Всю маскировку уже стряхнуло, и своими выстрелами, и от разрывов немецких снарядов, так что выбравшись из посадки, я повернул башню, и велел заряжающему подавать осколочные. Правда в стволе уже был бронебойный, пустил по девятой «четвёрке», как всегда не промахнулся и пятью выстрелами осколочными снарядами, пока механик катался туда-сюда, подставляя лобовую броню, разметал орудия полевой лёгкой гаубичной батареи, что уже развернулась и готовилась открыть огонь. Эти могут бед натворить. Вокруг нас снаряды рвались, болванки рикошетили, несколько застряли в броне, но гаубичную батарею я уничтожил, двумя снарядами попал в грузовик со снарядами, произошла детонация, и ещё двумя по орудиям, повалив их. Пятый по машине с бочками в кузове. Красиво полыхнуло, топливо, не ошибся. После этого механик начал сдавать назад, мы подхватили десантников, это наши, и двигаясь, поглядывали, мало ли кто из наших остался раненых, двоих подобрали, руки подняли, привлекая внимание. Я так и учил, ранило, не можешь идти, подними руку, чтобы не пропустить их. Их подняли на броню и мы, выжимая что могли, нагоняли своих. Раненых, держась за скобы, перевязывали на ходу. Я из танка подал бинты. Теперь стоит ждать налёта. Избиваемая колонна уже наверняка нажаловаться.
А так я не только вёл огонь, но и наблюдал за результатами работы других танков, ведя подсчёт. Так что пока мы катили, на башне сидел заряжающий, крутил головой, особенно за небом следил, дымов и пожаров на дороге хватало, а я по памяти заносил данные в блокнот. Чуть позже внесу в боевой журнал нашего сборного соединения. Потери тоже внёс, два «Т-26-ых» горели, причём не тот что сломался, этот так бросили. Нагнав колонну, обогнал и встал впереди, отметив, что один танк снова на тросах буксировали. Все четыре «тридцатьчетвёрки» целые, только сильно побитые. Если ещё утром они были новыми, свежей краской покрыты, то есть сейчас казались вышедшими из преисподней. Не у меня у одного застряли болванки в броне. Восемь танков осталось, и один буксировать пришлось. Буров взял на буксир. От десанта едва два десятка бойцов осталось, от пулемётного взвода, два пулемёта и расчёты прорежены, множество бинтов белело. Досталось им. Зенитка и грузовики пулемётного взвода в низине ждали, пулемёты до них на корме танков докинули. И вот, когда прилетели немцы, целая группа штурмовиков, я насчитал аж двенадцать штук. Очень сильно немцы с дороги нажаловались. В общем, одна зенитка сдержать такой вал, когда штурмовики выстроились в круг, и падали вниз, включив ревун, конечно не могла, но её поддерживали десантники, из стволов винтовок и пулемётов. А танки и грузовики, покидая дорогу исполнили манёвр: все вдруг прочь, рванув в разные стороны, и немцам стало сильно неудобно работать, каждый танк нужно бомбить отдельно, а он не стоит, а вполне активно маневрирует. К счастью, обошлось, бомбёжка страшная была, но потери мы не понесли, кроме пробитых осколками колёс грузовиков. Пятнадцать минут потратили, пока им ход не вернули. Даже зенитка целая, хотя немецкие лётчики их первыми накрывали. Так она не стояла, а тоже перемещалась. В принципе, все остались при своих, и мы целые, и немцы, хотя два с дымами уходили, сам видел. На воздушного разведчика я разозлился, механик спустил танк кормой вниз в воронку, здрав передок и прицелившись, я пустил осколочный снаряд. Разведчик на трёхкилометровой высоте был, с двух его наша зенитка шугнула, и рассыпался на конфетти. Прямое попадание. Выстрел произвёл впечатление на танкистов, они понимали насколько он золотой.
Обойдя Кобрин, перешли дорогу и встретились в нужном месте с нашей тыловой колонной. Вид танков ясно показывал, что мы недавно вышли из боя. У одного «Т-26-го», пробита лобовая броня, пробоина с кулак размером, но двигался сам. Погиб там механик-водитель, его уже заменили. Тыловая колонна ждала на опушке леса, загнав сюда же танки, я отдал несколько приказов, и пока экипажи пополняли боезапас и топливо, приводили технику в порядок, копали могилу погибшим, я составлял запись в боевой журнал. Ну и тут же пообедали, повар щей наварил. После похорон и обеда, проведя проверку, мы готовы были выдвигаться, даже потерявший ход танк восстановили, построил всех, включая тыловиков, и сообщил:
Товарищи командиры и красноармейцы. Недавно у нас был бой, первый, и тяжёлый. Замахнулись на добычу, что нам была не по зубам, но сильно потрепали немцев. Потери мы понесли немалые, три лёгких танка, один с экипажем, восемь пропавших без вести курсантов, внесённых в списки погибших, семь погибших и восемь ранено. Однако и немцы понесли немалые потери, хотя колонна по факту уничтожена не была, пустили мы кровушки противнику. По моим подсчётам, а ведя огонь я наблюдал за тем как вы вели бой, и какие несли потери немцы, вот они, двенадцать средних танков «четвёртой» модели, пять «третьей», тринадцать «второй» модели, шесть пушечных броневиков, четырнадцать бронетранспортёров, пять десятков грузовиков и лёгкая гаубичная батарея. В людях, по моей оценке: около двухсот солдат и офицеров. Это я перечисляю именно те танки, что уничтожены, а это значит, они горели. После этого их только на переплавку. Подбито, но может быть восстановлено, одиннадцать танков разных систем, три бронетранспортёра, два броневика, три десятка грузовиков. Хочу заметить, что немцы понесли значительные потери, и самые крупные в этом бою, нанёс им пулемётный взвод. Все грузовики и часть бронеавтомобилей на их счету. Выношу благодарность всем участникам боя, но хочу заметить Слабо товарищи, очень слабо. Нам не хватало количества пушечных стволов и опыта, будем нарабатывать. Поэтому ставлю задачу, разведке покататься по дорогам, не попадясь на глаза немцам, поискать брошенную нашими отступающими войсками технику. При возможности взять языка. Хочу знать кто против нас воюет. Для танкистов, готовьте машины, сегодня будет ещё одна засада. После этого всю ночь будем уходить к Пинску. Завтра новая засада. Через полчаса выдвигаемся. Свободны.
Строй распался, и бойцы, и командиры, возбуждённо обсуждая услышанное, количество побитой вражеской техники их впечатлило, это я ещё принизил, записывая, что точно видел, ну и начали готовиться к выдвижению. Разведка на своём пикапе уже укатила. А чуть позже и мы следом. А авиация противника нас искала, новый разведчик постоянно в воздухе висел. Он нас и засёк, наведя шестёрку «Лаптёжников».
* * *
Вроде тихо, сказал я, глядя в бинокль на окраину деревушки.
Мой заряжающий, что лежал рядом, задумчиво покусывал травинку, держа в левой руке цевьё «СВТ». Всего пять дней, и из мальчишки-курсанта тот превратился в опытного фронтовика. Если не матёрого, то близко.
Наша сборная группа просуществовал ровно двое суток. День формирования я тоже считаю, и погибла утром двадцать четвёртого июня, в местечке у села Иванова, недалеко от Пинска. Погибло глупо, погибло подло. Тут вообще как история пошла? После засады у Кобрина мы двинули к Пинску, дважды налёты переживали. Один грузовик потеряли и танк Бурова, прямое попадание, экипаж погиб. Я взбесился и сменив наводчика на зенитке, ссадил с неба четыре «Лаптёжника». Расстреляв лётчиков, что прыгнули с парашютами. Однако, найдя отличное место для засады, авиаразведчик к тому моменту уже улетел, подготовились. Наши пограничники за это время нашли несколько брошенных единиц техники. Я старшину отправил с танкистами. Те пригнали два «Т-26-ых», «БА-10», и три грузовика. Всё на ходу и без топлива. Тут и экипажи сформировали, пополнили всем что нужно, и они участвовали в засаде. Себе разведчики два мотоцикла добыли, с колясками. Один наш, брошен без бензина, второй немцев. Те встретили из засады мотопатруль, два мотоцикла. Один расстреляли, второй захватили, и языка мне привезли. Пусть ранен, но говорить мог. Да и карта у патруля была. Уже легче. Никого не удивило что я хорошо говорю по-немецки, единственный полиглот в нашем отряде. А засада удалась, крупную колонну мы пропустили, опыт боя у Кобрина давал намёк, что нужно искать добычу себе по плечу, а вот чуть позже появилась на дороге моторизованная рота, усиленная пятью танками, три «двойки», и две «тройки». Убедились, что дорога пуста и ударили, потом вышли все три «тридцатьчетвёрки» и довершили разгаром. Тут и лёгкие тоже поработили. Собрали трофеи, я объяснил свою политику, убил врага, всё с него твоё, не тобой убитый враг, взять с негомародёрство. Так что многие прибарахлились, бинокли разошлись, планшетки, карты местности, пистолеты, наручные часы. Две сотни немцев положили тут. Рота СС была, пленных я не брал и своим запретил. Двадцать шесть единиц техники, если три мотоцикла не считать. Целого ничего не осталось. Мы двинули по дороге и укрылись в другом лесу, от воздушного разведчика, я дал отдых, три часа, потом марш на полночи в сторону Пинска, и встали на отдых в роще у села Иваново. Всё устали, он нужен был. Там на нас на рассвете на запах готовящегося завтрака и вышла группа окруженцев, сотня бойцов и командиров, старшим был майор, командир стрелкового полка. Контуженный майор и принял над нами командование, как я не кривился. Ограбил на припасы, всё сожрали, на патроны. А утром, когда немцы появились на дороге, нас просто в атаку направил, неподготовленную, сам поддерживая со своими стрелками, бежал следом.
Начало колонны мы снесли, хотя все лёгкие такни потеряли, и двинули дальше, гробя всё что видели, стрелки отстали, а тут одна «тридцатьчетвёрка» вспыхнула, вторая, и я заметил шесть самоходок арт-штурм, работали по нам. Маневрируя я начал выбивать их одну за другой, их лобовая броня не держала мои снаряды, тем более я сблизился с ними до трёхсот метров, пока меня не подбили. Колонну в пятьдесят единиц автотехники мы разбили, орудия давили, пушки, солдат расстреливали, четыре самоходки у меня на счету, шесть танков, их тут немного было, и около трёхсот солдат и офицеров. Такой результат нашей работы. Мой танк последним подбили, гусеняку сбили, обездвижив, и почти сразу подожгли, мы с заряжающим ничего, а вот мехвод и стрелок-радист сомлели, удар по ним пришёлся, окалиной от брони побило, пришлось вытаскивать, сбивая пламя с комбезов, и тащить в сторону. Вещи я в хранилище незаметно прибрал, так в пшенице и просидели, к счастью немецкие пехотинцы цепью мимо прошли, мы ползли по-пластунски всё дальше, буксируя своих контуженых товарищей. Я иногда поглядывал, немцы двинули вперёд и смяли отряд майора, что уцелело собрали, сгоняя пленных, около тридцати, там и мои ребята были, и под конвоем в тыл, после чего двинули дальше. У разбитой колонны работали похоронные команды, санитары. Мы до рощи добрались, где наши грузовики остались, пусто, сбежали. Так и двинули дальше по ночам, днём отсыпаясь. Нашли бы грузовик брошенный, на нём бы поехали, но не попадалось нам целой автотехники. Только вчера вечером приметил в открытом поле «полуторку» с открытым кузовом, сам сходил, на вид целая, бак пустой. Залил литров пять и завёл, ну и остальное залил, забрал своих, со мной пятеро будет, на нас ещё один танкист выполз из подбитых танков моей группы, у рощи дело было, парни оклемались после контузии, но всё равно пока тяжело им, пусть отлежатся. Хотя сами уже ходили, ухаживать не надо. Мы проехали за вечер километров тридцать, шугаясь всех облаков пыли на горизонте и добрались до Слуцка. Объехали его и найдя лес, встали на ночёвку. А посланный на разведку заряжающий сообщил, что нашёл брошенный броневик, пушечный. Я сам решил сходить, пока завтрак готовился, вот с едой проблем нет, кормил из своих запасов, и вот с опушки наблюдал жизнь деревни, и на пустой полевой дороге, метрах в ста от околицы, стоявший советский броневик «БА-6», с закрытыми дверцами.
Немцев в деревне не видно, тихая деревенская жизнь. Однако чуечка говорила, что что-то не так.
Собаки не лают, сказал я, нахмурившись.
Сделали мы так, приметили где мальчишки пошли к лесу, трое было, и перехватили. От них и получили информацию. Немцы были, много, постреляли собак, переночевали, и утром уехали. Броневик их не заинтересовал, хотя открыть смогли, долго возились, пытались развести, но потом заперли. Мы двинули в обратный путь. Броневик неплохо бы прихватить, в хранилище тот войдёт, даже чуть место останется. А пока шли обратно, я приметил тёмную массу в стороне. Это интересно. Велев заряжающему идти дальше, сказал, что хочу ещё раз глянуть деревню, скоро буду, сбегал и глянул что там спрятали в лесу. Закиданная уже пожухлыми ветками стояла редкая машинапикап на базе «эмки». Да, я помню, что был у нас такой трофей с мародёров, но там обычная машина, а тут вездеходная, в цвете хаки. Даже модель помню, «Газ-61-417». Хм, их вообще-то в этом году начали выпускать, новая. Проверил на минирование, чисто, машина блестела новизной. Проверил шильдики, сборка мая этого года. Новьё. Бак пустой, заправил и завёл. Громко затарахтел мотор, прогреваясь, но машина в порядке. Заглушив, убрал её в хранилище и сбегал к опушке, пусто, бегом до броневика, приготовив танковый ключ, открыл дверцы, и осмотрел. Пусто, даже замок с пушки снят, все пулемёты. Под передком лужа масла. Хана движку. Ну его. Так что рванул обратно. Всё бегом. Как раз к завтраку успел вернуться. Для нас завтрак, а тут вечер, часа через четыре стемнеет, и мы двинем дальше.
Вернулся я со свёртком, говоря:
Заглянул в крайний дом, обменял на еду трофейные часы. Глянул броневик, под ним лужа масла, не на ходу.
А достал из свёртка свежий хлеб, каравай, и солёное сало, тоже свежее, также вызвали радостные возгласы головка чеснока и лука. Пока один боец нарезал бутерброды, я проверил как в двух котелках доходит каша. В третьем вода для чая. Кинув по паре кусочков сала в кашу, пусть будет для аромата, тут я замер и дал знать своим бойцам, чтобы замерли. Между прочим, мой мехвод со пулемётчиком, наконец отошли, говорят слышать стали, звон прошёл. Вот и прислушался. По лесу кто-то шёл, похоже в нашу сторону.
Кто-то идёт, сообщил я. И к нам. Как бы не на дым от костра и приготовления каши. Приготовить оружие. Сержант, присмотрите за кашей.
У меня было четверо бойцов, как я и говорил. Мой экипаж, курсанты все, красноармейцы, и младший сержант, командира танка «Т-26». У мехвода моего и пулемётчика лица в оспинах от ранок, от окалины чистил, потом обрабатывал зелёнкой. Вид тот ещё, в остальном порядок. По оружию, то у меня пистолет «ТТ», у мехвода и младшего сержанта Синицына«Наганы», у заряжающего и пулемётчика «СВТ». Те приготовили оружие, кто-то за машиной залёг, другой за дерево встал, а я ушёл чуть лес и пробежавшись вышел в тыл к неизвестному. Скривившись, не люблю политработников, я подошёл к тому из-за спины, и прижав лезвие ножа к горлу, что явно стало неожиданностью, вон как дёрнулся в испуге, спросил:
Кто такой?
Военный корреспондент редакции «Красная звезда». Старший политрук Вилкомир. Двигался в Четвертую армию, нас обстреляли из леса. Машина сгорела. Я нёс водителя сколько мог. Он ранен, тут недалеко оставил. Мы не ели вторые сутки, вы нам не поможете?
Документы?
Сделав шаг в сторону, убрав нож за голенища сапога, я дал себя рассмотреть корреспонденту, похоже тот не лгал, и приняв документы изучил. Настоящие. После этого крикнул:
Отбой! Свои!
Сам старший политрук выглядел как надо, полная чем-то планшетка, фотоаппарат на груди, жаждущий знаний взгляд, корреспондент и есть. Возвращая тому документы, услышал вопрос:
Вы танкисты?
А что, по комбинезону и шлемофону не ясно?
А что происходит? Стрельба со всех сторон. Я немцев на дороге видел.
Разбили наши силы сдерживания у границы. Внезапно напали, и вот. Отходит Четвёртая армия. Не бежит, огрызается, но отходит, сил сдержать не было, мы бы тоже громили немцев, но к моему танковому отряду вышел майор, командир стрелкового полка, с остатками подразделения, а у нас так заведено, у кого звание выше, тот и прав. Вот и сгубил моих ребят в бессмысленной атаке. Все танки подбили, мой сожгли, еле выбрался. Ладно, товарищ корреспондент, дам вам двух бойцов, принесёте шофёра, гляну что там с раной. Потом поедим. Каша почти готова.
Отправив с политруком сержанта и своего заряжающего, говорить имя не буду, узбек, не выговоришь, я проверил готовность каши, и стал собирать на стол. Пулемётчик мой на часах у машины, поглядывал по сторонам, мехвод дремал, как ранбольные у них послабления, сам всё делал. Расстелил чехол, стол такой, снял котелки с костра, в один с водой кинул заварки и чуть сахара, ну и начал всё размещать на столе. Тут вскоре и бойцы с раненым пришли, несли его на плечах. Ноги у того волочились, но в сознании был, идти сам не мог, ослаб. Положили в стороне, я срезал тряпки, которые вместо бинта были использованы, и начал чистить рану, пуля навылет прошла, от мусора и грязи чистил что внутрь попали, гной был, и перевязал. После этого и приступили к приёму пищи. А после того как закончили, я достал из кабины аккордеон, трофей с эсэсовцев, пальцы разрабатываю с помощью него, и стал наигрывать, потом спел несколько песен, парни привыкли, что в такие стоянки будет музыкальный час, часовый поближе подошёл, чтобы слышать, политрук так совсем рядом устроился, что-то чиркал в своём блокноте. Раненый, после того как покормили, уснул, не мешал. А спел я песни группы «Любе», голос Сергеева просто изумительно был похож на голос их солиста, только заметно молодой, но вытягивать все нужные звучания я уже мог сейчас. Спел: «Ты неси меня река», «Берёзы», «Главное, что ты есть у меня», «За тебя», «Комбат», «Улочки московские», «Не губите, мужики», «Давай наяривай», «А ну-ка девушки», и «Самоволочка». Некоторые песни были переделаны. Парни слушали внимательно, впрочем, как и корреспондент, но он ещё и в блокноте своём строчил. Сергеев не пел, ему медведь на ухо наступил, поэтому связки не разработаны. Разве что командным рыком. Я не пел больше десяти песен за раз, дальше хрипеть начинаю. Думаю, через месяц можно поднять до одиннадцати, постепенно разрабатываю. Кстати, что удивительно, у Сергеева не только голос как у солиста Любе, но и внешность. Очень похож. Был, теперь это всё моё.