой.

 Мне было видение

Но я не хотел больше слушать.

 Поешьте, брат Франциск,  ласково сказал я.  И не будет видений.

 В том-то и дело

Я встал с кровати и направился к двери. На душе у меня было нехорошо, не так как-то. То есть, честно говоря, очень хреново.

После обеда мы с Марком пошли гулять по городу. То и дело нам встречались группки подвыпивших монахов, распевавших фривольные песни. Братья-францисканцы явно забыли о своем строгом уставе и нажрались вдоволь.

 Эй, ребята!  крикнул нам развеселый монах, распивавший в компании братьев очередную (и, судя по всему, не первую) бутылку вина в маленьком открытом кафе.  Спасибо, что избавили нас от этого сумасшедшего. А то бы он нас всех раздел, разул и заставил заниматься самобичеванием. Хвала Господу Эммануилу!

 Хвала Господу!  мрачно повторил я. Мерзкое чувство на душе не проходило.

Я с трудом уговорил Марка ехать в Рим на следующий день. В конце концов, мы добились всего, чего хотели: орден принял решение принести присягу, и святой Франциск был в наших руках (хоть и упрямился), а до декабря оставалась еще уйма времени.

Вечером я опять зачем-то потащился к нашему пленнику. Жалко мне его было, что ли?

 Говорят, вы опять ничего не ели,  печально начал я, войдя в комнату.

 Ел, яблоко,  возразил Франциск. Он сидел на полу и как кот жмурился под лучами закатного солнца, Сегодня был редкий для октября погожий день.

 Что, одно яблоко?

 Не беспокойтесь, сеньор Болотов. Даже это для меня слишком роскошно. Я привык к более скромным трапезам.

Я вздохнул.

 Может быть, вам что-нибудь нужно?

 Нет, не стоит обо мне так беспокоиться.

 Просто я хочу привести Господу живого святого, а не святые мощи!  взорвался я.

 Ну, какой я святой?

 А вот это уже лицемерие. Грех, между прочим. Нормальные люди не живут по семьсот лет!

Франциск улыбнулся.

 Откуда вы знаете, что нормально, а что нет? Я пожал плечами.

 Брат Франциск, вы заблуждаетесь. Как только вы увидите Господа, ваши сомнения развеются, и вы примете его сторону. Так уже бывало со многими.

 Этого-то я и боюсь.

 Чего?

 Несвободы.

 Мы свободны.

Франциск покачал головой.

 Ну, что вы упрямитесь?  продолжал уговаривать Я.  Вы один. Ваши последователи вас предали.

 Они слабые люди. Не стоит осуждать их за это.

 Как с вами трудно, со святыми! И что Господь в вас нашел?

Франциск не ответил. Солнце зашло и больше не грело старика, и, кажется, это расстроило его гораздо сильнее, чем напоминание о предательстве ордена.

 Завтра мы едем в Рим,  строго сказал я.  Встанем рано. Готовьтесь.

Святой покорно кивнул. Глаза бы мои не видели! Я повернулся и вышел из комнаты.

Утром погода испортилась. Стало холоднее, пошел дождь. Франциска посадили на заднее сиденье автомобиля, между двух охранников. Марк сел за руль, а я рядом с ним. Но, когда мы подъезжали к Сполето, небо очистилось и вновь выглянуло солнце. Но птицы по-прежнему летали низко, и, вот странно, всю дорогу над нами вилась целая стая голубей.

 Не хотите начать проповедь, брат Франциск?  поинтересовался охранник по имени Макстот, который жаловался мне на голодовку пленника.

Святой улыбнулся.

 Слушай, Макс, посмотри-ка, а у нас цветы из-под колес не вырастают?  подхватил его напарник.

Макс честно высунулся в окно и изучил дорогу.

 Не-а. Наверное, почва неподходящая, асфальт всё-таки.

 Прекратите!  строго приказал я.

Через полчаса мы остановились в горной долине, возле небольшой придорожной забегаловки, и пошли обедать. Франциска оставили в машине под присмотром Макса.

Я взял две порции гамбургеров в булочках и два яблочных пирожка.

 Пойду отнесу старику,  объяснил я Марку.  Вы пока ешьте.

 Да что ты с ним цацкаешься?  возмутился мой напарник.  Он не дитя малое. Слава богу, старше нас с тобой вместе взятых и, знаешь ли, поумнее. Тоже мне, беднячок!

 Не сердись, Марк Он просто сумасшедший старик.

Я вышел из кафе и сел в машину на заднее сиденье, рядом со святым.

 Вот, поешьте. Гамбургер можно вынуть. Возьмите булочку. Здесь капуста, огурчик.

Франциск вытянул за хвост обрезок капустного листа и отправил в рот.

 Спасибо.

 Слушай, Петр,  обратился ко мне Макс.  Мне тут надо отойти. Ты не посторожишь?

 Иди, конечно.

Макс снял с руки браслет наручников, которыми был скован с Франциском, и передал его мне вместе с ключом.

 Не люблю я этого,  сказал я, когда Макс ушел. Снял браслет с руки святого и с отвращением бросил наручники на переднее сиденье.

 Спасибо,  сказал святой, потирая запястье

 Слушай, брат Франциск, убирайся, а, надоел ты мне до смерти!

 Нет! Что вы! Вас за это накажут.

 Ничего мне не будет.  Я открыл дверь и попытался вытолкнуть святого наружу. Но он уперся.

 Не надо, сеньор Болотов! Вы себя погубите!

 О себе подумай! Ну, быстро, пока Макс не вернулся. Он не такой добрый!

Франциск покачал головой.

 Если у вас в раю все такие идиоты, я предпочту ад!  Я увидел, что Макс появился из-за поворота и приближается к нам, и захлопнул дверь.

 Не надо, молодой человек, в аду хуже,  серьезно сказал Франциск

 Я снял с него наручники,  объяснил я, когда Макс сел в машину.  Он и так не сбежит.

 Угу. Я тоже так думаю.

 Это тебе,  я пихнул ему вторую, нетронутую порцию гамбургера. Вообще-то я планировал ее для себя, но как-то расхотелось.  Я пойду к Марку.

После обеда, как только мы с Марком и вторым охранником, Сергеем, вышли на улицу, мы сразу почувствовали неладное. Дверь нашей машины была открыта, и в салоне не было заметно никакого движения. Мы бросились к автомобилю. Франциска там не было, а Макс лежал, откинувшись на спинку сиденья Он был без сознания. Я нашел в аптечке нашатырный спирт и сунул ему под нос, а Марк применил более радикальное средство: он отхлестал своего подчиненного по щекам, не слишком доверяя медицине. Макс очнулся.

 Что случилось?  требовательно спросил я.  Где Франциск?

Макс ошалело посмотрел на пустое сиденье.

 Не знаю.

 Как это не знаешь?

 Мы молились. Святой Франциск предложил помолиться перед едой, и я решил, что это правильно.

 «Решил; что это правильно»,  передразнил я.  Нашел с кем молиться! Ну и что?

 Был свет, очень яркий, и словно шорох крыльев. Потом Не помню

 Перед Господом ответишь!  строго сказал я.

Остаток дороги до Рима прошел невесело. Макс был подавлен, я кусал губы, а Марк подозрительно смотрел на нас обоих, словно на заговорщиков.

ГЛАВА 2

Мы свернули на виллу Боргезе со стороны улицы Витторио Венето, проехав под очередной римской развалиной. После поселения здесь Эммануила часть парка закрыли для посещения, и на входе у нас проверили пропуска. Господь принял нас сразу, и я решил начать с хорошей новости:

 Орден святого Франциска вынес решение присоединиться к присяге.

Господь кивнул.

 А сам Франциск Ассизский?

 Он был у нас в руках,  я вздохнул.  Но ему удалось бежать.

 Как?  Учитель впился в меня глазами.

Я рассказал. Равви поморщился.

 Все за дверь. Я буду говорить только с Максом. Далеко не уходите.

Мы проторчали под дверью минут пятнадцать. Я рассеянно смотрел в окно на огромные кедры и платаны парка, когда на пороге наконец появился Макс.

 Господин Болотов, Господь требует вас,  весело сказал он.

Я обреченно вошел в комнату.

 Это правда, что ты снял с него наручники?  резко спросил Учитель.

Отрицать было бесполезно. Я кивнул.

 Почему?

 Он просто безобидный немощный старик

 Безобидный и немощный вас всех переиграл! Надо было поменьше с ним разговаривать.

 Он был такой смиренный

 Смирениевеликая сила. Тебе бы поучиться у него смирению и покорности, Пьетрос. Ты думаешь, что ты его спас? Нет! Ты его погубил, оставив в плену его заблуждений. И эта погибшая душа на твоей совести.

 Но я же его не отпускал!

 Ты думал об этом. И не смей утверждать, что это не так! Ты не веришь в меня, Пьетрос.

Я отчаянно замотал головой.

 Да, если бы ты верил в меня, ты бы привел ко мне своего лучшего друга, своего брата, свою мать. Привел бы связанными, если бы они посмели сопротивляться! И сделал бы это радостно и с легким сердцем, потому что верил бы в то, что я справедлив и милосерден и моя властьблаго. Ты виновен не меньше Лойолы и принесешь покаяние вместе с ним.

Я вопросительно посмотрел на Господа.

 Да, Лойола захвачен в Испании. И я уверен, что Филипп, в отличие от тебя, доставит его до места.

Эх! Лойолу я бы тоже не выпустил.

 Но ведь с Франциском был Макс, когда старик бежал,  попытался оправдаться я.

 Не суди других. Это мое дело. Итак, в день присяги, двадцать пятого декабря, ты придешь в собор Святого Петра босым, в одной рубашке, возьмешь свечу, встанешь на колени перед алтарем и не посмеешь подняться, пока я тебе этого не позволю. Приготовься, что это надолго. А до этого дня чтоб я тебя не видел!

 Я должен покинуть виллу?

 Безусловно! Кстати, знак на твоей руке пока буду видеть только я и святые. Ты ведь уже понял, что они видят знаки? Для всех остальных и для тебя тоже символ спасения исчезнет.

Я испуганно взглянул на тыльную сторону ладони. Трехлучевая свастика бледнела и истончалась, пока не исчезла совсем.

Я с ужасом посмотрел на Господа.

 И не удивляйся, если на тебя посмотрят, как на отверженного,  беспощадно заключил он.  Ты не достоин того, чтобы носящий Знак Спасения подал тебе руку! Всё. Убирайся,  и Господь отвернулся к окну.

Я понуро вышел из комнаты, пряча глаза от Марка и Сергея. Бывший спецназовец взглянул на мои руки, не увидел знака и отступил на шаг, не сказав ни слова.

Из моих комнат меня выселили в этот же вечер. Просто пришли и приказали освободить помещение. Я собрал свою старенькую синюю сумку и вышел на улицу. Было холодно и влажно. Дул порывистый ветер, закручивал вихрями и гнал вдоль аллеи опавшие листья платанов. Небо вновь затянули тучи.

Я поселился было в пятизвездочной гостинице «Экселсиор» на Виа Витторио Венето, что не так плохо. Местная Тверская с рядами магнолий по обе стороны. Попытался расплатиться по карточке. Портье вернул ее мне c виноватой улыбкой.

 Что-то не так. Банк не оплачивает вашу карточку. Но мы принимаем солидовые чеки и даже наличные. Вы можете расплачиваться за каждый день.

Чековой книжкой Эммануил меня не обеспечил, а самому заняться было некогда, и я пошел искать банкомат. Таковой обнаружился в вестибюле.

«Ваша карточка не валидна,  высветилось на дисплеe,  Свяжитесь со своим банком».

У меня засосало под ложечкой. Я перешел на другую сторону улицы и помучил еще один банкомат. То же самое.

Я сдался и позвонил в банк

 Минуточку, сеньор Болотов.  Клерк гулко положил на стол трубку и исчез по крайней мере минут на пять.  Уточните, пожалуйста, номер вашего счета,  наконец возник он из небытия.

Я уточнил.

 Сеньор Болотов, ваш счет арестован.

И я услышал короткие гудки.

На этом окончились мои пятизвездочные развлечения, и я потащился к Центральному вокзалу, району дешевых пансионов. Впрочем, дешевыепонятие относительное. Тех четырехсот солидов, которые, к счастью, завалялись в моем кошельке, мне хватило бы дней на десять. В самом дешевом месте. Если конечно, ничего не есть.

Оставалось искать работу. Дня через два я окончательно убедился, что программисты нигде не требуются, к тому же я внезапно обнаружил, что больше не понимаю итальянского. Кому нужен иностранец без знания языка?

Оказалось, нужен. Мойщиком машин за пять солидов в час. И я вынужден был перебраться в грязный притон на окраине города и жить под одной крышей с неграми, китайцами и дешевыми проститутками.

А в ноябре пошел снег. Чего попросту не могло быть. Здесь температура никогда не опускалась ниже пяти градусов тепла. Местные жители удивленно смотрели на это чудо, а римская детвора безмерно радовалась неожиданной возможности поиграть в снежки.

Меня же это обстоятельство абсолютно не радовало, поскольку я не взял из дома теплой одежды, а купить было не на что, слишком много денег пожирало жилье и еда. Впрочем, я надеялся накопить, но в середине ноября меня уволили, даже не объяснив причины.

Деньги стремительно утекали между пальцев, и скоро я уже не мог позволить себе купить утреннюю газету, а телевизора в номере не было. Я остался без информации, а еще через неделю впервые посетил бесплатную столовую для бедных. Признаться, после рациона виллы Боргезе она произвела на меня удручающее впечатление.

Наступил вечер. Я сел на кровать и закутался в дырявую выцветшую тряпку, которую хозяин притона гордо именовал одеялом. Было холодно и промозгло.

Вдруг в дверь постучали.

 Войдите, открыто,  устало сказал я. Замки здесь не были предусмотрены.

Обшарпанная дверь капризно застонала и распахнулась. На пороге стоял Марк в роскошном, с иголочки, пиджаке и неярком, но явно дорогом галстуке (я раньше не замечал, что мой друг тоже неплохо одевается). В одной руке Марк держал торт, в другой бутылку шампанского и весело смотрел на меня.

 Марк!  воскликнул я.  Заходи! Как ты меня нашел?

Мой друг водрузил торт и бутылку на заплеванный и исписанный стол, который при этом угрожающе покачнулся, и плюхнулся рядом на видавший виды стул.

Я зажмурился. Но стул выдержал, только предостерегающе крякнул.

 Ребята видели тебя в бесплатной столовой,  объяснил Марк.

Я отвернулся к окну.

 Да не стремайся ты, все будет нормально,  сказал он, развязывая торт, и на его рукавах сверкнули алмазные запонки.

 Меня с работы уволили,  проговорил я.

 А где ты работал?

 На автостоянке. Машины мыл.

 А, это у тебя хозяин попался перестраховщик.  Марк открыл торт и разрезал его на аккуратные кусочки.

 Почему?

 У тебя Знака нет.

 Ну и что?

Он удивленно посмотрел на меня:

 Ты что, новостей не знаешь?

 У меня денег нет на газеты.

 А когда работал?

 На пальто копил.

Марк скорбно промолчал.

 Ну, что там произошло?  устало спросил я.

 А произошло вот что. Господь объявил, что до конца февраля все должны принести покаяние и присягу и обрести Знаки Спасения. С первого марта вступает в силу «Закон о погибших». В нем неотмеченные Знаком Спасения объявляются вне закона и нарекаются «погибшими». Тот, кто убьет или ограбит «погибшего», не считается совершившим преступление и не подлежит наказанию. У «погибших» нельзя ничего покупать и им ничего нельзя продавать. Их нельзя брать на работу и подавать им милостыню.

 Марк! Что же тогда можно? Это же бесчеловечно!

Он сурово посмотрел на меня.

 Можно и нужно взять «погибшего» за ручку и отвести в церковь к верному Господу священнику, чтобы «погибший» обрел Знак Спасения и стал «возрожденным». За это куча плюшек приведшему, вплоть до денежной премии, и подъемные «возрожденному». Очень приличные, между прочим.

 Но это же тоталитарное общество!

 Ты еще вспомни безнравственное учение о свободе совести!

 Почему безнравственное?

Марк вздохнул.

 Если мы позволяем человеку верить, как он хочет, мы сознательно толкаем его к гибели. Петр, неужели, если ты увидишь, как слепой движется к пропасти, ты не встанешь у него на пути?

 Но, может быть, это я слеп?

 Вот, Петр. Ты не веришь. Иначе у тебя не возник бы этот вопрос. Правильно тебя Господь наказал.

Я прикусил губу.

 Если бы ты верил, Петр, ты бы сразу понял, что Господь просто хочет спасти как можно больше людей.

Марк возился с бутылкой, сдирая с нее серебристую бумагу и снимая проволочку. На его руке красовался черный Знак Спасения. Я с завистью смотрел на него.

«Конечно, он прав,  думал я.  Господь ведь заботится только о нашем спасении. А я все так же преступен и не пекусь о собственном исправлении».

 Слушай, Марк, а когда я принесу покаяние, как ты думаешь, Знак появится?

 Никаких сомнений.

Пробка шампанского наконец подалась и с грохотом вылетела на волю.

 Давай за это выпьем,  предложил Марк.

Марк навещал меня еще несколько раз и даже подкидывал денег.

 Ты бы что-нибудь посерьезнее принес,  попросил я как-то, тоскливо глядя на очередной торт.  Мяса там и вина. А то ублажаешь, как девицу.

 Будет сделано,  пообещал он.

И в следующий раз торт сменила колбаса. Прибывшее с нею вино называлось «Обитель ангелочков» и было французского происхождения. Вкус оказался куда лучше названия.

 Слушай, а тебе от Господа не влетит за то, что ты меня подкармливаешь?  спросил я.

 Он мне не запрещал.

В начале декабря газеты сообщили о том, что Северная Европа признала власть Эммануила. Я представил себе хипов со Знаками Спасения, покуривающих марихуану на лужайках Амстердама, и мне почему-то стало не по себе.

Спустя неделю Господь посетил островную часть Англо-Французской Федерации: сначала Англию и Шотландию, потомИрландию. Визит был мирным, но очень эффективнымЭммануила признали.

Честно говоря, меня беспокоило еще одно обстоятельство. Снег, вопреки ожиданиям, не собирался таять, и температура явно была ниже нуля. Я с содроганием думал о том, как пойду по улице босиком.

 Не дрейфь, Петр,  успокоил мой друг.  Я тебя до собора на машине довезу.

 Господь увидит.

 Ничего, мы остановимся за утлом.

 Ох! Переться через всю площадь!

 А кому сейчас легко? В газетах пишут, в Москве вообще пятьдесят три градуса мороза. Система отопления вышла из строя. Буржуйки топят книгами и мебелью. А ты «босиком по снегу»! Подумаешь!

 Тебе бы так!

 Я «погибших» не выпускал,  Марк уже вовсю пользовался этим термином.  И, если Господь прикажет пройти босиком по снегу, не испугаюсь, не беспокойся. Хоть по раскаленным углям!

 Хвастун!

 Нисколько.

И вот этот день настал. Точнее, холодное хмурое утро двадцать пятого декабря. Как и обещал, Марк довез меня почти до площади Святого Петра и остановил машину на Виа дель Сайт Уффицио.

 Ну, давай,  и Марк подал мне длинную белую рубашку.

Назад Дальше