Когда раны у Влада затянулись, и прошла эйфория от очередной победы над смертью, он неоднократно обследовал морские суда. Тихие, мирные, они застыли на вечном приколе уже не нужные хозяевам. Складывалось впечатление, что люди просто исчезли с палубы. Кое-где на плитах стояли кастрюли, на столиках громоздилась посуда. Поскольку других версий так и не появилось, приходилось верить Деду. Огромный, массивный, заросший густыми седыми волосами, смешанными с бородой и усами, он умел донести мысль до единственного слушателя.
То, что здесь прижилось, голосом сказочника говорил Дед, реагирует на мысль. Или на волны, которые мы испускаем, когда думаем. Пси-кванты, может, слыхал? У меня тут литературы разной хватает, успел пропитаться светом знаний. А уж как эта подлюка воспринимает мыслькак угрозу, или как пропитаниея не знаю. А как иначе можно объяснить то, что вся живность досталась мне в целости и сохранности? Я один раз много лет назад это было, попробовал выбраться. И, знаешь сдрейфил. Каюсь. Как что-то потекло со стенпрозрачное такое, огромное, во всю скалутак и рванул назад. Ну, его, думаю, к черту. Один? Да и хрен с этим. Зато жив.
Через полгода формула «зато жив» стала заводить Влада с пол-оборота. Особенно после того как выяснилось, что грозная и невидимая штука, что оккупировала ущелье, завелась и на его катамаране. Да не просто завелась, а
В тот день от нечего делать Влад отправился на другую оконечность острова, притулившегося к неприступным скалам. Если забраться подальше, перемахнув через слабое подобие холма, возникало впечатление, что ты на континенте. Стихал ветер, запах моря сменялся острым ароматом цветущих растений. В кустах бродили непуганые козы. Предоставленные сами себе, в отсутствии хищников, они быстро размножались. Дед за ними не следил, в отличие от кроликов, которых содержал в вольерах возле маленького домика, отстроенного своими руками.
Не смотри, что они мягкие и пушистые, этим зверям только волю дай, темными вечерами скрипел Дед, периодически забывая, что уже не одинок, расплодятся и весь остров мне сожрут. Что я тогда делать буду? Мне б еще кошку Или собаку, на худой конец Всё ж людихоть поговорить можно Однако, о чем это я? Ты ж теперь здесь. Грех жаловаться!
Влад опустился на колени перед бьющим из скалы источником. Его не мучила жажда, но он приник губами к ручью и пил, пил, до ломоты в скулах. В тот момент, когда привычная тоска на секунду отступила, в его голове отчетливо, словно вдруг включили монитор, зажглась картинка.
Он увидел Деда, опасливо ступающего на палубу катамарана «Дикий». Словно воочию Влад рассмотрел до малейших деталей и одежду непрошеного гостявплоть до круглой заплаты на рукаве, и обувьдо стоптанных подошв на ботинках.
Нахмурив брови, Влад сидел на коленях, глядя прямо перед собой, и внутренним взором отмечал, как по-хозяйски ведет себя старик, как придирчиво ощупывает поверхность стола в камбузе, как пробует на прочность койку, как любовно касается резной поверхности лавки. И это все несмотря на договоренность, что ноги его никогда не будет на «Диком»!
Не то, чтобы картинка вызвала во Владе бешенство, скорее недоумение: каким чертом Дед вздумал нарушить раз и навсегда установленное правило?
Всю обратную дорогу сквозь видимые траву и кусты проступало другое изображение, столь же реальное, как и первое. Он лицезрел старика со всех сторон сразу. И согбенную, как будто от чувства вины, спину и любопытный взгляд из-под седых бровей, придирчиво обшаривающий каждую мелочь. Не в силах отделаться от такой яркой картинки, Влад покрылся холодным потом. Все, кранты, его стали преследовать галлюцинации. И вдруг, прерывая его пресловутые пси-кванты, в голову ворвалась еще одна мысль.
«Убить, оставить», то были не вопросы, а скорее размышления. Ниспадающая строка из предложенного на выбор меню. Словно кто-то, скрытый на катамаране, прикидывал варианты дальнейшего развития событий. Лениво так прикидывал. С позиции абсолютной силы.
Влад застал Деда на палуберастерянного, лепечущего бестолковый бред. Незваный гость так и не смог ответить на прямо поставленный интеллигентный вопрос: «Какого х хрена тот забыл на катамаране?» Что-то ему, видите ли, почудилось, вот и поспешил убедиться, что все в порядкебормотал в оправдание Дед.
Той же душной ночью, лежа на палубе и ловя взглядом отблеск далеких звезд, Влад впервые почувствовал присутствие чужого на знакомом до последнего винта катамаране. Это непонятное что-то притронулось к его руке, ввергая тело в холодный озноб. Неприятным или угрожающим назвать касание капитан катамарана не мог. Нечто познавательное, почти «договоримся, брат», сформировалось в мозгу.
Влад поднялся, особо не суетясь, осмотрел все вокруг. Ничего и никого. Он пожал плечами, спустился в каюту, лег и заснул сразу, без сновидений.
Ты умрешь, в тысячный раз пообещал Дед, оставив надежду отговорить Влада от бегства. Зачем нужно выбирать такой странный способ покончить с жизнью? Закинь веревку на крюк и вперед! Я похороню тебя. Появится у меня на острове могилка, будет с кем поговорить долгими вечерами. Ухаживать буду, оградку тебе оформлю
Выбравший либо смерть, либо бегство, его не слушал. Каждый день, проведенный на острове, выносил мозг и кромсал душу. Влад вставал с ненавистью в сердце ко всему, что его окружает и с тем же чувством ложился спать. Его раздражал Дед с его болтовней, бесили козы, выпрыгивающие из кустов, вызывало злость кладбище кораблей всех мастей, сгрудившихся на другой стороне бухты. Даже звездыслепые, молчаливыепрежде внушавшие спокойствие, теперь будоражили. Влад стал бояться себя. Того, что в один из беспросветных дней убьет Деда. И все, что тогда останется влачить жалкое существование, одиноким воем провожая луну.
Я не хочу видеть, как все произойдет, криво усмехался старик. Обещаю тебе: когда твой катамаран вышвырнет сюда, я уж определю ему лучшее место
В день побега Влад подвел катамаран к входу в ущелье. Убрал паруса. Он не обернулся, чтобы посмотреть, провожает ли его Дед. Хрен оставался и с ним, и с островом. И с такой жизнью. Потом капитан растянулся на палубе, глядя в пустое небо, затянутое облаками.
«Ну, встречай. Дождалась, тварюга», думал он, наблюдая за тем, как скалистые стены обступают катамаран с двух сторон. Хотел вложить в чувство провокационную ярость, но вместо этого легко поддался ощущению полного спокойствия.
«Дай, дай», то ли мысли, то ли шорох волн о скалы, пронеслось в голове.
«Бери, что хочешь все тут твое. Кто же тебе откажет?» мысленно разрешил Влад и
Заснул.
Он проснулся в открытом море. На горизонте таяли в тумане скалы. Влад поднялся, пару раз ойкнув от боли в онемевших членах. Простор кружил голову. Как мальчишка, впервые вышедший под парусом, он чувствовал небывалый восторг. Впервые за долгое время Влад ощутил себя в своей стихии. Пространство, везде на земле ограниченноето стенами комнат, то бортами улиц в Океане не имело границ. Огромная сфера, накрытая небом, дышала свободой выбора.
С «паучками», взявшими на себя несколько извращенную роль ангела-хранителя катамарана, пришлось договориться. Правда, много позже того, как Владу удалось вырваться из Ловушки, вступив в переговоры хрен-знает-с-кем.
Оказавшись на Пиратских островахживой и невредимый, он прогнал судно через бокс с полной дезинфекцией, не принесшей ничего нового. Чужое, которое капитан ласково назвал «паучками», осталось. Подспудно его тревожила страшная мысль, но всякий раз он умудрялся отгонять ее, придушив в зародыше. Не сожрет ли та невидимая хрень, пристроившаяся на палубе и разыгрывающая до времени роль вполне приличного симбиота, в один из дней своего хозяина? Так же как закусила десятком-другим неудачников, чьи корабли держали вечную вахту у скалистых берегов Ловушки?
Изредкане существовало регламента, неведомый сторож катамарана просил о помощи. И, получив разрешение, вступал с Владом
Хрен знает, во что вступал! От контакта это отличалось также как хер от дудки. Сам Влад считал, что «паучки» сосут кровьпосле «общения» на его теле обнаруживались крохотные белые точки. Он ничего не чувствовал, просто крепко спал. Еще сотню раз с того, самого первого раза, когда Влад практически решился на самоубийство, сознательно противопоставив смерть бесконечно долгой жизни на «райском» острове.
Влад по-прежнему считал себя хозяином катамарана. «Паучки» бесили его. Каждый день ступая на палубу, ему приходилось подавлять приступы паникиа не бросить ли все к чертям собачьим и не заиметь себе новый катамаран?
И всякий раз, глядя на совершенное творение корабелов, на изгибы судна, на палубу, знакомую до мелочей, на полотна парусов, чутко внимающих ветру, он отступал. После редких и коротких стычек с самим собой, капитан заново проводил инспекцию собственного разумаспрашивая, проверяя, отвечая на вопросы.
«Кто на свете всех» и так далее.
Черт возьми, он любил свое судно! И пока имелась возможность бороться за него, он не сдастся без боя!
С тех пор, действуя по тому же принципу, Влад побывал у Деда два раза. Привез и кошку, и собаку, которых торжественно вручил в свой первый после побега визит.
Здоровье у старика пошатнулось. Речь шла о рассудкестарику мерещились покойники. Он часами разговаривал с мертвецами, якобы навещавшим свои суда.
И вот теперь, спустя довольно продолжительное время, Владу предстояло увидеть остров еще раз, несмотря на то, что он зарекся вести катамаран под сень грозных, высоко забравшихся в небо скал.
Глава третьяКрасс-с-сивая
От пощечин загорелись щеки, и Николь открыла глаза. Из дрожащего радужного марева выдвинулось лицо. Карие глаза, тонкий аристократический нос и едва обозначенная улыбка.
Ну что, любимая, пришла в себя? Или добавить? Для верности.
Ммм
Николь открыла слипшиеся губы, чтобы вытолкнуть поток вопросов, но распухший язык прилип к гортани. Зрение туманилось. Образ жениха пульсировал в мутном потоке. Потребовалось приложить усилия, чтобы удержать его в фокусе. Девушка заставила себя пошевелить руками и не сразу поняла, что связана.
Вижу, пришла в себя.
Туман постепенно рассеивался. Высокий, самоуверенный молодой мужчина, сотню разне меньше, деливший с ней внебрачную любовьподошел ближе. Николь дернулась. Как будто того и ждали, жесткие ремни впились в запястья, причиняя боль.
Успокойся. Будет больнее, буднично сказал Сергей.
Ты, выдавила она и поперхнулась. В горло словно засыпали битое стекло.
Говорю тебене дергайся. Полежи спокойно минут десять. Потом тебе вкатят дозу и ты угомонишься. Будешь снова лежать такая тихая, такая спокойная.
Я
Знаешь, Николь, я бы тебя из этого состояния не выводил, но Всегда есть свое «но», любимая. Во-первых, ты была вчера восхитительна, когда работала на камеру. Да, чуть помятая, чуть под кайфом. Но это и понятнострасть, она диктует свои условия. Не помнишь? Ты говорила: «Милый папка», с пафосом процитировал Сергей. Видишь, я не упускаю мелочей ты всегда так называла Ростислава Александровича. «Милый папка, я знаю, что когда-нибудь ты меня простишь. Чувства оказались сильнее меня. У тебя с мамой было то же самое. Давно Я прекрасно относилась к Сергею, мне очень жаль его, но Родригес Я знаю, ты не позволил бы нам быть вместе. Прости. Я верю, что вернусь Когда-нибудь я вернусь, чтобы все тебе объяснить. Папка! Прости!»
Сергей сделал паузу, распрямил плечи, склонил голову набок, рассматривая что-то занимательное на лице девушки, лежащей на койке.
Я сам писал текст. На мой взгляд, вполне правдоподобно звучит. Ты была артистичнатакая трогательная, эмоциональная. Сидишь перед монитором, чуть не плачешь. А на заднем плане маячит Родригес, естественно, пряча лицо Постой, я начал говорить о другом. О том, почему я вообще с тобой болтаю, когда проще было бы держать тебя в отключке. Отвечаю на незаданный вопрос: если я буду вводить тебе препараты без пауз, существует риск, что ты отдашь богу душу раньше, чем необходимо по плану. А мне для полноты картины нужны еще кадры. Представь, тебя на закате солнца будет снимать сам Родригесвоздушную, летящую от счастья в его объятия Кстати, видео потом найду я. О! Я не планирую выступить в роли праведного мстителя за поруганную честь Ростислава Александровича Вагнера Кстати, уходящего в небытие. Нет. Я всего лишь обманутый уже муж, питающий надежду на то, что мне удастся тебя вернуть. Заранее прощая тебя всю боль, которую ты мне причинила. Мило звучит, правда?
Стены качались. Колючий свет резал глаза. В иллюминаторе напротив, заключенная в деревянную рамку скучала ночь. С трудомвеликим трудом словно мысли, зарождавшиеся в другом измерении, добирались в ее голову через тернии, до Николь стал доходить смысл сказанного.
Она на яхте. Связанная. Под капельницей. И всему виной жених? Или уже муж? Фразы распадались на отдельные слова и даже осознание страшного факта, не заставило их собраться вместе. Отрывочные мысли находились на одной стороне пропасти, а умозаключения прятались на другой. В чувствах царила та же неразбериха. Наверное, следовало закричать, попытаться вскочить, поддавшись праведному гневу, но внутри царил холод. Внутренности, смерзшиеся в один ком, творили из нее некое подобие Снежной Королевы. Безучастной, равнодушной ко всему.
Отец, наконец, Николь пропихнула через айсберг слово, способное растопить любой лед.
Да знаю я, и бровью не повел Сергей. За него можешь не волноваться. Когда он осознает страшную истину, то найдет утешение на моем плече.
Я тебя, прохрипела она и едва не задохнулась.
Чувства пребывали в анабиозе. Николь в несколько приемов перевела дыхание. В ушах отдавался далекий, грозный набат. Девушка не сразу поняла, что слышит биение собственного сердца.
Помнишь, ты еще смеялась, оговаривая пункт в свадебном контракте? негромко продолжал мучитель, переводя взгляд в иллюминатор, зашторенный темным небосводом. Я настоял, кстати. В случае если инициатором развода будешь ты, я получаю часть в бизнесе. Она очень весомая, Николь, можешь мне поверить. Насколько, что в конечном итоге я стану хозяином компании. Кому еще доверить бизнес? Если единственная дочь в свадебном платье удрала хрен знает с каким ублюдком, практически предав отца? Поверь, я постараюсь, чтобы старика добили последние кадры
Николь открыла рот. Дыхание давалось с неимоверным трудом. Каждый вздох, казалось, раздвигал ребра, стянутые стальным корсетом, чтобы втолкнуть в легкие глоток кислорода.
Ты хорошая девочка, Николь. Но капризная и своенравнаяэто факт. С тобой было нелегко. Однако девочек пруд пруди, а бизнес, роднуля, это Сама понимаешь, его лучше ни с кем не делить.
Николь хрипела. Язык распух и заполнил весь рот. Тошнота волной катилась к горлу. Ей было так плохо, как не было никогда. Она пошевелилась только для того, чтобы осознатьеще живая, еще можно заставить тело слушаться, если приложить максимум усилий.
Мистер Вагнер будет тебя искать. Это бесспорно. Сергей устало улыбнулся, словно ему предстояла рутинная, надоевшая до зевоты работа. И он найдет тебя. Только, пардон, не совсем живую. Даже, я бы сказал, почти мертвую. Ах, эти горячие мачо с островов Наиграются и бросят. Но тыведь та еще штучка, верно? Привыкшая получать все и сразу, разве ты позволишь так с тобой обходиться? Смертельная страсть. Так бывает. И мир не перевернется. И будет стоять, даже если тебя не будет. Странно звучит, верно? Если это касается тебя.
Палуба качалась. Свет гас. Сил на то, чтобы дышать, не оставалось. Николь хотела одногоспать. Наверняка, можно было удержать себя в реальности мыслями о выживании и мести, но глаза слипались, дыхание прерывалось, стук сердца, отзвучав колокольным звоном, остался где-то позади. Выбор? Он есть всегда, так внушал отец. Правда, на сей раз он очень странный, этот выбор.
Сон?
Или смерть?
Сергей Николаевич, капитан просит вас подняться в рубку. Надвигается шторм, нам лучше задержаться.
Слова рвались на гласныедолгие, нескончаемые. Сквозь слипшиеся ресницы, прилагая последние усилия к тому, чтобы не скатиться в темноту, Николь разглядела долговязую фигуру человека, возникшего в каюте.
Понял, Зяма, так же медленно, растягивая гласные, отозвался Сергей. Закончи с ней.
Будет сделано.
Потом надвинулась тишина. И оттуда, из оглушительного безмолвия выкатился полувздох, полушепот.
«Крас-с-сивая».
Николь дернулась, используя силы, отнятые у дыхания.
Конечно, больно, шелестело в темноте. Я знаю. Бедная девочка, я чуть-чуть ослаблю ремни. Николь Красивое имя. И ты красивая