Когда-то он и верно был человеком, пока за какие-то грехи Святой Престол не наложил на него печать покаяния, очищающим пламенем вырезав из сложного узора нейронов мозга лишние фрагменты, мешающие искуплению неизвестных Гримберту грехов. Того немногого, что осталось после этого от его разума, не хватило бы и на улитку, одни только примитивные моторные функции, но, подчиненные кибернетическим имплантам, они сделали из него сносную дворцовую прислугу, выносливую и не знающую сомнений. Может, сообразительности у нее было недостаточно для того, чтоб вспомнить свое прежнее имя, но достаточно, чтоб подносить вино.
Гримберту не требовалось нажимать пальцем гашетку, как это было устроено в древних доспехах эпохи Проклятых Чумных Веков. Погруженный в основание его мозга нейро-штифт делал это бессмысленным. Пулеметы «Убийцы» выплюнули по короткой очереди, в шахты гильзоприемников покатились, дребезжа, рассыпчатые гроздья пустотелых бронзовых плодов.
Магнебод даже не вздрогнул, когда стоящий в трех шагах от него сервус с бочонком в руках задергался, точно опьяненный танцор, отплясывающий какую-то невообразимую кадриль. Треск лопающегося бочонка в его руках сливался с треском его собственных костей, в воздухе повисли клочья волос и тлеющие суконные волокна из ливреи. На песок хлынуло вино вперемешку с мутной, похожей на масло, консервирующей жидкостью из пробитых сосудов, заменяющей ему кровь.
Пулеметыкуда лучшее средство избавления от злости и прочих подтачивающих сердце душевных недугов. Гримберт убедился в этом еще за мгновенье до того, как установилась тишина. Несмотря на то, что сервус был бездушной вещью, его уничтожение принесло ему облегчение. А еще секунду спустяи стыд.
Мессир Магнебод, извините!
Магнебод вздохнул, глядя в свой пустой кубок. У его ног копошился сервус. Наполовину уничтоженный, больше похожий на ком мятого белья, он все еще пытался судорожно дергающейся рукой дотянуться до кубка, чтобы наполнить его. Ни размозженные кости, ни лопнувший винный бочонок в его мертвых глазах не имели значения.
Недурной выстрел. Я-то думал, что ты в свой ночной горшок не попадешь даже с автоматической наводкой.
Мессир, я приношу свои
Магнебод уронил свой пустой кубок.
Но если ты думаешь, что сможешь меткостью компенсировать свои вопиющие нелады с маневром, то слишком плохого мнения обо мне.
Мессир, я
Тебе слишком рано доверили рыцарский доспех, Гримберт. Следующие три часа ты будешь проходить макет сидя верхом на старом осле. Мы, старики, умеем сносить насмешки, но только не жажду.
***
Поленобург, сооруженный Магнебодом из бревен, был непростым испытанием, но он не шел ни в какое сравнение с проклятым Сальбертранским лесом. В этом Гримберт убедился уже спустя несколько минут погони.
Исполинские стволы вырастали на пути, возникая из ниоткуда, точно пшеничные колосья, и Гримберту приходилось напрягать механические сухожилия «Убийцы» до тревожного гула, чудом избегая столкновения. Беглецам было куда проще. Юркие, едва видимые в своих маскировочных накидках, они беззвучно текли по снегу, словно расплавленные тени, укрываясь за корнями и бросаясь из стороны в сторону. Он ощущал себя закованным в панцирь бегемотом, преследующим юрких крыс.
Эти браконьеры оказались дьявольски ловкими тварями, поднаторевшими, должно быть, в подобной охоте. В отличие от него. Время от времени они затаивались, укрываясь под корнями и Бог весть в каких щелях, заставляя «Убийцу» растеряно кружить, вспарывая сизое брюхо сумеречного леса ослепительными шпагами прожекторов. И стремглав бросались прочь всякий раз, как он их замечал. Ровно на половину секунды раньше, чем он успевал активировать пулеметы.
Проворные, хитрые, ловкие твари.
Несколько раз Гримберт открывал огонь на ходу, но пули лишь разносили вдребезги древесные стволы, вышибая из них каскады коры, вздымали в небо комья снега и перемалывали гнилые коряги, превращая их в россыпи трухи. Стиснув зубы, Гримберт заставил себя бросить стрельбу. С таким же успехом он мог бы полосовать воздух, пытаясь поразить призрак прошлой пятницы. Не хватало еще остаться без патронов!
Прав был Магнебод, прав старый пьянчуга, потешавшийся над своими подопечными, заставлявший их вновь и вновь штурмовать несуществующий, из обтесанных бревен, город. Маневр, чертов маневр! Гримберт грыз губы всякий раз, когда «Убийца» сносил своей бронированной грудью очередной ствол, отчего все его потроха вместе с Гримбертом дребезжали в стальной утробе. Только вот трижды проклятый Сальбертранский лес имел свой взгляд на маневры и то, в какой манере их следует выполнять. Тут не было улиц, вдоль которых рыцарская тактика предписала наносить фронтальные удары, не было переулков, годных для того, чтоб обойти узловую оборону, обрушив ее с неожиданного направления. Не было площадей, дающих возможность перегруппировать рыцарские порядки и взять передышку. Ни черта не было! Только узловатые пальцы деревьев в стремительно сереющем воздухе, россыпи снега и летящие во все стороны щепки.
Атаки уходили в пустоту. Каждый раз, когда прицельный маркер смыкался было вокруг человеческого силуэта грозным багровым нимбом, тот ловко уворачивался, отскакивал, крутился волчком и пропадал, чтоб секундой спустя появиться вновь, но еще дальше. Это даже не охота, это чертова ловля блох
Гримберт ощущал себя так, словно погружается в тягучее асфальтовое озеро, только распространяло оно не обжигающий жар, а липкий холод.
Грим!
Кажется, Аривальду пришлось выкрикнуть это несколько раз, прежде чем Гримберт заметил вызов.
Бррсьх!
Что?
Брось! Их! произнес Аривальд, раздельно, но как-то глухо, точно сквозь зубы, Не будь дураком!
Бросить? Ты рехнулся?
Брось! Ты что, не видишь?..
Наверно, в этот самый миг Господь Бог, обозревающий с высоты дальнюю часть своих владений под названием Сальбертранский лес, увидел творящуюся там вопиющую несправедливость и воздел невидимый перст. Потому что в следующую секунду один из браконьеров, уже улизнувший было из границ прицельного маркера, зацепился рукавом за торчащий из ствола сук, да так, что повалился ничком. Встать он не успел. Пулеметы «Убийцы» рыкнули в два голосадребезжащий оглушительный дуэт двух голодных демоноввмяли его в снег и растерзали, превратив в обложенную рыхлой кровавой кашей обезглавленную тушу.
Гримберт завопил, издав боевой клич маркграфов Туринских. Пусть получилось совсем не так звучно и грозно, как у отца или Магнебода, он ощутил упоительно горячий огонь, пляшущий в груди.
Первый настоящий противник, которого он убил. Не сваренная из жестяных обломков мишень, изображающая рыцарский доспех так жалко, что даже стрелять желание пропадает. Не чертовы никчемные сервусы, эти ковыляющие мертвецы с выжженным мозгом. Ладно, пусть это был не рыцарь, не ровня, упомянуть об этом будет не зазорно, сидя в окружении отцовских вассалов и рыцарей. Главное, сделать это нарочито небрежно, чтоб ни у кого не возникло мысли, будто он хвалится.
«Не так давно я охотился в Сальбертранском лесу и, вообразите себе, столкнулся с браконьерами. Ну и задал же я этим негодяям трепку, только клочья летели!..»
Едва ли сойдет за подвиг, кто-то наверняка подденет его, но благодушно, как полагается среди равных, в обществе боевых товарищей, связанных клятвой чести и рыцарскими идеалами. И даже суровый Магнебод, смахнув с бороды винную капель, украдкой подмигнет ему и
Идиот! Оставь их!
Аривальд не поспевал за ним, хоть и пустил «Стража» во весь опор. Топал в дюжине туазов позади, даже не пытаясь стрелять. Это тоже вызвало у Гримберта злорадное удовлетворение. Глядите-ка, кто поучал больше всех, а как пришло время расчехлять орудия, опростоволосился и бесславно плелся в хвосте! Это тебе не деревянные фигуры по клеточному полю двигать, Вальдо! Знай маркграфов Туринских, которые одерживают свои победы на всамделишных полях, обагренных кровью и обожженных порохом.
Отвали! рыкнул он в эфир, Еще двое. Их-то я загоню!
Ты сам себя загонишь, идиот несчастный! Ты что, не видишь, что они заманивают тебя в чащу?
Гримберт пренебрежительно фыркнул. Он и сам отметил, что деревья на пути растут все гуще, все чаще перемежаются буреломом, но не видел в этом ничего удивительного или, тем более, опасного. Всякая преследуемая тварь норовит забраться туда, где можно укрыться, и неважно, кого ты гонишь, зайца или браконьера.
Зря ты мнишь себя самым большим хитрецом, Вальдо, подумал он. Хочешь заставить меня сбавить темп, чтоб догнать и обойти? Записать на свой счет хоть одно очко в этом состязании? Но я не доставлю тебе такого удовольствия, старина. Хочу, чтоб ты вернулся в Турин с грузом из неизрасходованных патронов и столь же тяжелой совестью!
К его облегчению браконьерам не суждено было затеряться в густой чаще. Почти сразу он обнаружил просеку, не очень широкую, но достаточную для того, чтобы «Убийца» мог двигаться по ней, не стесняемый переплетениями ветвей и стволов. Чертовски удачно. Едва ли туринские лесники, вырубая ее в чаще, хотели создать дорогу для рыцарского доспеха, скорее, обозначали какую-то условную межу, но, как бы то ни было, эта просека здорово ему помогла.
Аривальд что-то кричал, но Гримберт не мог разобрать, что именно, и виной тому было не качество радиосвязи. В охваченный пылом погони рассудок чужие слова проникали с трудом, искажаясь и теряя смысл, обращаясь подобием грубой и бессмысленной сарацинской речи.
Открытое не вздумай Грим
Заткнись и догоняй, чертов увалень! бросил он в микрофон, Иначе останешься без сладкого!
Может, браконьеры, эти хитрые паразиты, истощавшие Сальбертранский лес, и обладали ловкостью животных, но все-таки были не так хитры, как можно было ожидать. Вместо того, чтоб затеряться в чаще, как опасался Аривальд, они следовали вдоль просеки, позволяя «Убийце» не отставать, напротив, держать их на дистанции действенного огня. Как и здешние олени, они, скорее всего, никогда не сталкивались с рыцарем и плохо знали о его возможностях. За что и поплатятся в самом скором времени.
Что ж, подумал Гримберт, им же хуже. Если человек по доброй воле бежит от праведного сеньорского суда, тем самым он самолично лишает себя права на защиту и снисхождение. Свой выбор они сделали самостоятельно, орудия «Убийцы» лишь утвердят его, точно печать.
Совесть не станет тревожить его из-за этого, он поступил как должно рыцарю. Может, епископ Туринский, этот печальный двухсотлетний скопец с глазами больной лошади, и наложит на него епитимью за недостаточное смирение духа, но едва ли суровую. Скорее всего, ему придется тридцать раз прочитать «Символ веры» или совершить паломничество по окрестным церквям Туринской маркисущая ерунда для стальных ног «Убийцы»
Просека не растаяла в чаще, как опасался Гримберт, напротив, внезапно расширилась, превратившись в большую прогалину. Округлая, точно арена древних амфитеатров, она могла бы вместить не одного рыцаря, а трех или четырех. Превосходно. Здесь-то «Убийца» сможет размяться по-настоящему, пустив в ход весь свой арсенал, вместо того чтоб продираться по просеке, короткими очередями пытаясь нащупать в густом подлеске беглецов!
Гримберт активировал автопушки, готовый обрушить на густой подлесок, в котором укрывались браконьеры, настоящий огненный шквал. Черт побери, уж их-то шкуры не требуются ему невредимыми, он не собирался вешать эту шваль на щиты для трофеев в туринском замке!
Они не бежали. Вместо того, чтоб юркнуть в чащу, как крысы, двое уцелевших браконьеров застыли соляными статуями, укрывшись за деревьями. Гримберт едва не рассмеялся при виде этого зрелища. Если они воображали себя невидимыми, то были слишком высокого мнения о своем искусстве маскировки, тепловизоры «Убийцы» легко различали их пульсирующие оранжевые пятна среди фиолетовых мазков окружающего их леса и черных древесных колон. Никчемная попытка. Он даже ощутил разочарование. Погоня, так славно разогревшая кровь и ему и «Убийце», закончилась даже раньше, чем он думал.
Гримберт резко остановил доспех, заставив фрикционы «Убийцы» жалобно запеть механическими голосами, из-под ног брызнул хлопьями снег. Даже обладай он отменными стабилизаторами, настроенными лучшими венецианскими мастерами, стрельба на ходу всегда грешит погрешностями. Бронированный торс крутанулся на огромных шарнирах, разворачивая доспех лобовой броней к беглецам. Прицельные маркеры дернулись, точно охотничьи псы, и Гримберт ощутил ликование еще до того, как отдал команду открыть огонь. В этот раз любой промах был исключен на уровне статистических величин.
«Убийца» содрогнулся от выстрела, по визору прошла легкая рябь. Точно по мелкому ставку, в который хулиганистый мальчишка швырнул камнем. Гримберт несколько раз озадаченно моргнул. Он готов был поклясться, что не стрелял, и показания доспеха подтверждали это. Орудия не успели сделать выстрел, они
Комариный звон тревоги пришел слишком поздно. Визор полыхнул малиновыми пиктограммами, тревожными, как капли артериальной крови. На схематическом изображении «Убийцы», знакомому Гримберту лучше, чем линии на собственной ладони, расцветали алые точки, сигнализируя о соприкосновении с объектами, обладающими высокой кинетической скоростью, довольно небольшими, но представляющими потенциальную опасность. Гримберт обмер, пытаясь сообразить, что это означает, пытаясь сопоставить эти расцветающие символы с громкими хлопками, раздающимися из густого подлеска, с тягучим дымным покрывалом, текущим между стволами и состоящим из мельчайших частиц сгоревшего пороха, с
Иисус Христос и двенадцать апостолов, да ведь в меня же стреляют!
Автоматика «Убийцы» не комментировала попадания, лишь автоматически фиксировала их с хладнокровием большой вычислительной машины.
Попадание в правый орудийный рондель. Попадание в правую сторону шлема. Попадание в прикрывающий ножные шарниры плакарт. Попадание в
Во имя обвисших мудей Бенедикта IX-го, это же засада! Самая настоящая засада!
***
Может, Магнебод и был старым брюзгливым пьянчугой, но он воспитал многих рыцарей Туринской марки и умел их натаскивать. Еще прежде, чем баллистический радар выдал данные вскрытых вражеских позиций, Гримберт ушел в защитный маневр. Заставил «Убийцу» покорно присесть на стальных ногах, уменьшая его силуэт, и развернул в сторону выстрелов, подставив под пули толстую лобовую броню. Данные о попаданиях из тревожно-алых мгновенно сделались желтушными, менее грозными. «Убийца», будучи учебным доспехом, не нес на себе настоящей боевой брони, но дюйма отличной закаленной стали в его лбу хватало для того, чтоб противостоять любому огню легких орудий на ближней дистанции.
Щелк. Щелк. Щелк. «Убийца» приглушил окружающие звуки, чтоб не повредить его слуховые нервы, но Гримберт все равно отчетливо слышал, как плющатся о тяжелый рыцарский шлем пули, превращаясь из смертоносных сфер в сыплющиеся ему под ноги расплющенные комки и свинцовые брызги.
Ах, дьяволы! Он едва не затрясся от беззвучного смеха, боясь признаться самому себе, что от неожиданности колючий спазм на миг сжал его мочевой пузырь. Поняли, что не сбежать и решили, что смогут несколькими жалкими охотничьими аркебузами повредить рыцарский доспех. Безмозглые недоумки, скудные разумом ослы, никчемные отбросы
Гримберт уже видел их, видел отчетливо несмотря на густой пороховой дым, поднятый стрельбой и плывущий над поляной. Не двое, даже не пятеро, по меньшей мере полтора десятка. Они стреляли в него по очереди, проворно прячась за деревья для перезарядки, и палили чертовски слаженно, как для кучки оборванцев. Не трое, не полдюжиныцелая лесная банда. Но если они в самом деле уповали на то, что пальбой из фитильных аркебуз смогут причинить хоть какой-то ущерб доспеху такого класса, как «Убийца», в адский котел им суждено нырнуть с перекошенными от удивления лицами.
За Турин!
Гримберт выпустил короткую очередь из автоматической пушки, с удовлетворением наблюдая за тем, как древесные стволы лопаются, точно спички, а осколки коры картечью хлещут по снегу. Туринские оружейники, может, и не могли соперничать с прославленными венецианскими мастерами в своем искусстве, но, без сомнения, не зря получали серебро из маркграфской казныдаже пристрелочная очередь, которую он положил по опушке, произвела в рядах самоуверенных браконьеров изрядное опустошение.
В трудах по тактике, которые Гримберт штудировал в маркграфской библиотеке, не раз упоминалось, что плотный огонь рыцарских орудий имеет большую эффективность против неподготовленной и слабо укрепленной пехоты. Но Гримберт и не представлял, что дюжина снарядов из его автопушек способна произвести столь внушительный эффект. Словно архангел Михаил взмахнул посреди заснеженного леса огненным мечом. Не помогли ни толстые древесные стволы, которыми прикрывались браконьеры, ни глубокий снег, с помощью которого им удалось обмануть тепловизор. Автопушки перемалывали все это с одинаковой эффективностью и равнодушным механическим аппетитом.