Никакого убийства там даже близко нет. «Настоящие смелые ребята»просто эмоциональное высказывание. Ну, ребята же действительно смелые. И «не говорят, а делают», увы, факт. Даже по континентальным законам «оправдание терроризма»нечто более развернутое. По британским эта репликавообще ничто. Nothing! повторил он по-английски.
ПЗ из Лесногородского центра вы можете скачать по ссылке под этим видео, продолжил Андрей. Для тех, кому лень или недосуг это читать, буду краток. Официальное ПЗ, подписанное главным психологом центра считает Дамира Рашитова виновным и в оправдании терроризма, и в убийстве. Оригинальное, составленное психологом, который снимал картутолько в оправдании терроризма. Там назначена минимальная коррекция. Кстати, в официальном ПЗ коррекционные мероприятия ровно такие же. Откуда с очевидностью следует, что лесногородские психологи прекрасно понимают, что делают. Думаю, этот канал смотрит немало специалистов-психологов. Скачивайте! Наслаждайтесь! План коррекции за якобы убийство, как за нарушение правил уличного движения.
Ну, нельзя вырезать раковую опухоль, если ее нет, усмехнулся Крис.
Карту Дамира мы тоже выложили, сказал Андрей. Это, конечно, нарушение медицинской тайны, но, на мой взгляд, в данном случае мы имеем полное моральное право ее нарушить. Так что специалисты могут ее скачать и составить собственное мнение.
После эфира Андрей поставил чайник. Выставил тирольский пирог.
Спасибо за эфир, Крис, сказал он, разливая чай.
Да, я все равно здесь до понедельника. Анджей, тебя я когда увижу в моем кабинете?
Кристы зануда. Пока в России происходит то, что мы только что обсуждалине увидишь.
Анджей, у тебя плохая карта. Очень плохая.
Ну, откуда ей быть хорошей? пожал плечами Андрей.
Я все прекрасно понимаю. Ты думаешь, что делаешь своей стране лучше. Это не так!
Крис, народ имеет право на восстание. Ты будешь с этим спорить?
То, что ты делаешь, это не восстание, это серия убийств.
Казней.
Ну, хорошо, казней. Ни в одной цивилизованной стране этого нет. То, за что ты убиваешь людей, лечится годом коррекции. Максимум годом! Ты осуждаешь свою страну, а сам плоть от плоти ее. И действуешь также, как ваше правительство, если не хуже.
Крис, в России непротивление злу насилием не работает. Проверено. Многократно. У нас непротивление злу только преумножает зло.
Я не предлагаю тебе непротивление злу.
Да, а что ты предлагаешь?
Милосердие. И ненасильственное сопротивление.
Угу! Крис, в данном конкретном случае, что ты предлагаешь?
Гласность. Общественное давление. И гражданское сопротивление. Ты хорошо начал.
Спасибо! Тогда давай так, чтобы ты от меня отвязался раз и навсегда со своей коррекцией. Если мы вытащим этого парня, я еду в Лондон и ложусь к тебе в Центр. Года хватит?
Нет, тебе не хватит. Все очень далеко зашло. Три.
Ладно, не русская каторга. Только я разорюсь.
Я с тобой готов работать бесплатно. Очень интересный случай.
А, ладно! Павел оплатит. Думаю, будет даже рад.
Вот, ваш Дубовнастоящий европеец. Упрекнуть не в чем.
Он просто очень умный.
Угу! А ты где-то между Раскольниковым и Распутиным.
Да? Признаться, думал, что между Пестелем и Засулич.
Ну, у нас это менее известные культурные герои.
Угу, на Западе. Так что пари. Женясвидетель. Но, если они убьют Дамира Рашитова, мы перестреляем всех этих тварей. Всех, кто причастен. И ты, Крис, будешь молчать в тряпочку.
В тря-поч-ку, старательно повторил Крис.
Угу! Русский национальный фольклор.
Да знаю я ваш фольклор! Одна поправка к условиям пари. Если ты продуешь, Анджей, твой Женя поедет с тобой и ляжет в соседнюю палату.
Он может быть даже раньше. Не есть правильно вешать больше двух убийств на одного исполнителя. Мы должны делить ответственность.
Наконец-то ты назвал вещи своими именами. «Убийств!»
Женя, ты как? спросил Альбицкий.
Обстоятельства могут сложиться так, что я не смогу сдержать слова, проговорил Женя.
Почему? спросил Крис.
Потому что, если больше ничего не поможет, я сдамся СБ и возьму вину на себя.
Ну, тебе точно года хватит, махнул рукой Крис.
Будет таскать мне передачи, усмехнулся Андрей.
У нас они нафиг не нужны! заметил психолог.
Был вечер третьего дня, когда Яков Анисенко не ходил на работу. Альбицкий тут же предложил работу в психологической службе Лиги, но Яков не чувствовал себя готовым к этому пути. Это же участие в работе террористической организации. Статья, и тяжелая. Да и участвовать в убийствах, даже на уровне аналитики? Нет! Нет! Он же врач.
Яков Борисович, вам все равно придется уезжать из России, если вы публично обозначите свою позицию по ПЗ Дамира, писал Альбицкий. Да, даже, если не обозначитевсе равно придется. За границей сотрудничество с Лигой ничем не грозит по местным законам. Ни в одной приличной стране никакие запросы из России о выдаче даже не рассматривают после того, как нашу с вами родину выперли из Интерпола.
Так что можно опасаться только убийц, подосланных СБ. Это реальная опасность, но грозит в основном мне. Вамне в такой степени. Но, если вы не хотите участвовать в нашей работе по принципиальным соображениям, есть другой вариант. В эмиграции живет человек, который любит помогать таким честным соотечественникам, как вы, получить здесь хорошее образование. Как насчет Оксфорда? Магистратура плюс практика в Лондоне. Здесь тоже есть люди, которые нуждаются в помощи. И вам не придется никому подделывать ПЗ.
Да, набил Яков.
Около десяти вечера зазвонил телефон.
Яша, ты слил карту Лиге? спросил Медынцев.
Глава 14
Какую карту? усмехнулся Анисенко. Нигде нет моих подписей.
Ты прекрасно понимаешь, какую. Больше некому. Я теперь в их списке по твоей милости. Спасибо тебе! Ты этого добивался?
Я добивался оправдания невиновного.
Ну что, добился?
Посмотрим.
И не добьешься. Зато меня расстреляют твои друзья.
Из списка можно выйти.
И заодно из ПЦ. За пять лет до пенсии. И внуков по миру. И все из-за кого-то болтливого мальчишки, который сам подставился!
И Алексей Матвеевич бросил трубку.
Подходила к концу вторая неделя в коррекционном отделении ПЦ. Это было практически одиночное заключение. Гулять выводили, причем даже на два часа, как пациента Центра. Но выводили в микроскопический дворик с парой маленьких заснеженных кустиков, и всегда одного. «Но все равно гораздо лучше, чем в ИВС, думал Дамир. По сравнению с ИВС просто рай».
Примерно раз в три дня приходил психолог. Расспрашивал, просил рассказать о себе поподробнее. Дамир так уставал от одиночества, что и сам готов был исповедоваться до бесконечности. Да и что тут скрывать, когда они видели твою карту? Гораздо труднее было перенести те дни, когда Сергей Юрьевич не приходил.
Как ни странно, взгляды психолога не отличались радикально от взглядов Дамира, Волков вовсе не был восторженным поклонником режима. Или не хотел таковым казаться. Он жестко стоял только на одном: методы Лиги недопустимы. Дамир не спорил. Он и сам никогда не был уверен в их допустимости.
Да, я так и не думаю, Сергей Юрьевич, говорил он в десятый раз. Просто сорвался.
Вам не нужно передо мной оправдываться, отвечал психолог. Наша задача исправить ситуацию.
Да, да, кивал Дамир. Я же не протестую.
Не протестуете, но и не чувствуете вины.
Дамир вздохнул.
Я действительно не понимаю, какой вред мог нанести обществу. Моя реплика кого-то побудила вступить в Лигу? Не верю. Это слишком серьезное решение, слишком рискованное, чтобы принимать его на основе флуда в инете.
Если человек уже об этом думал, вполне могла. Как последний аргумент.
Последний такой разговор был вчера.
Сергей Юрьевич встал, легко коснулся его плеча.
Все, до встречи.
Когда?
Дня через два.
Сергей Юрьевич, вы не могли бы навещать меня чаще?
Дамир, карантин сегодня заканчивается, с завтрашнего дня у вас будет больше общения.
Утром он ждал перевода в другую камеру, но ничего не произошло. После завтрака его вывели на прогулку.
Февраль подходил к концу, и погода стояла почти весенняя. Светило солнце, освещая дальнюю стену прогулочной камеры и растапливая снежные шапки на кустах.
Дамир прислонился спиной к этой стене, коснулся рукой горячих кирпичей, закрыл глаза.
В ИВС в прогулочные камеры солнце не заглядывало вовсе, здесь доходило до пояса, и можно было представить, что стоишь на вершине, у подножия простираются поля. А за ними синеют одна за другой новые горные цепи.
Послышался лязг открываемой двери и шаги.
Дамир открыл глаза.
В прогулочный дворик впустили рослого парня, которого Дамир никогда раньше не видел.
Загораешь? без церемоний спросил тот.
Пытаюсь.
Он подошел к Дамиру и протянул руку.
Меня Федей зовут.
Дамир представился и ответил на рукопожатие.
По тюремным рассказам он знал, что не каждому незнакомцу стоит пожимать руку, но в ПЦ расслабился и не вспомнил о воровских законах.
Татарин что ли? спросил Федя.
Наполовину.
Здесь мечеть есть.
Я неверующий.
Здесь без этого трудно. Я в храм хожу.
Давно здесь?
Полгода.
А я третью неделю. Считая диагностику.
А до этого?
В ИВС.
Там, говорят, камеры на троих. И сухо.
Да, но не сказал бы, что это райское место.
Так, понятно, что здесь поприятнее будет. А я в Бутырке был. Вонь, духота, плесень на стенах и спать по очереди.
Дамир не нашелся, что ответить.
Где-то я тебя видел, проговорил Федя.
Дамир пожал плечами.
Вряд ли.
Ты за что здесь? спросил Федя.
Оправдание терроризма. В обще-то, за одну фразу в комментарии.
И что же ты такого сказал, чтобы тебя сюда упекли?
Похвалил Лигу.
Альбицкого?
Угу.
И сколько за это?
До семи лет. Правда, в обмен на согласие обещали штраф.
Штраф? Мне тоже следак обещал, что, если согласку подмахну, на пыжик не уеду.
Пыжик?
Пожизненное. Ну и еще, что здесь курорт. Ну, по сравнению с Бутыркой, курорт, конечно. Так что в этом не соврал. А вот ты заливаешь, парень. Это блок «эф», здесь о штрафах не думают.
Блок «эф»?
Тебе не сказали что ли? Коррекционка разделена на блоки. Блок «эф» самый тяжелый. Здесь думают, как бы на пыжик не уехать да под расстрел не пойти. У тебя карту-то снимали?
Да, конечно.
И что психолог сказал?
Что карта чистая. Ну, кроме моего поста. Я и сам знаю, что чистая.
А в чем обвиняли?
Кроме поста? В убийстве Анжелики Синепал.
Это которую в театре отравили?
В театре. А ее отравили?
По телеку говорят, да. Рекламка какая-то театральная была отравлена.
Программка? Вот почему психолог спрашивал про программку
Ты ПЗ-то видел?
Нет. Сергей Юрьевич сказал «тайна следствия».
Психолог?
Да, коррекционный.
Да ты бледный как смерть! Может врача позвать? Они здесь приходят.
Ничего, с трудом выговорил Дамир. Ничего не надо.
Дыхание перехватило, сердце упало куда-то вниз, ногти заскребли по горячему кирпичу.
Один парень из наших сидел на «А». Ну, он не совсем из наших, коммерс, но мы его защищали, наша группировка, сказал Федя. Так вот там было двое пропагандистов Лиги по оправданию терроризма. Так что, Дамик, они были на «А». А у тебя другое что-то.
Федь, я правда не убивал, сказал Дамир. И я не из Лиги.
Дамир пытался дышать глубже, но холодный воздух почти не помогал.
Федя, смог сказать он. А ты здесь за что?
Семь трупов шьют.
Неправда?
Ну, понимаешь, была еще одна группировка, и они очень нехорошо себя повели
Понятно, бандитская разборка.
Ну, можно и так сказать. Но это как дуэль, понимаешь? У них же тоже были стволы.
Понимаю, Дамир заставил себя улыбнуться. В ПЗ есть?
Ну, а куда оно денется?
Тебе его показали?
Да. Но я там ничего нового не увидел. Психолог сказал «карта ужасная». Мне только месяц назад разрешили общаться с другими арестантами. До этого все считали, что я жутко опасный. Бред, конечно. Ну, что я без причины кого-нибудь убью? Там причина была. Вот тебя, Дамик, например, ну зачем мне убивать? Делить-то нам нечего. Ну, завалил ты эту стерву. Мне-то что?
Я никакую стерву не заваливал, машинально ответил Дамир.
До конца прогулки он почти не слушал болтовню товарища по несчастью. Больше всего хотелось добраться до камеры и свалиться на кровать, благо здесь не запрещалось валяться днем на шконке. Он с трудом держался на ногах.
Знаешь, если ты все-таки из Лиги, передай Альбицкому, что он супер, сказал Федя на прощание.
Жаль, что ты мне не веришь, ответил Дамир.
Мечта о шконке не совсем сбылась. У входа в камеру его ждал Сергей Юрьевич.
Дамир, нам надо поговорить.
Да, нам надо поговорить, кивнул Дамир.
Они вошли, и дверь за ними заперли. Дамир сел на кровать, психолог на стул напротив.
Дамир, у вас сейчас был очень резкий скачок эмоционального фона. Что случилось?
По карте видно, да?
Да, это называется мониторинг карты.
Всем заключенным мониторите?
Пациентам. Что случилось?
Думаю, вы лучше меня знаете, что случилось. Сергей Юрьевич, что у меня в ПЗ?
Дамир, ну не могу, тайна следствия.
Феде показали.
Это индивидуально. Значит, с ним уже было все ясно. По вашему случаю идет следствие.
А со мной не ясно? Разве на карте не все видно? Что там может быть нового?
Следователь должен проанализировать.
Какой смысл скрывать от меня ПЗ? Чего о себе я могу не знать?
Человек частенько о себе многого не знает.
Сергей Юрьевич, почему я в блоке «эф»?
Потому что терроризмэто тяжкое преступление.
Оправдание терроризматоже?
Конечно. Все, что имеет верхнюю санкцию свыше пяти леттяжкое преступление.
Настолько тяжкое, что меня надо помещать в один блок с убийцей семи человек?
Дамир, успокойтесь, все нормально. Федя Бурый, конечно, для вас не самая подходящая компания. Подберем кого-нибудь поадекватнее.
Тоже убийцу?
Посмотрим.
Здесь другие есть? Не убийцы?
Волков молча отвел глаза.
Сергей Юрьевич, с меня сняли обвинения в убийстве? спросил Дамир.
Дамир, тайна следствия.
Сергей Юрьевич, зачем вы мне врете? Это меня касается напрямую, я имею право знать.
Психолог встал.
Все Дамир, разговор окончен. Пообедаете и ложитесь спать. Стресс мы снимем.
Дистанционно да? Через моды?
Да, это безболезненно.
Интересно, а расстреливаете вы с обезболиванием?
Дамир, мы не расстреливаем.
Психолог подошел к двери и позвал охрану, чтобы они открыли.
Все, обедайте и спите, на прощанье сказал он.
За обедом Дамир почти ничего не съел, несмотря на довольно приличное пюре с курицей и чай. Несколькими глотками последнего он и ограничился. Кусок не лез в горло. Да и чай казался безвкусным, как вода. Просто хотелось пить.
Зато после обеда его начало неудержимо клонить в сон, так что он проспал до ужина.
«Снятие стресса» через моды работало примерно, как искусственный опиат: отодвигало, а не снимало боль. И лишало энергии с ней бороться.
Он проснулся в состоянии апатии. Делать не хотелось ничего, в том числе есть ужин. Он оставил его полностью.
Тоже случилось с завтраком: выпил только чай.
На прогулке Дамир снова был один, зато апатия начала немного проходить, то ли от мороза, то ли свежего воздуха.
Он вспомнил, что Федя говорил, что узнал об отравлении Синепал из телепрограммы.
Интересно, что это была за программа?
И Федя обмолвился, что он Дамира где-то видел. Может быть, действительно видел? По телевизору.
Телевизор в камере был, и смотреть его не возбранялось, но в семье Дамира телевизор не смотрели никогда, и он с детства привык, что этот агрегат годен только на то, чтобы загрузить на него что-нибудь из ютуба, если хочется посмотреть на большом экране. Но ютуба здесь не было. И Дамиру даже в голову не приходило включить телевизор. Он просил психолога распечатывать новости из интернета, но тот делал это нерегулярно, с большим опозданием и далеко не все.