Господи, да их здесь десятки!
Кукушка как будто заволновалась. Лапы её сжимались и разжимались.
- Но это наш лес.
Максим изобразил удивление.
- Правда? Вот так сюрприз! Я, наверное, пропустил вывеску и коврик у порога. Что же, тогда, значит, мы ваши гости, и это вы должны кормить нас морковью. Экая незадача! Впрочем, эту морковь мы можем предложить вам к общему столу.
- Гости, - произнёс человек-кукушка, будто пробуя это слово на вкус. - Так, говорите, маленькие человеческие птенчики, вы потерялись и готовы даже заплакать?
- Заплакать, - подтвердил Максим и пустил слезу. Денис тоже на всякий случай хотел прослезиться, но ничего не получалось. Глаза оставались отчаянно-сухими и видели всё больше людей-кукушек, будто орган зрения украл у мальчика кто-то более серьёзный и внимательный.
Но это не понадобилось. Люди-птицы вдруг как будто сошли с ума, они падали с деревьев как перезрелые яблоки. Кажется, среди них назревало некое соревнование, правил которого дети не понимали. Денис решил, что сейчас твёрдый как камень клюв оборвёт его жизнь. Он зажмурился, но вместо боли вдруг почувствовал прикосновение жёсткого ветра к щекам. Огромные крылья, будто два пляжных зонта, распахнулись, жёсткие когти сжали его плечи, а в следующее мгновение ноги перестали доставать до земли.
Всё было совсем не так, как полёты во сне. Ветви летели мимо, словно огромные зелёные щупальца морского гада. Денис неосмотрительно распахнул рот, и вместе с комом воздуха туда влетели желуди, вертолетики и прочие древесные семена. Оставалось только надеяться, что среди этого мусора не было жука-оленя: проглотить большого жука было одним из главных Денисовых кошмаров детства.
Доминико летел следом, издевательски хохоча. Денис готов был спорить на что угодно, что в данный момент призрак вовсе не хотел быть живым.
Детей окунули в кроны, как в огромное шелестящее море. Там, внутри, оказались целые поселения этих странных созданий, и Денис потом, бродя среди их исполинских, неряшливых гнёзд, долго удивлялся: как они не заметили всё это снизу, с земли?
В каждом человеке-кукушке была фабрика по производству звуков, вроде "Ку", "Ух", "Чх" и "Х", и эти звуки окружали троих детей и Доминико, словно назойливые насекомые. Птицы выглядывали из гнёзд, собирались в гомонящие рои, в которых из сотни глаз пятьдесят смотрели на пришельцев, рассыпались и уносились по своим делам. Красноротые птенцы с тонкими, как ветки, крылышками-ручками сидели в гнёздах, качая непропорционально большими головами, которые не слушались их, и тогда маленькие ладошки поднимались, чтобы поддержать и повернуть неказистую, похожую на подъёмный кран, голову.
- Не плачьте, ребята, - зычным голосом провозгласил человек-кукушка. Должно быть, тот, который с ними разговаривал; внешне люди-птицы отличались только одёжкой. - Как когда-то о наших предках заботились другие птахи, не в силах иногда даже прокормить такую громадину, так теперь большая птаха позаботится о вас.
- Но кто вы такие? - не смог удержаться от вопроса Денис. Он сидел на ветке, обхватив её ногами, и пытался достать из-за ушей застрявшие там пучки листьев. - У меня на родине кукушки - это большие глупые птицы, которые разбрасывают своих птенцов по чужим гнёздам.
- Кажется, мы ещё не имели чести представиться друг другу? Раз вы видите моё настоящее лицо, почему бы вам не называть меня Кукушем? Наши настоящие имена для вашего слуха неразборчивы, а язык скорее усохнет и отвалится, чем сможет что-нибудь такое выговорить. Вполне возможно, что чуточку попозже вы познакомитесь с добрым десятком других Кукушей, - он оглянулся на своих товарищей, - так что потрудитесь как-нибудь нас различать.
Теперь человек-кукушка обращался к Денису.
- Видно, ты пришёл издалека, маленький человеческий ребёнок. Великая эволюция кукушек - событие, настолько исключительное, настолько восхитительное по своей сути, что не могло случиться везде и сразу. Прежде всего, нам с вами, двум цивилизованным народам, требуется выпить по чашке чая.
Этот чай немедленно вручили им в хрупких маленьких чашках из слежавшихся листьев. Он был холодным и кислым, и совсем не напоминал чай из жестяной банки, который заваривала дома мама.
Денис просто захлёбывался от любопытства, так, что чашка сразу сломалась у него в пальцах.
- Вы что, просто взяли и отрастили себе большие пальцы?
Доминико кружил перед ним и отчаянно махал руками, призывая замолчать. Кукушки призрака не видели.
Однако Кукуш был сама снисходительность.
- Ценю твоё любопытство, мальчик. Что же, любая маленькая тайна тянет за собой большую. Так вот тебе новый повод удивляться: на самом деле наш род ведётся от наших отцов и матерей. Да, у каждого из нас, кукушек, были родные мама и папа. Для тебя это может быть очевидно, но только не для нас. Испокон веков каждый из наших предков рос в отдельном, чужом гнезде. Иные гнёзда были большие, иные такие маленькие, что бедняга-птенец выпадал из него раньше времени. Иные были дуплами, иные - открыты всем ветрам. Иные в траве, иные на верхушке высоченного дерева. Так мы приобрели зачатки индивидуальности. Наши предки не знали настоящих матерей, и со своими детьми поступали точно так же - подкидывали яйца в чужие гнёзда. Но всему приходит конец. Вскормыши разных гнёзд, мы, в конце концов, задумались: а кто мы на самом деле? Существует ли наш вид? Можем ли мы гордиться собой, если не имеем ни истории, ни сообщества? Забегая вперёд, скажу тебе, что в основе и прежде этих понятий идёт то, что мы приобрели каждый сам по себе - индивидуальность. Так или иначе, настало время для великого кукушачьего совета. О, это было великое время! Мы целый год разыскивали взрослых кукушек по всему свету, от начала и до края мира. Был большой собор, который накрыл весь дремучий лес на западе и частично лес голубых ручьев чуть восточнее, сороки-посыльные носились в воздухе, как стрелы чокнутых сиу. И было решено там больше никогда не оставлять детёнышей в чужих гнёздах, чтобы отныне слова "кукушонок" и "подкидыш" больше никогда не ставились рядом. После этого слёта мы странным образом начали чувствовать в себе перемены.
Человек-кукушка выразительно посмотрел на свои руки.
- Это выражалось не только в телесных изменениях. Мы учились мыслить шире. Мы разработали свой язык, стали понимать языки других существ, в том числе и язык ваших отцов, малыши. Теперь давно уже всё по-другому. В знак того, что мы помним о нашем прошлом и знаем, кто породил нас на свет, мы носим маски из лиц наших матерей. Когда родитель умирает от старости, когда соблюдены все ритуалы и из головы его изготовлена маска, только тогда птенец может считаться взрослым.
- Подыгрывай, подыгрывай! - сказал под ухом Макс, так, что Денис вздрогнул.
- Ну, это... довольно мерзко, - сказал он. - Ой!
- Ничего, ничего, - снисходительно сказал человек-кукушка. - Я понимаю, что на ваш, человеческий взгляд это несколько экстравагантно. Лучше хлебни ещё чаю, это успокоит нервы.
17.
- Оставайся ребёнком, что бы ни случилось, - сказал Максим Денису, когда они, наконец, остались в относительном одиночестве. - Эти существа снисходительны только к детям. Взрослых они убивают.
- Я и так ребёнок, - огрызнулся Денис, ошарашенный всем произошедшим. - В отличие от некоторых.
- Но и слишком по-детски не вздумай себя вести, - продолжал поучать Максим. - Они подумают, что ты пытаешься их обмануть. Они набрасываются скопом и способны разорвать человека на части за несколько минут. В их владения не суётся ни одно племя сиу, а в английских и испанских поселениях ходят слухи, что в лесных чащобах водятся звери, способные противостоять любому человеческому оружию. Редко когда посланные туда отряды возвращаются. Иногда - просто ради развлечения - кукушки не нападают на разведчиков, а пугают их до полусмерти, прыгая по кронам, роняя на головы шишки. Показываются на мгновение-другое вдалеке, среди деревьев, и исчезают, как будто их и не было. Разыгрывают настоящий театр теней. Чаще всего после такого представления люди теряют всякое понятие направления и разбегаются в разные стороны. После чего тихо умирают, блуждая по бесконечному лесу в поисках тропы.
- А что дети?
- От детёнышей всех родов и видов они без ума, - сказал Максим. - Но это ты и сам уже заметил.
Поселение кукушек могло сойти за нечто, что могло присниться школьнику после кропотливого изучения учебника истории средних веков и учебника орнитологии. Видно, что к тому, чтобы вить настоящие гнёзда, эти существа были непривычны, однако, старание их было видно невооружённым глазом. Всё, до чего могли дотянуться эти очеловеченные конечности, теперь служило одной, поистине царившей в пернатых головах цели - обустройству домашнего очага. На высоте в десять метров от земли раскачивались поразительные в своей неловкой очаровательности гнёзда, сложенные из высохших веток (иногда даже брёвен), связанных разноцветными тряпками и лоскутами, укреплённых покорёженным железом: щитами, кирасами, насквозь проржавевшими ружейными стволами. Сверху всё это напоминало бобровые плотины, призванные удерживать всякий здравый смысл от проникновения внутрь этих поселений. Располагались такие гнёзда на разных уровнях. Может, люди-кукушки летали достаточно тяжело, но лазали по-прежнему очень ловко, и царили над тобой, просовывая головы в просветы в листве и выкрикивая приветствия, от которых кожу пробирал мороз.
Развлечений и дел у кукушачьего племени была уйма - несколько раз в день что-нибудь непременно обрушивалось и какой-нибудь кукушонок летел вниз, истошно вопя, хлопая крыльями и стараясь уцепиться за встречные ветки. Ценный строительный материал, который перестал быть конструкцией, за считанные минуты растаскивался по соседним гнёздам, ещё больше утяжеляя их и превращая в авиационные бомбы, висящие в паутине.
Гостеприимство также было весьма странным. Из гнезда в гнездо ребят носили исключительно в когтях. То и дело появлялись новые особи, принося какую-нибудь снедь, съедобную (и вонючую), но чаще несъедобную, так и норовя сунуть её детям прямо в рот. Те защищались как могли: Денис отчаянно зажимал рот, Варра молотила руками по сторонам и кричала, что она не хочет есть, а Максим, скрестив ноги и сложив на груди руки, с видом маленького императора принимал одни подношения и отвергал другие, сжимая губы и качая головой. То, от чего он отказывался, шебутные кукушки тут же пытались предложить его брату и девочке.
Денис с подозрением принюхивался к тряпью, которое ему дали чтобы защититься от холода, думая, что эти лоскуты, возможно, прежде были платьем какого-то бедняги. В конструкции некоторых гнёзд были заметны пронзительно-белые или же жёлтые кости. Денис боялся узнать в них очертания человеческого черепа.
Максим пытался заговаривать с каждым, кто приближался к детям, но отвечали далеко не все. Наверное, немногие знали человеческий язык; в общении между собой они ограничивались криками, напоминающими звук пилы.
Отличить кукушек-женщин от кукушек-мужчин было очень просто. Первые носили длинные шуршащие платья, сшитые из чего попало, и та, у которой платье состояло из большего количества лоскутов, имела полное право задирать клюв перед соседками. Варра, глядя на них, прикрывала рот ладошкой, мальчишки хихикали в кулак.
Встречаясь на узкой тропке, кукушки раскланивались друг с другом и расходились, как могли. Например, одна повисала на руках на древесном стволе, а другая степенно проходила дальше. В гнёздах они распивали из неказистых глиняных кружек свой странный напиток (в основе его, как вскоре узнали дети, был берёзовый и ягодный сок) с таким видом, будто это чай высшей пробы.
Когда появился Кукуш, благожелательно щёлкающий клювом (дети узнали его по покрою невозможного камзола), и спросил, как себя чувствуют гости, Максим осторожно сказал:
- Нам скоро пора будет отправляться в путь.
- Зачем? - всполошился человек-кукушка. - Неужели вам у нас плохо? Тогда скажите, что нужно? Может, больше еды?
Макс обернулся на своих спутников, увидев как Денис медленно зеленел лицом, сказал:
- Нет, с этим всё в порядке. Спасибо. Нигде нас ещё так хорошо не кормили.
Кукуш надулся от гордости. Собирались другие птицы; понимали они человечий язык или нет, но на лесть и похвалу были падки не хуже некоторых заботливых бабушек.
- Видите ли, достопочтимая кукушка, - начал Максим очень осторожно. - У меня есть папа...
- То есть как, ты не сирота?
Максим бросил взгляд на обломок стрелы из форта, который он на верёвочке укрепил у себя на шее.
- У меня был папа. Точнее, я был у папы. Но потом кое-что произошло и мы разделились. Он остался там, я появился здесь... И теперь я больше всего хочу его найти. Вы, сами когда-то брошенные дети своими родителями, должны понять.
Денис наблюдал за Максимом очень внимательно. В его голосе была скорбь, но какая-то застарелая, покрытая плесенью. Первый раз он сам заговорил об отце, звучало это не слишком правдоподобно. Малыш старался быть естественным, но ключевое слово здесь вовсе не "естественный", а - "старание". Это старание, этот внимательный, пристальный, направленный на себя взгляд, казалось, видят все вокруг. Может, Денис заметил это потому, что общался с братом уже несколько дней и прекрасно научился отличать настоящие чувства от ложных.
Настораживало что-то и в поведении кукушек. Эмоции этих полуптиц сложно было сопоставить с человеческими, но то, что он видел, явно не походило на благожелательное сочувствие. Перья вокруг ноздрей Кукуша распушились, глаза сверкали от еле сдерживаемых эмоций... понять бы ещё, что это за эмоции.
- То есть вас никто не бросал?
Птицы смотрели на Дениса, видно, ожидая, что он, как старший брат, возьмёт слово. Под этими взыскательными взглядами он решился пискнуть:
- Мы потерялись.
Денис чувствовал, что что-то не так, но вот что - объяснить себе не мог. Да, конечно, еда у людей-птиц ужасна, и сложно представить существо, которому были бы удобны эти гнёзда, забота навязчива, но поистине удивительно, что на пути им ещё не повстречался кто-то, кто хотел бы причинить ребятам вред. Сиу, люди за стенами форта, теперь же странные создания в глубине лесной чащи - все стремились обласкать их, накормить, выслушать или же рассказать какую-нибудь занятную байку.
- У нас с братцем есть вот это, - Максим приподнял обломок стрелы и все взгляды вернулись к нему. - Мне нужно найти этих сиу, и тогда, возможно, моя дорога станет чуть более ясной. Это племя Грязного Когтя.
Среди людей-кукушек прошёл шепоток, похожий, правда, на чириканье засевших в кустах воробьёв, которые боятся разбудить прикорнувшего на подоконнике над ними кота.
- О племени Грязного Когтя ничего не слышно уже очень давно. По слухам, они ушли в Пустынь почти четыре десятка лет назад. Мы знаем обо всех племенах сиу, но это племя - загадка загадок. - Человек-кукушка хлопнул в ладоши и, сделав кульбит, вдруг повис на ветке вниз головой, глядя на братьев и девочку блестящими как маслины глазами. Даже тон его голоса переменился. - Ах, на самом деле ты - сын мужчины этого племени и женщины из заморских краёв.
Шёпот кукушечьих голосов всё нарастал, потом взвился в экстазе и в следующую минуту превратился в грохот несущегося по рельсам поезда, от которого, казалось, грозили лопнуть перепонки. Перст Кукуша будто приоткрывал завесу тайны над чем-то поистине великим.
- Ты бастард, изгнанный из человечьего форта, бежал, захватив своего брата-дурачка и какую-то девчонку, нашёл подземный ход древних грибных гномов, которых-уже-нет, и, пройдя по нему, оказался в нашем лесу.
Несмотря на то, что его назвали дурачком (что, скорее всего, было вызвано молчаливостью и тем, как серьёзно и продуманно звучала речь Максима по сравнению с нескладными репликами Дениса; вряд ли кукушки имели большой опыт общения с человеческими детьми и знали, какая речь для них характерна), Денис с трудом удержался от того, чтобы ухмыльнуться. Кажется, люди-кукушки - любители сентиментальных историй, вроде тех, которые мама читает по пять десятков за год, а ему, Денису, приходится выносить потом эту гору макулатуры на книжный рынок.