Ну, ты и спать! раздался веселый голос Ступина, он как раз вышел из ванной комнаты, вытирая мыльную пену на лице цветастым полотенцем.
Утреннее солнце ярко светило в окно, в воздухе в его лучах летали редкие пылинки.
Рывком поднявшись с кровати, огляделся и понял, что спал на диване в небольшой комнате. Судя по тому, что на стене висели несколько фотографий Ступина в военной форме, я ночевал в его квартире.
Дядь Леша, обратился к нему, как мы сюда попали.
Как попали? усмехнулся тот. Молча. Ты вчера, как поел, сразу заснул и дрых без задних ног до сегодняшнего утра. Даже не просыпался, когда тебя переносили в машину и потом несли по лестнице. Кстати, как себя чувствуешь? встревожено спросил он. Мы у тебя на затылке такую шишку обнаружили. Сейчас голову не кружит?
Не, дядь Леша, все путем, сообщил я, есть только хочется.
Это мы сейчас организуем, бодро сказал он и отправился на кухню, показав перед этим, что и где лежит в ванной комнате.
Я стоял под струями горячей воды и чувствовал себя отлично. Грязь, собравшаяся на мне за время пребывания в подвале, смылась темными потеками и, я впервые за последние дни чувствовал себя чистым. Одевшись, прошел на кухню, где Ступин поджарил яичницу с беконом и помидорами. У бабушки помидорные кусты в теплице еще только зацветали, поэтому я с аппетитом начал поедать нехитрое творение холостяка.
Значит так, сказал Ступин, усаживаясь напротив. Мы тут с твоим отцом помараковали и кое-что надумали. Он сегодня уже уехал в Гривки. Маме твоей такую срочность объяснил, что появилась возможность тебя отправить заграницу. С Павлиной Поликарповной он беседу проведет, та будет молчать, как рыба. Потом заберет твои вещи и прямиком сюда. Тут он усмехнулся. Мария Павловна так хотела с ним поехать, еле отговорился. А ты побудешь у меня, пока отец не приедет. Из квартиры ни ногой. Причину сам знаешь. Все понятно?
Понятно, нарочито печально ответил я. Надо было стараться не выходить из образа тринадцатилетнего мальчишки. А папа меня действительно хочет отправить заграницу? был мой следующий вопрос.
Так точно, подтвердил Ступин. Поедешь в Лозанну будешь там учиться, и жить, а мы здесь слегка повоюем.
По идее следовало завалить собеседника вопросами, как поступил бы любой мой сверстник, но мне просто было лень заниматься расспросами. Я нисколько не сомневался, что сегодня вечером дома все будет рассказано в подробностях.
Похоже, Алексей Иванович несколько был озадачен отсутствием бурной реакции с моей стороны, однако вида не подал и стал одеваться. Еще раз, предупредив меня о запрете на прогулки, он ушел на работу.
Оставшись один, я снова улегся на диван и продолжил раскачку каналов. Источник в моем внутреннем зрении сейчас казался ровным, светящимся ярко белым цветом шариком около сантиметра диаметром. С грустью представив, сколько времени понадобиться для его увеличения до прежнего объема, приступил к тренировке.
Видимо в какой-то момент я заснул, потому пришел в себя оттого, что меня кто-то тряс за плечо. Открыв глаза, увидел встревоженное лицо Ступина.
Все в порядке, Алексей Иванович, попытался я его успокоить, никак выспаться не могу.
Тот принужденно засмеялся, но посматривал на меня подозрительно.
Обычно я на обед домой не хожу, сказал он. Но сегодня решил придти, тебя надо накормить, да и посмотреть, на всякий случай, чем ты занимаешься.
Он вытащил из сумки несколько алюминиевых судков и выставил их на стол. По знакомому запаху я сразу определил происхождение обеда. Ступин готовкой не заморачивался, купил все в ресторане.
Было жутко неудобно за свой аппетит, но я съел свою порцию первым и попросил добавки. Однако Алексею Ивановичу такое отношение к еде понравилось.
Вот это, брат по-нашему, по-армейски, одобрительно сказал он.
В ответ я только кивнул, продолжая подбирать куском хлеба остатки подливы.
Раскачка каналов и источника требовали усиленного питания, поэтому нужно было пользоваться любой возможностью подкрепиться.
Сообщив, что приедет часов в пять вместе с отцом, Ступин снова ушел на работу.
Как ни странно, но после еды спать не хотелось, однако, пошарившись по квартире, приличных книг у хозяина квартиры я не нашел. На полочке стояли лишь несколько потрепанных боевиков с жуткими иллюстрациями. Я по-быстрому пролистал парочку и понял, что ничего толкового в них нет. Поэтому включил телевизор и начал искать новостные передачи.
Долго искать их не пришлось, по местному каналу как раз говорили о таинственной смерти нескольких человек в бомбоубежище дома N24 по улице Ленина.
Молодая девушка-репортер, стоя около дома, рассказала историю обнаружения убитых, потом начала опрашивать людей, выходящих из подъезда. Те отвечали односложно и спешили пройти мимо. Только какая-то бабуля громко начала кричать, что она давно предупреждала, что в подвале обосновались бандиты. Но ни милиция, ни прокуратура никаких мер по ее заявлению не принимали. Что касается убитых, то ей их нисколько не жалко.
Смотря телевизор, я не мог не отметить, что он намного компактней наших, и показывает гораздо лучше. Правда, из памяти Сережи я знал, что сейчас смотрю передачу по японскому телевизору, которых в Советском Союзе пока немного. Увидев в его воспоминаниях громоздкий ящик, с блеклыми цветами и отсутствием дистанционного управления, понял, что отставание Ханьской империи в этом совсем небольшое. Но тут начали снова показывать уголовную хронику и я прилип к экрану, стараясь понять о чем говорит диктор.
Когда, пару часов спустя, в комнату зашли батя и Ступин, я все еще сидел у телевизора.
Ого! воскликнул отец. Леха, видал картину? Опять сидит у телика, нет, чтобы книгу умную почитать.
Я ехидно ухмыльнулся.
Папа, привет! Что же касается твоего замечания, покажи мне здесь такую книгу.
Ступин слегка покраснел, а отец сделал вид, что не понял о чем речь.
Так, вот твоя одежда, переодевайся, деловито заговорил он. Сейчас едем домой, маме про твои приключения ни слова. Она ничего не знает.
Мне собраться, только подпоясаться, сообщил я и начал переодеваться в свой деревенский прикид.
Пап, как там бабуля? Не очень переживает? спросил я между делом.
А ты, как думаешь, зло сказал отец. Лекарства пьет, весь дом корвалолом пропах. Она ведь сразу смекнула, что тебя украли, поэтому телеграмму мне на работу отправила.
Мы попрощались со Ступиным и спустились к машине. Около нее стоял, незнакомый молодой парень. По характерным движениям, и поведению было понятно, что у него за плечами, имелось какое-то диверсионное подразделение.
Ясно, подумал я. Отец всерьез собирается воевать.
Познакомься Гена с моим сыном, обратился отец к нему. Ты его еще не видел. Парень, улыбаясь, протянул руку и довольно крепко пожал мне ладонь. Однако его глаза продолжали тщательно сканировать окружающее. На ухе у него был закреплен наушник с микрофоном. Мне не надо было долго искать, с кем он может держать связь. На другой стороне улицы стояла восьмерка с тонированными стеклами.
Гена заметил мой взгляд в сторону машины и сказал, обращаясь к отцу.
Михаил Александрович, а паренек у вас наблюдательный, вмиг охрану срисовал.
А, то, ответил батя и уселся на водительское место. Гена и я залезли на заднее сиденье, и мы тронулись.
Когда отец открыл дверь в нашу квартиру, мама нас уже встречала на пороге. Она сразу ринулась ко мне и начала обнимать и целовать.
Сережа, как я по тебе соскучилась! приговаривала она
Я же чувствовал себя очень неловко. В памяти Сергея мама представала красивой темноволосой женщиной, не лишенной некой солидности. Но для меня она казалась просто очень красивой девушкой с крупной грудью, которая сейчас уперлась в мою тощую грудную клетку. А в руках у меня оказалась упругая гибкая талия. И я с ужасом почувствовал, как начал твердеть некий орган, размерами не больше стручка.
Когда я все же смог выбраться из ее объятий, отец, с усмешкой глядя на мое красное вспотевшее лицо, сказал:
Маша, перестань его тискать! Сколько можно повторять! Парень взрослеет, стесняется твоих обжималок.
Семейный вечер, к сожалению, не удался. Родители начали ссориться уже за столом, и причиной был не я. Мама, хоть и не с восторгом, но положительно отнеслась к идее моей учебы в элитном пансионате в Швейцарии. Но когда батя завел разговор, что ей тоже не мешает поехать со мной, тут все и началось.
Ты никогда не воспринимал меня всерьез! кричала она. Считаешь, что моя научная работа яйца выеденного не стоит? Я прекрасно знаю, зачем ты хочешь меня отправить с Сережкой. Чтобы на свободе со своими бл.
Тут она резко заткнулась и посмотрела на меня. Я же продолжал пожирать ужин, делая вид, что ничего не слышу. В глубине души мне не нравилось малодушие Сережкиного отца, если бы он рассказал жене, как обстоят дела, все было бы гораздо проще. После ужина обсуждение продолжилось без меня. Я же удалился в свою комнату. Развалившись на диване, я разглядывал красочные плакаты с Шварцнеггером и БониМ на стенах. Кассетный магнитофон Акай привлек на время внимание, но музыку включать не хотелось. Я, было, погрузился в размышления о своей дальнейшей жизни, когда передо мной материализовался Ефимка.
Сейчас он был одет в синюю курточку и такого же цвета брюки, его борода была тщательно расчесана, впрочем, как и волосы на голове.
Ты здесь, какими судьбами? удивился я.
Домовой скорчил гримасу и тяжело вздохнул.
Вот она молодежь, никакого вежества в помине нету. Да, что я жалуюсь! Яблочко от яблони недалеко падает. Бабка твоя Павлина такая же в точности.
Он уселся на стул напротив меня и, качая коротенькими ножками, спросил:
Степушка, так, как насчет нашего уговора, силушки мне передать?
У меня на лице нарисовалась улыбка..
Так ведь никакого уговора пока не было, уточнил я.
Ну, как же так? встревожился тот. Ты же сам сказал, как только силы наберешь, сразу мне чуток подкинешь, а за мной не заржавеет.
Точно?
Точнее не бывает, заверил домовой, Отслужу только так.
Что-то не очень верится, скептически сообщил я. Мне позавчера рядом с домом холуи по голове настучали и в город увезли, а ты даже не пытался меня защитить.
Однако Ефимка нисколько не стушевался.
А пошто я тебя должен был защищать? Молока ты мне не наливал, вежества не оказывал, ряд мы с тобой не заключали, воинственно выдал он. И вообще, я по жизни не защитник, мое дело порядок в доме блюсти.
Слушая Ефимкины оправдания, я пытался понять чего, собственно, его дразню, хотя знаю прекрасно, что не может он хозяев защитить от лихих людей.
Ну, в чем же тогда твоя служба заключаться будет? спросил я.
Домовой почти по-человечески пожал плечами.
Ну, ежели мы с тобой ряд уговорим, тогда, что в нем упомянуто, то и сделаю, заявил он. После чего молча продолжал сидеть на стуле, поблескивая маленькими, глубоко посаженными глазками.
Тут мне пришла в голову интересная мысль, что домовой знает о людях с даром. Однако на мой вопрос Ефимка сообщил только, что последнего одаренного видел зим триста назад. А отчего они все пропали, не имеет понятия. Но с тех пор большая часть нежити тоже стала угасать.
Подумать только, печально сообщил он. Около Гривок только одна кикимора в Михеевском болоте осталась. А когда-то их там цельный десяток обитал.
Я вспомнил последнюю, упокоенную мной кикимору, и содрогнулся, вспомнив гнилостный запах, исходящий от человекообразной нежити, лишь отдаленно напоминающую костлявую старуху, с огромными когтистыми лапами. А Ефимка сожалеет о них, как о лучших подругах.
На следующий мой вопрос, каким образом он попал в город, домовой небрежно сказал:
Да на таратайке вашей вонючей вместе с Мишкой. Я, вишь, как бесёду его с матерью послушал, понял, что надо к тебе попадать, а то уедешь в Швенцарию свою, и лови тебя там, как ветра в поле.
Я сначала не понял, о каком Мишке он говорит, а когда сообразил, понятливо усмехнулся. С Ефимки станется и бабушку Павлину, Пашкой обозвать.
Значит, в Швейцарию попасть, тебе не по зубам? поддел я его.
Отчего же могу и в ваши Швейцарии пройти, тока для начала силушки мне подкинь, вернулся домовой на прежнюю тему.
Дразнить Ефима мне надоело, поэтому мы быстро обговорили все вопросы и он, с легкостью опустошив мой источник, растворился в воздухе.
Ежели, что, зови! набатом в голове прозвучали его прощальные слова.
Оставшись один, я начал разбирать постель, но тут в комнату зашли родители.
Сынок, обратилась ко мне мама. Мне надо с тобой серьезно поговорить. Папа хочет, чтобы мы ехали вдвоем, он обещал снять нам домик, или квартиру, если же ты поедешь один, то будешь жить в пансионате. Скажи, ты хотел бы, чтобы я была с тобой.
Отец за маминой спиной начал энергично жестикулировать, было вполне понятно, чего он добивается.
Я мысленно вздохнулсвобода, махнув крылом, удалялась от меня.
Конечно, мамочка, сказал я. Было бы очень здорово, если бы мы жили с тобой.
Отец удовлетворенно подмигнул и поднял вверх большой палец.
Мама повернулась к нему, и он тотчас принял невозмутимый вид.
Хорошо, Еремин, сказала она. Пользуйся моей добротой. Но смотри, у меня есть те, кто сможет доложить о твоем поведении.
Они снова начали ругаться, но я прервал их разборки, спросив, каким образом отец сможет отправить меня в колледж и главное, на какие шиши.
И тут я понял, что Сережка, действительно не знал ничего путного об отце и его деньгах. Оказывается, тот уже второй год входит в правление Стандартбанка и является одним из его крупных акционеров. В прошлом году банк смог привлечь средства одного из небольших швейцарских банков. И пока шли переговоры, отец успел завести неформальные знакомства с его сотрудниками.
Об учебе в Лозанне речь зашла еще весной, но тогда это все было на уровне пожеланий, а буквально неделю назад, его новый знакомец Томас Борнхольт, позвонил и сообщил, что решил все вопросы с визами и поступлением на подготовительное отделение колледжа.
Я слушал отца без особого интереса, потому, что не знал всех тонкосплетений этого мира. Но когда батя заявил, что плата за обучение, на удивление, не высока, меня кольнуло тревожное чувство. Сейчас я вспомнил этого Борнхольта, пожилого седого иностранца в толстых очках в черепаховой оправе, пристально смотревшего на меня в отцовском кабинете. Это было весной в марте, когда я после уроков забежал к бате, в надежде выклянчить деньги на жвачку.
Он уставился на меня, как будто увидел призрака. Из-за этих взглядов Сережка смутился и получив нужную сумму быстро свалил из кабинета.
А не увидел ли этот Борнхольт искру Дара? пришла логичная мысль мне в голову.
Если бы не сложившаяся ситуация, я бы ни за какие коврижки не согласился на эту поездку, да еще с мамой, которую мое подсознание мамой вовсе не считало.
Это ведь придется наблюдать каждый день, как она ходит сверкая голыми ногами и грудью на вывале, как сейчас, думал я, с трудом отрывая взгляд от молочно белых полушарий, выглядывающих в разрезе халата.
Но отец глядел на меня с такой надеждой, что я не смог, не оправдать его ожиданий и заявил, что с радостью поеду на учебу, и буду жить под строгим маминым надзором.
Ладно, все обойдется, успокаивал я себя. В конце концов, никому там в страшном сне не сможет присниться, что в их колледж поступил гридень-экзорцист первого ранга, личного ЕИВ Атаманского полка, один из сильнейших псионов Ханьской империи. Ну, по крайней мере, ее Европейских губерний.
Следующие два дня были ужасны. Мама никак не могла сообразить, что ей взять с собой, поэтому гора платьев, туфель и всего прочего в гостиной все увеличивалась в размерах. Мы с отцом следили за ее мытарствами со снисходительными усмешками.
Ничего, думал я. Переход из грязи в князи, дается нелегко. Женщина еще не поняла, что она теперь в другой категории, где к вещам совсем другое отношение. В испытании большими деньгами не у всех получается остаться нормальными людьми. Но пока, как мне казалось, Сережины родители проходят его довольно успешно.
Но все имеет конец, закончились и наши сборы. Оформлены документы, получены визы, и отец с довольным видом отвез нас в аэропорт.
Самолет, в котором мы должны были лететь, произвел на меня сильное впечатление. В первый раз за время пребывания в этом мире, я перестал думать о нем с пренебрежением. Человечество здесь вполне обходилось без одаренных, решая все проблемы умом, а не силами дара,