Нет. Из-за меня. Я сделал то, что считал нужным.
Она выпрямилась, снова провела рукавом по глазам.
Иди домой, отдохни.
Она растерянно кивнула. Эрик опять обнял ее за плечи, выводя из комнаты.
Все будет хорошо.
Врешь.
Гуннару было все прекрасно слышно из-за неплотно прикрытой двери.
Привираю. Я пошлю за тобой, если станет хуже, но, думаю, не сегодня ночью. Дать тебе с собой маковой настойки?
Да я и так усну мертвым сном, едва голову до подушки донеся, невесело усмехнулась она.
Тогда я пошлю охранника проводить. И не спорь.
Не буду. Спасибо. И, Эрик, если что-то нужно Что угодно, хоть слезы единорога, хоть желчь девственницы, хоть мой труп Что угодно. Я потеряла отца, потеряла брата, потеряла мать. Я не могу потерять и
Единороги-то в чем провинились? буркнул Эрик и тут же сменил тон. У меня все есть. Не хватает только сил и удачи но это в руках Творца, а не твоих. Прости. Пойдем, провожу.
Гуннар закрыл глаза, вроде бы ненадолго. Очнулся, когда скрипнула дверь, снова входил Эрик.
Глава 2.
Когда ты перестанешь лапать всех женщин, до которых успеваешь дотянуться? буркнул Гуннар Эрику.
Я не лапаю. Я обнимаю друга, которому страшно и больно. Зря домой пошла, будет бродить по пустому особняку, места себе не находя.
Гуннар покачал головой: спорить не было сил. Но в то, что Вигдис будет рыдать в подушку, он не верил. Норов не тот.
Эрик коснулся его лбаладонь показалось ледяной, и все же Гуннар едва не схватил его руку, чтобы придержать подольше, остужая пылающее лицо. Зачем здесь так натоплено? И зачем на целителе шерстяная накидка, в такую-то жару? Эрик придвинул к постели столик, накрытый белоснежным полотенцем, под которым угадывались очертания склянок и прочих лекарских штуковин, называния которых Гуннар не знал и не желал знать.
Ты собирался рассказать, что со мной, напомнил он, глядя, как целитель откидывает простыню и начинает осторожно снимать с живота пропитанное мазью полотно.
Хребет цел.
Запоздалый страх холодом скрутился в животеили дело было в том, что Эрик убрал часть повязок? Чем оставаться калекой, лучше уж сразу
Точно?
Он помнил, что тварь хлестнула его поперек спины, обернувшись вокруг поясом.
Точно.
Если нет, лучше добей.
Да больно мне нужно врать! Сам говорилне мальчик. Хребет цел, мышцы, правда, разъело, но это ерунда: подправил плетением, чтобы восстанавливались как надо, вырастут. Почки тоже целы и на этом хорошее заканчивается.
А плохое?
Смотри сам.
Гуннар посмотрел и снова откинулся на подушки: разом закружилась голова и пересохло во рту. Конечно, человеческие кишки ему видеть доводилось, но не собственные же! Там, где прошлось щупальцеили как оно называлосьживота у него просто не было.
И как они по дороге не вывалились?
Как друзья вообще смогли дотащить его живым до города? То, что он сам совершенно не помнит пути, неудивительно, наверняка в себя не приходил. Но оставался еще день пути, за который он должен был умереть.
Кишки ж не напиханы как связка сосисок в мешок, усмехнулся Эрик. Барьером прикрыли и несли осторожно.
А выглядит точь-в точь, будто напиханы. Что за дурь в голову лезет, от жара? Какая ему разница, на самом-то деле?
Нет, там все очень продуманно и красиво, Творец явно знал, что делал. Если действительно любопытно, потом на каком-нибудь висельнике могу показать.
Не настолько любопытно.
Но сколь Гуннар помнил, вскрывать и изучать человеческие тела было строжайше запрещено. Или одаренным и тут закон не писан?
Можно, если в стенах университета и не духовным лицом, лекарь словно читал его мысли. Объявлю лечебницу университетом, и вся недолга. Количество учеников закон не оговаривает.
И будешь меня школярам показывать, хмыкнул Гуннар.
Странное дело, но перспектива неминуемой гибели его не пугала вовсе. Отличная штука этот нездешний мак, только в сон клонит. Говорят, на севере растут грибы, которые воители тамошних племен едят, дабы преисполниться ярости и презрения к смерти. Интересно, если смешать то и другое? Захочется плюнуть в морду медведю, а потом, порубив его в ошметки, улечься спать прямо посреди крови и кишок и Гуннар помотал головойвот так, наверное, с ума и сходят, болтая обо всякой ерунде. Кстати, о кишках
Если говоришь, что мышцыерунда, срастутся, почему ты собрался меня хоронить?
Потому чтоЭрик заколебался. Насколько подробный ответ тебе нужен? И насколько честный?
Собираешься сказать, что все будет хорошо и завтра я буду порхать небесным созданием?
Сияющим и бесплотным? Я бы не назвал это «все хорошо».
Гуннар против воли фыркнул. Иллюзий по поводу собственного посмертия он не питал.
Сейчас мне почему-то море по колено. Так что рассказывай, как считаешь нужным.
Сейчас это говоришь не ты, а мак и лихорадка. Эрик помолчал, подбирая слова. Твари разъедают плоть, ты видел. И внутренности тоже. Тебе в живот тех существ попало довольно много
И кишки превратились в решето, догадался Гуннар.
Примерно так. Потом пришлось тащить тебя в город, и за это время содержимое кишечника
Говори прямо, я не девица: когда вы дотащили меня до лечебницы, в брюхе плавало дерьмо.
Еще желудочный сок и немного желчи. Надо было, пожалуй, забрать образец того, что получилось, и подождать, пока не подвернется какой-нибудь драконнаверняка и такую зверюгу бы положило.
Драконов не бывает.
Это ты так думаешь, хмыкнул Эрик.
Он взял шандал на полдюжину свеч, склонился, внимательно вглядываясь во внутренности Гуннара и не забывая держать огонь так, чтобы капающий воск не попал ни в рану, ни на тело. Свечи а не светлячок, который обычно зажигали одаренные. Почему?
По крайней мере, признаков омертвения сейчас не видно
Разгибаясь, Эрик едва заметно пошатнулся, тряхнул головойстолик скрипнул, когда на него оперся здоровенный целитель.
Дыры в кишках я заделал и брюшную полость отмыл. Но довольно много всосалось в кровь и сейчас травит тебя изнутри. И то, что осталось в кишечнике срастить-то я его срастил, но заработать он пока не заработал не тошнит, кстати?
Гуннар прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Мутило, но не так, чтобы срочно просить поганое ведро. Он помотал головой.
Может, потому что макзадумчиво произнес Эрик. Противорвотный.
Пить хочется.
Лекарь кивнул, плеснул в кружку из кувшина.
Очень медленно, самыми мелкими глотками, какими только сможешь.
Он приподнял Гуннару голову и поднес кружку к губам. Гуннар глотнули тут же выплюнул, расплескав.
Что за дрянь?
Мед, соль, и сода. Гадость редкостная, согласен, но так надо. Потом, когда поправишься, объясню, слишком долго
Когда или если?
Я не знаю. Был бы ты одаренным, я бы почти не беспокоился: на нас все заживает, как на собаках.
Выходит, и тут Гуннар не чета им. Одаренные действительно жили дольше и медленней старились. И, получается, легче выздоравливали. Но показалось, или Эрик замялся, словно хотел сказать не «одаренный», а что-то другое? Или опять разум шутит не к месту? Эрик сунул в глиняный горшочек полосу ткани, следом еще и еще.
А так я не знаю, продолжал он. Не хотелось бы смотреть на вещи слишком мрачно.
Лучше смотреть на них беспристрастно. сказал Гуннар. Итак, у меня в крови плавает зараза из кишок, сами кишки пока не работают, и что это значит?
И это значит, что их содержимое вместо того, чтобы выходить положенным путем, всасывается в кровь
То есть вместо крови у меня тоже плавает дерьмо.
Это ты называешь «беспристрастно», рассмеялся лекарь. Нет, все не настолько плохо Ты молодой, здоровый и сильный. Так что есть причины надеяться, тело все же справится и с заразой, и с ядом.
Врет или нет? Раньше они были честны друг с другом, но у целителей свои представления о правильном. Мог приврать лишь для того, чтобы не омрачать последние дни.
Ну и я помогу когда снова смогу плести. Пока извини.
Так вот почему свечи. Но насколько должен вымотаться одаренный, чтобы не суметь даже поддерживать светлячокто, что любой из них мог делать совершенно бездумно, одновременно разговаривая, читая и даже?.. Хотя нет, на пике страсти светлячок Вигдис гас.
Двое суток, да? Один?
Был бы один, сдох бы уже. Вигдис от тебя не отходила да и остальные. Ингрид отсыпается, Иде пока на ногах, ноон развел руками. Извини. Что смогли.
Похоже, это я должен извиняться за причиненные хлопоты. И, чем бы это ни кончилось Спасибо.
Плеснешь при случае, хмыкнул Эрик.
И счет выставить не забудь, если будет кому
Гуннар помолчал, размышляя, хочет ли он знать остальное. Встретить ли смерть понимая, что происходит, или надеяться до конца? И насколько здраво он сейчас рассуждает, учитывая, что мысли путаются, а от жара снова пересохло во рту. Не получится ли так, что потом он горько пожалеет о своем любопытстве?
А если тело не осилит? И ваших плетений не хватит?
Эрик молча выудил из горшочка пропитанную мазью ткань, уложил полосу поперек раны. Рядом еще и еще, точно кроя крышу дранкой.
Сердце перестанет справляться и начнет колотиться как бешеное. Живот больше не будет болеть
Он и сейчас не болит. Ты точно мне не врешь?
Поверь, если бы не мак, тебе было бы сейчас очень несладко. КстатиОн вытер перепачканные мазью руки, взялся за пузырек с настойкой. Пей.
Говорю же, не болит.
Когда заболит, поздно будет. Пей, вот же дал Творец такого барана пользовать
Гуннар проглотил на редкость гадкую жидкость, поморщился.
Дальше.
Будет постоянно рвать. Потом угаснет сознание, и тебе станет все равно, как это закончится.
Понятно.
Эрик закашлялся в полотенце, убрал его, быстро глянув, заметил ли Гуннар. Неужели ему настолько не все равно? Или гордость искусного целителя задета?
Если хочешь, утром пошлю за священником, сказал он.
Были бы силыГуннар рассмеялся бы. Полжизни грешил, перед смертью спохватился.
Ты, кажется, забыл, кто я.
Наемный меч, пожал плечами Эрик.
И охотник на одаренных.
Меч в руках правосудия, говорили его учителя в ордене. Наемный убийца, если не играть словами. Большую часть одаренных, за которыми его посылали, Гуннар убил вовсе не в честном бою. Да и о каком честном бое может идти речь, когда один способен просто остановить сердце, или подчинить разум, на время превратив в послушную куклу, или один Творец знает что еще, а второйпросто человек? И небесное железоневеликое спасение, оно не помешает, скажем, обрушить на голову рядом стоящее дерево.
Забыл, твоя правда. Лекарь придвинул табурет, руками, не плетением, сел, опираясь локтями о колени. И что? Это помешает мне послать за священником, чтобы тебе стало спокойней?
Будь Гуннар чуть более в здравом уме, он бы смог объяснить, наверное. В ордене говорили: тылишь живое воплощение справедливости Творца. Как меч не повинен в том, что творит рука, его держащая, так и на охотниках нет крови. Гуннар верил, верил довольно долго. Пока не понял, что человек, в отличие от бездушного железа, всегда волен выбирать.
Почему-то некстати вспомнилось, как он, тогда совсем еще сопляк, охотился в третий раз. Четыре покровителя той женщины умерли один за другим, незадолго до смерти обратив большую часть имущества в безликие монеты и драгоценные камнине украшения, которые можно было бы описать и опознать. Контроль разума не оставляет следов, впрочем, вполне возможно, что она обходилась и без него, как многие до нее и многие после.
Гуннар нашел ее быстро: у ордена были хорошие осведомители. Вскоре он знал, что она живет в поместье очередного покровителя, и любит проводить утраа покровитель вставал хорошо если к обедуза вышиванием в саду. Злой и невыспавшийся, дело есть дело, Гуннар умостился в развилке ветвей старой раскидистой яблони и ждал.
Женщина вышла в сад, как и многие дни до того. Слуга тащил массивную раму с пяльцами, служанкакорзину, накрытую кружевом, чересчур, пожалуй, большую для рукодельной. Слуги с поклоном удалились, Гуннар вложил болт в желоб заранее взведенного самострела, небольшого, но оттого не менее смертоносного. Он знал, что не промахнется: болт в глаз, жертва не успеет крикнуть, а он спокойно уйдет. Но когда снова перевел взгляд на цель, женщина взяла из-под кружева спеленатого младенца, склонилась над ним, воркуя. Он бы не промахнулся если бы смог спустить тетиву. Потом, стоя под плетьючестно признавшись в том, что нарушил приказон так и не решил, был то миг слабости, или просто нельзя было поступить иначе. Впрочем, женщину все равно достали другие.
Через несколько лет Гуннар захотел покинуть орден. Ему разрешили, на время, сказав, что иногда нужно отдохнуть от охоты и подумать. Но когда-нибудь за ним пришлют сноваесли будет за кем посылать. Из ордена пока не приходили, не указывали на новые цели. Но были другие заказчики, те, кто отчаялся добиться справедливости.
Даже если все обернется совсем плохо, сожалеть не о чем, а каяться только ради того, чтобы вымолить снисхождение Творца Гуннар не собирался. Как жил, так пусть и судит, а тамна все воля Его.
Дверь раскрылась, вернув Гуннара в настоящее, в щель просунулась рыжая голова Ингрид.
Не помешаю?
Эрик глянул вопросительно, Гуннар помотал головой. Не помешает, наоборот. Не придется подбирать слова, пытаясь объяснить, почему он не хочет врать служителю Творца о раскаянии.
Ингрид подошла к целителю, прошлась руками по плечам, разминая мышцытот прижмурился, выпрямляясь, потерся затылком о ее живот. Извернулся, глядя в лицо снизу вверх. Она мотнула головоймол, ничего. Шагнув к постели, положила ладонь на лоб Гуннара, и он, не удержавшись, ухватил ее руку, чтобы хоть на немного продлить ощущение прохладыдаром что собственную едва смог поднять. Лицо женщины сделалось отрешенным, как у всех одаренных, занятых сложным плетением. Эрик, едва заметно нахмурившись, коснулся ее бока, но Ингрид снова мотнула головой.
Я поспала немного. Все хорошо.
При взгляде на нее сами собой вспоминались полузабытые легенды о девах битвы: ростом Ингрид не уступала самому Гуннару. Да и отправить на тот свет могла голыми руками, не говоря уж о клинке или плетениях. Обычно, правда, она предпочитала клинок, и многие по-первости не узнавали в ней одаренную. Тем более что перстеньзнак полноправного магистра, закончившего обучениеона не носила.
Впрочем, она вообще не носила украшенийни серег, ни браслетов, ни гривен, ни даже лент в волосах, перетягивая толстенную рыжую косу кожаным шнурком, на котором висела бусина дымчатого стекла, внутри которой переливалась алым капля. Эрик таскал такую же на запястье. Будь внутри настоящая кровьа выглядело именно такГуннар сказал бы, что видывал подобные штуки и раньше, в ордене. Только те были деревянные, некрасивого бурого цвета. Дерево хорошо впитывает кровь, а по крови можно отыскать любого одаренного где угодно. Но когда он попытался об этом расспросить, Эрик лишь отшутился, а Ингрид посмотрела в глаза и сказала, мол, мне нравится украшать косу именно так, и этого достаточно. Хорошо хоть напрямую не заявила, чтобы не лез не в свои дела, хотя намек был достаточно прозрачен.
Гуннар частенько задумывался, что Эрик в ней нашел: хороша, конечно, очень хороша, но такая девушка точно не станет сидеть дома и вышивать мужу рубахи. Впрочем, может именно то, что она постоянно уходила с караванами то на несколько недель, а то и на полгода, как в последний раз, Эрика и устраивало, кто знает? Гуннар прожил рядом с одаренными почти всю жизньпять лет пансиона не в счета понимать их так и не научился. Да и ему ли судить, сам выбрал вовсе не домашнюю девочку.
Эрик тяжело поднялся, бросил в камин окровавленную тряпицу.
Схожу за сиделкой. Он тронул Гуннара за плечо. А ты поспи.
Гуннар кивнули в самом деле снова клонило в сон. Оно и к лучшему, а то что-то на откровения потянуло. Он прислушался к себевроде ничего не изменилось, разве что, кажется, жар стал спадать. Или просто ладонь Ингрид нагрелась? Нет, в самом деле, и туман в голове как будто немного рассеялся, а, может, Гуннар просто выдает желаемое за действительное. Девушка некрасиво шмыгнула носом, наконец убрав руку, опустилась на табурет.
О, отдохнула? раздалось из-за двери.
Гуннар глянул в ту сторонуони тут вообще, что ли, двери не прикрывают? Вроде закрыта. Слишком тонкая?
Неразборчиво прожурчал девичий голос.