Я покачал головой, по-прежнему сжимая в руках залитый красной мутью суазор.
С экраном что-то, сказал полицейский.
Да, пробормотал я. Уже давно. Но сейчас стало хуже. Придётся купить новый.
Жаль, сказал полицейский. Они дорогие.
А почему вы спросили про два-три дня назад?
Полицейский показал на пустую чашку на столе. Суазор выпал у меня из рук.
Кремацию назначили через три дня. Я пришёл одиня даже не подумал кого-то приглашать, хотя Виктор потом немного обижался, как будто я забыл позвать его на торжественный обед. Зато явилась соседка, которая обнаружила труп ивсё. Мать была атеисткой, так что священник тоже не пришёл. Заиграла сдавленная музыка, и картонный гроб въехал на траволаторе в кипящий огонь. После этого прах замуровали в стену, и от матери, от всех её беспокойств, ипохондрии, навязчивых советов, от её любви к пирожным и страхом перед всем, что происходило за пределами Москвы, осталась только простенькая табличка с именем, датой рождения и смерти.
Я не плакал.
Я поехал домой, на квартиру матери, которая теперь принадлежала мне, сел за стол в гостиной и принялся склеивать чашку. У меня никак не получалось соединить осколкимгновенный клей застывал всего за несколько секунд, и я не успевал выровнять части. Приходилось промывать криво сросшиеся осколки растворителем и начинать всё с самого начала, аккуратно нанося тонкую полоску клея на рваные фаянсовые края. Это было похоже на паззл из трёх частей, который я никак не мог собрать.
После десятой или двенадцатой попытки я сдался, бросил на стол бесполезный клей и только тогда заметил, что руки у меня дрожат, как у старика.
Я вздохнул, посмотрел на разбитую чашку и заплакал.
Суазор совсем перестал работать, на испорченном экране застыли похожие на кровь пятна, сенсор больше на откликался на нажатия пальцами, и несколько дней я не был подключён к сети. Я не ходил в институт, не появлялся в общежитии; для всего мира я просто перестал существовать.
Почти неделю я прожил в квартире матери, в которой уже не оставалось ничего моего. Потом я, наконец, склеил разбитую чашку, поставил её на стол, рядом с пустой корзинкой для пирожных, оделся, аккуратно закрыл за собой на все замки дверь иушёл.
В тот же день я купил новый суазор, авторизовался и увидел десятки мгновенных сообщений от Виктора, от других сокурсников, даже от учителей.
Одно из сообщений было от Лиды.
61
Мы встретились в институте, в сквере неподалёку от главного здания, хотя был выходной, и я приехал бы куда угодно, если бы она позвала. В новостях тогда всю неделю настойчиво обещали похолодание, но день вопреки прогнозам выдался солнечный, и я вылетел из общежития в лёгкой осенней куртке.
Погода казалась мне почти весенней, хотя до весны оставалось ещё больше месяца. На газонах проглядывала подмёрзшая прошлогодняя трава, ели были зелёными, как и всегда. Зиму выдавал лишь тонкий белесый налёт на голых тополях и соснах, но на полуденном свету даже редкий снег был похож на искусственное напыление, с помощью которого оформили ажурную аллею, чтобы она хоть как-то соответствовала календарной зиме.
Однако я чуть не упал, когда ещё только отходил от угрюмого корпуса общежитияна асфальтовой дорожке лежал едва заметный прозрачный лёд, и насквозь промёрз, пока ждал Лиду у пустой скамейки, не решаясь сесть, под выключенным фонарём.
Я волновался. Я не знал, что скажу ей, когда увижу. Она сама предложила встретиться, сама решила приехать в институт. Разговаривая с ней по суазору, я бормотал что-то невнятное и долго сопел в суазор, нервно сглатывая слюну, а она тут же стала меня уверять, что мы "в любом случае" друзья, что мне не нужно в такой момент замыкаться в себе, что нам стоит поговорить.
Слышать от неё это признание в дружбе было больнее всего.
Лида опоздала, заблудившись среди облетевших сосен и тополей. Увидев меня у скамейки, она что-то прокричала и взмахнула рукой. Я обернулся итут же забыл о своём ознобе. На Лиде было тёплое длинное пальто, меховые наушники и шерстяные перчатки без пальцев. Волосы она распустила по плечам, и в них поблёскивали редкие снежинки.
Несколько секунд мы молча стояли и смотрели друг на друга. Лида часто моргала, смахивая снежинки с ресниц.
Взгляд у неё был тихим и уставшим, без привычного огонька.
Она улыбнулась и подошла ко мне, преодолев те последние несколько шагов, которые нас разделяли, обняла за плечи, положила голову мне на плечо. Меховые наушники мешали, Лида одной рукой стянула их с головы. Волосы упали ей на лицо. Она была совсем близкокак в тот злополучный день, когда я её поцеловал.
Я задрожал.
Извини, прошептала Лида. Давно ждёшь? Ты совсем замёрз. Пойдём куда-нибудь?
Ко мне? предложил я.
В моей неуютной комнатке Лида вдруг почувствовала себя неловко. Я предложил ей чаю, включил электрический чайник, но потом сам же забыл о чае. Лида сняла пальто и перчатки, подошла к окну.
Даже не представляю, каково тебе сейчас, сказала она, глядя на узкую дорожку, на пустую скамейку и негорящий фонарь, у которого я её ждал. Всё вокруг как будто ломается.
Лида повернулась ко мне. Я сел на незастеленную кровать.
Почему всё плохое происходит так сразу, сказала Лида, одно за другим? Это как проклятие какое-то В такие моменты я начинаю верить, что бог действительно есть. И он безжалостен.
Бог тут не причём, сказал я.
Лида отошла от окна.
Она мне писала, сказал я, просила, чтобы я приехал. И дело даже не в том, что я не находил времени. Я просто не хотел. А она три дня пролежала в квартире. Если бы не соседка
Извини, сказала Лида.
Она села рядом. Рука её вздрогнулаона хотела коснуться меня, но передумала, решила не спешить.
Её можно было спасти, если бы я
Мне хотелось заплакать, я вздрагивал при каждом вздохе, но плакать я почему-то не мог. Я вдруг подумал, что меня гнетёт лишь чувство виныто, что мать умирала одна, ненужная и брошенная, когда даже сын не удосужился её навестить; то, что она ждала меняпоставила вторую чашку на стол, хотя я неизменно отвечал, что слишком занят и не могу заглянуть к ней даже на часок; то, что она умерла, так со мной и не поговорив.
Двенадцать часов, сказал я. Она была жива ещё двенадцать часов. Представляешь, каково ей было?
Боже, прошептала Лида, я не знала.
Я мог бы просто приехать, сказал я. В тот день или даже на следующий. Даже если бы уже было слишком поздно, если бы она просто умерла у меня на руках
Я закрыл ладонью лицо.
Не надо! Лида схватила меня за руку. Не вини себя! Это бессмысленно. Тебя могло вообще здесь не быть, ты мог уехать
Но я никуда не уехал.
Даже если бы ты навещал её каждый день, сказала Лида, сжимая мою кисть, проезжал бы через весь город на электричке, всё равно это могло бы произойти. Я понимаю, каково тебе, но правда Лида склонилась ко мне; голос её зазвучал тише. Ты не виноват.
Я ничего не ответил. Чайник вскипел и отключился. Солнце скрылось за домами или тучамив комнату упала тень. Подчиняясь какому-то необъяснимому порывукак солнечному ветрутень принялась раскачиваться по комнате, соскальзывая со стен, пролетая по потолку и полу.
Я склонил голову Лиде на плечо. Она обняла меня, провела пальцами по небритой щеке.
Весь мир сходит с ума, прошептала она. Кто знает, быть может, через несколько дней Не надо винить себя, надо просто жить.
Я почувствовал приятное спокойствие, горькая тяжесть в груди исчезла, мать простила меня. Мне стало легко и хорошорядом с Лидой, прижимаясь к её плечу.
Я закрыл глаза.
Я не хочу жить без тебя, вдруг сказал я.
Лида замерла, затаила дыхание.
Извини, сказал я. Сейчас, наверное, самый неподходящий момент. Ты пришла меня поддержать, а я Но это правда. Я ничего не могу с этим поделать. Я люблю тебя. Я полюбил тебя с первого дня, когда увидел. Тогда, на подготовительных курсах.
Лида отстранила меня рукой, встала с кровати.
Я понимаю, что всё это звучит так банально и глупо сказал я.
Нет! Лида резко повернулась. Это не глупо! Не надо так говорить.
Но её запал быстро прошёл, глаза потускнели, она опустила голову.
Это ты меня извини, сказала Лида.
Я кивнул головой и отвернулся, с трудом сдерживая слёзы.
Ну, сказала Лида. Я пойду.
Я тут же встал, но она качнула рукой.
Не надо меня провожать, и добавила, чуть тише:Не сейчас.
Подчёркнуто тихо закрылась дверь, слились с тишиной её шаги. Я упал на кровать и уткнулся в лицом в мятую, ещё пропахшую сном подушку.
У меня умерла мать, но я плакал, потому что Лида ушла.
Тень в моей комнате ещё раз качнулась и, быстро пролетев по стене, исчезла, точно от взмаха чьих-то ресниц. Вновь засветило солнце. Я вскочил с кровати и, даже не надев свою кургузую осеннюю куртку, выбежал в коридор.
Лида шла по аллеебез меховых наушников, в незастёгнутом пальто. Я окликнул её, и она остановилась, не оборачиваясь. Я в точности знал, что ей скажуя извинюсь за это дурацкое признание, я поблагодарю её за то, что она пришла, попрошу её быть мне другом, быть мне хоть кем-то, только не уходить от меня.
Но я молчал. Лида стояла ко мне спиной.
Лида, с трудом выдавил я из себя.
Она коснулась рукой спутавшихся на затылке волос и обернулась. В её красивых зелёных глазах стояли слёзы.
Больше я ничего не говорил.
Я подошёл к ней так близко, что почувствовал её дыхание на своей щекесудорожное, неровное, как и у меня, обнял её за плечи и поцеловал. Первую секунду она стояла, не двигаясь, оцепенев от удивления, плотно сжав непокорные холодные губы, а потом неожиданно ответила на мой поцелуй. Губы её приоткрылись, я почувствовал её руки в своих волосах и крепко прижал её к себе.
Мы стояли так несколько минут. Я был в одной лишь рубашке, но не чувствовал холода. Лида плакала, слёзы стекали по её щекам.
Я тебя провожу, сказал, наконец, я, по-прежнему прижимая её к себемне не хотелось её отпускать.
Ты так заболеешь, сказала она.
Я покачал головой.
Мне не холодно, начал я. Мне
Мне правда пора, сказала Лида. Давай потом. Всё это так
Я отпустил её. Она отвернулась, вытащила из кармана платок и принялась тереть раскрасневшиеся от мороза щёки.
Потом, повторил я. Потом ты снова
Лида обернулась, спешно застёгивая пальто. Солнце вновь затянули тучи, ветер усилился, и я почувствовал, как резкий пронзительный холод медленно накрывает меня, подбирается к горлу, как приступ удушья. Казалось, что моя жизнь убывает с каждым порывом ветра.
Нет, сказала Лида. Я обещаю. Ты заслуживаешь Мы оба заслуживаем Но не сейчас. Сейчас я ещё
Я молчал.
Иди, сказала Лида. Ты правда так заболеешь. Тебе ещё этого Холод такой, что даже меня пробирает.
Я продолжал стоять.
Тогда Лида улыбнулась, подошла ко мне ближе, её влажные красные губы приоткрылись, и она
60
Как я вижу, свет уже перестал беспокоить?
Я сидел на кровати, дожидаясь, пока Таис подготовит шприц для второго укола.
После этих ваших Я покосился на огромный шприц, который Таис подняла над головой, взяв за серебряные заушины у поршня. После этих инъекций какое-то времяда, но потомснова Вы, наверное, просто прибавляете яркость, добавил я.
Таис сделала вид, что не расслышала моих последних слов.
Скоро всё пройдёт, сказала она. Полностью.
Таис опустила шприц и задумалась о чём-то. Можно было подумать, что она делает какие-то сложные вычисления в уме.
Второй укол?
Таис качнула головой.
Надо немного подождать.
А что это вообще? спросил я. Довольно болезненно на самом деле.
Я потёр рукой шею, кожа на которой воспалилась после первой инъекции. Таис быстро взглянула на меня и поджала губыбыло видно, что ей не очень хочется об этом говорить.
Я же объясняла, сказала она, наконец. Твоя светобоязнь. Эти уколы снимают симптомы. Тебе ведь действительно становится лучше?
Таис снова подняла на свет свой огромный стеклянный шприц; его длинный, размеченный тонкой штриховкой корпус выглядел совершенно пустым.
Впрочем, о чём это я? сказала она с усмешкой. Ты же не веришь ни в какую светобоязнь. Ты думаешь, мы тут специально тебя пытаем.
Я уже и не знаю, во что мне верить, сказал я.
Таис промолчала.
Стены едва светились, и по углам комнаты пролегали длинные приятные тени, из-за чего камера моя выглядела совсем маленькой и ещё более пустой. Я вдруг подумал, что, если Таис меня не обманывает, то я уже два года не выходил отсюдадва года не видел ничего, кроме этих светящихся стен.
А где твой напарник? спросил я. Не боишься приходить сюда одна, да ещё с этим шприцом?
Таис подняла указательный палецмне даже показалось, что сейчас она приложит его к губами направила его на красный глазок камеры над дверью.
Я не одна.
А сюда он зайти стесняется, что ли? усмехнулся я.
Таис повернулась к камере спиной.
А ты хотел бы? спросила она. Мы решили, что тебе проще будет со мной. Правда, я была не совсем с этим согласна.
Понятно, сказал я.
Нет! резко сказала Таис. Ничего тебе не понятно! Просто в этот раз в этот раз, Таис вздохнула, всё как-то иначе.
Она заходила по комнате.
То, что ты как будто узнаёшь меня продолжала Таис, и эта Лида Мне кажется даже не уверена, как это объяснить Я будто бы как-то влияю на твои воспоминания.
О чём ты вообще говоришь? спросил я. Как можно влиять на чьи-то воспоминания? Или это очередная
Таис устало вздохнула.
Скажи, она подошла ко мне совсем близко, длинный шприц поблёскивал в её руке, а какое твоё самое первое воспоминание?
Что? Ты про какие-нибудь эпизоды из младенчества?
Нет, я имею в виду, какое твоё самое первое воспоминание здесь?
Она произнесла последнее слово так отчётливо и громко, что мне даже послышался тот резонирующий звон, который частенько доносился с потолка, когда Таис говорила со мной через модулятор.
В этой камере? спросил я.
В нашем учреждении, поправила меня Таис.
Я задумался.
Ответить почему-то было не так просто. Я закрыл глаза, зрение мешало мне вспоминать.
Темнота.
Темнота, пугавшая меня не меньше, чем выжигающий глаза свет. Тесная роба из грубой синтетики, в которую облачают мертвецов. Я лежал на жёсткой, затянутой полиэтиленом кровати, что-то болезненно стискивало мне грудь, мне было сложно дышать, я не мог пошевелиться. Я понятия не имел, где нахожусь.
Но нет, так я чувствовал себя множество раз, просыпаясь от удушья в глухой давящей темноте. Было что-то ещё, что-то очень важное, о чём я никак не мог забыть.
Куб!
Я открыл глаза и невольно засунул руку в карман брюк. Там ничего не было. Таис удивлённо посмотрела на меня.
Куб, сказал я.
Что? Таис приподняла брови. О чём ты?
Пластиковый куб, сказал я. Куб, похожий на проектор голограмм. Звёздное небо в кармане. Таис, я посмотрел ей в глаза, и девушка, неожиданно побледнев, сделала шаг назад, ты ведь знаешь, о чём я говорю?
Нет, прошептала она. Причём здесь куб?
Я встал с кровати.
Это такая мелочь, сказал я, но ведь и правда Как он оказался в моём кармане?
Таис смотрела на меня с удивлением и даже страхом.
Куб? повторила она, сжимая в руке шприц. Кажется, я поняла. Ярко-оранжевый куб, из теста? Но какое-то это имеет отношение
Дело здесь не в тесте! перебил я её. Я не верю в такие совпадения. Кто-то специально подложил мне его, как будто хотел напомнить напомнить обо вс ём
Я подошёл к ней вплотную. Она больше не отступала назад.
Это ведь была ты, Таис? спросил я. Или мне лучше называть тебя
Под потолком что-то зазвенело, я отпрянул от девушки и чуть не упал.
Прекрати это! крикнула Таис. Ты обещал!
Но как я могу начал я.
Ты обещал, сказала Таис, что будешь вести себя нормально. Или ты хочешь, чтобы мы усыпляли тебя всякий раз, когда нужно сделать инъекцию?