Шест надцать?переспросил Кельсер.
Шестнадцать,ухмыльнулся Разлетайка.Как ты думаешь, хитро?
Потому что это означает
Количество металлов,сказал бог.В алломантии.
Так их же десять. Одиннадцать, если считать тот, который я нашел.
Нет! Нет, нет, это глупо. Шестнадцать. Это идеальное число. Они поймут. Они должны понять.
Разлетайка опять начал расхаживать, а его голова стала почти такой, как раньше.
Кельсер уселся на краю своей тюрьмы. Действия бога стали еще более сумасбродными. Что-то изменилось или просто богу, подобно человеку с душевным расстройством, временами становилось лучше?
Разлетайка резко задрал голову. Скривившись, он так посмотрел на потолок, будто тот сейчас обрушится. Открыв рот, он подвигал челюстями, но не издал ни звука.
Чтонаконец произнес он.Что ты наделал?
Кельсер встал.
Что ты наделал?!закричал Разлетайка.
Кельсер улыбнулся и тихо сказал:
Надежда. Я надеялся.
Он был совершенным,сказал Разлетайка.Он был единственным среди вас кто
Резко развернувшись, он уставился в заполненное тенями пространство за пределами тюрьмы Кельсера.
На другом краю кто-то стоял. Высокая, внушительная фигура, не сотканная из света. Узнаваемая одежда контрастирующих черного и белого цветов.
Вседержитель. По крайней мере, его дух.
Кельсер подошел к тянущемуся вокруг бассейна каменному ободку и подождал, пока Вседержитель приблизился к свету Источника. Заметив Кельсера, он остановился как вкопанный.
Я же убил тебя,сказал Вседержитель.Дважды. А ты все равно жив.
Да. Мы все прекрасно знаем, что ты вопиюще некомпетентен. Я рад, что ты начинаешь это осознавать. Это первый шаг к изменениям.
Вседержитель фыркнул и осмотрел камеру с ее прозрачными стенами. Его взгляд скользнул сквозь Разлетайку, но он не обратил на бога особого внимания.
Кельсер возликовал. Она это сделала. Она действительно это сделала. Как? Какой секрет он прозевал?
Эта ухмылка невыносима,сказал Кельсеру Вседержитель.Я же убил тебя.
А я вернул должок.
Не ты меня убил, Выживший.
Я выковал поразивший тебя клинок.
Разлетайка прочистил горло:
Это моя обязанность быть рядом во время перехода. Не волнуйся, не
Замолчи,сказал Вседержитель, осматривая тюрьму Кельсера.Ты понимаешь, что наделал, Выживший?
Я выиграл.
Ты привел в мир Разрушителя. Ты пешка. Возгордившийся, как солдат на поле битвы, уверенный в том, что контролирует свою судьбу, при этом игнорируя тысячи тысяч себе подобных.Он покачал головой.Остался всего лишь год. Так недолго. И я бы освободил эту недостойную планету.
Это простоРазлетайка сглотнул.Это промежуточный шаг. После смерти и перед Чем-то Еще. Тем, куда должны уходить души. Куда должен уйти и ты, Рашек.
Рашек? Кельсер опять бросил взгляд на Вседержителя. Террисийца трудно определить по цвету кожи, многие совершали такую ошибку. Некоторые террисийцы темнокожие, другие светлые. Тем не менее, ему следовало подумать Заваленное мехами помещение. Этот человек на холоде
Идиот! Так вот что это означало.
Все было ложью,сказал Кельсер.Обманом. Твое легендарное бессмертие? Твои исцеления? Ферухимия. Но как ты стал алломантом?
Вседержитель подошел вплотную к поднимающемуся из тюрьмы столпу света, и противники уставились друг на друга. Так же, как и на площади, когда были живы.
Затем Вседержитель сунул руку в свет.
Кельсер стиснул зубы, представив неожиданную и ужасную картину того, как он проводит вечность взаперти с человеком, убившим Мэйр. Однако Вседержитель выдернул руку, и свет потянулся за ней как патока. Он повернул руку, рассматривая постепенно угасающее свечение.
И что теперь?спросил Кельсер.Ты останешься здесь?
Здесь?Вседержитель рассмеялся.С беспомощной мышкой и крысой-полукровкой? Не смеши меня.
Закрыв глаза, он потянулся к точке, нарушающей законы геометрии. Он потускнел и наконец исчез.
Кельсер разинул рот.
Он ушел?
Куда-то Еще,ответил Разлетайка, усаживаясь.Мне не следовало питать надежду. Все проходит, ничто не вечно. Так всегда утверждал Ати
Он не должен был уходить,сказал Кельсер.Он мог остаться. Мог выжить!
Я же говорил тебе, что, попадая сюда, разумные люди хотят двигаться дальше.
Разлетайка исчез.
Кельсер остался стоять на краю своей тюрьмы, а светящийся бассейн отбрасывал на пол его тень. Вглядываясь в туманное помещение с колоннами, он ждал, сам не зная чего. Подтверждения, празднования, какого-то изменения.
Ничего. Никто не пришел, даже инквизиторы. Как прошла революция? Правят ли сейчас обществом скаа? Ему хотелось увидеть казни аристократов, с которыми теперь обращаются так же, как когда-то они со своими рабами.
До него не доходили никакие сведения или намеки о том, что происходит наверху. Очевидно, они не знают об Источнике. Все, что оставалось Кельсеру,расположиться поудобнее. И ждать.
Часть 2. Источник
1
Кельсер что угодно отдал бы за карандаш и бумагу.
Чтобы что-то писать, как-то заполнить время. Собраться с мыслями и продумать план бегства.
Проходили дни, он пытался царапать заметки на стенках Источника, но это оказалось невозможно. Он пробовал выдергивать нитки из своей одежды и завязывать на них узелки, изображая слова. К сожалению, нитки исчезали вскоре после того, как он их вытаскивал, а его рубашка и штаны немедленно возвращали свой прежний вид. Во время одного из редких визитов Разлетайка объяснил, что одежда не реальная, точнее, она всего лишь продолжение духа Кельсера.
По тем же причинам он не мог использовать для письма волоски или кровь. Формально их у него тоже не было. Это крайне раздражало, но где-то на втором месяце заточения он признал для себя правду. Писать вообще было не важно. У него не было возможности писать, когда он сидел в Ямах и точно так же строил планы. Да, это были планы, рожденные воспаленным разумом, неосуществимые мечты, но отсутствие бумаги никогда его не останавливало.
Стремление писать возникло не из-за того, что нужен был план, а потому что надо было чем-то себя занять. Как-то проводить время. Этого занятия хватило на пару недель. Но когда он признал правду, у него пропал к этому интерес.
К счастью, к тому времени он уже обнаружил в своей тюрьме кое-что новое.
Шепоты.
О, слышать их он не мог. Мог ли он вообще хоть что-то «слышать»? У него не было ушей. Он был как там сказал Разлетайка? Когнитивной тенью? Силой мысли, удерживающей его дух и защищающей от распада. Сэйз нашел бы это крайне увлекательным. Он любил подобные мистические темы.
Но все-таки Кельсер что-то ощущал. Как и раньше, Источник продолжал пульсировать, посылая во внешний мир сквозь стены тюрьмы волны призрачных биений искаженных толчков. Пульсации походили на непрекращающийся нарастающий гул. Похожее ощущение возникает, когда поджигаешь бронзу и «слышишь» действие алломантии.
Внутри каждой пульсации было нечто. Кельсер назвал это шепотами, хотя в них заключалось больше, чем просто слова. Шепоты были насыщены звуками, ароматами, образами.
Он увидел книгу, с пятнами чернил на страницах. Людей, рассказывающих истории. Террисийца в мантии. Сэйзед?
Пульсации шептали леденящие душу слова. Герой Веков. Вестник. Мироносец. Он узнал эти термины из древних террисийских пророчеств, упомянутые в дневнике Аленди.
Теперь Кельсеру открылась правда, которую раньше он не хотел признавать. Он встретил бога, и это доказывало то, что в вере есть глубина и истина. Значит ли это, что нечто такое было в собрании религий Сэйзеда, которые тот держал в кармане, как колоду сложенных в нужном порядке карт?
«Ты впустил в этот мир Разрушителя»
Кельсер погрузился в мощный свет Источника и после нескольких попыток обнаружил, что если он поместит себя в центр перед самым началом пульсации, то может перемещаться вместе с ней на короткие дистанции. Его сознание направлялось из Источника к проблескам тех мест, куда устремлялись пульсации.
Ему казалось, что он видит библиотеки, укромные комнатки, в которых далекий террисиец рассказывает истории и запоминает их. Он видел безумцев, ютящихся в переулках и шепчущих слова, которые передавались пульсацией. Он видел рожденного туманом, благородного мужчину, прыгающего между зданиями.
Кроме Кельсера на этих пульсациях неслось еще нечто. Нечто, направляющее невидимую деятельность, нечто, интересующееся террисийскими преданиями. Кельсер потратил непозволительно много времени, прежде чем понял, что нужно попробовать другую тактику. Он нырнул в центр бассейна, погрузившись в очень разреженный жидкий свет, и, когда пришла следующая пульсация, оттолкнулся в противоположном направлениине вместе с нею, а к ее источнику.
Свет поредел, и Кельсер увидел там что-то новое. Темное пространство, которое не было ни миром мертвых, ни миром живых.
В этом новом месте он обнаружил разрушение.
Полный распад. Не мрак, ибо мрак был слишком совершенным, слишком цельным, чтобы представлять то, что Кельсер ощущал в Запределье. Это была безграничная сила, которая с ликованием захватила нечто настолько простое, как тьма, и разорвала ее на части.
Эта сила была бесконечной во времени. Это был ветер, который сносит, шторма, которые крушат, вневременные волны, проходящие медленно, медленно, медленно, чтобы остановиться, когда солнце и планета полностью остынут.
Оно было предельным концом и участью всех вещей. И оно было разгневано.
Кельсер отпрянул, вырвавшись из света, дрожа и тяжело дыша.
Он встречался с Богом. Но на каждое притягивание существует отталкивание. Что было противоположностью Богу?
Увиденное встревожило его настолько, что он чуть не соскочил с пульсации. Он почти убедил себя игнорировать ужасное существо во мраке. Он практически заблокировал шепот и попытался притвориться, будто не видел этого ужасающего, необъятного разрушителя.
Но, конечно, это ему не удалось. Кельсер никогда не мог устоять перед секретами. Это существо еще больше, чем встреча с Разлетайкой, доказывало, что Кельсер все время играл в игру, правила которой выходили за пределы его понимания.
Это его ужаснуло и в то же время взбудоражило.
Поэтому он опять стал вглядываться в существо. Снова и снова он шел, силясь все это постичь, хотя ему и казалось, что он пытается понять симфонию.
Он занимался этим много недель, до тех пор, пока это существо не обратило на него свой взор.
Прежде оно, казалось, его не замечало, подобно тому, как можно не замечать паука, спрятавшегося в замочной скважине. Но в этот раз Кельсер чем-то его насторожил. Существо встрепенулось, резко изменило движение и поплыло к Кельсеру, окружая место, из которого он наблюдал. Оно вращалось медленным вихрем, подобно водовороту в океане, который начинает закручиваться вокруг одной точки. Кельсер не мог отделаться от ощущения, что на него вдруг устремились беспредельно огромные глаза.
Кельсер бросился обратно в свою тюрьму, расплескивая жидкий свет. Он был настолько взволнован, что ему почудилось, как внутри него отдается толчками призрачное сердцебиение, все его естество знало, что подходящая реакция на этопотрясение, и попыталось его сымитировать. Сердцебиение стихло, когда он уселся на привычное место у стенки бассейна.
Кельсера глубоко встревожил вид существа, обратившего на него свое внимание, ощущение себя крошечным перед лицом чего-то настолько громадного. При всей своей самоуверенности и изобретательности он, по сути, оказался ничем. Вся его жизнь была упражнением в напускной храбрости.
Прошли месяцы. Он больше не изучал существо из Запределья. Вместо этого он ждал визита Разлетайки, который периодически его навещал.
Когда Разлетайка наконец прибыл, он выглядел еще более растрепанным, чем в последний раз, из его плеч улетал туман, через маленькую дыру в щеке виднелся рот, а одежда стала еще более оборванной.
Разлетайка?начал Кельсер.Я кое-что видел. Этого Разрушителя, о котором ты говорил. Думаю, я могу за ним следить.
Разлетайка расхаживал взад и вперед, но ничего не говорил.
Разлетайка? Эй, ты слышишь?
Тот не ответил.
Болван.Кельсер попробовал еще раз.Эй, ты позоришь свой божественный статус. Ты наконец обратишь на меня внимание?
Даже оскорбление не сработало. Разлетайка продолжал вышагивать.
«Бесполезно»,подумал Кельсер.
Из Источника вышла пульсация силы, и во время ее прохождения Кельсер уловил в глазах Разлетайки проблеск.
И в этот момент Кельсер напомнил себе о том, почему он назвал это создание богом. В этих глазах таилась бесконечность, дополнение той, что заперта в Источнике. Разлетайка был бесконечностью идеально сохранившейся записи, никогда не меняющейся. Величие картины, застывшей и неподвижной, запечатлевшей срез жизни из ушедших времен. Это была мощь многих, многих мгновений, каким-то образом сжатых в одно.
Разлетайка остановился перед ним, и его щеки полностью расползлись, открывая кости черепа, которые также разваливались, а в глазах горела вечность. Это создание было божественным, но оно просто сломалось.
Разлетайка ушел, и Кельсер не видел его много месяцев. Неподвижность и тишина его тюрьмы казались бесконечными, как и та тварь, которую он изучал. В какой-то момент он поймал себя на том, что планирует, как привлечь внимание этой разрушительной силы только для того, чтобы умолять ее покончить с ним.
Тогда же он начал разговаривать сам с собой, что его по-настоящему обеспокоило.
Что ты наделал?
Я спас мир. Освободил человечество.
Ты мстил.
Цели можно объединять.
Ты трус.
Я изменил мир.
А если ты просто пешка этого существа в Запределье, как и утверждал Вседержитель? Кельсер, что если у тебя нет иной судьбы, кроме как делать то, что тебе говорят?
Ему удалось сдержать эмоциональные вспышки и прийти в себя, но хрупкость собственного рассудка нервировала его. В Ямах он тоже был немного не в своем уме. В момент тишины, уставившись в колеблющиеся туманы, из которых состояли стены пещеры, он признался себе в глубокой тайне.
После Ям он действительно был немного не в своем уме.
По этой причине он сначала не поверил собственным ушам, когда кто-то с ним заговорил.
Вот этого я не ожидал.
Встряхнувшись, Кельсер с подозрением повернулся, беспокоясь о том, что у него галлюцинация. Если достаточно долго всматриваться в туманы, из которых сотканы стены пещеры, там можно увидеть все, что угодно.
Однако это была не фигура из тумана, а человек с белоснежными волосами, резкими чертами лица и острым носом. Почему-то он показался Кельсеру смутно знакомым.
Человек сидел на полу, закинув одну ногу поверх другой и опираясь рукой на колено. Он держал какую-то палку.
Стоп нет, он сидел не на полу, а на предмете, который как будто плавал в тумане. Белый, похожий на бревно объект был наполовину погружен в туманный пол и покачивался, как корабль на воде. Палка в руке мужчины была коротким веслом, а та его нога, которая находилась снизу, лежала на бревне и растворялась в туманной поверхности, видимая только как неясные очертания.
У тебя ужасная привычка поступать не так, как от тебя ждут,сказал незнакомец Кельсеру.
Ты кто?Прищурившись, Кельсер шагнул на край своей тюрьмы. Это не была галлюцинация. Он отказывался верить, что его рассудок настолько плох.Ты дух?
Увы,ответил человек,смерть мне не идет. Видишь ли, она на цвете лица плохо сказывается.
Он изучал Кельсера с легкой понимающей улыбкой.
Кельсер сразу его возненавидел.
Застрял тут, да?спросил незнакомец.В тюрьме АтиОн поцокал языком.Уместная награда за то, что ты сделал. Даже немного поэтично.
И что же я сделал?
Уничтожил Ямы, мой покрытый шрамами друг. На этой планете они были единственной Перпендикулярностью, к которой хоть как-то можно подобраться. Эта Перпендикулярность очень опасна, опасность с каждой минутой все возрастает, а ее не так просто было найти. Но своими действиями ты, по сути, покончил с перемещениями через Скадриал. Обрушил всю торговую экосистему, за чем, признаться, было занятно наблюдать.
Да кто ты такой?поинтересовался Кельсер.
Я?переспросил мужчина.Странник. Подлец. Последнее дыхание пламени, сотворенное из тающего дыма.
Какое-то никчемное шутовство.
В нем я тоже знаю толк.Он вскинул голову.И даже очень, если честно.
И ты утверждаешь, что не мертв?
Если бы я был мертв, зачем бы мне это понадобилось?сказал Странник, постукивая веслом по носу своего суденышка.