Лора ТалассаПеснь экстаза
Посвящается моей семье потому что невозможно стать личностью и прожить жизнь в одиночку.
Пролог
Май, восемь лет назад
Кровь у меня на руках, на одежде, на подошвах, даже волосы забрызганы кровью. На груди алеет огромное пятно, и, проведя языком по губам, я, к собственному ужасу, чувствую металлический привкус.
По сверкающему кухонному полу медленно расползается багровая лужа. И я, наконец, понимаю: выжить после такой потери крови не может никто, даже чудовище, застывшее у моих ног.
Меня трясет, я все еще под действием адреналина. Бутылка с отбитым дном выскальзывает из моих ослабевших пальцев, падает на каменный пол, разбивается вдребезги, и я оседаю на пол.
Кровь пропитывает джинсы.
Стоя на коленях, пристально смотрю на своего мучителя. Его остекленевшие глаза расфокусированы, кожа приобрела неестественный голубоватый оттенок. Если бы я была смелее, я бы приложила ухо к его груди, чтобы убедиться, что его холодное черное сердце навсегда перестало биться. Но я не в силах заставить себя прикоснуться к нему, даже сейчас. Даже сейчас, когда он больше не сможет сделать мне ничего дурного.
«Он сдох. Наконец-то он сдох».
Я слышу собственные сдавленные рыдания. Впервые за много лет я могу вздохнуть свободно. Снова судорожно всхлипываю. Боже, как хорошо! И вот, наконец-то, слезы слезы застилают мне глаза, текут по лицу.
Я знаю, что не должна чувствовать облегчения. Знаю, что утрату следует оплакивать. Но я не могу. Не могу горевать о нем. Может быть, я злобное, бездушное создание. Но я знаю одно: сегодня ночью я, наконец, встретилась со своим кошмаром лицом к лицу и выжила.
Он мертв. Он больше ничего мне не сделает, никогда больше не причинит мне боли. Он мертв.
Проходит еще несколько секунд, и приходит осознание.
О боже. Он мертв.
Руки дрожат. Передо мной труп в луже крови, точнее, даже в море крови. Одежда пропитана кровью. Крошечные багровые точки покрывают мои книги и тетради, а одна крупная капля застилает лицо Линкольна на странице раскрытого учебника истории.
Я содрогаюсь всем телом, словно от холода.
Рассматриваю руки, чувствуя себя леди Макбет. «Прочь, проклятое пятно!» Вскакиваю на ноги и бросаюсь к кухонной раковине, оставляя за собой алые следы.
Начинаю яростно тереть ладони губкой. Его кровь въелась в кутикулу, в кожу под ногтями. Я в ужасе понимаю, что не могу ее оттереть, но тут же забываю об этом, заметив, что руки буквально по локоть в крови. Старательно смываю страшные багровые пятна и брызги. Но как избавиться от крови, пропитавшей футболку, от бурых сгустков, склеивших волосы?
Всхлипываю. Нет, все бесполезно. Ничего не выйдет.
Твою мать.
Тяжело опершись о гранитную столешницу, я рассматриваю розовые лужицы, которые образовала смешанная с кровью вода, стекающая с моих рук. Они везде на столе, на полу, в раковине.
Мне от этого не скрыться, не избавиться.
Невольно бросаю взгляд на тело. На мгновение меня охватывает иррациональный страх: вот сейчас отчим поднимется и набросится на меня. Но труп, естественно, так и лежит неподвижно; я прихожу в себя и начинаю обдумывать создавшееся положение.
Что же мне теперь делать? Позвонить в полицию? Закон защищает права несовершеннолетних. Меня не посадят в тюрьму, просто отвезут в участок на допрос.
А вдруг они решат сделать из меня козла отпущения? Ведь я убила не просто какого-то там рядового гражданина. Я убила очень, очень богатого и влиятельного человека, из тех, кто в состоянии купить и полицию, и судей. И неважно, что это была самозащита. Даже после смерти такие, как он, выходят сухими из воды.
А кроме того, мне придется рассказать все все, от начала до конца.
Голова кружится, подступает тошнота.
Выбора нет, придется сдаться. И тут приходит спасительная мысль.
Гад, истекающий кровью на полу нашей кухни, знал одного человека, который, в свою очередь, знал еще кое-кого. Типа, который помогает клиентам выбираться из безвыходных ситуаций. Для того чтобы уладить дело, требуется лишь продать частицу собственной души.
И никаких копов, никаких щекотливых вопросов, ни приемной семьи, ни тюрьмы.
И знаете что? Я понимаю, что готова отдать этому неизвестному всю свою душу, целиком все, что от нее осталось. Мне ничего не нужно, только бы уйти из этого дома свободной и забыть о прошлом.
Я бросаюсь к ящику кухонного стола, где хранятся всякие мелочи, и руки так сильно дрожат, что мне не сразу удается его выдвинуть. Но я буквально за несколько секунд нахожу нужную визитную карточку и читаю то, что там написано вместо имени, телефона и адреса. На карточке напечатана одна-единственная фраза, и я должна прочесть ее вслух.
Сердце сжимается от страха. После того, как я это сделаю, возврата не будет.
Взгляд мечется по залитой кровью кухне. «Для тебя возврата назад уже нет».
Я сжимаю кусочек картона во влажной ладони. Глубоко вдохнув, я произношу магические слова.
«Торговец, я хочу заключить сделку».
Глава 1
Наши дни
Папка шлепается на стол прямо передо мной.
Тебе почта, подруга.
Я делаю глоток горячего кофе из кружки и поднимаю взгляд от ноутбука.
Темперанс Дарлинг, сокращенно «Темпер» Богом клянусь, ее действительно так зовут мой деловой партнер и лучшая подруга, стоит посреди офиса и хитро улыбается.
Я убираю ноги с письменного стола и пододвигаю папку к себе.
Она небрежно машет рукой.
На сей раз легкие деньги, дорогуша.
У нас каждый раз легкие деньги, и ей это прекрасно известно.
Темпер с видом собственного превосходства оглядывает мой кабинет, помещение размером с чулан. У нее точно такой же.
Сколько предлагает клиент? спрашиваю я, снова закидывая ноги на стол.
Клиентка. Двадцать кусков за одну встречу с объектом причем ей уже известно, когда и где можно его перехватить.
Я издаю восхищенный свист. Действительно, плевое дело, а не работа.
И когда же произойдет это свидание? спрашиваю я.
Сегодня в восемь вечера, «Фламенко». К твоему сведению, это шикарный ресторан, так что взгляд Темпер останавливается на моих видавших виды ботинках ты не можешь идти туда в этом.
Я закатываю глаза.
О, и еще: он будет там с друзьями.
Ну вот, а я уже размечталась вернуться домой пораньше.
Ты хоть примерно знаешь, что нужно этой женщине? недовольно бурчу я.
Клиентка считает, что ее дядя, наш объект, злоупотребляет своим положением опекуна матери, то есть бабки нашей клиентки. Она подала на этого человека в суд, но хочет немного сэкономить на адвокатах и получить признание, так сказать, из первых рук.
Меня охватывает знакомое возбуждение, становится жарко, сердце бьется чаще. У меня появился шанс помочь пожилой даме и одновременно наказать человека, совершающего самое мерзкое из всех преступлений того, кто пользуется беспомощностью члена своей семьи.
Темпер замечает румянец на моих щеках, и некоторое время пристально смотрит мне в лицо. Протягивает руку, но вспоминает, где и с кем находится. Бывают мгновения, когда даже она не находит в себе сил сопротивляться моим чарам.
Она резко отшатывается.
Детка, ты настоящая извращенка, черт бы тебя побрал.
И это совершеннейшая правда.
Рыбак рыбака видит издалека.
Темпер насмешливо фыркает.
Можешь называть меня «Нечестивой Ведьмой Запада».
Но Темпер вовсе не ведьма. Она существо гораздо более могущественное.
Подруга вынимает из кармана телефон и смотрит на экран.
Вот черт, недовольно бросает она. Я бы охотно осталась с тобой поболтать, но мой следующий объект будет в кулинарии «У Луки» меньше чем через час. А сейчас как раз обеденный перерыв, и в городе такие пробки Мне правда не хотелось бы при помощи колдовства расчищать себе дорогу на четыреста пятом шоссе, как Моисею, ведущему свой народ через Красное море. Со стороны подобные штучки выглядят подозрительно. Она поднимается, запихивает телефон обратно в карман. Когда Эли возвращается?
Эли наемник, «охотник за головами»; иногда он работает на нас, иногда на политию, правоохранительные органы мира сверхъестественных существ. Помимо всего прочего, Эли мой бойфренд.
Мне очень жаль, Темпер, но его не будет еще неделю. Я сообщаю эту печальную новость довольно-таки легкомысленным тоном.
Но это же плохо и неправильно, скажете вы. Дурно радоваться тому, что твой бойфренд уехал, ты осталась одна и можешь свободно распоряжаться своим временем.
Наверное, точно так же неправильно говорить, что его любовь подавляет и душит меня. Я даже боюсь думать о том, что с нами будет дальше, и в глубине души считаю, что нам вообще не следовало начинать эти отношения.
Первое правило нашего сообщества: не встречаться с коллегами. Но однажды вечером, полгода назад, когда наша компания после работы отправилась в бар, я послала все к чертовой матери и нарушила это правило. А потом еще раз, и еще, и еще пока в один прекрасный день не обнаружила, что у меня появился бойфренд. А я в тот момент вовсе не нуждалась в бойфренде.
Тьфу ты, расстроенно восклицает Темпер, откидывая голову назад и поднимая взгляд к потолку. Ее афроприческа при этом слегка колышется. Всякий раз, когда Эли нет в городе, плохие парни принимаются за старое. Она разворачивается к двери, бросает на меня прощальный взгляд и уходит.
Я некоторое время сижу, бессмысленно глядя на досье, потом открываю папку и начинаю читать.
В заказе нет ничего из ряда вон выходящего. Мне не придется ни особенно напрягаться, ни быть жестокой. Ничего такого, что заставило бы меня взяться за бутылку «Джонни Уокера», которую я держу на всякий случай в ящике рабочего стола. Но через какое-то время меня охватывает непреодолимое желание открыть ящик и все-таки налить себе виски.
В этом мире слишком много плохих людей.
Я непроизвольно начинаю постукивать по столу кончиками пальцев, и взгляд останавливается на браслете из ониксовых бусин в несколько рядов, поблескивающем на левой руке. Мне кажется, что каменные шарики не преломляют свет, а поглощают его.
Слишком много плохих людей, и слишком много такого, о чем следовало бы поскорее забыть.
Ровно в восемь вечера я вхожу в модный ресторан; в зале царит полумрак, на столиках, предназначенных для двоих, мерцают свечи. Судя по всему, «Фламенко» то самое место, куда богатые люди приводят своих возлюбленных.
Я следую за официантом в отдельный кабинет, и мои каблуки негромко постукивают по деревянному полу.
Двадцать кусков. Чертова куча денег. Но я делаю это не ради вознаграждения. Нет, правда в том, что я знаток разного рода зависимостей, и эта моя любимая.
Официант открывает передо мной дверь, и я вхожу внутрь.
За большим столом оживленно переговаривается группа людей. Дверь за мной закрывается с негромким щелчком, голоса затихают, и все смотрят на меня. Я стою на месте, не делая попыток приблизиться к столу. Взгляд останавливается на Микки Фьюге, лысеющем мужичке лет пятидесяти. Это мой объект.
Моя кожа начинает светиться, когда я позволяю живущей во мне сирене «всплыть на поверхность».
Все вон.
Мой голос звучит мелодично, словно пение чудесного потустороннего создания. Он зачаровывает.
Гости стремительно поднимаются из-за стола; взгляды у всех остекленевшие, как у зомби.
В этом мое могущество, прекрасное и ужасное, могущество сирены. Способность заставлять людей по доброй воле а также против воли делать то, что я пожелаю, и верить в то, во что я приказываю верить.
Чары. Вообще-то, применение чар незаконно. Но мне, как вы понимаете, глубоко наплевать.
Вечер прошел чудесно, обращаюсь я к людям, которые проходят мимо меня. Вы все хотели бы еще как-нибудь встретиться в этом ресторане. О, и еще одно: меня здесь не было.
Когда Микки проходит мимо, я беру его за локоть.
А вы остаетесь.
Остальные уходят, а он останавливается, повинуясь моему голосу, словно муха, запутавшаяся в паутине. В его глазах на мгновение мелькает осмысленное выражение, и я вижу смятение и страх это разум человека сопротивляется магии сирены. Но потом он полностью подчиняется.
Давайте присядем. Я веду его обратно к стулу, устраиваюсь рядом. Когда мы закончим, вы сможете уйти.
Я чувствую, что от меня по-прежнему исходит магическое сияние, и моя сила нарастает с каждой секундой. Пальцы слегка подрагивают, но я усилием воли подавляю свои страсти сексуальное желание и склонность к насилию. Можете представить меня кем-то вроде современных Джекила и Хайда. Большую часть времени я просто частный детектив Калли. Но когда возникает необходимость воспользоваться тайным могуществом, просыпается мое второе «я». Сирена это монстр, который живет внутри меня; она хочет брать, и брать, и брать. Сеять хаос, разрушать, наслаждаться страхом и похотью жертвы. Я бы ни за что не призналась в этом публично, но контролировать сирену весьма непросто.
Я беру из корзинки, стоящей в центре стола, кусок хлеба, пододвигаю к себе чистую тарелку, оставленную кем-то из гостей. Наливаю в тарелку немного оливкового масла и бальзамического уксуса, макаю в желтую лужицу хлеб, откусываю кусочек.
Разглядываю человека, который сидит рядом со мной. Костюм, сшитый на заказ, искусно скрывает довольно внушительный живот. На запястье сияет «Ролекс». В досье было сказано, что мой «объект» бухгалтер. Я знаю, что они неплохо зарабатывают, особенно здесь, в Лос-Анджелесе, но чтобы настолько неплохо
Почему бы нам не перейти прямо к делу, предлагаю я. Извлекаю из сумки телефон и включаю камеру. Для надежности достаю портативный диктофон, включаю и его.
Я собираюсь записать наш разговор. Прошу вас, скажите «да» громко и четко в знак того, что вы согласны мне отвечать.
Брови Микки сходятся на переносице, он из последних сил пытается побороть чары. Но его жалкие попытки бессмысленны.
Да, наконец, шипит он сквозь стиснутые зубы. Этот тип вовсе не глуп; возможно, он не понимает, чтó именно с ним происходит, но догадывается, что его сейчас обдурят, обведут вокруг пальца. Нет, не так: он знает, что это уже случилось.
Как только он соглашается, я начинаю.
Вы присваиваете деньги, принадлежащие вашей матери?
Его неизлечимо больной матери, страдающей к тому же старческим слабоумием. Нет, не следовало мне читать это досье. Предполагается, что на работе я должна отключать эмоции, но все же в случаях, когда дело касается детей и пожилых людей, я почему-то всегда поддаюсь неконтролируемому гневу.
И сегодняшний день не исключение. Наблюдая за жертвой, я откусываю еще один кусочек хлеба.
Он открывает рот
С этого момента и до конца беседы вы будете говорить только правду, приказываю я поспешно, не успев прожевать.
Микки закрывает рот; я так и не узнаю, что он собирался сейчас сказать. Я жду продолжения, но он молчит. Теперь он не в состоянии лгать, и мне осталось просто подождать, пока магия вынудит его признаться.
Микки снова сопротивляется моим чарам, однако я полностью уверена в себе. Преимущество на моей стороне. Несмотря на то что он старается сохранить невозмутимое выражение лица, на лбу у него блестят бисеринки пота.
Я продолжаю жевать хлеб, как ни в чем не бывало.
Мужик краснеет, и у меня мелькает мысль, что его сейчас хватит удар. Наконец, он полузадушенно бормочет:
Да но как тебе, мать твою, это
Тихо.
Он сразу замолкает.
Мерзкая тварь. Обворовывает умирающую мать. Безобидную старушку, чьей единственной ошибкой было решение произвести на свет этого ублюдка.
Как долго вы этим занимаетесь?
В глазах Микки вспыхивает гнев.
Два года, хрипло произносит он не своим голосом и смотрит на меня так, словно хочет взглядом прожечь во мне дыру.
Я не торопясь доедаю хлеб.
Почему вы это делали?
Ей эти деньги все равно ни к чему, а я в них очень нуждался. Я собираюсь их вернуть, добавляет он.
Ах, вот как. Я приподнимаю брови. И какую же сумму вы у нее одолжили? спрашиваю я.
Молчание длится несколько секунд. Красное лицо Микки багровеет. В конце концов, он выдавливает:
Не знаю.
Я наклоняюсь к нему.
Скажите хотя бы приблизительно.
Около двухсот двадцати тысяч.
Когда я слышу эту цифру, волна ярости захлестывает меня.
И когда вы собираетесь вернуть матери ее деньги? спрашиваю я.
З-завтра, заикаясь, лепечет он.