Город призраков - Виктория Шваб

Виктория ШвабГород призраков

Часть перваяОккультурологи

Глава первая

Считается, что призраки являются только по ночам или на Хэллоуин, когда кругом темно, а границы между мирами истончаются. Но на самом деле призраки повсюду. В хлебном отделе вашего супермаркета, в бабушкином саду, на переднем сиденье автобуса, в котором вы едете.

То, что вы их не видите, совсем не значит, что их там нет.

Я сижу на уроке истории и вдруг чувствую тук-тук-тук по плечусловно капли дождя. Одни называют это интуицией, другие ясновидением. Такое странное щекочущее чувство на границе ощущений, подсказывающее, что за этой границей есть что-то еще.

Меня оно посещает уже не в первый разза сравнительно короткое время. Иногда накатывает даже тут, в школе. Я пробовала не обращать на это вниманиякаждый раз пробуюне помогает. Оно будто уворачивается, потом нападает снова, и я уже знаю, что единственный способ справитьсяэто подчиниться. Пойти и проверить, что там.

Сидя в другом конце класса, Джейкоб ловит мой взгляд и качает головой. Он не чувствует тук-тук-тук, но достаточно хорошо меня знает, чтобы понять, когда я это слышу.

Я ерзаю на стуле, заставляя себя сосредоточиться на том, что происходит в классе. Мистер Мейер отважно пытается вести урок, не обращая внимания на то, что идет последняя неделя занятий и до летних каникул осталось всего ничего.

 к концу войны во Вьетнаме в 1975 году американские войска  бубнит учитель. Его никто не слушает. Да что там, его вообще не замечают. Дерек и Уилл спят с открытыми глазами, Мэтт мастерит из бумаги очередной футбольный мяч. Элис и Мелани составляют какой-то список.

Элис и Меланипопулярные девочки.

Это можно сразу понять по тому, что выглядят они, как клоныодинаковые блестящие локоны, одинаковые безупречные зубы, одинаково накрашенные ногти,  а вот я тощая и нескладная, с круглыми щеками и курчавыми темными волосами. У меня даже нет лака для ногтей.

Считается, что все спят и видят, как бы стать популярным. Но, признаюсь, сама я никогда этого не хотела. По-моему, это ужасно утомительнопытаться следовать бесчисленным правилам. Их и запомнить-то невозможно. Улыбаться, но не слишком широко. Смеяться, но не очень громко. Носить правильную одежду, заниматься правильным спортом, проявлять заботу о том и о сем, но не чересчур.

(У нас с Джейкобом тоже есть правила, но они же совсем другие.)

Вдруг Джейкоб встает и подходит к парте Мелани. Вот он, я думаю, мог бы стать популярным, с его-то волнистыми светлыми волосами, ярко-голубыми глазами и добродушным характером.

Бросив на меня озорной взгляд, он подсаживается к ней на край парты.

Да, мог бы стать, если б не одна проблема.

Джейкоб мертв.

 «Что нам нужно для киновечеринки»,  громко читает он, заглядывая в записку Мелани. Но слышу Джейкоба только я одна. Мелани складывает другой листокприглашение на вечеринку, понимаю я, потому что печатные буквы ярко-розового цветаи тянется, чтобы передать его Дженне, сидящей перед ней. И ее рука проходит прямо сквозь грудь Джейкоба.

Он делает вид, что страшно оскорблен, и вскакивает с парты.

Тук-тук-тук, тихонько стучит у меня в голове, будто кто-то шепчет, но я не могу разобрать слов. Я нетерпеливо поглядываю на часы над дверью. Когда же, наконец, звонок?

Джейкоб подруливает к Элис, у которой на парте разложено множество разноцветных ручек. Нагнувшись над ними, он протягивает к одной из ручек палец, целиком сосредоточившись на том, чтобы толкнуть ее.

Но ручка лежит, не шелохнется.

В кино духи-полтергейсты швыряют телевизоры и двигают по полу кровати. Но на самом деле призраку приходится тратить уйму энергии, чтобы пройти сквозь Вуальзавесу между их миром и нашим. А те призраки, которым хватает на это сил, обычно очень старые и довольно угрюмые. Живые могут черпать силы в любви и надежде, а мертвецы крепчают от более мрачных вещей. От боли, гнева и тоски.

Теперь Джейкоб, хмурясь, пытаетсяснова безуспешносдвинуть с места бумажный мячик Мэтью.

Как хорошо, что он не мрачный.

Вообще-то, я даже не знаю, давно ли Джейкоб мертв (об этом я стараюсь думать приглушенно, так как знаю: ему это не понравится). Наверное, все произошло не так уж давно, потому что выглядит он вполне современнов футболке с супергероем, темных джинсах и высоких кроссовках. Но он никогда не рассказывает, что с ним случилось, а я не спрашиваю. У друзей есть право на секреты друг от другаэто так, даже несмотря на то, что Джейкоб может читать мои мысли. Я вот не могу узнать, о чем думает он. Но не жалею: если все взвесить, лучше быть живым, хоть и не телепатом, чем телепатом, но призраком.

При слове призрак он вскидывает голову и многозначительно покашливает.

 Предпочитаю формулировку «человек с ограниченными телесными возможностями».

Я возмущенно округляю глазаДжейкоб отлично знает, я не люблю, когда он без разрешения роется в моих мыслях. Да, наши отношения необычныно, слушайте, должны же быть какие-то рамки!

 Я не виноват, что ты так громко думаешь,  оправдывается Джейкоб, усмехаясь.

Я фыркаю, и несколько одноклассников косятся в мою сторону. Втянув голову в плечи, стараюсь слиться с партой, при этом ногами задеваю лежащий на полу рюкзак с учебниками. Приглашение, которое Мелани передала Дженне, перемещается по классу. У моей парты оно не задерживается. Меня это не огорчает.

Уже почти наступило лето, а это значитсвежий воздух, много солнца и читать книжки не по списку, а просто для удовольствия. Это значит, что наше семейство, как всегда, отправится в съемный дом на пляже в Лонг-Айленде, где мама и папа будут работать над новой книгой.

Носамое главное!  это значит: никаких привидений.

Сама не знаю, что не так с этим домом на пляжеможет, дело в том, что он совсем новый, или в том, что стоит на отлете, один на берегу, но там и вправду намного меньше призраков, чем здесь, в Нью-Йорке. А значит, когда окончатся занятия, меня ждут целых шесть недель солнца, песка и спокойного сна по ночам.

Шесть недель без бесконечного тук-тук-тук от неугомонных духов.

Шесть недель, когда я буду чувствовать себя почти нормальной.

Жду не дождусь, скорей бы уже.

Жду не дождусь и все же, когда звенит звонок, я вскакиваю, вешаю рюкзак на одно плечо, а фиолетовый ремень фотоаппарата на другое и позволяю ногам нести меня вперед, навстречу настойчивому тук-тук-тук.

 Безумная идея,  заявляет Джейкоб, проявляясь на лестнице рядом со мной.  Но есть еще время передумать, мы еще можем просто пойти пообедать.

Сегодня четверг. День мясного рулета, думаю я, следя за собой, чтобы не говорить вслух. Уж лучше встретиться с призраком.

 Эй, полегче,  говорит он. Но мы оба знаем, что Джейкоб не обычный призрак, как и яне обычная девочка. С некоторых пор. Это был несчастный случай. Велосипед. Река подо льдом. Не вдаваясь в детали, Джейкоб спас мне жизнь.

 Ага, я почти супергерой,  гордо говорит Джейкоб, и тут дверца шкафчика резко открывается, прямо ему в лицо. Я морщусь, но он проходит прямо сквозь стену. Я не то чтобы забыла, кто такой Джейкобкак можно забыть, что твой лучший друг невидим для всех остальных. Но это просто удивительно, насколько быстро к такому привыкаешь.

Да и вообще, то, что Джейкоб рядом со мной уже почти годэто еще не самая странная часть моей жизни. Согласитесь, тут есть о чем задуматься.

Мы выскакиваем в вестибюль. Налевокоридор, ведущий к школьному буфету. Направолестница.

 Последний шанс сделать нормальный выбор,  предостерегает Джейкоб, но на лице у него появляется хитрая, кривая улыбочка. Мы оба знаем: нормальное для нас уже давным-давно осталось позади.

Мы идем направо.

Спускаемся по лестнице, попадаем в другой вестибюль, пробираемся сквозь толпу (все спешат на обед), и с каждым поворотом все сильнее, все громче звучит тук-тук-тук, тащит нас к себе, будто на веревке. Мне даже не приходится задумываться, куда идти. Вообще-то, проще, когда я перестаю думать и просто разрешаю звуку вести себя.

Он приводит меня к дверям актового зала. Джейкоб, сунув руки в карманы, бормочет что-то насчет плохих идей. На это я напоминаю, что ему идти туда не обязательнохотя на самом деле очень рада, что он со мной.

 Девятое правило дружбы,  отвечает он,  наблюдение за призракамизабава для двоих.

 Вообще-то да,  киваю я, снимая крышку с объектива фотоаппарата. Он старый и неуклюжий, этот аппарат, висящий у меня на плече на широком фиолетовом ремне,  неавтоматический, с неисправным видоискателем и черно-белой пленкой.

Если кто-то из учителей застукает меня в актовом зале, скажу, что делаю снимки для школьной газеты. Хотя учебный год кончается, и школьные кружки уже закрылись на лето

И я никогда не работала в школьной газете.

Толкнув дверь, я вхожу в залпросторный, с высоким потолком и тяжелым алым занавесом, скрывающим сцену от глаз.

Вдруг я понимаю, что тук-тук-тук зовет меня именно туда. У каждой школы есть свои предания. Некое объяснение, что за странный скрип раздается в туалете для мальчиков, почему на задних партах в кабинете английского всегда холодно, а в актовом зале попахивает дымом.

Моя школа не исключение. Единственное отличие в том, что, слыша рассказы о привидениях, я могу проверить, правдивы ли они. Чаще всего это оказывается выдумкой.

Таинственный скрипвсего лишь дверь с несмазанными петлями.

Зловещий холодокпросто сквозняк.

Но сейчас, следуя за тихим тук-тук-тук по проходу между рядами, а потом на сцену, я понимаю, что с этой легендой дело обстоит иначе.

В ней говорится о мальчике, который погиб во время театрального представления.

Давным-давно, когда школа только открылась, во время второго акта «Сна в летнюю ночь» начался пожар. Пламя охватило декорации, но все успели спастисьвернее, думали, что все.

Пока не подняли крышку люка и не нашли того мальчика.

Джейкобон идет рядом со мнойвздрагивает, а я закатываю глаза. Для привидения он слишком пуглив.

 Тебе никогда не казалось,  говорит он,  что это ты недостаточно пуглива?

Но меня так же легко испугать, как любого другого. Хотите верьте, хотите нет, я вовсе не стремлюсь проводить время в поисках призраков. Просто, когда они рядом, я не могу не обращать на них внимания. Как будто ты знаешь, что кто-то стоит у тебя за спинойпопробуй тут не обернуться. Кто-то дышит тебе в затылок, и ты это чувствуешь, и, чем дольше не оглядываешься, тем хуже, ведь понятно жето, чего не видишь, всегда намного страшнее того, что видишь.

Я залезаю на сцену, Джейкоб не отстает. Я чувствую, что ему не по себе. Его колебания так и тянут меня назад, но я приподнимаю край тяжелого красного занавеса и пробираюсь под ним. Джейкоб за мнойтолько он проходит прямо сквозь занавес.

Здесь темнонастолько, что глаза не сразу различают бутафорские предметы и скамейки, в беспорядке расставленные по сцене. Из-под занавеса пробивается узкая полоска света. Здесь тихо, но есть какое-то жутковатое ощущение движения. Я слышу еле слышный слабый стонэто покачиваются на крюках отвесы из мешков с песком. Шепот воздуха под половицами. Шелестнадеюсь, это шуршит бумага, а не крысы.

Я слышала, как ребята постарше подзадоривали друг друга: слабó тебе зайти туда? Прижать ухо к полу и прислушатьсяне зовет ли на помощь тот мальчик, не сумевший выбраться. А один раз в коридоре я подслушала, как старшеклассники хвастались тем, кто сколько здесь продержался. Минуту. Две. Пять. Кто-то утверждал, что слышал голос мальчика. Другие будто бы чувствовали запах дыма и слышали топот убегающих детей. Но разве поймешь, где кончаются выдумки и начинается правда.

Меня никто не подбивал сюда прийти. Да и кому придет в голову пугать чем-то этаким человека, у которого родители пишут книги о паранормальных явлениях.

Ну да, это и правда было бы странно.

Пробравшись в темноте почти на середину сцены, я обо что-то спотыкаюсь и лечу вперед. Джейкоб взмахивает руками, пытаясь меня удержать, но его пальцы проходят насквозь, а я падаю на четвереньки, стукнувшись коленкой о деревянный пол. Странно, но половицы под ладонями немного пружинятя не сразу догадываюсь, что рухнула прямо на крышку люка.

Тук-тук-тук звучит все настойчивее, отдаваясь в ободранных руках. Краем глаза я замечаю движение: тонкая серая завеса колышется, как от ветра. Она совсем не похожа на тяжелый сценический занавес. Эту завесу не видит никто, кроме меня.

Вуаль.

Граница между этим миром и чем-то иным, между жизнью и смертью. Ее-то я и искала.

Джейкоб переминается с ноги на ногу.

 Давай покончим с этим поскорее.

Я поднимаюсь.

 Дай призрачные «пять»,  отвечаю я. То же самое, что дать «пять», но для друзей, которые не могут коснуться друг друга. Выглядит это примерно так: я поднимаю руку, а Джейкоб делает вид, что хлопает по моей ладони своей, и при этом мы оба изображаем тихий звук шлепка.

 Ой!  Джейкоб отдергивает руку.  Ты зачем так сильно бьешь?

Меня это смешит. Иногда он такой прикольный. Но вот я касаюсь Вуали, и смех смолкает, стремительно уступая место страху и тревоге.

Как-то по телевизору я видела «охотников за привидениями», они рассказывали о переходе, о встрече с другой стороной. По их рассказам это было, все равно что щелкнуть выключателем или распахнуть дверь. Но для меня все по-другому: нащупать край завесы, уцепиться за ткань и потянуть.

Иногда, если по ту сторону никого нет, Вуаль очень тонка, скорее похожа на дымок, чем на ткань, и тогда ее трудно схватить и удержать. Но уж если место облюбовали привиденияесли они там действительно есть,  ткань вьется вокруг и чуть ли не сама втягивает меня внутрь.

Сейчас она вьется у меня между пальцами, ждет, чтобы ее поймали.

Я хватаюсь за Вуаль, набираю в легкие побольше воздуха и тяну.

Глава вторая

Когда я была маленькой, то боялась чудища в шкафу. Часто я не могла уснуть, и тогда приходил папа, открывал дверь шкафа и показывал мне, что там никого нет. Пройти Вуальэто примерно как распахнуть закрытую дверь.

С той разницей, конечно, что чудищ на самом деле не существует, и шкаф всегда оказывался пустым.

С Вуалью все не так.

По коже пробегает холодок. На секунду я оказываюсь не на сцене, а под водой, над головой ледяное течение, свет исчезает, а что-то тяжелое тянет меня вниз, вниз, вниз

 Кэссиди.

Услышав голос Джейкоба, я моргаю, и воспоминание о реке уходит. Я опять на сцене, и тут все, как раньше, но другое. Сцена потускнела, точно старая выцветшая фотография, зато теперь здесь не так темно. Наоборот, сцена освещена, на нее направлены софиты, а из-за занавеса слышен приглушенный шум голосов.

Джейкоб по-прежнему рядом со мной, но сейчас он кажется более осязаемым, реальным. Опустив глаза, я осматриваю себя. Выгляжу обычно, как всегда, разве что бледнеено это все равно я, с камерой на плече. Единственное серьезное отличиесвет у меня в грудной клетке. Прямо сквозь ребра пробивается яркое, голубовато-белое свечение, скрученное в спираль, как в электрической лампочке.

 Как у Железного человека ,шутит иногда Джейкоб.

Я прижимаю фотоаппарат к груди, чтобы приглушить сияние.

 По местам!  раздается из кулисы голос взрослого, и от неожиданности я вздрагиваю. Джейкоб прихватывает меня за рукав, и на этот раз его рука не проходит насквозь. Здесь то ли он более плотный, то ли яменее, но в любом случае я благодарна ему за поддержку.

 Второй акт!  добавляет голос.

И тогда я понимаю, что это.

Когда это.

День того пожара.

На сцене суетятся, занимая свои места, взволнованные мальчики и девочки, в коронах фей и блестящих плащах. Меня и Джейкоба они не замечают. Поднимается занавес, и слышно, как в темном зрительном зале переговариваются зрители. Мне приходится напомнить себе, что на самом деле в зале никого нет. Это место, пространство, времявсе здесь принадлежит призракам. И их воспоминаниям.

Прочеетолько декорации.

Я поднимаю камеру, не поднося видоискатель к глазам (он все равно сломан). Быстро щелкаю несколько раз, хотя и знаю: в лучшем случае на снимке удастся разглядеть бледную тень того, что здесь происходит. Чуть больше того, что видят все. Но меньше того, что вижу я.

 Подумать только,  с тоской шепчет Джейкоб,  мы могли бы сейчас сидеть в школьной столовой, обедать, как все нормальные люди.