Холод - Amazerak


AmazerakХолод

Пролог

 Ну и как там житуха на материке, в Москве твоей? Рассказывай давай,  в голосе пожилого шофёра как будто промелькнул упрёк, или мне это просто показалось.

Старенький Камаз мчал по зимнику сквозь укрытую снегом тайгу. Трясло так, что я периодически чуть не стукался макушкой о потолок. За окнами проплывали ели в белоснежном наряде, солнце зависло в небе, слепя глаза пронзительными лучами; раскатанная тракторами колея уходила за очередной поворот. На улице стоял собачий холод: сегодня градусник показывал минус сорок три. Здесьобычная температура в январе, но после вечно слякотной Москвы подобные морозы казались непривычными.

А в кабине стояла жара. Я даже куртку снял. Пахло сигаретным дымом и солярой. Дядя Витя крепко держал потёртый, замотанный синей изолентой руль и всматривался в дорогу. Он все местные маршруты назубок знал за двадцать с лишним лет работы, и всё же, по его словами, нет-нет, да подкидывала трасса сюрпризы. А у меня на душе было одновременно радостно и волнительно. Ведь ехал я домой, в свой родной посёлок, в котором прошли мои детские и юношеские годы, и где меня не видели уже очень давно.

 Да ровно всё, дядь Вить,  ответил я.  Бизнес небольшой имеется, квартира в центре, ипотеку вот почти выплатили, сын растёт, через месяц пять лет исполнится. Не жалуемся, одним словом.

 Устроился ты, Саня, как погляжу,  хмыкнул дядя Витя.  В гору пошёл. Молодец. Жизнь кипит.

 Кипит, дядь Вить, ещё как кипит. Ты в Москве-то бывал? Нет? Ну вот. Там совсем всё иначе. Не то, что у нас тут, на северах. Там  я задумался, не зная, что сказать, чтобы в двух словах описать пожилому шофёру, как там.  Большой город, в общем. Сложно представить, если не бывал.

Я снова ощутил тревогу. Весь вчерашний день, с тех пор, как самолёт сел в аэропорту, сердце было не на месте. Никогда не испытывал такого странного чувства. И вроде радуешься: дом, мать увижу, а с другой стороныкошки на душе скребутся. Даже сон дурацкий приснился, будто тону то ли в реке, то ли в озере. Пытаюсь выплыть, барахтаюсь изо всех сил, а поверхность всё дальше и дальше. Так и ушёл ко дну. Никогда не верил, что сны могут предвещать какие-то события. Сонэто просто причуды мозга, переработанная за день информация, всплывающая в случайных, порой нелепых и абсурдных комбинациях образов, но вчера это сон показался мне чем-то большим, нежели просто бессмысленный визуальный набор.

Зимник петлял по лесу, огибая сопки, а мы с дядей Витей чесали языкамиа чем ещё в дороге заниматься? Я рассказывал про жизнь, про семьюмного чего рассказывал, а старый шофёр слушал, ухмылялся сквозь щетинистые усы и крутил баранку.

 Деловой ты человек, Саня,  в очередной раз ухмыльнулся дядя Витя,  я ж тебя ещё шкетом помню, всё надоедали вы с пацанами, чтобы покатал вас. Помнишь? То-то Ну кто б мог подумать, что большим человеком на материке станешь?

 Да какой же я большой человек, дядь Вить!  рассмеялся я.  Так, мелкий предприниматель. Там таких, как ячто собак нерезаных.

 Ну собак не собак, а чего-то достиг  вдруг он нахмурился, и тон изменился.  Только вот про дом родной забыл совсем. Этот плохо. Мать старенькая уже. Ей бы по хозяйству помощь не помешала. А ты пропал с концами. Думали, не приедешь уже. Когда я тебя видел-то последний раз? После армии же, так? Когда отца хоронили? Скока годков минуло, а? Десять али больше?

 Двенадцать почти,  вздохнул я.  Сам знаю. Да как вырвешься-то? Работа. То одно, то другое. У меня ж даже отпуска не было за эти годы. Всё время этой мастерской отдаёшь. Я жевсё сам, с нуля всё. Поначалу просто зашивался, минуты лишней не было. Сейчас, как более менее устаканилась житуха и посвободнее стал, так сразу и вырвался на Родину, так сказать. Сам понимаю всё, дядь Вить. Но вот так сложилось.

Сосны расступились, и нам открылась ровная белая гладьрека, закованная льдом. Дорога здесь разветвлялась: одна колея уходила вправо, а другая шла напрямик через водоём.

 Так, сейчас переправа будет,  предупредил дядя Витя.

 Погоди-ка,  насторожился я.  Она же, кажется, правее была, насколько я помню. А теперь здесь сделали?

 Так и там тоже есть. Просто эту мы сами накатали. Наши поселковый тут ходят. Хрена ли нам такой крюк делать?

 Может, всё-таки по официальной переправе?  тревога накатила на меня с новой силой.  А то как-то рискованно.

 Да ты не ссы,  буркнул недовольно дядя Витя.  Я всю зиму тут езжу. И прошлую ездил. Нормально всё будет.

Машина медленно въехала на лёд, и тот зловеще затрещал под колёсами.

 А мы ещё и порожняком идём,  продолжал дядя Витя, с прищуром всматриваясь в белую колею впереди.  Тут фуры по двадцать тон ходят. Мороз вон какой ударил! Это ежели бы весной, в оттепель, тады я бы и сам не сунулся. Не дураки же мы тут, в самом деле. Думаешь, только в Москве твоей все умные?

Потихоньку, метр за метром старенький Камаз выбрался на середину. Лёд продолжал трещать, но машина уверенно ползла вперёд. Противоположный берег становился всё ближе, и я успокоился.

Раздался трескжуткий и оглушительный. Машина дрогнула и резко пошла вниз.

 Сигай!  раздался крик дяди Вити, и я дёрнул ручку. С огромным усилием толкнул дверь, но меня тут же захлестнула ледяная вода.

Холод сковал меня. Словно тысячи игл пронзили тело. Машина уходила под лёд, а я даже пошевелиться не мог. Спасение было так близко, но руки и ноги не слушались. Их сводило судорогой. Дыхание перехватило. Даже мыслей никаких не осталось: боль затмила их.

Тело больше не принадлежало мнеоно оказалось в плену ледяной реки. Сердце остановилось, а мозг ещё работал. Перед глазами пронеслась жизнь, я видел лица жены и сына, видел лицо матери Как же так? Не могу же я погибнуть так нелепо? Остатки умирающего сознания противились этому, но я был бессилен что-либо изменить.

В глазах потемнело, я больше ничего не видел. Звуки стихли, холод больше не чувствовался. Все ощущения пропали. «Я умер»,  пронеслась в голове мысль. Вот только страха не было. Страх был минуту назад, но не сейчастеперь остались лишь сожаление и ужасное желание вернуться и исправить ошибку, которую даже не я допустил. Но исправить ничего уже нельзя. Это конец.

Однако время шло, а сознание не угасало. И тогда снова пришёл страх. Я испугался того, что навечно останусь в этой тьме, где нет ничего: ни звуков, ни ощущений, ни образов. Паника овладела мной. Захотелось крикнуть, позвать на помощь, но я не мог. Меня не было, и в то же время я существовал. Вот только существовал я в пустотеабсолютной, бесконечной и бессмысленной. Но как? Как это вообще возможно? Как такое могло случиться? А может, я не умер? Может, меня всё же спасли, и я просто лежу без сознания?

А потом вернулись ощущения. Я чувствовал спиной что-то твёрдое и бугристое, словно на камнях лежал. По телу разливалась боль. Вначале тихая, расплывчатая, но постепенно она усиливалась, приобретала ясность и конкретику. Особенно болело в области сердца. Грудь жгло огнём и в какой-то момент показалось, что выносить это я уже не в состоянии. Вот только сделать ничего не получалось, и я продолжал терпеть. Я не чувствовал ни ног, ни рук, я был неподвижен и беспомощен. А перед глазамивсё та же безысходная тьма.

А потом вернулись звуки. Я явственно слышал какую-то возню рядом, и тихое рычание доносилось до моих ушей. Оно было совсем близко. Дикие звери? Первым делом подумал о них. Меня кто-то вытащил и бросил одного на льду, а теперь вокруг собралась волчья стая, которая желает пообедать. А я не то, что защититься, даже пальцем пошевелить не в состоянии!

Но рычание совсем не походило на волчье. Оно разбавлялось какими-то странными подвываниями, визгами и хрипами. Ни одно из существ, которых я знал, не могло издавать такие звуки. Кто это? Что тут происходит? Стало страшно.

Звуки усиливались, неведомые жуткие существа подкрадывались всё ближе и ближе, и страх перерос в панику.

Веки были тяжёлые, как две бетонные плиты, но я сделал отчаянное усилие и открыл глаза

* * *

Часть I. Сон

Глава 1

Небо. Пепельное ночное небо висело так низко, что казалось, протяни рукуи достанешь эти густые облака, безмолвно ползущие перед взором и исторгающие белую крупу, которая кружила в воздухе и неохотно оседала на землю. Вот только я не чувствовал снег своей кожей, и холода не чувствовал.

«Всё-таки меня спасли,  пронеслось в голове.  Я жив. Сколько времени я находился под водой? И кто меня вытащил? Дядя Витя? Почему он бросил меня здесь? Что с ним стало? И почему я ничего не чувствую?»

Я попытался повернуть голову, чтобы узреть источник звуков, но не смог: тело по-прежнему не слушалось. А странные существа приближалась, и паника нарастала, а вместе с нейнепонимание, почему судьба сыграла со мной столь злую шутку. Подумать только: чудом выжить в ледяной воде и тут же оказаться растерзанным дикими зверямикак же это нелепо. Лишь жуткая боль в груди заглушала тяжёлые мысли. Она была столь сильна, что временами думалось: и правда, лучше поскорее сдохнуть, чем терпеть её. Но смерть не шла. Звери медлили, хотя я знал, что эти жуткие создания совсем рядом.

Вдруг рычание, как по команде, смолклозвери ушли. Наступила тишинапустая и оглушающая. И от тишины этой мне вновь стало не по себе. Что-то спугнуло животных, и это что-то должно быть ещё ужаснее, чем они.

Снег заскрипел под ногами и моего лица легко, даже, как мне показалось, нежно, коснулись чьи-то пальцыкак ни странно, я почувствовал их. А потом надо мной склонилась девушка. Даже сейчас, испытывая неимоверную боль, я поразился её необычайной красоте. Никогда не видел ничего подобного. Черты лица её казались идеальными, словно его не природа создала, а разум художника в стремлении сотворить нечто совершенное и прекрасное.

Вот только лицо это было белее снега, и такими же белыми были волосы, которые ниспадали на меня невесомыми локонами.

«Нет, меня не спасли, я умер,  понял я.  Это прекрасное создание не может принадлежать земному миру. Это ангел?» Как-то иначе мне представлялись ангелы, да и не верил я в них. «Кто ты?»вертелся на языке вопрос, но я губы мои не шевелились.

 О, бедный юноша,  произнесла девушка мягким, мелодичным и в то же время каким-то отстранённым голосом. Она обхватила руками моё лицо и уставилась на меня своими бледно-голубыми глазами.  Почему ты здесь? За что тебя обрекли на столь чудовищную смерть? Это так ужасно, так несправедливо! Мир людей так жесток! Он ужаснее, чем сон, ужаснее, чем смерть. Ты познал вкус предательства. Тебе больно? Тебе страшно? Не бойся, милый юноша, я дам тебе свободу.

Слова девицы походили на бред сумасшедшей. О каком предательстве она говорит? И почему называет меня юношей? Мой возраст уже давно не соответствует этому определению.

 Я знаю, я очень хорошо знаю, можешь не говорить,  продолжила лепетать девушка своим отстранённым голоском, от которого становилось не по себе,  это сон стал для тебя роковым, ты не должен был идти один. Они же этого хотели? О, жестокие люди! Зачем они пожелали загубить невинную душу? Не бывать этому. Я не позволю. Сон не станет твоей могилой. Ты выберешься. Ты должен выбраться. Пошли со мной, я верну тебе жизнь, я верну твои силы. Доверься мне, не бойся.

«Я бы с радостью куда-нибудь пошёл,  подумал я,  вот только не могу пошевелить ни ногой ни рукой, если ты не заметила».

Но этого от меня и не потребовалось. Лицо исчезло, и я почувствовал, как меня куда-то тащат. Прекрасная незнакомка волокла меня в неведомом направлении, причём так бодро, словно ятряпичная кукла, и во мне нет восьмидесяти килограммов чистого веса.

 Кровь спасёт тебя,  бормотала девица.  Кровь даст тебе жизнь. Не бойся, милый юноша, ты будешь жить. Кровь Чёрного Бога разольётся по твоим венам. Она излечит раны. Ты выберешься. Просто доверься мне.

«Как будто у меня есть выбор»,  обречённо подумал я. От сказанных слов мне становилось только страшнее. Кажется, я оказался в руках безумной, и неизвестно, что она сейчас со мной сотворит, воспользовавшись моей неподвижностью.

Незнакомка волокла меня недолго. Скрипнули несмазанные петли, и я очутился в тёмном помещении. Разглядеть я ничего не мог, зато в нос ударила вонь сырости и гнилой древесины.

Неведомая сила подняла меня в воздух, и я очутился на какой-то жёсткой лежанке.

Зажёгся светбледный и тусклый, и перед глазами моими вновь появилось лицо прекрасной незнакомки. Теперь оно казалось зловещим и пугающим. Взор её был пуст. Я ещё раз подумал о том, что девица этане человек. У людей не бывает такого пустого бессмысленного взгляда.

 Кровь Чёрного Бога,  повторила незнакомка.  Прими её. Она дарует тебе силу, дарует жизнь и свободу. Онавсё. Онасвет и тьма. Пусть твоё сердце бьётся снова. Ты не останешься в этом ужасном Сне. Ты должен выбраться.

Я ощутил, как в грудь мою вонзилась игла, она проникла в самое сердце, и тепло разлилось телу, а боль, что кусалась и жгла раскалёнными щипцами, постепенно угасала. Избавившись от неё, я ощутил ни с чем несравнимым блаженством.

 Я не смогу сопровождать тебя, я сожалею об этом, но ты найдёшь путья верю,  произнеся это, девушка поцеловала меня. Мне показалось, что к моим губам приложили лёд.  Торопись. Сон утрачивает постоянство.

Я снова провалился во мрак.

Когда я очнулся, кажется, был день. Тусклый свет наполнял помещение, надо мной чернел дощатый потолок. Боли я больше не чувствовал. Неосознанно я дёрнул головой, желая осмотреться. Голова с лёгкостью повернулась. Я был в восторге. Я мог двигаться! Руки и ноги я тоже ощущал, даже пошевелить ими мог. Не медля ни минуты, я поднялся и сел, оглядываясь по сторонам.

Я находился в тесной комнатке с маленьким окошком, сквозь которое струился серый свет пасмурного дня. Я сидел на деревянной лежанке, вокруг была мебельстарая, почерневшая от времени и сырости. От неё-то, по-видимому, и шёл столь специфический гнилостный запах, который до сих пор резал ноздри. Обстановка не походила на убранство современного жилища.

Полы были деревянные, а вот стены оказались сложены из грубо отёсанного камня. «Средневековье какое-то»,  пронеслась мысль. И правда, создавалось ощущение, словно дом этот построен примерно в то время.

Но ещё больше я удивился, когда осмотрел себя. На мне был надет длинный, до колен, чёрный кафтан из плотного сукна, а если говорить точнеежюстокор, какие носили в восемнадцатом веке. Он имел меховую подкладку, широкие обшлага и вышивку по бортам. Под жюстокоромбордовый камзол, подпоясанный кожаным ремнём, а на ногахкороткие чуть ниже колен штаны и высокие, мягкие ботфорты. На шеечёрный батистовый платок. Руки оказались облачены в перчатки с крагами. Сняв одну из них, я не поверил собственным глазам. Рука была не моя: элегантная холёная ручка принадлежала совсем молодому человеку. Я ощупал лицотоже не моё: как будто черты тоньше, и щетина куда-то пропала.

Меня бросило в жар. Я огляделся в поисках зеркала, но его не нашёл. Случилось нечто невообразимое, и я ничего не понимал. Я не был собой! То ли мне это снится, то ли моё сознание каким-то неведомым образом перенеслось в тело совсем другого человека. Я всегда относился скептически к мистике, а тутсплошные чудеса. С ума бы не сойти. Или я уже сошёл, и теперь мерещится всякое? Может, я на самом деле в палате, а девица тамедсестра, которая мне вколола успокоительное, а мой мозг повредился и вместо того, чтобы отображать реальность, выдаёт какую-то ахинею?

На одежде в области сердца была прорезь, вокруг которой расплылось пятно засохшей крови. Я расстегнул кафтан и камзол, осмотрел тело. На груди красовался шрам, будто кто-то пырнул меня ножом. Но сердце билось ровно, да и рана не болела. Я бы предположил, что ночью именно эта рана не давала покоя, вот только она не могла так быстро затянуться. Но одежда почему-то в крови

Тело моё было юным, но довольно мускулистым. С работой и прочими я делами давно себя запустил, даже пузико появилось, а сейчас тело выглядело так, словно я не просто помолодел лет на пятнадцать, а ещё и тренировался постоянно: но не железо тягал, а скорее, занимался чем-то подвижным.

Застегнул пуговицы. У лежанки стоял стул, на стуле лежали вещи: сумка из толстой коричневой кожи на широком ремне, треуголка и ещё одна перевязь, на которой крепилась короткая сабля со слабо изогнутым широким лезвием и позолоченным витым эфесом, напоминающая абордажные. Так же на перевязи имелись два нагрудные кобуры с пистолетами. Я достал один. Это было древнее дульнозарядное оружие с деревянной ложей, круглыми набалдашниками на концах рукоятки и каким-то непонятным замком. Ствол и замок были покрыты чеканкой и позолотой. Пистолет выглядел настоящим произведение искусства, которому место скорее в музее, чем на поле боя.

Дальше