Полковник предпочитает старые добрые методы, произнёс он, но я думаю, дело за новым подходом. Электричество развязывает языки куда лучше кулаков.
Пока что ты тут болтаешь, раздался откуда-то из багровой мути, застилавшей взгляд, голос фон Вольга. Начинай уже.
Рыков не стал ничего отвечатьон просто ткнул длинными палками электродом мне в рёбра.
Вот теперь пришла настоящая боль!
Меня корёжило, ломало, било чудовищной судорогой. Все мышцы скрутились, наливаясь невыносимой болью. Только сейчас я почувствовал во рту деревянный кляп, не дающий мне откусить себе язык. Я извивался, будто рыба, живой брошенная на сковороду, и чувствовал себя примерно так же. Но в тот миг, когда казалосьвсё, сейчас сдохну, Рыков убрал электроды.
Я повис безвольной тушейвсе мышцы в теле расслабились. Я не мог и пальцем шевельнуть.
И что с него толку теперь? услышал я идущий из багрового далёка голос фон Вольга. Он там не помер у тебя, Ваня?
Чтобы проверить, жив ли я, Рыков легонько тронул меня электродами. Пробудившаяся на мгновение боль заставила меня издать стон.
Как видите, жив, ответил лейтенант, удовлетворённый результатом проверки.
Тогда вынь кляп, приказал фон Вольг из-за пелены багрового тумана, узнаем, способен ли он говорить.
Рыков положил на стол электроды и шагнул ко мне. Как только он вынул у меня изо рта кляп, я дёрнулся вперёд, стараясь не обращать внимания на боль, вспыхнувшую во всём теле, и ухватил его зубами за лицо. С силой сжав челюсти, я ощутил во рту вкус крови, и кровь эта была не моей. Рыков завопил от боли, врезал мне раз, другой по рёбрам, но я не отпускал. Лейтенант нашарил рукой электрод на столе и буквально воткнул его мне в рёбра. И это была очень большая ошибка. Удар током заставил мои челюсти сжаться ещё сильнее, а судорога выгнула тело дугой. Кровь Рыкова хлынула мне рот, а сам он отступил на несколько шагов. Одной рукой лейтенант держал электрод, другую же прижал к лицу. Придя в себя, я выплюнул кусок его щеки на пол.
Рыков закричал что-то на руславийском, и прежде чем его успели остановить, схватил второй электрод и снова воткнул оба их мне в рёбра. Я взвыл от боли, рвущей тело. Багровая дымка сгустилась и поглотила весь мир вокруг.
Проснулся оттого, что стенки палатки посветлели, выкрашенные утренним, а может, уже и дневным солнцем в серо-зеленоватый цвет. Я какое-то время просто лежал лицом вверх, глядя на полоток, где прежде висел нагревательный амулет. Сейчас его не было, но и без него в палатке стояло приятное тепло. Как будто снова почувствовав, что я проснулся, в палатку залез Оцелотти, и снова в руках у него была миска с похлёбкой и хлеб. Теперь я ел уже не так жадно, да и в сон от тёплой еды не потянуло.
Обстановка? спросил я у Оцелотти, покончив с похлёбкой и по привычке начисто вытерев миску остаткам хлебного ломтя.
Голодать, как прежде на фронте, мне не доводилось, но некоторые привычки изжить трудно. Особенно когда возвращаешься в полевые условия. В палатке с тебя быстро сползает весь налёт цивилизованности и вспоминаются привычки, приобретённые в окопах Великой войны.
Нас хорошо прижали в подземелье, но мы вырвались. С боем и не без потерь, но вырвались.
Сколько?
Со мной четверо. Один легко ранен, но сражаться может в полную силуживая вода поставит его на ноги раньше, чем ты придёшь в себя окончательно.
Трое «диких котов» во главе с Оцелоттиэто та сила, с которой я могу многое провернуть.
Найдётся для меня одежда, пистолет и нож?
Серая Лисица передала нам твоё снаряжение вместе с информацией о месте, где тебя искать. Я принесу его, но пока тебе рано вставать на ноги.
Сам знаю, не без сожаления кивнул я.
Сил моих хватало пока лишь на то, чтобы самому забраться на складной стул. Даже ложку с похлёбкой приходилось очень крепко сжимать, чтобы не плясала в подрагивающих пальцах. Я получил слишком много разрядов током, особенно когда Рыков потерял голову от моего укуса в лицо. До сих пор меня то и дело потряхивали судороги или так больно скручивало какую-нибудь мышцу, что приходилось её разминать пальцами. Куда хуже, если крутило мышцы спины, до которых никак не дотянуться, приходилось терпеть.
Канал связи с Лисицей не скомпрометирован?
Вряд ли, пожал плечами Оцелотти, иначе нас бы отправили в трясину следом за тобой. У фон Вольга хватило бы людей, чтобы легко перебить нас, пока мы рыскали вокруг и искали тебя. Да и служат у него натуральные психи.
Кто, например?
Парни с огнемётами, которыми командует настоящий сумасшедший в чёрной броне. Они зовут себя крысобоями и запросто могут сжечь нескольких своих товарищей из рядовых бойцов охраны. Именно они прижали нас, когда мы отступали в тоннели для слива воды и прочих отходов. Никто и подумать не мог, что они примутся поливать пламенем из своих огнемётов всё вокруг, несмотря на то что между ними и нами стояли солдаты охраны.
Огнемётчики всегда были изгоями среди солдатслишком уж страшна смерть в пламени. И многие среди огнемётчиков откровенно наслаждались мучениями своих жертв.
Раз Лисица ещё внутри, то шансы остаются, кивнул я больше себе. Как только приду в себя, мы вернёмся на Фабрику.
Каким образом? спросил Оцелотти, хотя, наверное, уже знал ответ.
Тем же, каким вышли, усмехнулся я. Вряд ли в стоках нас ждёт засада.
Оцелотти ничего не сказал в ответ, лишь сделал такое лицо, будто произнёс: «Ну кто бы сомневался».
В себя привели голоса. Говорили фон Вольг и Серая Лисица. Фон Вольг что-то требовал, она пыталась возражать. Когда её возражения надоели полковнику, я услышал звук звонкой пощёчины.
Хватит, рявкнул фон Вольг. Вколи ему ударную дозу воды жизни и займись, наконец, лицом Вани.
Кажется, Рыков пытался возражать, но фон Вольг оборвал его.
Заткнись! Таня обработает тебе лицо, а после ты отправишься в лазарет. Раз был таким идиотом, что дал беспомощному, связанному врагу откусить себе половину щеки, так тебе и надо.
Через багровую дымку я уже видел тени. Массивная принадлежала фон Вольгу. Он развернулся к фигуре поменьшеСерой Лисицеи прикрикнул на неё, чтобы делала мне укол. Боли от входящей глубоко в тело иглы я не почувствовал, лишь когда она надавила на поршень, по всему телу от места укола начал разливаться холод. Обычные ощущения от действия воды жизни. Вот только, судя по всему, дозу она мне вкатила действительно лошадинуюдаже мой давно привыкший к этому лекарству организм не выдержал. Глаза сомкнулись, какое-то время я ещё слышал голоса, а потом были только тишина и темнота.
В себя я пришёл уже среди трупов в ледяной трясине.
«Дикие коты» быстро собирали лагерь, оставляя всё то, что нам уже не пригодится прямо в болоте. Палатки, скатки одеял, излишки припасов, ничего из этого нам не понадобится ни в случае успеха, ни тем более если проиграем. Я всё поставил на карту, и теперь мы собирались вернуться на Фабрику, чтобы забрать то, за чем пришли. Если у нас ничего не получится, то все мы будем покойниками уже к вечеру, а мёртвым не нужны ни палатки, ни одеяла, ни еда.
Можно пройти рекой, показывал мне Оцелотти путь на карте местности, расстеленной на складном столе. Тот, само собой, тоже останется здесь, когда мы покинем это место. Сюда сливают отбросы, и именно так мы вышли с Фабрики.
Слишком очевидно, покачал головой я. Там точно нас будут ждать. Надо возвращаться через трясину.
Там не пройти, отмахнулся Оцелотти, через топь нет проходов, а если и есть, то у нас уйдёт вечность на то, чтобы отыскать их.
В трясине сейчас плавает несколько сотен свежих трупов, сказал я, по ним можно добраться до места, откуда меня выбросили.
Думаешь, плавающие в топи покойники удержат нас?
По одномуда, кивнул я. Мне-то удалось выбраться оттуда и доползти до берега.
Идти по трупам, покачал головой Оцелотти. Всегда считал это выражение фигурой речи.
Нам придётся по ним ползти, усмехнулся я.
При свете дня трясина выглядела настоящей преисподней. Тут и там из топи торчали конечности или головы плавающих в ней мертвецов. Передвинув пистолет в кобуре и нож в ножнах на спину, я первым шагнул в трясину, изображая уверенность, которой не чувствовал на самом деле. Может, и стоило пройти рекой, как предлагал Оцелотти, но сейчас уже выбора не было. Я принял решение и не имею права отступать.
Опустившись на четвереньки, я распластался на ледяной грязи и медленно двинулся вперёд, ползя прямо по трупам. Это было весьма и весьма непростое дело, и я слабо представляю себе, как мне удалось проделать весь путь от места, где я пришёл в себя, до берега в том состоянии, в котором я пребывал. Я полуплыл-полуполз, где-то отталкивая тела, чтобы забраться на участок относительно твёрдой земли, где-то, наоборот, используя трупы как опору. Двигался медленно, стараясь не думать о холоде, забирающемся под одежду, и сырости, заставляющей тело замерзать куда быстрее. Отогреться всё равно не выйдет, так что толку думать о неизбежном. Даже если заработаю себе воспаление лёгких, вряд ли умру от него. Либо вернусь на островную базу «Солдат без границ», либо погибну на Фабрике.
Но трясине всё же пришёл конец, и мы выбрались из неё. Четыре перепачканных в грязи и крови человека. Это все силы, какими я располагал для штурма Фабрики, но мне больше и не нужно.
Встав на ноги, я задрал голову, глядя на дыру в стене одного из корпусов тюрьмы, откуда меня выкинули в трясину, посчитав мёртвым. На самом деле я и был при смерти: лошадиная доза воды жизни, что вкатила мне Серая Лисица по приказу фон Вольга, погрузила меня в глубокую кому на несколько часов. Однако привычный к лекарству организм сумел справиться с его действием, и я пришёл в себя, а не остался овощем до конца жизни.
Фабричная тюрьма стояла на прочном скальном основании, что удивительно, ведь совсем рядом плескалось болото. Дыра, откуда меня выкинули, находилась высоко, но не настолько, чтобы туда не смог забраться человек, которого подсадят снизу. Первыми были мы с Оцелотти, и, обосновавшись наверху, помогли забраться остальным «диким котам».
Пройдя по короткому коридору, мы оказались у глухой двери, запертой на засов с другой стороны. Логично, с этой стороны никого ждать не стоит. Вот только щель между дверью и стеной оказалась слишком широкой. Один из «диких котов» присел перед ней, вытащив миниатюрную цепную пилу с очень тонким полотном. Легко перекинув её через засов, он меньше чем за полминуты перепилил его, и мы оказались в подземелье фабричной тюрьмы.
Взяв оружие наизготовку и закрыв за собой дверь в тоннель для сброса трупов, мы медленно и осторожно двинулись внутрь.
У судьбы всё же есть чувство юмора. Очень злое и чёрное, и проявляется оно именно в те моменты, когда чего-то подобного ожидаешь меньше всего.
Мы шли по тюремному корпусу, не встретив ни одного охранника. Все камеры были заперты, и из-за дверей не доносилось ни звука. Как выйти отсюда, никто из нас не представлял, и мы шли по коридорам, пользуясь правилом правой руки, пока не услышали-таки первые звуки. Вообще в тюремном корпусе стояла мёртвая тишина, а потому звуки тяжёлых ударов по металлу мы услышали на приличном расстоянии. Я сделал знак двигаться в ту сторону, откуда они доносились, и вскоре мы подошли к единственной встреченной двери камеры, которая оказалась наполовину раскрыта. Из-за неё и доносились глухие удары по металлу, словно по бочке лупили молотом, а после одного, особенно сильного, раздался звук падения. Как будто та самая бочка повалилась на бок. Ещё один удар, и она покатилась по полу, ударяясь покорёженными боками об пол.
Подтверждая мою догадку, именно побитая бочка выкатилась из полуоткрытой двери. Из неё торчали ноги в знакомых полосатых костюмных штанахточно такие же были на профессоре Гранине в нашу последнюю встречу с ним. Бочка ударилась о противоположную стену и остановилась. По полу разлилась лужа крови.
Следом из камеры вышел фон Вольг, надевая перчатки. Я заметил сильно сбитые костяшки пальцев, хотя если он лупцевал бочку так, что превратил Гранина, находившегося внутри неё, в кровавую отбивную, то его собственные кулаки должны были пострадать куда сильнее.
Дальше была, что называется, немая сцена. Мы стояли в коридореспрятаться тут было совершенно некудаи смотрели на фон Вольга. Он же смотрел на нас, с равнодушным видом поправляя перчатки.
Теперь у меня больше стволов, усмехнулся я, поудобнее перехватывая пистолет и нож. Будешь драться или предпочтёшь сдаться?
Сам же знаешь ответ, усмехнулся в ответ фон Вольг и тут же атаковал.
Вот чего я не ожидал, признаю, это что он ринется в бой очертя голову. Да ещё и в рукопашную. Обычно люди столь могучего телосложения не движутся настолько стремительно, но фон Вольг оказался из тех, кому наплевать на расхожее мнение о здоровяках.
Я едва успел уклониться от удара его кулакадействовал на рефлексах, что меня и спасло. Тут же попытался воткнуть полковнику ствол пистолета под рёбра, но прежде чем нажал на спусковой крючок, фон Вольг ушёл с линии огня. Он двигался с неожиданной для такого крупного человека грацией профессионального танцора. Ответным ударом он попытался достать меня растопыренными пальцами по глазам, вынуждая разорвать дистанцию. Тут заговорили карабины «диких котов», но на пули фон Вольгу было словно наплевать. Он не пытался уклоняться, даже не смотрел, откуда по нему стреляют. И ни один выстрел не достиг цели, что удивительно на такой мизерной дистанции. Стрелками «дикие коты» все были отменными.
Фон Вольг ударил кулаком в раскрытую ладонь. Пули рикошетили вокруг него, но ни одна не задела. Оцелотти даже не думал стрелять в полковника, лишь пристально глядел на него, кажется, он пытался понять причину неуязвимости фон Вольга. Мне же причины нужны не были, я хотел просто прикончить ублюдка.
Я шагнул ему навстречу, демонстративно убрав пистолет в кобуру.
Считаешь себя крутым, наёмник, сейчас проверим, так ли это.
Но проверить нам ничего не удалосьпол под ногами содрогнулся, и всем стоило определённых усилий не попадать, будто кегли. Лишь через пару секунд мы услышали грохот взрыва. И почти сразу тюремный корпус тряхнуло снова. Бочка с Граниным внутри покатилась по коридору, оставляя за собой багровый след.
Похоже, у меня появились дела поважнее, отмахнулся фон Вольг. Думаю, ещё встретимся.
И он бросился прочь от нас. Мы, конечно же, последовали за ним. «Дикие коты» не пытались стрелять в спину фон Вольгу, мы сосредоточились на том, чтобы не отставать от него. Но и полковник не был дуракомон вёл нас прямиком в ловушку. Я подозревал нечто подобное, но важнее всё же не потерять фон Вольга.
Вышибив ударом ноги дверь, полковник вбежал в помещение, оказавшееся казармой тюремной охраны. Он с порога закричал что-то на руславийском, и к тому времени, когда мы ворвались туда следом за ним, солдаты в зелёных гимнастёрках уже разбирали оружие из пирамид.
Дымовые! крикнул я, несясь за фон Вольгом и не сбавляя темпа.
«Дикие коты» сорвали с поясов гранаты и почти синхронно швырнули их. Увидев летящие гранаты, солдаты-руславийцы среагировали именно так, как я ожидал. Они бросились в разные стороны, попрыгали в укрытия или просто растянулись на полу. А в следующую минуту всё помещение казармы заполнили клубы непроглядного дыма.
Я едва не потерял фон Вольга, выскочившего через другую дверь. Та вела наружу, и полковник выбежал через неё. Часовой, стоявший по ту сторону, обернулся к нему, но фон Вольг просто швырнул его в меня. Силой полковник обладал просто бычьейничего не понимающий солдат в серой шинели врезался в меня, и мы оба покатились по земле.
Оцелотти каким-то чудом перепрыгнул через меня, приземлился на одно колено и послал в спину фон Вольгу несколько пуль. Но снова безрезультатно. Полковник был словно заговорённый.
Я недолго боролся с солдатом, он оказался слишком ошеломлён нашим столкновением и не готов к бою. Я воткнул нож ему в горло и навалился всем телом, пока тот не перестал биться подо мной в смертных корчах. Поднявшись на ноги, я глянул вслед фон Вольгу, но тот уже скрылся среди корпусов Фабрики.
Если на нём броня, отводящая пули, сказал Оцелотти, то я такой хорошей не видел ни разу. Мои ребята всадили в него по полному магазинутакой нагрузки никакая из известных мне защит не выдержала бы.
Мы на Фабрике, пожал плечами я, здесь место для подобных чудес.
Что теперь? поинтересовался Оцелотти.
Идём вперёд, надо выяснить, что это были за взрывы.
Его «дикие коты» уже покинули затянутую дымом казарму и даже заперли на засов дверь, ведущую туда. Теперь выбраться наружу солдатам будет совсем непросто.