Ну! Давай!
Допустим Допустим, ты приказчик туринского купца. Хозяин по весне отправил тебя в Тулузу, снабдив тридцатью флоринами золотом и с наказом купить племенных тулузских жеребцов на развод. Известно, что в Тулузе по весне бретонские двухлетки идут по лиарду за голову, а трехлеткипо два гросса и пять денье сверху. Сколько голов ты сможешь купить, если в тамошних денье на одну тройскую унцию меньше серебра, чем в наших туринских, а пошлина составляет один гроблан за полдюжины лошадей?
Гримберт ощутил разочарование.
Это еще что?
Задачка, невозмутимо заметил Аривальд, не отрываясь от стряпни, Как ты и просил. Что такое?
Это не задачка по тактике, холодно ответил Гримберт, Это какая-то чепуха. Рассчитать упреждение для стрельбы на дистанцию в двести туазов при встречном северо-восточном ветре в двадцать канн в секунду или Какой я тебе, к чертовой матери, приказчик? Какие лошади?
Аривальд закатил глаза. Даже это у него получалось во-взрослому, с тем особенным выражением, которые великовозрастные болваны приберегают для общения с несмышлеными школярами, растолковывая очевидные вещи.
Ты дурак, Грим, беззлобно сказал он, Нет никакой разницы, что ты считаешь, снаряды в боеукладке или лошадей. Дистанцию для флангового кинжального огня или монеты. Это цифры. Именно в науке цифр самоуверенные рыцари вроде тебя и терпят поражения, доверяя все автоматике и не в силах рассчитать простейшие ситуации.
Запах жарящегося мяса внезапно перестал казаться Гримберту столь соблазнительным. Возможно, потому, что теперь к нему примешивался запах чужого самодовольства.
Мой отец, маркграф Туринский, никогда не умел считать выше сотни, холодно отчеканил Гримберт, пристально глядя Аривальду в глаза, Это не помешало ему одержать победу при Желтой Пропасти, Выжженнице и Второй Восточной Сшибке. Не помешало снарядить три дюжины лучших туринских рыцарей в свою дружину. Не помешало трижды разбить лангобардов на границе и обратить в пепел Тортону, сокрушив в осаде неприступные стены. Если ты хочешь сказать, что все эти победы были им не заслужены только потому, что он не знает цифр свыше сотни и не в силах самостоятельно расписаться, я этим самым клинком вырежу из твоей спины гораздо больший кусок мяса, чем жарится сейчас на углях!
Аривальд дрогнул. Смышленый, находчивый, ловкий по части всяких логических приемчиков и задач, он был наделен достаточным здравомыслием, чтобы понять, когда шутки заканчиваются. Сын барона и сын маркграфа могут делить пищу, могут прикрывать друг другу спины в бою, могут даже проказничать вместе или подшучивать друг над другом, но пропасть, разделяющая их, не должна забываться. Ибо пропасть эта более вечна, чем пропасть между землей и небом.
Мои извинения, мессир, Аривальд, вздрогнув, опустил голову, Я ничего такого не имел в виду. Если нужны мои извинения или
Даже будь твои извинения отлиты в чистом серебре, ими нельзя было бы расплатиться за честь маркграфов Туринских, которую ты уязвил, с достоинством ответил Гримберт, И я надеюсь, на будущее это послужит тебе достойным уроком и
Не выдержав, он расхохотался во весь голос. Аривальд быстро заморгал, пытаясь понять, что происходит, и лишь через несколько секунд нашел силы, чтобы слабо улыбнуться.
Ты
Купился! Купился! Гримберт ткнул пальцем ему в грудь, точно стволом лайтинга, Признайся, в этот раз ты поверил!
Аривальд вздохнул, изобразив на лице скорбную гримасу.
Я поверю даже в то, что в системе охлаждения твоего «Убийцы» течет игристое вино, но только не в то, что ты когда-нибудь наберешься ума, Грим.
Гримберт улыбнулся, подражая отцу. Его улыбке явно не доставало остроты, несмотря на фамильную схожесть контуров, она еще не могла повергать собеседников в ужас. Над этим еще предстояло много работать.
Беда всех самоуверенных умников, которые привыкли работать с цифрами в том, что они тотчас теряются, как только лишаются привычной почвы под ногами, он пожал плечами, Еще одна причина, почему рыцарь не должен забывать про истинную науку.
Напомни мне об этом в следующий раз, когда старикашка Магнебод устроит нам тактические учения, усмехнулся Аривальд, И я вздую тебя так же, как сделал это в прошлый раз.
Пфффф! Гримберт выпятил губы, демонстрируя презрение, Ты просто наловчился жонглировать цифрами. Невелика заслуга. Посмотрел бы я на тебя в настоящем бою, щегол, когда в воздухе вместо цифр летают снаряды, а воздух горит от напалма! Клянусь печенью Святого Михаила, ты бы намочил свой гамбезон! Из твоего брата Гунтериха и то получится лучший оруженосец, чем из тебя!
Он думал, что Аривальд, закусив удила, рванется в спор. Когда-то они могли часами перебрасываться обидными словечками и придуманными ругательствами, напоминая две артиллерийские батареи, кроющие беглым огнем друг по другу. Славные добрые времена, когда было позволительно не думать о будущем и не ощущать лежащей между ними пропасти. Времена удивительных приключений, неказистых подвигов и мальчишеских выходок. Наверно, они уже выросли из этого возраста. По крайней мере, Вальдо вырос.
Мясо уже поспело, заметил он, после чего взмахнул воображаемой салфеткой, Мясо уже поспело, ваше сиятельство, прошу к столу!
***
Может, по части цифр Аривальд имел весомое преимущество, но вот в вопросах дворцового этикета он разбирался не лучше, чем сам Гримберт в сложных дробях. Пытаясь изображать церемонийместера, он двигался нескладно и неуклюже, ему определенно не доставало той особенной мягкой грации, что вырабатывается долгими годами, проведенными на вощеном дворцовом паркете, а никак не в тесной бронированной кабине рыцарского доспеха.
Не извольте гневаться, мессир, если мясо немного пережарено. Смею вас уверить, внутри оно совершенно сырое!
Как раз как я люблю, в тон ему отозвался Гримберт, Чего ты ждешь? Доставай нашу славную походную скатерть!
Славная походная скатерть представляла из себя кусок заляпанного маслом брезентового полотнища, которое они когда-то умыкнули у Магнебода, но верно служила им уже не первый год. Расстеленное на утоптанном снегу, оно, может, не могло тягаться с парчовыми маркграфскими скатертями, но оттого не выглядело в их глазах хуже.
Им не требовался сигнал церемонийместера для того, чтоб приступить к трапезе. Как не требовались ни тосты, ни застольные здравицы, провозглашаемые подобострастными сотрапезниками, ни перемены блюд. Они ели жадно и остервенело, орудуя одним кинжалом на двоих, по очереди слизывая с выгравированного на лезвии туринского быка сладкий горячий жир и подмигивая друг другу. Морозный воздух приятно освежал лучше, чем опахала слуг, а усталость делала вкус пищи богаче, чем самый изысканный соус.
Аривальд не солгал, мясо получилось пересушенным снаружи, похожим на лошадиную подкову, внутри же ощутимо хлюпало, но Гримберт не собирался ставить это своему старшему пажу в вину. Он любил такие трапезы. Обставленные зачастую на пыльной обочине тракта или в лесной чаще, они казались сытнее и приятнее тех, что он проводил в окружении дворцового серебра, да и то, правду сказать, серебра там год от году становилось все меньше, а мышей по угламвсе больше и больше.
Нет уж, блаженно подумал Гримберт, ожесточенно сражаясь с жесткой сырной коркой, уж лучше так. Чем пировать на драгоценных тарелках, вкушая деликатесные яства под аккомпанемент сладкой лести придворных, лучше трапезничать так, как трапезничали предки, благородные рыцари старой закалкирасположившись на броне, еще горячей от вражеских огнеметов, без разряженных придворных шутов, с одними только верными оруженосцами, хлебая прямо из горлышка захваченное в чужих погребах вино
Верно поняв его взгляд, Аривальд наполнил до краев их общий походный кубок, сделанный из расточенного цилиндра, но выглядящий почти как настоящий.
За прекрасных дам? предположил он, Или за рыцарские добродетели?
Погоди. Надо бы чем-то подсластить эту кислятину, Гримберт вытащил из-за ремня кисет и небрежно вытряхнул на ладонь пару крупных таблеток, похожих на комки жженого сахара, Кинь-ка это в вино.
Небрежность была хорошо отрепетирована и произвела на Аривальда должное впечатление.
Что это?
Бензедрин. Говорят, распаляет душу сильнее, чем литания, прочитанная самим Папой Римской. Все рыцари его используют в походах, чтоб поддержать силы. А сегодня у нас настоящий поход, а? Это тебе не прогулка по парку!
Аривальд уважительно посмотрел на таблетки. Еще бы, подумал Гримберт, ему, небось, и нюхать-то таких не приходилось. Среди пажей много родовитых сынков, но жалование им положено скромное, а условия содержания вполне аскетичные. Для того, чтоб заглушить усталость и притупить боль там чаще в ходу «пещерная пыль», которую кустарно гонят подмастерья туринских химиков на дрянной аммиачной смеси и продают по денье за десять гран. Неудивительно, что добрая половина пажей выглядят поутру как дохлые жабы с мутными глазами
Таблетки быстро растворились в вине, но Аривальд не сразу осмелился отхлебнуть. Некоторое время он опасливо разглядывал пузырьки на поверхности, облизывая губы.
Я надеюсь, это зелье не такое уж сильное, пробормотал он, А то как бы нам не покрыть себя славой вроде той, что досталась мессиру Эдобиху.
Мессиру Эдобиху, второму графу Пембрук? тут же спросил Гримберт. Геральдические таблицы он помнил воочию, так же отчетливо, как энергетическую схему «Убийцы» или свой собственный герб, Тот, что загнал свое войско в Рокингемский лес и утопил в болоте?
Нет, Аривальд мотнул головой, Его внук. Что, неужто не слышал, как он спасал Иерусалим?
Гримберт неуверенно покачал головой.
Церковный информаторий, без сомнения, был кладезем разнообразных знаний, пусть подчас почти не систематизированным, но некоторые события он не считал нужным отображать в своих летописях, особенно из числа тех, что творились за морем.
Мессир Эдобих, будучи в глубоком рейде по сарацинским землям, посреди ночи получил призыв о помощи от Иерусалимского гарнизона и, ни секунды не колеблясь, устремился на выручку, как того требовал рыцарский долг. Беда была лишь в том, что он так шатался от лошадиной дозы барбитуратов, что слугам пришлось силой запихивать его в доспех.
Не сомневаюсь, что эта история вымысел от начала и до конца, с достоинством заметил Гримберт, отхлебывая вино, Как обычно, ты чернишь рыцарские добродетели, изыскивая для этого любую возможность.
Вино с бензедрином показалось ему кисловатым, но сделав глоток побольше, он неожиданно ощутил, как в голове проясняется. Докучливые мысли и опасения стали стремительно таять, точно остатки дымовой завесы под порывом ветра. Небосклон над сумрачный Сальбертранским лесом, затянутый белесо-серой декабрьской пеленой, похожей на космы грязной шерсти, словно осветился крошечными янтарными звездами, теплыми на ощупь.
Ты слушаешь или нет?
Допустим, слушаю, проворчал Гримберт, передавая кубок, Валяй дальше.
Аривальд удовлетворенно кивнул.
Промедление было подобно смерти, тем более, что опускалась ночьпаршивое время для марша. Понимая это, мессир Эдобих распорядился бросить обозы и пехоту, устремившись на выручку осажденным во главе нескольких дюжин рыцарей. Без прикрытия, без запаса боеприпасов, даже без оруженосцев, они рванулись в сторону Иерусалима, точно алкающие возмездия бронированные ангелы.
В отличие от Гримберта Аривальд не брал уроков риторики, но язык у него от природы был подвешен что надо. Должно быть, ему покровительствовал сам Иоанн Злотоуст. Когда старший паж прекращал дурачиться и принимался что-то рассказывать, ловко жестикулируя тонкими пальцами, Гримберт даже не ощущал привычного желания устремиться в споррыцарский азарт отступал перед любопытством, этим древнейшим из пороков.
Около полуночи он и его воинство наскочили в темноте на передовой разъезд сарацин и с ходу, не изготовившись к бою, не расчехлив орудий, устремились в атаку. Бам! Аривальд, сам отхлебнувший вина, изобразил руками череду взрывовчто-то вроде канонады тяжелых минометов, Бах! Они сшиблись с такой силой, что искры полетели в ночи. Не было видно ни знамен, ни гербов, одни только вспышки выстрелов и расцветающие огненные нимбы взорвавшихся боеукладок. Железо сминало железо, и даже крики раненных не были слышны за этим дьявольским грохотом. Рыцари мессира Эдобиха бились отчаянно, вонзившись во вражеские порядки, точно топор. Стрелять приходилось в упор, на сверхкоротких дистанциях, оттого многие его лучшие люди сами погибли, сраженные взрывной волной или ранней детонацией снарядов.
Но они
Победили? глаза Аривальда сверкнули, Разумеется. Едва только рассвет позолотил многострадальную иерусалимскую землю, как сделалось видно, что противник смят и уничтожен подчистую. Все поле было укрыто мертвыми телами и дымящимися обломками, среди которых бродили редкие уцелевшие рыцари-франки, оплакивая своих павших товарищей и торопясь сорвать сапоги с тех из них, которые уже отправились представляться Святому Петру.
Аривальд всегда был острым на язык, но Гримберт привык к его манере достаточно, чтобы не чувствовать себя уязвленным.
Как только солнце поднялось, сир Эдобих, граф Пембрук, уже составляющий на имя императора победную реляцию, вынужден был прикусить язык. Вместо поверженных сарацинских рыцарей и разгромленных орудий он вдруг увидел истинную картину бояразбитые повозки и груды мертвых обожженных тел, над которыми, к его ужасу, развевались знакомые стяги. Это не был сарацинский разъезд, как ему показалось в темноте, это был его собственный обоз, на который он наткнулся в ночи и который в наркотической горячке принял за отряд вражеских рыцарей. Остальное было делом его распаленного воображения.
Несмотря на приятную щекотку бензедрина, Гримберт поморщился. Чего-то такого и следовало ожидать.
Его отдали под суд? только и спросил он.
Аривальд бесцеремонно вытер лоснящиеся от вина губы рукавом гамбезона.
Нет. Как я слышал, лишь отослали со Святой Землиот греха подальше. Должно быть, его победы обходились императору еще дороже, чем поражения.
Наверно, он с удовольствием сидел бы так и дальше, удобно устроившись на еловых ветвях, потягивая вино и болтая, но Гримберт с сожалением прервал его, поднявшись на ноги.
Прячь припасы, Вальдо, приказал он, Выдвигаемся. Иначе пустим корни на этой полянке до самой весны.
Так быстро?
Темнеет зимой рано, а у нас впереди еще пять-шесть ходовых часов. И мы не на прогулке.
Аривальд с сожалением сделал последний глоток и стал упаковывать провиант. Как и полагается старшему пажу, он никогда не спорил со своим господином. Если того требовали обстоятельства, он мог выразить несогласие одним только взглядом, но так отчетливо, что Гримберт мгновенно это ощущал, даже повернувшись к нему спиной, лучше, чем предупреждающий писк радаров «Убийцы».
Сейчас Аривальд не собирался спорить. Однако во взгляде его было что-то, что помешало Гримберту, уже стряхнувшему с подошв ботфортов снег, забраться в тесную бронекапсулу доспеха.
Грим
Чего тебе?
Аривальд с преувеличенной тщательностью укладывал их походную скатерть. Так, точно она была не зияющим прорехами брезентовым полотнищем, которым укрывали доспехи, а по меньшей мере вышитым шелковым гобеленом из маркграфского дворца.
Не хочешь мне наконец сказать, какого черта мы забыли в Сальбертранском лесу?
***
Гримберт усмехнулся. Он знал, что вопрос этот рано или поздно последует. С такой же неизбежностью, с какой выпущенный из пушки снаряд рано или поздно покидает ствол. Можно обмануть отца, о прозорливости которого недруги Туринской марки издавна складывали легенды, можно обмануть мудрого Алафрида, герцога де Гиень, его старого боевого приятеля, которому молва прочит в скором времени титул императорского сенешаля. Можно обмануть даже желчного старого Магнебода, пусть даже потом придется расплачиваться за это многими часами унижений.
Но обмануть Вальдо? Человека, который читает его самого, точно открытую книгу? Нечего и думать.
Мы охотимся, Вальдо.
Аривальд скривился. Точно папский нунций, которому налили уксуса вместо хорошего вина.
Я надеюсь, ты научишься лгать более ловко к тому моменту, когда мне придется сделаться твоим оруженосцем, Грим. Иначе мне придется выдумать за тебя твои рыцарские подвиги, а у меня и без этого будет чертовски много хлопот.