Слыша в ушах, как мучительно гулко бьется мое сердце, перекачивая ставшую вдруг густой кровь, стараясь глубоко не вдыхать воздух квартиры, я тщательно осмотрел комнату. Пройдя фонарем от пола до потолка, по всем предметам мебели, останавливаясь в каждом углу и щели. Даже опустился на колени и заглянул под кровать. Первое впечатление меня не обмануло. Комната была аккуратно прибрана. А порядок нарушал лишь стул, придвинутый к стене справа, который я ранее не приметил, на спинку которого была небрежно накинута пара мужских джинс, а на сиденье виднелись два небольших скрученных куска черной ткани, в которых я признал торопливо сброшенные с ног носки.
Неприятный сладковатый запах к тому времени немного рассеялся. Или я к нему смог привыкнуть. Но как бы то ни было, мне удалось побороть слабость и вернуть сознанию относительную ясность и чистоту.
Стараясь как можно бесшумнее передвигать ногами, я продвинулся к середине комнаты. Остановился. Прислушался к тишине квартиры. Потом двинулся дальше, к проходу в остальную часть дома. Через несколько шагов остановился снова. Прислушался. Убедившись, что мои передвижения не вызывают проблем, я приблизился еще ближе к открытой двери, за которой угадывалась большая комната, аналогичная нашей гостинной этажом выше.
Но стоило мне подойти к проходу вплотную, как тишину нарушил неожиданный звук.
«Так-таак-таак-таак-та-а-а-а-а-к»негромко пронеслось по квартире, от чего я застыл на месте и нервно сглотнул слюну во рту, которая с трудом прошла вниз по пересохшему горлу
Гнездо
БАМ-БАМ-БАМ!!! барабаны в ушах притихли, задрожали, завибрировали, сокращая амплитуду, при этом наращивая темп, чтобы в нужный момент взорваться еще более оглушительным грохотом.
«Так-таак-таак-та-а-а-а-а-кхххххх»снова повторилось в тишине. И затихло.
Я стоял на месте. Не шевелясь. Ожидая, что скрип послышится снова. Закрыв луч налобного фонаря ладонью, опасаясь выдать себя раньше времени. В неудобной позе. С одной ногой, закинутой вперед в прерванном шаге. С затекшей поясницей. Не решаясь двинуться, чтобы не привлечь внимание скрытого в темноте квартиры врага. Лихорадочно обдумывая дальнейшие свои действия.
Безопасным решением было бы бесшумно вернуться назад. На лоджию. И попробовать удачу на этаже ниже. Но пожарный проход на десятый этаж блокировал холодильник, который был вплотную приставлен к пожарной лестнице. Чтобы сдвинуть его с места понадобилось бы время. Еще я не знал насколько он был тяжел и смогу ли я бесшумно передвинуть его в сторону. Ну и самое главноея не знал получится ли у меня открыть крышку прохода вниз. Вполне возможно, что удача, улыбнувшись мне на нашем этаже, не будет больше ко мне благосклонна. Вполне возможно, что крышка попросту заварена сваркой. Или закрыта на замок, ключ от которого я никогда не смогу найти в темноте незнакомой квартиры.
Поэтому я решил идти вперед. И, если придется, дать врагу бой.
Убрав ладонь с фонаря и выпустив на волю круг света, проведя большим пальцем по холодному рычажку возле ружейного курка, убедившись, что он снят с предохранителя, я высоко поднял дуло перед собой и вошел в гостинную.
Оказавшись в новой комнате я снова ощутил удушье от тошнотворно-сладковатого духа, который показался мне еще более густым, чем в спальне. Решив не испытывать судьбу и помня, что зараза передается также и воздушно-капельным путем, я достал из заднего кармана брюк снятую ранее маску и вернул ее на лицо, тем самым более или менее защитив себя от токсичной вони и, как я надеялся, от заражения. Осмотрелся вокруг, обшарив лучом фонаря по незнакомому помещению, в любой момент ожидая, что скрип повториться. При этом, стараясь не терять бдительности и быть наготове к возможному нападению.
Комната была пуста. Продолговатая. Широкая. С одним окном. Схожая по габаритам с гостинной нашей квартиры этажом выше. Но совершенно непохожая во всем остальном. Выполненная с изысканным вкусом. В минималистичном восточном стиле. Почти пустая и свободная от лишних вещей. Со светлыми однотонными обоями, украшенными вставками, выполненными из уложенных рядами бамбуковых стеблей. С тремя огромными, низко висящими белоснежными бумажными светильниками японского фасона. Со стоящим посреди комнаты, почти на уровне пола, журнальным столиком из куска неокрашенного дерева, на котором красовалась широкая белая чаша, казавшаяся изготовленной вручную. И с широким, таким же низко поставленным, диваном светло-фисташкового оттенка. Идеально-образцовая гостиная из модного журнала по дизайну интерьера!
Безупречность обстановки нарушалась лишь грязно-бурой кляксой, красующейся на краю декоративного настила из циновки, которым был застелен пол под журнальным столиком. Я безошибочно признал в этой кляксе пятно крови. Старое. Засохшее. Пропитавшее циновку насквозь, заставившее ее прилипнуть к листам паркета. А еще, на широком диване, скрученными узлами, похожими на раскуроченное гнездо птицы, валялись покрывала и одеяла, перепачканные бурыми, желтыми и зеленоватыми пятнами и разводами.
И тут я снова услышал приглушенный скрип, который доносился до меня откуда-то слева, из смежной комнаты, которая была скрыта от меня за закрытой дверью.
«Так-таак-таак-та-а-а-а-а-кхххххх»негромко заклокотало по квартире и я в очередной раз отметил про себя, что этот чавкающий и хлюпающий звук был намного слабее и выше, чем те, которые я слышал от тварей ранее.
Пройдя на середину комнаты, я остановился в нерешительности. Обдумывая как поступить далее. Или сначала дать бой зверю, прячущемуся в соседней комнате. Или же первым делом проверить входную дверь, и выяснить безопасен ли путь наружу через подъездную лестницу вниз.
Дождавшись, пока скрип умолкнет и тишина снова наполнит квартиру, я решил все же начать с входной двери, рассудив, что лучшим выходом из положения, раз уж тварь пряталась в закрытой комнате и не пробовала прорваться в гостинную, было вообще не вступать с ней в бой. И если проход через подъезд чист, то проскользнуть через квартиру незамеченными, без необходимости шуметь, стреляя из ружья, и тем самым привлекая к себе внимание тварей, которые, как я надеялся, все еще сторожили меня этажом выше.
Определившись с подобным планом, я бесшумно двинулся к коридору, уверенно ориентируясь в чужой квартире, узнавая нужные повороты по знакомой планировке комнат. Приблизившись к массивной входной двери, обшитой мозаикой деревянных панелей, я опешил, заметив, что она была приоткрыта. Широкая щель сантиметров в десять или пятнадцать в ширину зияла тревожным черным прямоугольником, и по мере того, как я подбирался к ней ближе, то из этой щели до меня доносился монотонный шум, состоящий, если прислушаться, из «ансамбля» приглушенных чавканий и хлюпаний.
Еще до того, как подойти к входной двери вплотную, я уже понял, что путь спасения через подъезд был для нас закрыт. Они были там. И их было много. Их было так много, что часть орды, очевидно, не поместилась на площадке двенадцатого этажа и осталась в хвосте на одиннадцатом, а может растянулась и на этажах ниже. От осознания того, что ловушка вокруг нас сжимается и варианты выбраться из нее стремительно сокращаются, у меня тяжело потянуло под ложечкой, а кровь схлынула с похолодевшего лица.
Подойдя к двери, я осторожно прильнул к глазку. И убедился, что мои опасения были оправданны. Они действительно были там. Десятки мерзких тварей. Их желтые, светящиеся в темноте глаза, зловеще дрожали в черноте подъезда, поджидая меня. Выжидая, когда я сдамся и попаду в их вонючие лапы и пасти!
Потом я взялся за ручку двери и медленно потянул ее на себя, мягко закрыв входную дверь. И умудрился даже беззвучно справиться с защелкой, которая надежно заблокировала дверь, тем самым защитив мой тыл.
Покончив с входной дверью, я прошел обратно в гостиную, по пути случайно наступив в засохшее пятно крови на циновке. Вблизи осмотрел диван с кучей скомканных грязных одеял, от которых, как оказалось разило рвотными массами и калом, вонь которых проникла мне сквозь маску. Еще я обнаружил клоки черных волос, слежавшиеся среди одеял и застрявшие в щелях между подушками.
С отвращением я отвернулся от мерзкого зрелища и прошел к двери, ведущей в последнюю неисследованную мною комнату квартиры, за которой, как я предполагал, скрывалось существо, издававшее слабые хлюпающие звуки.
Я приготовился. Собрался. Глубоко вдохнул и выдохнул. Крепко сжал в руках ружье, с трудом подавив в себе внезапный ребяческий импульс прикинуться героем типичного американского боевика и с размаха ноги, обутой в тяжелые охотничьи ботинки на высокой подошве, одним ударом выбить тонкую межкомнатную дверь. Это было бы слишком громко. И глупо
Напротив, я мягко взялся за ручку двери и медленно распахнул ее настежь
Артем
БАМ-БАМ-БАМ!!! вопили, орали и трещали барабаны, проверяя мое сердце на прочность, которое неистово колотилось, словно двигатель гоночной машины, входящей в последний круг перед финишем, когда водитель безжалостно давит на педаль газа в попытках выжать из болида последние силы.
Указательный палец моей правой руки нервно дрожал на курке, готовый в любую секунду выпустить пулю из ружья. Еще я подумал о том, что нужно было захватить с собой биту, которую я оставил в рюкзаке на лоджии. Орудуя битой, а не ружьем, у меня бы было больше шансов остаться неуслышанным для тварей, которые поджидали нас на лестничной площадке. А если мне придется стрелять, то план выскользнуть незамеченными из ловушки может быть сорван.
Но размышлять об этом было уже поздно.
Дверь открылась, слегка скрипнув на петлях, и глухо стукнулась обратной стороной об стену.
Это была небольшая комната. Детская комната. Комната для младенца. Судя по тому, как был оформлен интерьеркомната мальчика. И я снова поймал себя на мысли, что восхищаюсь вкусу незнакомой мне хозяйки. Стены комнаты были окрашены в светло-голубой цвет с белыми полосами, имитирующими кроны деревьев в лесу. Красивая аппликация, изображающая огромный мультяшный воздушный шар, украшала одну из стен от пола до потолка. Слева, у окна, виднелась палатка, стилизованная под индейский вигвам. Справа стояла деревянная кроватка, украшенная декоративной доской для серфинга, прикрепленной стоймя к задней стороне кроватки, на которой была выведена большая красивая надпись:
«Артем. 26/03/2019».
А над кроваткой свисала игрушечная карусель из разноцветных, перепачканных грязными разводами, погремушек.
«Так-таак-таак-та-а-а-а-а-кхххххх»снова слабо залепетало в темноте. И я безошибочно определил, что звук исходил из недр кроватки, которая не просматривалась моим фонарем сбоку, так как деревянные рейки были закрыты с внутренней стороны слоем ткани.
«Так-таак-та-а-а-а-а-кхх- кхххх- кхххххх»опять закряхтело нечто, находящееся в кроватке.
И тут я все понял!!! Элементы загадки сложились воедино. Скомканные и испачканные рвотой и калом одеяла в гостинной. Клоки волос на диване. Оставленная открытой входная дверь. И нечто, слабо пищящще в детской кроватке Вся картина разом открылась мне, как бывает в историях про Шерлока Холмса, который методом дедукции раскрывает тайну убийства, считывая информацию с мелочей обстановки места преступления. Выходит, что семья заразилась. Родители слегли в коме на диване в гостинной. И, пройдя инкубационный период, «обратились», оставив своего ребенка в квартире одного, а сами примкнули к орде
Осознав все это, я опустил ружье вниз. И медленно прошел через комнату к детской кроватке. С комком в горле. С тяжестью в сердце. Боясь того, что увижу. И опасаясь испытания, которое мне предстоит пережить.
То, что я увидел там, на дне кроватки, когда плотный круг света от налобного фонаря опустился вниз, было хуже, чем я того ожидал.
Это был крохотный, голый, склизкий, безволосый кусок липкой плоти. Он лежал на спине и мерзко пищал, протягивая ко мне свои тощие ножки и ручки, обтянутые серовато-фиолетовой кожей в сетке лиловых вен. Его глазки светились фосфорной желтизной, а пасть скалилась едва пробившимися из десен клыками. Он пытался дотянуться до меня, перевернуться на живот. Но не мог. И лишь продолжал извиваться и дергаться, тянуть кверху конечности и омерзительно пищать, не сводя с меня своих ядовито-желтых глаз. Похожий на крысеныша, родившегося в сточной канаве и оставленного матерью-крысой умирать без пропитания. Но несмотря на жуткие мутации, произошедшие с телом, это все же был ребенок. Изменившийся почти до неузнаваемости, но все же младенец человека. Совсем недавно бывший здоровым розовощеким крепышом, умиляющим родителей своими смешными выходками и хохочущий по пустякам на радость окружающих.
Стоило мне чуть ниже склониться над кроваткой, как сквозь маску мне в нос ударил концентрированный тошнотворно-сладковатый смрад, исходящий от тела существа, а также от скомканных одеяльца и простынки, измазанных и пропитавшихся зеленоватыми рвотными массами и испражнениями. И я инстинктивно отпрянул и поправил на лице маску, опасаясь, что вдыхая этот «аромат», допущу инфицирование заразой.
Это было отвратительное, неописуемое по своей пугающей невообразимости зрелище!!! Я уже видел однажды «обращенного» ребенка. С месяц назад. В тот день, когда впервые общался со «старым приятелем», который на моих глазах выводил из соседней квартиры «обращенное» семейство. Но тот ребенок был постарше. А сейчасмладенец!!! Человеческий младенец! Изуродованный заразой и похожий на вонючую крысу. Но все жемладенец!!!
Привет, Артем, - глухим шепотом обратился я к существу, снова взглянув на надпись, нарисованную на декоративной серфинговой доске, и осознав, что если цифры означали дату рождения, то сегодня было ровно пять месяцев со дня рождения мальчика.
Какая ирония! мрачно ухмыльнувшись, подумал я
В ответ младенец мерзко крякнул, оскалив рот, блеснув желтизной глаз и снова безуспешно вскинул вверх ножками и ручками. А я все продолжал внимательно рассматривать его, вглядываться в его лицо, стараясь разглядеть остатки человеческих признаков.
Мои сознание и память ко мне безжалостны. Они вообщередкостные суки. Они сделали со мной свой коронный финт. Они вытянули из пластов моей памяти фрагмент воспоминания и предательски подсунули мне его под глаза. Самый неподходящий к этому случаю фрагмент. О тот дне, первом дне, когда я стал отцом. Когда я впервые взял в руки своего первенца, не обращая внимания, как соленые слезы ручьями скатывались по моему лицу. Свою старшую дочурку. Крохотную. Красную. В крови и слизи. Истошно вопящую первыми в своей жизни криками.
Усилием воли я подавил в себе эти воспоминания. Понимая, что они помешают мне сделать то, что я должен сделать. Они заставят меня смягчиться и поддаться слабости меланхолии и неуместной сентиментальности.
Поэтому я решительно отошел от кроватки, чтобы ни секундой более не смотреть на того ребенка. Положил на пол ружье, освободив руки. И принялся шарить по комнате в поисках нужного предмета. В детской комнате я не смог ничего найти подходящего к моим целям. Вернулся в гостинную, прошел к кухонной зоне и принялся осматривать шкафы, перебирая в руках щипцы, ножи, вилки и скалки, выбирая, что из них подойдет лучше всего. И остановил выбор на огромном разделочном тесаке, сверкающим в свете фонаря широким и острым лезвием.
Определившись с орудием, не теряя времени, я кинулся обратно в детскую. Подошел в кроватке и занес над ней тесак. Завидев меня, младенец с новой силой зашипел и затрещал, сверкая наполненными ненавистью ко мне желтыми глазами, безуспешно вскидывая тощими конечностями.
Я приблизил к нему кончик тесака, пытаясь наметить место для удара, от чего тот яростно затрясся в беспомощной конвульсии и зашипел, злобно и часто щелкая пастью. Я поднял тесак снова вверх, чтобы размахнуться и со всей силы ударить ножом в грудь существа, чтобы наверняка покончить с тяжелой задачей. Но замахнувшись, вдруг передумал. Отложил тесак. Взял в руки небольшую подушку, забившуюся в нижний край кроватки, схватив ее правой рукой за чистую сторону. А потом осторожно положил ее на голову существа, заблокировав нос и рот, постепенно надавливая и наваливаясь на него тяжестью своего тела.