Следом за незнакомцем вошел еще один спортсмен. Пехотинцы загалдели и бросились приветствовать друга. Как выяснилось из разговора, во время операции его чуть не поглотила тень (вытащить успели в последний момент), и последние три месяца он провел в госпитале.
А как это вообще? Когда поглощают, скомкано спросил один пехотинец.
Пострадавший помрачнел и ответил не сразу.
Будто тебя рвут на части, одновременно прижигая свежевырванные куски.
Сознание и тело медленно стала окутывать апатия. Тряхнув головой, Ярослав бросил на пострадавшего кислый взгляд и вышел из борцовской.
В тренажерной он завел стоящий на окне патефон, и из рупора вылетела бодрая мелодия Metallici. Одев на штангу для жима восемьдесят килограмм, Броднин лег на скамью.
Подстраховать? спросил незнакомец, бесшумно появившийся в комнате.
Ярослав, подняв брови, скосил на него глаза.
Не надо. Это разминочный подход, сказал он и сделал двадцать повторений.
Мышцы надулись, по венам полетела кровь, адреналин, подгоняемый аккордами Metallici, жестко промчался по телу. Губы растянулись в ослепительную улыбку и, пританцовывая, Ярослав накинул еще десять килограмм.
Следующий подход рабочий, тогда и подстрахуешь, обратился он к незнакомцу, ложась на скамью.
Незнакомец, снимая со стойки блины, кивнул. На третий подход Броднин повесил сто двадцать килограмм и, оглядев брюнета, махнул ему рукой. Тот подошел.
Сергей, протянул он руку.
Очень приятно, пожал ее Броднин. Ну что, давай?
Самостоятельно выжав семь раз, еще три он сделал с помощью брюнета. Вскочив, Броднин подлетел к груше и всадил в нее три мощных удара.
А-а-а! Хорошо пошла!
Ты с жимом все, Ярослав? спросил брюнет.
Броднина окатило ледяным потом. Он внимательно посмотрел Сергею в глаза и прокрутил в голове их трехминутное знакомство. Свое имя он точно не называл.
Да, закончил.
Подстрахуешь тогда? Я плечо вывихнул месяц назад. Врачи убедили, пока сильно не убиваться, как будто ничего не заметив, сказал Сергей.
Броднин с улыбкой кивнул. Они повесили семьдесят килограмм, и брюнет сделал пятнадцать повторений. Положив штангу, он встал и начал трясти руками. Ярослав направился к штанге для приседа.
Как тут у вас вообще? Тихо-спокойно или лезут, сволочи? спросил Сергей. Меня неделю назад из соседнего полка перевели. После того, как нас там покусали сильно. Может, слышал, что в Ореховке было?
Броднин вспомнил, что месяц назад им доводили о большом наступлении теней на севере. Два поселка и одну деревню пришлось оставить. Брюнет хорошо осведомлен, но как он допустил такой промах с именем? Или это намеренно?
Да тихо-спокойно, сказал Ярослав, закончив подход. Сидим в нарядах, херней страдаем.
Вспомнилось, что пару месяцев назад им сообщали о новом сектантском движении, зародившемся в РПЦ. Называлось оно «Черный крест». Проповедовали что-то о принятии теней, налаживании с ними контакта и мирном сосуществовании. Броднин сильно не вникал.
Мы тоже так сначала херней страдали. А потом они, как полезли, махнул рукой Сергей.
Ярославу надоело играть.
Куда тебя перевели?
К связистам во 2-й роте, без запинки ответил Сергей.
Нормальный у них командир. Мужик.
Да. Мне тоже Кузнецов таким показался.
Броднин прищурил глаза и, приподняв левую бровь, посмотрел на мнимого связиста. Фамилия командира взвода связи во 2-й роте и правда была Кузнецов. Ярославу часто приходилось работать с его ребятами. Он знал всех по именам и фамилиям. Брюнет тоже мог их знать. Назвать несуществующего человека? Может сослаться на то, что никого не запомнил. Всего-то неделю там. Но он точно должен знать командира своего отделения, а их там только два.
Ты у Сысоева или Потапенко в отделении?
Фамилии Ярослав придумал на ходу. Брюнет кинул на него короткий тревожный взгляд и резко наклонился за блином.
У Сысоева, сказал он, пряча глаза.
Губы Броднина превратились в хищную улыбку. Пристально глядя Сергею в глаза, он подошел к нему вплотную. Простоватое выражение лица исчезло. В глазах сектанта появились сила, сталь и сознание поражения.
Так вот, сказал Ярослав, никакого Сысоева во взводе связи 2-й роты нет. Но ты это и сам знаешь, по глазам вижу. Учитывая сегодняшнюю проповедь, сдается мне ты из «Черного креста». Слышал про вас. В вашу веру я не вникал, мне неинтересно.
Ярослав замолчал, продолжая пилить сектанта взглядом.
Вали отсюда, пока я не позвал добрых молодцев из соседней комнаты.
Под пристальным взглядом Броднина Сергей повесил блины на место и, не оборачиваясь, вышел из тренажерной. Странно, что с такими вербовщиками «Черный крест» вообще существует. Или это было сделано специально? Что им вообще может быть нужно? Надо бы спросить, наверное. Ярослав зашел в раздевалку, но Сергея уже не было.
На вечернем построении Броднин стоял в последней шеренге, засунув руки в карманы. Командир роты, как обычно, когда весь батальон уже разошелся, что-то втирал. Раньше это всегда раздражало Ярослава. Дом был совсем рядом, но приходилось стоять и ждать, пока выговориться Коновалов.
Сейчас же ему было плевать. Даже не казалось странным, что в течение дня его больше никто не трогал. Какое-то время Ярослав ждал развития истории, но потом перестал. Потом забыл. Потом забил.
Разойдись, сказал Коновалов.
Броднин замер, уверенный, что сейчас услышит свою фамилию и приглашение в кабинет. Но этого не произошло. Рота медленно растекалась по домам. Командир и замполит двигались в сторону штаба. Даже Кольцова, который мог бы попытаться набить ему морду, не было видно. Броднин, приподняв левую бровь, осмотрелся и пошел домой.
В почтовом ящике он нашел письмо от психотерапевта Маслова, с которым они работали над его амнезией. Сообщений от доктора не было уже целый месяц. Сердце забарабанило, и Броднин метнулся в квартиру. Закрыв дверь, он трясущимися руками разорвал конверт и развернул единственный лист формата А4.
«Здравствуйте, Ярослав, писал Маслов. За последний год мы с вами испробовали все известные методы лечения амнезии. Даже народные средства. На самом деле, я был уверен, что память вернется после гипноза, когда вы ко мне приезжали. Но Я больше не знаю, чем вам помочь. Простите».
Грудь сдавило, будто тисками. Броднин опустился на стул и несколько раз перечитал письмо. Не найдя в нем ничего нового, хоть капли надежды, он завис в ступоре на час. Потом встал и пошел в бар.
Бар «Фронтовой» находился на улице Менделеева. Держал его старый майор в отставке Михеев. Бар состоял из двух залов: один на первом этаже, второй в подвальном помещении. По тускло освещенным прокуренным залам, вперемежку с галдежом военных и смехом девиц, из патефонов лились русские романсы. Народу тут всегда было битком, поэтому летом появлялись дополнительные столики на улице.
В меню значились пиво, водка и другие крепкие напитки. Ничего элитного. Лишь отборное, пробирающее до костей, пойло. Закуской служили шашлычок, селедочка, соленые огурчики, тонко нарезанная колбаска, копченая рыбка, квашеная капустка, картошечка и другие прелести русской кухни.
Зайдя в бар и осмотревшись, Броднин отметил, что все места заняты. Он вышел, стрельнул сигарету и пару минут нервно втягивал дым. Вернувшись, увидел, что возле барной стойки освободился стул. Броднин его занял.
Водки, сказал он, кладя на стойку две тысячи. На все.
Бармен, веснушчатый парень с хитрым лицом, грациозно убрал деньги в карман. Рядом с Бродниным материализовалась литровая бутылка «Столичной» и рюмка.
Закусить чем-нибудь? спросил парень.
Есть не хотелось, но и тупо заливать водку в пустой желудок не хотелось тоже.
Нарезку поставь, сказал Ярослав.
Тут же материализовалась и нарезка на белой тарелке. Ссутулившись, Броднин навис над бутылкой и налил рюмку. Опрокинув ее не закусывая, он сразу хлопнул вторую.
Через полчаса Ярослав был основательно пьян. Рядом стояла начатая вторая бутылка и новая тарелка нарезки. Перед глазами плыло, в ушах шуршала вата, гул бара беспощадно давил на мозг. Броднин, стиснув зубы, отяжелевшими глазами посмотрел на водку, налил стопку и, повернувшись, залил ее в рот.
Бар показался ему кишащим глистами трупом кошки. Пьяные мужики и девки пели, галдели, танцевали и сновали туда-сюда. Периодически, то за одним, то за другим столиком, раздавались взрывы хохота. Патефон надсадно и тоскливо орал о любви.
Броднин сжал кулаки и поморщился. Все это казалось каким-то сумасшествием. Как они могут быть такими довольными? Ведь, если разобраться, они тоже не знают, кто такие. Да, они, конечно, в курсе своей истории. Когда, где, у кого родились, где учились, на ком женились и прочее. Но ведь не это определяет, кем является человек. Человекне набор фактов. Он существует и за пределами точек рождения и смерти. Неужели их это не волнует? Или все дело в том, что как раз именно это их и волнует? Может быть, тщетность попыток отыскать глубинный смысл существования и заставляет их в пьяном угаре бежать от поисков?
Ярослав посмотрел на смеющуюся харю капитана с пепельными волосами. М-да, вряд ли его вообще заботят такие проблемы. Повернувшись обратно к бутылке, Броднин закинул три рюмки подряд не закусывая.
Среди всеобщего гама он неожиданно для себя отметил особо противный смех. Не в силах устоять, Броднин повернулся в поисках источника этого смеха.
Слева от бара, возле лестницы в подвальный зал, сидели трое танкистов. Один из них, прапорщик, и производил те гадкие звуки, разлетающиеся по всему помещению. Возникло твердое желание его заткнуть, но Броднин вернулся к нарезке и водке, дергая под столом ногой.
Смех прапорщика, как назойливая муха, лез в уши. Барабаня пальцами по стойке, Броднин налил рюмку и, выпив ее, закусил ломтиком колбаски. Водка показалась омерзительной спиртягой, колбаска черствым засохшим листком.
Место мое, сказал Ярослав бармену, встал и спустился в подвал.
Здесь было накурено гораздо сильнее. Привыкнув к дыму, Броднин осмотрел зал, свободных мест в котором не нашлось. Пришлось вернуться к бару.
Как только он налил себе свежую рюмку, по перепонкам вновь забарабанил прапорский смех. Словно бетонная плита, упавшая с неба, Броднина накрыл адреналин. Так и не выпив стопку, он конкретно подошел к прапорщику.
Какого хера ты ржешь, как кобыла?! спросил он.
Глаза прапора налились кровью. Он вскочил и со словами «да ты ал, пс» ударил Броднина в лицо. Упав на столик позади, Ярослав схватил бутылку и швырнул в прапора. Закрывшись руками, тот наклонился в сторону. Ярослав налетел на него и начал избивать.
Товарищи танкиста схватили Броднина за руки и оттащили назад. Люди вокруг, с интересом наблюдая за дракой, расступились. Попытки вырваться закончились провалом. Ярославу показалось, что его сковали два питбуля.
Саня, давай! заорал один из них.
Прапорщик Саня к этому моменту пришел в себя. Улыбнувшись разбитым лицом, он двинулся на Ярослава. Бешенство пронзило грудь. Опершись на питбулей, Броднин с ревом ударил прапора ногами в лицо. Тот упал замертво.
Сука, прорычали питбули.
Повалив Ярослава на пол, они начали пинать его ногами. Броднин, свернувшись клубком, попытался встать, но получил носком берца в висок. Свет погас и, как его били дальше, Ярослав уже не чувствовал.
Глава 3. Шесть лет назад
Спустя два дня Броднин пришел в себя в больничном изоляторе. Первый осознанный вдох отозвался в теле всепоглощающей болью. Заскулив, как раненый пес, Ярослав замер в скрюченной позе. Он стал дышать медленно и плавно, стараясь не делать резких вдохов.
Через полчаса привыкнув к боли, Ярослав подошел к окну. С высоты четвертого этажа открывался вид на границу с тенями. В трех километрах от больницы над лесом плыли густые, как смола, черные облака. Да уж, жизнерадостная картинка для больных. Способствует выздоровлению. Отвернувшись, Броднин подошел к двери и надавил ручку вниз. Ручка не поддалась.
Почувствовав себя в ловушке, Ярослав дернул ручку еще несколько раз. Ноль эффекта. Разозлившись, он ударил в дверь кулаком. В ответ по телу пронесся оглушающий разряд боли. Скорчившись, Броднин упал на пол и сквозь вату в ушах услышал из-за двери раздраженное«Чё надо?»
Боль постепенно осела и сконцентрировалась в районе почек. Облегченно вздохнув, Ярослав, опираясь на стену, поднялся на ноги и доплелся до кровати. Бухнувшись на спину, он закрыл глаза.
Замуровали, демоны, с усмешкой отметил Броднин.
Через час его разбудил усатый старшина. Моргая глазами, Ярослав посмотрел ему в лицо, не понимая, что происходит.
Тебя комбат вызывает на совещание. Собирайся, сказал старшина, указывая на стул, на котором лежала форма.
Превозмогая боль, Броднин встал и натянул обмундирование.
Пятнадцатью минутами ранее в кабинете совещаний.
Во главе длинного стола сидел командир батальона полковник Герасимов. По правую и по левую руку от него располагались пять командиров рот, включая майора Коновалова. Окна в кабинете были занавешены. На столе, освещаемые свечами, лежали карты, одна из которых отображала Россию крупным планом. Европейская ее часть до рек Обь и Иртыш была заштрихована черным цветом. Собравшиеся же изучали карту поселка и его окрестностей.
Александр Семенович, давайте хоть одну занавеску приоткроем. Ну, совсем невозможно работать, сказал Коновалов.
Не стоит. Мы до сих пор не знаем, есть ли у них шпионы или нет, ответил Герасимов, указывая пальцем на заштрихованную часть России.
Комбат встал, подошел к окну и украдкой глянул за занавеску. Не найдя ничего странного, он сел обратно.
И что у нас получается? Активность этих тварей увеличилась вдвое, сказал он. Сволочи буквально вздохнуть нам не дают. Из Красноярска прислали интересную телеграмму.
Комбат достал из папки лист.
Где это было? Вот. Командир 105-й бригады пишет, которая месяц назад огребла. «Перед прорывом тени стали появляться в населенных пунктах чаще», процитировал комбат и осмотрел командиров. Они нас выматывают. Готовьтесь к атаке, товарищи офицеры.
Двери в кабинет с грохотом распахнулись. Военные бросились на пол и, вытащив пистолеты, направили на вошедшего.
На пороге, обнажив зубы в очаровательной улыбке, стоял массивный мужчина лет сорока с пышными усами. Одет он был в коричневое весеннее пальто и черный, идеально подогнанный, смокинг. На ногах блестели коричневые лакированные туфли, на руках коричневые кожаные перчатки. Опираясь на трость, мужчина в знак приветствия приподнял над головой черный цилиндр, обнажив лысую голову.
Ошеломленные военные потеряли дар речи.
Приветствую, господа, бархатным голосом произнес джентльмен.
Сорвавшись с места, он пронесся вдоль окон, раздвигая занавески. Ослепительно улыбнувшись, джентльмен изящно бросил пальто на спинку стула и сел, закинув ногу на ногу. Затем снял цилиндр, положил на стол справа от себя и, сцепив руки в замок, опустил их на колени. Его лысая голова, отразив свет из окон, осветилась, как нимб.
Прошу Вас, господа, присаживайтесь. Не стоит кататься по полу в моем присутствии. Я всего лишь человек.
Покраснев от злости, комбат заорал:
Взять!
Командиры подорвались с пола. Несмотря на свою массивность, джентльмен резким прыжком оказался на столе.
Господа! гаркнул он так, что командиры приросли к стульям. Дражайше Вас молю не опускаться до такой похабщины, как рукоприкладство и насилие. Давайте все решать цивилизованным путем.
Опустившись на корточки, джентльмен положил на стол гранату. Снова ослепительно улыбнувшись, он достал из пиджака еще две. Носком лакированной туфли он подтолкнул цилиндр к комбату.
Сложите оружие, господа.
Командиры посмотрели на комбата, комбат на джентльмена. Джентльмен, улыбаясь, подбросил гранату.
Считаю до одного.
Убедившись, что гость не шутит, комбат кивнул подчиненным на цилиндр и первым положил в него пистолет.
Теперь я попрошу вас сесть спиной друг к другу, благожелательно улыбаясь, произнес джентльмен.
Комбат, трясясь от злости, кивнул, и все выполнили приказ. Улыбчивый гость обмотал их веревкой и привязал к ней две гранаты так, что если бы кто-то встал, они бы взорвались. Удовлетворенно вздохнув, гость сел во главе стола.
Прошу простить мои манеры, я не представился, искренне сожалея, сказал он. Меня зовут мистер Перрилорд. Ячерный колдун.
Лица военных густо покраснели, ладони покрылись потом, никто не знал, что сказать. Даже комбат. Всем было стыдно признаться, что их, бывалых вояк, шестерых здоровенных мужиков с оружием, только что взял в заложники одиночка-психопат. В голове не укладывалось, как это вышло.