Уверен, что эта мысль посещала не только меня.
Я уже наизусть выучил маршрут к отделению, где лежала моя сестра. Быстро и без каких-либо проблем влился в поток, который вывел меня к лифтам. Я бы не стал ждать их и поднялся по лестнице, но сейчас мне повезлоодин из них раскрылся, выпустив людей наружу, так что наверх я прокатился.
Вышел в куда более пустые коридоры, чем внизу, после чего свернул направо и двинулся дальше. Здесь несколько раз повернул то влево, то вправо, после чего остановился перед дверьми, на которых красовалась надпись: «Импульсионологическое отделение». С таким же успехом я мог стоять перед вратами в ад.
Внутри был самый стандартный коридор, в который выходили палаты пациентов. Практически на самом входе меня уже поджидала медсестра. Медсестра с недовольным лицом, по виду обиженная не только жизнью, но и всем человечеством, явно пыталась испепелить меня взглядом за нарушение её покоя.
Я к Лапьер, тихо сказал я.
Я вообще тихо говорю, не люблю повышать голос, от чего выгляжу каким-то слишком тихим, словно пытающимся слиться с обстановкой. Правда, почему-то некоторые воспринимают это как сжатость, забитость или чрезмерную скромность. А некоторые как слабость, от чего пытались прокатиться на моей шее или прокомпостировать мозги. Вряд ли я смогу объяснить им, что спокойствие не есть слабость и мне необязательно быть активным, чтоб послать их.
К какой Лапьер? если я пытался не нарушать тишину, то её недовольный голос буквально разрезал её на части.
Лапьер Наталиэль.
А какое отчество? верхние края её губ приподнялись, словно я вызывал у неё отвращение. Мне очень хотелось знать, много ли у них лежит Наталиэль Лапьер, но тратить на это времени желания не было. Я предпочитал решать дела тихо и быстро, даже если мне капали на мозг.
К Лапьер Наталиэль Ерофеевне.
Она в шестой палате, недовольно бросила она мне. И уже вдогонку, когда я пошёл дальше, крикнула на всё отделение. И не шуми здесь!
Иногда мне становилось интересно, зачем такие люди вообще идут в медицину, если им люди сами по себе противны? Желание травить им жизнь, даже когда они умирают?
В палате меня уже ждала вся моя семья в полном составе, которая сосредоточилась около больной, о чём-то болтая. На меня обратили внимание, только когда я подошёл достаточно близко, чтоб мои шаги были слышны.
О, ты всё-таки пришёл, улыбнулась мама. Её красные, пусть и уже сухие глаза, нескромно намекали на то, что она делала минут десять назад. Прости, что оторвали тебя от работы.
Не говори глупостей, ма, ответил я и тут же перевёл взгляд на лежащую на кровати девушку. Привет, Наталиэль.
Всем пришлось потесниться, чтоб я смог подойти к ней, наклониться к тянущейся ко мне девушке и чмокнуть в щёку.
Малыш пришёл, улыбнулась она несмотря на то, что сама была белее простыней. На секунду её руки обвили мою шеюсестринские объятия.
Этот малыш весит столько же, сколько вы с сестрой вместе взятые, проворчал папа.
Но это не перестаёт делать его малышом, тут же вступилась мама.
Этому малышу жрать надо меньше.
Это я на голодные времена запасаюсь, негромко ответил я. К тому же, я мягкий, и сёстрам это нравится. Всё ради них, а остальное меня не волнует.
Ага, как плюшевый медведь, кивнула Наталиэль, наконец отпустив меня. Кому нужны дрыщи, если есть такие мягкие парни?
Жирные парни, тут же вставил па.
А нам худой и не нужен! это уже вступилась за меня моя вторая сестра. И звали её, конечно же, Натали. Именно поэтому я никогда не сокращаю имя Наталиэль. Вот такая вот фантазия у моих родителей. Мало того, что они близнецы, так ещё и имена похожиодна Наталиэль, другая Натали.
И обе меня любят, что не может не радовать. Знали бы они, как я их люблю, тогда бы вообще, наверное, затискали. А всё потому что я большой и мягкий.
Злой ты, па, буркнула недовольно Наталиэль, пытаясь скрыть улыбку.
Так как ты? Как себя чувствуешь, опередил я отца, прекращая этот бессмысленный спор о том, насколько же я толстый. Ещё успею наслушаться.
Да нормально, пожала она плечами. Всё так же, слабость, головокружение. Но вечером буду дома, подмигнула она мне.
Может тебе лучше полежать здесь, доча? ласково спросила ма. Как-никак больница.
И что? Ну вставят мне капельницу, вколют витамины и введут ещё одну анальную свечу, при этих словах наша семья дружно скривила лица. Представили разом это внеземное наслаждение. Но ты сама знаешь, что это не поможет.
И всё же здесь врачи начала было мама.
Которые ничего не могут поделать, закончила Наталиэль за неё.
По крайней мере без денег, добавила Натали.
Которые они высасывают из пациентов.
И делают их куда бледнее, чем от болезни.
От чего иногда путаешься.
Болен он.
Или наша доблестная медицина его до такой степени излечила.
А потом они улыбнулись друг другу и дали пять. Натали и Наталиэль просто обожали проводить этот трюк, не договаривая фразу и позволяя закончить её другой, беся ма с папой. Удивительно, насколько они слаженно это делали, у меня никогда так не получалось с ними. Это лишний раз доказывает, насколько они неразрывны друг от друга.
В любом случае, ма, не парься, я же здесь до вечера пробуду. Успеют они мне ещё свечку запихнуть, подмигнула она маме, но точно не проняла её.
Уж надеюсь на это, иначе я тебе сама свечку вставлю, но даже сквозь её серьёзный тон было слышны весёлые нотки.
Можно было догадаться, в кого пошли характерами сёстрыактивные, весёлые и заботливые. Ну и, конечно, можно было предположить, в кого пошёл я, методом исключения.
Я покосился на отца, который молча погрузился в собственные мысли. Он тоже предпочитал больше молчать, чем говорить, проводить досуг в тишине и спокойствии, в отличие от ма, которая всегда его куда-то тащила. У нас скорее всего даже лица похожи, когда мы думаем.
Ма с сёстрами продолжали прикалываться друг над другом, смеясь и подшучивая, в основном над Наталиэль, которая, даже лёжа в кровати вся бледная, оживилась. Три года импульс упорно точил её, откачивая все её силы из тела, но так и не смог сломить. Признаться честно, я гордился ею, гордился тем, что она сопротивлялась этой болезни, иначе я её не назову, и даже сейчас была бодра.
А ещё, поняв, что на этот раз пронесло, и я могу вздохнуть спокойно, мне стало неприятно от самого себя за мысли об усталости. Ведь если устал я, то как устали родители? Как устала Натали и сама Наталиэль, которой приходилось бодриться, чтоб не расстраивать нас? Через сколько каждый из нас проходит, чтоб в семье сохранялось пусть такое, но счастье?
Я знаю ответ, глядя на бледную сестру, которая сейчас смеялась над шуткой мамы. Каждый выкладывался так сильно, как мог, не жалея себя ради семьи. Потому что для нас семья была всем.
Абсолютно всем.
Глава 3
Пока наше женское общество общалось и поднимало друг другу настроение, па медленно и тихо вышел из комнаты. Я двинулся следом. Возможно, ему, как и мне, было слишком больно смотреть на это всё и понимать, к чему всё идёт.
В коридоре никого не было, кроме стервозной медсестры, однако у моего отца всегда было лицо из разряда: не подходи, а то изнасилую. Последнего она явно не пожелала себе, так как, уже собираясь что-то сказать, отвернулась и не проронила ни слова.
Ей не помогают лекарства, выдохнул он, когда мы вышли. Видимо, ему было необходимо кому-то выговориться, объяснить ситуацию. Казалось, что вот оно, болезнь отступает, но потом вновь берёт своё. Ей прописали новые таблетки, словно они могу решить проблему.
Ещё более дорогие и сильные?
Верно.
Хотя могло быть иначе? Ни разу не слышал, чтоб кто-то прописывал слабые препараты взамен сильных.
Но почему тогда сразу не вбухнуть самые сильные?
Ага, самые сильные. Может ты и цены на них видел, а? покосился он на меня с горькой усмешкой.
Мне было достаточно лишь взглянуть в его глаза, чтоб понять, что он чувствует. Отчаяние. Оно буквально светилось в его глазах. И пусть он этого никогда не показывал, не говорил об этом и вообще не подавал виду, сейчас я видел, до какого предела он был доведён.
Он всё понимал. Понимал с самого начала, но до последнего надеялся на победу.
И надеется сейчас. Но только после его слов я понял, каково ему смотреть на всё это и понимать, что через пару месяцев нашей Наталиэль уже и не будет. А какую выдержку и силу воли должна иметь моя мама, чтоб знать это, но продолжать улыбаться своей дочери, которой осталось несколько месяцев, я даже не пытался представить. Просто не смогу понять, чего это ей стоит.
Мы потянем те новые, что прописали ей? Мы были открытой семьёй. Наше финансовое состояние теперь не было ни для одного из нас секретом. Стоило просто посмотреть, где мы работаем.
Если затянем пояса, то потянем. Но всё будет нормально, выдохнул он и похлопал меня по плечу. Всё будет нормально.
Он не верил в то, что сам говорил. Я это чувствовал в его голосе.
И сколько стоит новое лекарство? не то что мне так хотелось узнать цену, просто решил сразу понять, насколько всё плохо.
Тысячу, и, сразу предсказывая мой следующий вопрос, добавил. Самое сильноеоколо пяти за упаковку.
Ну дорого, конечно, но начал было я.
Одну такую в неделю, порадовал па меня отличной новостью, и мне стало понятно, почему мы не потянем самое сильное лекарство. А ты думал, я об этом не размышлял?
Просто каждую неделю?
Он лишь кивнул.
В коридоре повисла неприятная тишина.
Пять штук каждую неделю. Пять штук Это полная зарплата отца и одна треть матери. Можно сказать, после такого нам придётся не просто затянуть пояса. Но каждую неделю Наша семья и так была на последнем издыхании в плане финансов, но теперь было точно ясно, где закончится наша борьба за сестру.
А всего-то всё упиралось в деньги. В обычные бумажки, которых у некоторых пруд пруди. И потрать они на мою сестру хотя бы немного, даже и не заметили бы этого. А нам требуется, по их меркам, не так уж и много
Не знаю, о чём он думал в тот момент, но мои мысли невольно крутились вокруг разговора, который у меня был с Алексом утром. Как бы ни старался и ни пытался прогнать эти мысли, я не мог выбросить из головы ту сумму, которую он назвал. Да, единичная подачка, но всё же они были бы сейчас нам очень кстати. Любой шанс, любая возможность склонить победу на нашу сторону должна была быть использована. К тому же, меня не просили идти на дело. Надо было лишь прийти, открыть какой-то сейф, и всё.
Да, надо было тогда не слушать его и отказаться
Если бы не моя нужда в деньгах. Потому что теперь соблазн был сильнее некуда. Я мог наплевать на себя, но были вещи, ради которых я был готов пойти на многое. Действительно на многое.
К тому же, внутренний голос тихо мучал мне мозги: А что будет от одного раза? Всего один раз, да и отказаться я пока могу. Если что-то незаконное или опасноескажу нет. Да даже если незаконное, ну нарушу один раз закон, хуже ведь никому от этого не будет? Столько людей нарушает каждый день законы, и что? Да и вообще, кто сказал, что сейф ворованный?
Никто не сказал. Как никто не сказал, что это незаконно. Я ничего не знаю и ничего не слышу, просто открою сейф, и всё. Меня попросили, я сделал, привязать меня к ним будет сложно.
Да, я мог оправдать своё решение. Мог привести тысячи доводов, чтоб доказать, что могу так поступить, и это будет правильно. Но ирония в том, что я прекрасно знал правду. И понимал, что любой начинающий уголовник начинает всё именно с этих словэто всего лишь небольшое дельце, до которого никому не будет дела.
И всё же
Деньги.
Даже сестра, которая давно могла найти себе мужа и съехать от нас, впахивала ради нашей семьи, как проклятая, отдавая свои деньги на лечение сестры. И отказаться от лёгких денег, за которые, в принципе, мне даже не надо преступать закон, было бы кощунством. Я ничего не знаю про сейфлишь открываю, не более.
В любой другой ситуации я бы даже не стал задумываться над подобным вариантом, однако сейчас речь шла о моей сестре. О той, кто следила и заботилась обо мне много лет. Она была практически одной из моих матерей, которые меня вырастили, и ради которой я был готов пойти практически на всё.
Па, позвал я. Если бы у тебя была возможность спасти сестру, но при этом поступить неправильно, что бы ты выбрал?
Глупый вопрос, но в этот момент мне требовалась хоть какая-то поддержка. Я боялся. Я не горел желанием влезать в это дело, понимая, во что это может вылиться, но и выхода иного не видел. Удержаться от соблазна получить лёгкие деньги не мог.
Он хмуро скосился на меня.
Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.
Да, но ты бы пошёл на всё ради семьи?
Да, без промедления ответил он. Ради семьи я бы пошёл на всё. Потому что, в конечном итоге, что бы ни произошло, именно она является самым важным в жизни. И если необходимо, то надо сделать всё, что в твоих силах, ради неё.
Надо сделать всё, что в твоих силах.
В моих силах было заработать немного денег. Ради сестры, дорогого мне человека, который затухал на моих глазах и голос которого я мог уже в следующий раз и не услышать. Возможно, это была даже судьба, возможность, данная свыше, чтоб я смог немного поправить ситуацию.
Уже выходя через полчаса из больницы, я набирал номер Алекса. Телефон подрагивал в дрожащих руках, и я чувствовал, что вступаю на зыбкую почву. Даже не с первого раза смог попасть на его имя, случайно позвонив сначала старосте, а потом маме. После посещения больницы его весёлый голос раздражал, как никогда, однако я спокойно мог удержать себя в руках.
Алло, здоров, Руд, что случилось? телефон вибрировал от его звонкого голоса.
Да, привет я немного запнулся. При всей своей уверенности у меня в этот момент ёкнуло сердце, словно я собирался сдавать важнейший экзамен в своей жизни. От напряжения голос стал неожиданно писклявым. Я по поводу твоего предложения. Оно ещё в силе?
Я буквально видел, как на другом конце телефона в улыбке растягивает рот Алекса.
А я уже думал, что ничего не выйдет у нас. Так что да, конечно в силе!
У меня было такое ощущение, что я добровольно сую голову в медвежий капкан.
Мог ли я доверять Алексу?
Я мог сказать, что да, мог. Смог бы доверить ему свою спину в случае необходимости. Я был не из тех циников, которые не верят в дружбу и верность, считая, что все могут предать. Просто я полагал, что не все способны быть верны своему слову. Твой друг должен быть действительно идеалистом, который искренне верит, что преданность превыше всего.
За всю нашу дружбу Алекс никогда не давал мне повода сомневаться в себе и никогда меня не подставлял.
Да и познакомились мы с ним интересным и необычным способом. Примерно за той же ситуацией, в которую он сейчас втягивал меня. Он с друзьями в четвёртом классе пытался взломать сейф.
То был старый, громоздкий и очень тяжёлый сейф с механическим вводом комбинации, который можно было использовать в разных целяхдля хранения документов, для наказания провинившихся учеников, для наказания провинившихся учителей, для того, чтоб спрятаться при ядерной войне, или просто как столик, на который можно что-нибудь ставить.
Учителя использовали его, по-видимому, для первого и последнего варианта, хотя Алекс до сих пор утверждал, что был свидетелем того, как там запирали плачущего ребёнка.
Возвращаясь к истории, Алекс и трое его друзей хотели открыть этот сейф, чтоб получить ответы на будущий тест, который решит, перейдут ли они в следующий класс или нет. На тот момент это была суперважная и ответственная задача, которую им надо было выполнить любой ценой и от которой зависела их жизнь и целостность кожных покровов на пятых точках.
Будь я немножко постарше, то отказался бы от этой затеи, однако в тот момент для меня взлом сейфа выглядел как приключение. Я не осознавал опасности и последствий, воспринимая всё как опасное приключение, из которого я точно выйду победителем. До сих пор помню то волнение и мандраж, словно я собирался открыть все тайны мира. А ещё как своеобразный вызов моим знаниям и способностям, которые я приобрёл за книгами.
Так что, увидев их безуспешные попытки пробраться в кабинет после уроков, я вызвался им помочь. Я имел опыт во взломе дверей, так что в конечном итоге мы попали внутрь. Однако с сейфом у меня всё получилось не с первой попытки, пусть я и смог его открыть. Здесь роль сыграл и его возрастдиск ввода был настолько старым и потрёпанным, что я отчётливо слышал щелчки и лёгкое сопротивление, когда прокручивал нужную цифру. Видимо, никто даже не подозревал, что ученики будут взламывать учительскую ради ответов.