Что тут хитрого? веселился. Обычный винтовой цоколь: одну выкрутил, другую завернул. Проще некуда.
Закрутив лампочку, Федор протирал колбу чистой тряпицей. «Так прослужит дольше», говорил Друг. Пару раз ему пытались дать на чай. Федор отказывался и просил отблагодарить швейцара: он ведь лестницу тащил. Раз следить за заменой явилось целое семейство: чиновник в вицмундире, его дородная супруга и две дочкипухленькие и смешливые. По завершению работы чиновник дал гривенник швейцару, другой протянул монтеру.
Извините, ваше благородие, отказался Федор. Но я это делаю не за деньги.
А чего ради? удивился глава семейства.
Хозяйке помогаю. Она женщина вдовая, одинокая, как откажешь? Да и жалованье у меня приличное.
И какое же? поинтересовался чиновник.
Как у армейского капитана.
Слышала, дорогая? обратился чиновник к жене. Вот за кого дочек нужно выдавать! А то ищем
Супруга в ответ фыркнула, чиновник захохотал, дочки посмотрели на Федора с интересом.
С отладкой производства Федор провозился до конца лета. Завершив, вздохнул с облегчениемнадоело. Пора конструированием заняться. Он как раз набрасывал на листке эскиз, когда прибежал посыльный и передал приказ зайти к Рогову. Федор отложил рисунок и отправился. В кабинете, помимо начальника мастерской, оказался и Куликов. Во взглядах офицеров, устремленных на него, Федор разглядел какое-то странное веселье.
Садись, Федор Иванович! предложил Куликов. Разговор есть.
Кошкин подчинился.
Для начала добрая весть, начал Рогов. Начальник завода утвердил тебе жалованье. Сто двадцать рублей.
Благодарю, ваше благородие! сказал Федор.
Это не все, подхватил Куликов. Подписан приказ о награде отличившимся. Тебетриста рублей.
Федор не успел ответить, как офицер продолжил:
Нам с Михаилом по тысяче, а еще представление на досрочное производство в чин. Всем этим мы обязаны тебе. Прими искреннюю благодарность. Приглашаем отметить награду в воскресенье, в ресторане.
А так можно? спросил Федор.
Почему нет? удивился Куликов.
Вы дворяне, я мастеровой.
Что я говорил? повернулся Куликов к Рогову. Скромен, как истинный талант. Можно, Федор. А насчет дворянства Я сын мастерового. Окончил реальное училище, поступил в Михайловское артиллерийское, где познакомился с Мишей. Он тоже не потомственный дворянин, из офицерских детей[1]. Вместе получили назначение на Тульский завод.
Так вы друзья? догадался Федор.
С училища, подтвердил Куликов. Но на людях не показываем, потому как субординация. Что скажешь?
Соглашайся! посоветовал Друг. В ближний круг зовут. Это дорогого стоит.
Непременно приду, ваше благородие! сказал Кошкин.
Вот славно, заключил Куликов. Мы будем с женами, так что можешь взять невесту. Есть такая?
Не завел еще, развел руками Федор.
Если будешь так работать, скоро заведешь, улыбнулся Куликов. Маменьки прохода не дадут. Нас вот с Мишей быстро охмурили.
Коля! насупился Рогов.
Шутка, Миша! поспешил Куликов. Не подумай, Федор: жены у нас замечательные. Жаждут познакомиться: мы им уши прожужжали про тебя.
Болтун! хмыкнул Рогов, впрочем, незлобиво.
В назначенный час принаряженный Федор топтался у ресторана. Чувствовал себя не в своей тарелке. Шею давил накрахмаленный воротничок сорочки, потела голова под котелком, купленным для такого случая. Офицеров с женами все не было. «Передумали, что ли? тосковал Федор. Что же делать? Уйти? Вдруг явятся, а меня нет?» Наконец к ресторану подкатила коляска. Опущенный верх позволял разглядеть в ней Рогова с Куликовым, а еще двух дам. Коляска остановилась, офицеры спрыгнули на тротуар и помогли выйти женам.
Вот и наш герой, улыбнулся Федору Куликов. Добрый вечер. Извини, что опоздали. Пока собрались Женишьсяузнаешь, как бывает.
Николя! укорила офицера низенькая, пухленькая дама.
Молчу, молчу, дорогая! улыбнулся Куликов. Алевтина Григорьевна, Полина Александровна, позвольте вам представить Федора Ивановича Кошкина. Золотые руки, светлая голова, гордость Тульского оружейного завода.
Федор снял с головы котелок и поклонился.
Здравствуйте, ваши благородия.
Обращайтесь к нам по именам и отчествам, предложила Полина Александровната самая пухленькая дама, удивительно походившая на мужа. Жена Рогова, высокая и худощавая, сморщилась, но кивнула.
С этой будут проблемы, оценил Друг.
Дамы, прошу! Куликов указал на ресторан. Нас стерлядка заждалась. И молодая телятина.
Он плотоядно пошевелил усами. Швейцар открыл им дверь, и компания вошла в ресторан. Там офицеры и Федор сдали головные уборы гардеробщику, дамы остались в шляпках. Подскочивший официант отвел их к столику. Тот располагался у сцены, где бренчал на пианино молодой человек с длинными волосами и во фраке. Стол укрывала белая, накрахмаленная скатерть. Поверх стояли фужеры и лежали серебряные приборы.
Я не умею ими пользоваться! запаниковал Федор. Мысленно, конечно.
Не ссы! отозвался Друг. Я умею.
Офицеры помогли женам сесть, заняли места рядом. Федор примостился с краю.
Шампанское неси! велел Куликов официанту. И стерлядку под соусом бешамель.
Сей минут! сказал официант и умчался. Обратно появился с серебряным ведерком в руках. Из него торчало горлышко бутылки. Официант поставил ведерко на стол, сорвал с горлышка фольгу и с легким хлопком извлек пробку. Завернув бутылку в салфетку, разлил шампанское по бокалам. После чего снова убежал.
Дамы, господа! Куликов поднял свой бокал. За здоровье присутствующих!
И награды! добавил Рогов.
Будет здоровье, будут и награды, хмыкнул Куликов и в два глотка осушил бокал.
Николя! укорила его супруга.
Ерунда! ответил Куликов. Легкая шипучка.
Федор пригубил из своего бокала.
Кислятина! пожаловался Другу.
Она вся такая, отозвалось в голове. Виду не показывай. На нас смотрят. Сейчас мы их удивим.
Вдова Клико? спросил Федор, ставя бокал.
Точно! кивнул Куликов. Разбираетесь, Федор Иванович? Не ожидал.
Доводилось пробовать, скромно сказал Федор. Дамы наградили его удивленными взглядами.
Подскочил официант с подносом. Расставил перед гостями тарелки с запеченной стерлядью, в центр стола водрузил блюда с тонко нарезанным пшеничным хлебом. Федор наколол вилкой ломоть и положил на тарелку перед собой. Затем взял правой рукой странный нож, походивший на лопатку. Прижал вилкой стерлядку к блюду и легким движением срезал филе с хребта. Отделив кусочек, обмакнул его в соус и отправил в рот. Положив приборы, отломил от хлеба кусочек и бросил следом. Прожевалвкусно. Внезапно в нем проснулся аппетит, и Федор набросился на угощение. Ел быстро, но аккуратно, сопровождая каждый кусок глотком из бокала. Не успел опомниться, как стерлядка кончилась. Этим тут же воспользовалась Куликова.
Где вы научились так пользоваться столовыми приборами, Федор Иванович? спросила. Признаться, удивили.
Я это смущенно забормотал Федор. В книжке видел.
Menteur[2]! фыркнула жена Рогова.
Аля! укорил ее муж.
Excusez-moi, Madame. Si vous voulez que vous ne soyez pas compris, choisissez une autre langue, comme le Latin. Je connais le français, ainsi que l'allemand et l'anglais[3], - сказал Федор.
За столиком воцарилась тишина. Офицеры и их жены изумленно смотрели на Федора. Первым не выдержал Куликов. Откинувшись на спинку стула, он захохотал. Хрюкнув, к нему присоединился Рогов, следом прыснула Полина. Алевтина покраснела, но спустя несколько мгновений присоединилась к остальным. Невозмутимым остался лишь Федор. Наконец смех стих. Первым заговорил Куликов.
Умеешь ты удивлять, Федор. Где выучился языкам?
В приюте. Была у меня там покровительница, свободно говорила на всех трех. А у меня к языкам способность.
Не только к ним, хмыкнул Рогов.
Вы вправду знаете английский? затараторила Полина. Скажите что-нибудь! Никогда не слышала[4].
Федор на мгновение задумался.
Good friend, for Jesus sake forbear, to dig the dust enclosed here, начал нараспев. Blessed be the man that spares these stones, and cursed be he that moves my bones.
Это стихи? спросила Куликова.
Точно так, Полина Александровна, подтвердил Федор. Эпитафия на могиле Шекспира. В переводе будет так: «Друг, ради Господа, не рой останков, взятых сей землей; не тронувший блажен в веках, и прокляттронувший мой прах».
Вы читали Шекспира в подлиннике?
Пробовал, Полина Александровна, не понравилось. Я больше техническую литературу потребляю. Мастеровой ведь.
Да уж! язвительно произнесла Рогова.
Муж посмотрел на нее укоризненно. Неловкую сцену сгладил появившийся с подносом официант. Поставил перед гостями блюда с телятиной и графинчик с коньяком, собрал грязную посуду и унес. Куликов немедленно завладел графинчиком и разлил коньяк в бокалы мужчин. Женщинам добавил шампанского. Застолье продолжилось. Звучали тосты: за дам, за золотые руки и светлую голову Кошкина, алавердыза умных и понимающих начальников. Федор пил, ел нежную телятину в кисло-сладком соусе, улыбался шуткам и говорил дамам комплименты. Спросив у них разрешения, офицеры расстегнули воротники мундиров, Федор ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Ему было радостно и тепло. Он сидел в компании милых и приятных людей, даже жена Рогова не казалась более мымрой. Красивая женщина. Ну, а кобызится, так дворянка, да еще из столбовых, как шепнула Федору Полина, когда Алевтина ненадолго удалилась «припудрить носик».
Счас спою! внезапно прозвучало в голове Кошкина.
Что ты! испугался Федор. Неприлично.
Не ссы, Федя! отозвался Друг. Я ж не за столом. Вон как раз пианист ушел.
Ты умеешь играть? удивился Федор.
Учили в детстве, ответил друг. Родители хотели, чтобы сын развивался всесторонне. В результате вырос балбес. Учиться не хотел, экзамены в институт провалил, отец разозлился и пристроил меня на завод. Потом армия, где вправили мозги. После года службы поступил в военное училищедля срочников имелись льготы. Но играть не разучился, любил заплести дамочкам мозги, Друг хихикнул. Они падкие на такое. Так что споем.
Я не умею! запаниковал Федор.
В армии пел? спросил Друг.
Да, согласился Федор. В строю.
Вот и здесь сможешь! отрезал Друг. Дамы и господа! обратился он к присутствовавшим за столом. Не возражаете, если я вас немного развлеку. Пианист ушел, скучно.
Просим! захлопала в ладоши Полина.
Просим! поддержали ее остальные, в том числе Алевтина.
Федор встал, перешел к пианино и опустился на табурет перед ним. Пробежался пальцами по клавишам.
Немного расстроено, оценил Друг. Но сгодится. Что им исполнить? Наверное, из репертуара Малинина, он у нас главный российский гусар. Поехали!
У вагона я ждал, расставаясь с тобой,
Полон грусти печальных мгновений.
И в мечтах об ином, вся душою со мной,
Ты мне бросила ветку сирени[5]
Пел Федор не в полный голос, негромко аккомпанируя себе, но шум в ресторане стал понемногу стихать. Скоро неизвестного исполнителя слушали все.
Я вернулся к себе, этот вечер унес
Все надежды, всю радость стремлений.
В эту ночь отцвела от объятий и слез
Ветка белой душистой сирени.
Закончив, Федор встал и поклонился. Ответом были аплодисменты. Кто-то даже крикнул: «Браво!»
Еще! вскочила с места жена Куликова. Пожалуйста!
Федор улыбнулся.
Для очаровательной и несравненной Полины Александровны, супруги штабс-капитана Куликова, исполняется романс «Берега». Музыка и слова народные[6].
Он сел и положил пальцы на клавиши.
Берега, берега, берег этот и тот,
Между ними рекамоей жизни.
Между ними река, моей жизни течет,
От рожденья течет и до тризны
Там за быстрой рекой, что течет по судьбе
Свое сердце навек, я оставил
Свое сердце навек, я оставилтебе
Там, куда не найти переправы
Дойдя до припева, он ударил по клавишам.
А на том берегунезабудки цветут
А на том берегузвезд весенний салют
А на том берегу, мой костер не погас
А на том берегу, было все в первый раз.
В первый раз я любил, и от счастья был глуп.
В первый раз пригубилдикий мед твоих губ.
А на том берегу, там, на том берегу
Было то, что забыть, никогда не смогу
В этот раз аплодисменты были бурными, прибавилось и криков «Браво!» Федор поклонился и вернулся за стол.
Изрядно, изрядно! сказал ему Куликов. Не знай я хорошо свою супругу, непременно взревновал бы. С такой страстью пели!
Будет тебе, Отелло! шлепнула его по руке веером Полина. Не смущай Федора Ивановича, он для нас старался. От вас песен не дождешься.
Нас несколько иному обучали, не смутился Куликов.
Для меня не спели! укорила Федора жена Рогова.
Хотел, но не решился, Алевтина Григорьевна, развел руками Кошкин. Вы дама строгая. Взяли бы и запустили в меня бокалом.
Офицеры и их жены захохотали.
Она может, выдавил сквозь смех Рогов.
Не возводи напраслины! обиделась супруга. Не слушайте его, Федор Иванович! Мой мужлегкомысленный человек, не знаю, за что его начальником сделали. Придумает тоже. Я даже в прислугу посудой не кидаю. Ну, почти. Федор Иванович, ловлю вас на слове. При случае споете.
Непременно! пообещал Федор.
Господа! включился Куликов. С разрешения наших дам предлагаю посетить курительную комнату. Возражения есть? Нет. Удаляемся.
После ухода мужчин, Алевтина подсела к Полине.
Теперь поняла? спросила вполголоса.
Что? удивилась подруга.
Почему Кошкина лжецом назвала? Надо же, придумал сказочку! хмыкнула Рогова. Манерам по книжкам обучался, в приютеязыкам и игре на фортепиано. Это где ж такое есть?
Гм! кивнула подруга. Соглашусь.
Как приборы брал, видела?
Не обратила внимания.
А вот я заметила. Руку только протянули нож в руке. К вилкетоже.
Да не может быть! ахнула подруга. Осененный? Но тогда почему мастеровой?
Не Осененный, а с даром, поправила Алевтина. Осененными государь назначает. Что до родовых, то всякое бывает. Насмотрелась. Я сама из них, но способностей не имею. Таковые роду не нужны, их бы лишь куда пристроить. Меня сунули в Смольный[7]. Хорошо, что на балу познакомилась с Михаилом, а не то могли выдать за старика, она вздохнула. У родовых свары в семьеобычное дело, неугодного могут извести на раз. Полагаю, что Федор бастард. Был признан и любим отцом, оттого великолепное образование и манеры. А затем отец умер, мальчику грозила смерть. Уморили бы родственники. Кто-то из друзей отца догадался спрятать юношу среди мастеровых. Кто додумается там искать? Заменили имя и фамилию, наказали не высовываться. Он и рад стараться, только кровь не скроешь. Потому способность к языкам и к железкам этим. Миша говорил, что беседует с Кошкиным на равных. А ведь он Михайловское с отличием закончил.
Николя тоже это говорил, подтвердила Полина. Удивлялся очень. Интересно, из каких Кошкин будет?
Кто-то из Демидовых, сказала Алевтина. У них всех страсть к железу. И кинетики опять-таки.
Федор не похож на аристократа, засомневалась Куликова. Простоватое лицо, ростом не удался. Если б не манеры
Много ты видела Осененных? снисходительно улыбнулась Рогова. Уродов среди них полно. Некоторые даже тем гордятся, как Габсбурги нижней челюстью[8]. Дескать, не такие, как другие. Федор на их фоне очень даже милый. Ну, а что на мастерового смахивает, так таится. Враги, видимо, живы.
Что мы будем делать? спросила Полина.
Помогать ему, ответила подруга. Дружить с Кошкиным полезно. Благодаря ему Миша с Николаем получат новые чины. И награды дали. Пока деньги, но возможны ордена, если Кошкина не сманят. Миша говорил, что такого на любом заводе примут с распростертыми объятиями. Он как курочка из сказки, что несет золотые яички. Грех такую отдавать. Мы поступим так
Она наклонилась к уху подруги и зашептала. Полина, слушая, кивала головой. Когда мужчины вернулись из курительной, жены встретили их решительными взглядами.
А скажи-ка, дорогой, начала Рогова, едва муж сел рядом, если Федор Иванович сдаст экзамены за реальное училище, его сделают техником?