Как-то раз Вильгельм признался, что книги в повозке, заботливо укутанные холстиной, напоминают ему пленников, благополучно возвращающихся из неволи домой. Польщенный Азирафель обмолвился, что королевская библиотека является крупнейшей в Германии и одной из самых больших на территории государств Священной Римской империи. В доказательство сообщил точное число томов.
Бесспорно, богатое собрание, согласился Вильгельм с неожиданной горечью в голосе, особенно теперь.
И, видя недоумение на лице королевского библиотекаря, продолжил:
Примерно в десяти конских переходах отсюда двадцать лет назад находилось процветающее аббатство. В его библиотеке насчитывалось около ста тысяч книг.
При этих словах не только Азирафель, но и все остальные сопровождающие не смогли удержаться от удивленных возгласов.
Почему вы говорите об этом в прошедшем времени? спросил ангел.
Там случился пожар. Все сгорело монах отвечал неохотно, словно уже сожалел о затеянном разговоре. Порой мне кажется, в ту ночь в аббатстве побывал Антихрист.
Странно я ничего не слышал об этом.
Вы тогда были слишком молоды, господин Вайскопф. Думаю, намного моложе моего ученика, послушника-бенедектинца Мы вдвоем сами едва не сгорели, пытаясь спасти из пламени хоть что-нибудь.
Отчего же случился пожар? Чья-то неосторожность?
Напротив, чрезмерная осторожность, Вильгельм грустно усмехнулся. У этой несчастной библиотеки имелся дьявол-хранитель да, именно так: дьявол, возомнивший себя ангелом и перстом Господним. Как нарочно, и само помещение, где хранились книги, представляло собой запутанный лабиринт, который не столько охранял добродетель, сколько давал пищу пороку Не удивительно, что тот проклятый старик именно в его недрах совершил свой последний тяжкий грехпокончил с собой. И сгорел в собственноручно устроенном Аду.
Азирафель, это не наши. Если бы это сделал Хастур или еще какой-нибудь пироман-энтузиаст, он раззвонил бы на всю преисподнюю. Не сочти за попытку обвинить, но аббатство, гигантская библиотека, сосредоточие знаний, неизбежная гордыня Как по мне, тут не обошлось без ваших штучек типа огненного дождя.
Ни Сандалфон, ни Гавриил, ни Уриэль также не стали бы скромничать в подобной ситуации. Нет, наши тоже непричастны. Значит, вновь дело смертных рук Не понимаю, Кроули, почему их ничему не научила трагедия Александрийской библиотеки?
Пф-ф, ты бы еще Потоп вспомнил! Сколько веков прошло с того пожара? Вот именно Человеческая памятьштука такая же надежная, как замок на дверях твоего магазина.
???
Это я к тому, что его давно пора сменить. Или хотя бы начудесить какую-нибудь защиту от взлома.
Из деликатности Азирафель не присутствовал при встрече Уильяма Оккама и Вильгельма Баскервильского. Ему хватило изумленной радости, озарившей лицо философа, когда он узнал, с кем вернулся библиотекарь.
Путники прибыли в Мюнхен на закате дня. Друзья, не видевшиеся полтора десятка лет, проговорили до рассвета, и в час Хвалитн вместе вознесли благодарность Господу за состоявшееся свидание.
Вильгельм явился к другу-францисканцу не с пустыми руками. Нынешний папа, Климент VI, оказался более дальновидным, чем его предшественники. Он изъявил согласие возобновить дискуссию о бедности, которая имела столь печальные последствия для ордена. Его глава приглашался в Авиньон, и Вильгельм в присутствии Азирафеля как почетного свидетеля вручил папское послание Оккаму, поскольку после смерти Михаила Цезенского лидером францисканцев стал именно он.
Ответь мне честно, как всегда, Вильгельм: ты думаешь, из этой встречи будет толк? без обиняков спросил Оккам, откладывая в сторону послание Климента с его личными пышными печатями и подписью.
Я думаю, мы должны использовать любую возможность. Очевидно, мы не договоримся, иначе бы уже сделали это во время предыдущих встреч. Но честь нашего ордена обязывает нас выполнить все от нас зависящее.
Очень хорошо. Я сам бы не сказал лучше, бледно улыбнулся Оккам. С наступлением холодов он заметно ослабел, и молоко ему почти не помогало. Тем не менее, он решил выехать в Авиньон сразу после Рождества, когда дороги вновь сделаются проезжими после осенней распутицы. Вильгельм остался в Мюнхене, коротая время за переводом стихотворений из книги Манесса с немецкого на латынь.
В конце зимы Оккаму стало хуже. Азирафель увидел хорошо знакомую черную тень у него за спиной и понял, что придется отступиться. К счастью, философ не испытывал мученийон просто тихо угасал, благословляя каждый день, который удалось провести с друзьями и книгами.
Умер Уильям Оккам десятого апреля 1347 года. Император, отдавая дань своему верному сподвижнику и духовному наставнику, отменил все дела и присутствовал на погребении. Оно состоялось во францисканской церкви Мюнхена.
Вильгельма уже ничто не держало в Мюнхене, а я к тому времени получил новое задание. Так что в Авиньон мы выехали вместе.
А что стало с той книгой, которую ты упоминал?
Вильгельм передал ее королевской библиотеке. После Оккама осталось множество рукописей, он во что бы то ни стало хотел взять их с собой, поэтому пришлось расстаться с очень многими вещами. А книга благополучно дожила до наших дней и хранится в библиотеке Гейдельбергского университета. И, должен сказать, сегодня она известна далеко за пределами Германии.
Глава 5. Авиньон
Капитан поскреб в короткой смоляной бороде и хрипло заявил:
Пятьсот монет. И половину вперед.
То есть пиратов вы не боитесь? уточнил Кроули.
Их только дураки не боятся. Я же говорю, пять сотен. Иначе плывите своим ходом, синьор.
И когда отплываем?
В Андреев день. Но деньги приносите сегодня, синьор: надо подготовить тариду.
Э-э а когда у нас Андреев день?
На смуглом обветренном лице капитана отразилось нескрываемое удивление:
Так это ж первый день рождественского поста!
Кроули понял, что придется изучить текущий календарь. Похоже, он несколько изменился со времен фараонов.
Когда живешь на планете несколько тысяч лет, успеваешь, кажется, побывать в каждом ее уголке. А затем легким усилием воли можешь в одно мгновение переместиться, куда заблагорассудится.
Так оно и было, пока смертные не занялись массовым строительством. И там, где на протяжении столетий цвел зеленый луг, вдруг оказывалась каменная стена, а в нее очень неприятно впечатываться лицомдаже если оно принадлежит бессмертному существу. Особенно тяжело стало с мгновенным перемещением в Европе, где города росли, как грибы после дождя. Волей-неволей приходилось пользоваться человеческими средствами передвижения, медленными и неудобными.
По мнению Кроули, после изобретения колеса процесс совершенствования транспорта сильно замедлился. Если тебе надо куда-то поехать, или трясись в повозке, или отбивай зад в седле.
К счастью, остается вода. Здесь изобретательская мысль заметно продвинулась со времен выдолбленных древесных стволов, и большинство сооружений из досок и бревен не только не тонули, но и перемещались от одной пристани до другой, иногда даже против ветра и течения. В Неаполе путешественник мог найти корабли, пригодные к долгому плаванию по морю. Но самое главноедемоны не страдают морской болезнью, и это стало основной причиной, почему Кроули решил отправиться в Авиньон по воде, а не по суше.
Правда, он не учел пиратов. Вернее, ему не приходило в голову, что у лесных разбойников могут быть морские коллеги. А вот капитаны кораблей много о них зналии ни за какие деньги не желали отправляться в Марсель, потому что острова по пути к нему облюбовали пиратские ватаги. Согласился лишь тот чернобородый, что запросил полтысячи золотых монет. Кроули, поторговавшись для порядка, сосредоточился на том, чтобы запомнить счастливую посудину среди десятка точно таких же, покачивающихся на волнах в гавани. На ее корме белой краской было выведено «Santa Reparata». Да, иногда демонам приходится запоминать имена святых.
Уточнив, что Андреев день наступит ровно через неделю, Кроули, сам удивляясь собственной добросовестности, к вечеру принес капитану оговоренную сумму.
Видать, вам позарез надо в Марсель, синьор, заметил тот. Что ж, моя тарида будет готова в срок. Слово капитана Петруччо! А вы бы пока сходили в церковь, помолились святой Репарате о попутном ветре и хорошей погоде.
Кроули было прекрасно известно, что климатом вообще и ветрами в частности когда-то занималась компания, позже в полном составе ухнувшая в преисподнюю. Работа осталась незаконченной, доделывать ее, похоже, не спешили, и местная святая никак не могла этому помочь.
Тем не менее, ветер в день отплытия выдался попутным, хоть и по-зимнему холодным, с ясного неба светило солнце и вся команда тариды во главе с капитаном восприняла это как добрый знак.
Если благополучно минуем остров Монтекристо, считай, пронесло с пиратами, сообщил Петруччо своему единственному пассажиру.
Надо же, и в море имеется своя Голгофа,проворчал Кроули.
Путешествие по воде имело свои недостатки: тарида насквозь провоняла тухлой рыбой и гнилыми водорослями, к тому же она постоянно качалась, так что приходилось все время хвататься руками за разные толстые веревки, которые так и норовили запутаться. Матросам это не нравилось, и Кроули уже услышал в свой адрес несколько выразительных пожеланий.
На четвертый день пути из мглы на горизонте показался остров Монтекристо.
Он полностью оправдывал свое название. Голые скалы с редкими зелеными пятнами растительности вздымались прямо из воды, словно напрашиваясь под высокие кресты. Демон, погрузившись в невеселые воспоминания, не сразу заметил, что на тариде поднялась непонятная суета: матросы, тревожно переговариваясь, тащили из трюма багры и поднимали дополнительные паруса.
Видать, не услышала святая наших молитв, пробурчал за его спиной капитан. Пираты! он добавил несколько крепких ругательств. Вон, видите три фелуки? У нас больше парусов, но они легче. Попробуем оторваться Вам бы, синьор, лучше спуститься вниз, раз вы без оружия.
Ничего, я успею, Кроули невольно залюбовался стремительными контурами белых парусных лодок, вышедших из-за утесов Монтекристо. Они легко скользили по волнам наперерез тяжелой тариде. Сомнений не оставалось: скоро они нагонят ее.
Кроули спустился в трюм, где ему выгородили нечто наподобие каюты. Ни о каком комфорте говорить не приходилось, но, утешал себя демон, зато это путешествие закончится намного быстрее сухопутного. К тому же прямо сейчас выпала замечательная возможность развлечься. Он дождался, когда на палубе раздались крики, топот, лязг оружия, и щелкнул пальцами.
Капитан Петруччо решил во что бы то ни стало получить вторые двести пятьдесят монет от щедрого пассажира. Но вот беда: с каждым новым днем плавания этот человек все меньше нравился капитану и команде. Багажа при нем не имелось, слуг тоже не было, и, самое главное, неясно, что ел и пил странный пассажир. Понятно, благородный синьор брезгует солониной и пресными лепешками, составлявшими ежедневное меню на тариде, но ведь он и по нужде не ходит! Во всяком случае, никто не видел, чтобы он выносил ведро, выделенное ему для этой цели. И воды для умывания не просит, а между тем всегда чист и свеж, будто только что от цирюльника. А на одежде ни пятнышка, ни лишней складочки! Словом, душа капитана разделилась на две части, и если одна жаждала денег, другая с не меньшей силой желала побыстрее избавиться от загадочного господина. А с пиратами и договориться можно Вот почему Петруччо, когда дело дошло до абордажа, дал понять и команде, и нападавшим, среди которых, кстати, оказалось несколько знакомцев, что кровопролитие вовсе не обязательно.
Всего этого Кроули, конечно, не знал, хотя чутье подсказывало демону: корабль полон закоренелых грешников, а капитанредкий пройдоха. Искушать их просто не было необходимости, а опасная профессия позволяла рассчитывать, что в Ад они отправятся самостоятельно и довольно скоро.
На нем золота, что блох на собаке! И никакого тебе льна, все шелк да бархат, даже на исподнем, в описании своего пассажира Петруччо не жалел красок, понимая, что сейчас выторговывает не только свою жизнь, но и возможную долю. Суровые, вооруженные до зубов головорезы слушали его с нескрываемым интересом, как, впрочем, и собственные матросы. Подумать только, брэ из шелка! Говорят, их одни короли да принцы носят
Так, говоришь, он смирный? уточнил главарь пиратов, одетый заметно богаче соратников: в красные необъятные шаровары.
Как овечка, подтвердил Петруччо. И оружия при нем никакого. Ну не считать же оружием ту золотую зубочистку, что он называет кинжалом и таскает на поясе! Хотя стоит она, небось, как моя тарида.
Он собрался опять пуститься в описание роскошного наряда будущей жертвы, но заметил, что главарь смотрит куда-то за его плечои стремительно бледнеет, несмотря на крепкий загар. А кое-то из его пиратов просто упал на колени, истово крестясь.
Петруччо обернулся
Сперва ему показалось, что в трюме пожар, и его зарево вырывается из распахнутого люка. А затем в зареве он разглядел человеческую фигуру.
Святая Репарата прошептал побелевшими губами капитан, вместе со всеми валясь на колени.
Он помнил деревянную статую в храме и не мог ошибиться: корона, пышные одежды и пальмовая ветвь в руке. Фигура воспарила невысоко над палубой и провещала голосом гулким, как церковный колокол:
Значит ты, негодный Петруччо, решил продать мирного путешественника морским разбойникам?! А вы, мерзавцы, промышляете пиратством?!
Помилуйте, госпожа святая! взмолился капитан, Господом нашим и Пресвятой Девой клянусь, никогда больше
А почему мною не клянешься? нахмурилась Репарата.
И вами, и вами клянусь! Мы все клянемся! его поддержал нестройный, но убедительный хор голосов.
Клянетесь? То есть поминаете всуе имя Го ну и мое тоже?! очень непоследовательно возмутилась святая, но морякам сейчас было не до поисков логики в ее речах.
Одной рукой она приподняла край своего воздушного одеяния. Показались розовые босые ножки, маленькие и стройные. По палубе пронесся единый вздох изумления и восторга. Но не успел он смолкнуть, как ножки принялись раздавать по бокам, спинам и задам увесистые пинки, от которых многие покатились кубарем, а один пират даже кувыркнулся за борт.
Проваливайте обратно на свой Монтекристо! приговаривала святая, выпроваживая морских разбойников в их фелуки и попутно охаживая пальмовой ветвью, точно веником. А с вами, бездельники, она обернулась к экипажу тариды, сбившемуся вокруг капитана, у меня будет отдельный разговор!
И она выдала такой соленый морской загиб, что на кораблях сами собой свернулись все паруса, от смущения.
Сверху, откуда-то из самой глубины неба, слетел негромкий добродушный смех. И от него тарида, фелуки, матросы и пираты растаяли, как туман под солнцем.
* * *
Азирафель смеялся. Впервые услыхав смех ангела, а случилось это много тысяч лет назад, демон страшно удивился. Он хорошо помнил, что в Раю никогда никто не смеется: там просто нет поводов для веселья. Восторгасколько угодно, умиления, благодати и покоязавались, но веселье на Небесах не водилось.
В преисподней о нем тем более не ведали. Рай был серьезен, Адугрюм, и лишь смертным был свойствен смех. А ещеединственному ангелу, который не только не стеснялся этого человеческого качества, но охотно пользовался им, и вообще был смешлив. Кроули как-то задумался вслух, когда именно каждый из них понял, что заразился от людей чувством юмораи не смог вспомнить. Как и Азирафель. Но оба согласились с тем, что умение смеятьсянад обстоятельствами, догмами, и, конечно, над самими собойлучше всего помогает сохранить здравый рассудок и не потерять вкус к жизни. Ведь и у бессмертных бывают такие минуты, когда больше всего на свете хочется нырнуть в купель со святой водой или в огонь геенны. Вот тогда несерьезное настроение одно и спасает от серьезных глупостей.
Итак, Азирафель смеялся, искренне потешаясь над комедией, разыгранной Кроули на корабле.
Они стояли на берегу Роны, у древнего полуразрушенного моста Сен-Бенезе. Позади, за шоссе с редкими автомобилями, вставал над древесными кронами папский дворец, вторая, наряду с мостом, достопримечательность Авиньона.