Вот и погорельцы из Быстриц, негромко произнес Ашарх, останавливая жеребца.
Несколько десятков людей, кутаясь в дырявые одеяла и пропахшие гарью плащи, ютились в этом крошечном лагере, установленном в самом сердце Зинагара. Ливень барабанил по тентам и перевернутым корзинам, и иногда можно было расслышать чей-то старческий кашель из продуваемых всеми ветрами палаток. Несколько бродячих облезлых псов бегали между лачугами, выискивая выброшенные прямо на мостовую кости или подгнивающие огрызки.
Городские жители брезгливо обходили площадь по самому краю, вдоль стен примыкающих домов, потому что погорельцы соорудили себе временное отхожее место прямо у подножия вычищенной лестницы, ведущей к белоснежному божьему храму, венчавшему площадь. Это высокое здание с острыми шпилями, тянувшимися к небесам, казалось ярким пятном света среди одинаковых серых домов. Белокаменные стены, разделенные на ярусы широкими скульптурными фризами, изображавшими сцены из жизни некоторых Пророков Бога, были расчерчены симметричными рядами арок. В отдельных окнах стояли дорогостоящие фацетные витражи, стекло в которых было окрашено кобальтом до глубокого синего цвета и огранено. Издалека казалось, будто это настоящие драгоценные камни переплетались в изящные узоры.
Пока профессор пытался найти место, где можно было бы оставить коня, чтобы он никому не мешал со своей громоздкой повозкой, на другом конце площади началась громкая перепалка. Несколько вооруженных копьями стражей пытались силой заставить людей сняться с места. Они пинали хлипкие постройки, легко руша их и разрывая полотнища. Испуганные женщины бранились и, прижимая к груди немногочисленные пожитки, выбегали из своих укрытий.
А ну пошли вон отседова, псы плешивые! орал один из стражей. Бездомным тут не место.
Хватит гадить под храмовые двери! поддерживал его напарник.
Из палаток стали выглядывать любопытные детские лица, многие погорельцы выбирались прямо под дождь и с негодованием трясли кулаками в сторону стражников, обещая обгадить весь город, если их не прекратят гнать с площади.
Никто вас слушать не будет! Убирайтесь отседова! Эфенди Тибост не желает говорить с отребьем.
Пущай двери-то храмовые отопрет! А коли не отопрет, так мы их сами снесем рано или поздно! раздался простуженный бабий голосок из одной лачуги.
Еще чего вздумали! Мы вас тут всех вздернем тогда!.. Вчера и так дюжину ваших уже угнали в каталажку за такие речи. Мало вам?! За ними следом хотите отправиться?
В этот момент из соседнего шалаша решительно и неторопливо поднялся внушительных размеров мужчина. Его окладистая рыжая борода закрывала половину лица, а крепкие почерневшие от сажи кулаки, какие бывают только у кузнецов, угрожающе сжимались, пульсируя вздутыми венами. Стянув с головы драную шапку и раздраженно бросив ее себе под ноги, крестьянин сплюнул и угрожающе пошел в сторону стражников, которые даже как-то невольно сжались от одного только вида сурового гиганта, способного голой рукой проломить кому-нибудь голову.
А ну подайте нам сюда этого Гусака! Он нас дома лишил, детей родных пожег, а теперь прячется, как трусливый гоблин, в своем храме! прогрохотал рыжий кузнец.
На площади сразу же стало тише. Другие погорельцы, не обладавшие таким запасом храбрости, испуганно поглядывали на кузнеца, но помогать ему не спешили, а вот к двум стражникам неожиданно пришла подмога еще из нескольких человек, словно по мановению руки возникших около храмовой лестницы. Дерзкого оратора принялись обступать со всех сторон. Хмурые воины ощетинились копьями, молча направив их на нарушителя и демонстрируя всю серьезность своих намерений.
Бервард, не валяй дурака! Ты силой не обделен, но и мы тоже не из дерьма слеплены! подал голос один из воинов, который был покрепче и постарше остальных.
Это мы сейчас проверим! воскликнул кузнец и сделал резкий рывок в сторону.
Он схватил копье ближайшего стража за древко и дернул его на себя с такой силой, что побелевший от напряжения мужичок полетел следом за своим оружием, так и не расцепив рук. Бервард мощной пятерней вцепился бедняге в горло, сжав его практически до хруста, а после с плохо сдерживаемой злостью бросил покрасневшего воина на мостовую. Остальные блюстители порядка даже толком ничего не успели сделать, а кузнец, уже потрясая отобранным копьем, угрожающе нависал над поверженным противником. Задыхавшийся стражник хватался за горло, на котором остались четкие синие следы от пальцев, и сипел, жалобно ползая по камням.
Забирай своего очередного соплежуя, Гици. И приведи мне сюда Тибоста, иначе я позабуду о нашей старой дружбе, и тогда тебе не поздоровится. Ты знаешь, я слово держу.
Бервард бросил копье на землю, и оно, бренча и позвякивая, подкатилось к самым ногам воинов. Полузадушенный стражник, захлебываясь хрипами, понял, что убивать его не собираются, и скорее пополз по сырой брусчатке в сторону товарищей, которые не смогли постоять за него в сложную минуту. Пострадавшего подхватили под руки и понесли к храмовым дверям, скорее поднимаясь по ступеням. Однако уже находясь на вершине лестницы, раненый воин все же обернулся и глухо просипел, мстительно потрясая пальцем:
Тебе это так с рук не сойдет, сукин сын! Уж теперь-то мы от вас точно избавимся подчистую, как от заразы!
Бервард злобно рыкнул, и стражники поспешили исчезнуть в небольшой галерее, тянувшейся вдоль храмовой стены, чтобы вновь не спровоцировать драку. На площади несколько мгновений было тихо, а после погорельцы потянулись в сторону кузнеца. Кто-то похлопывал его по могучей спине и хвалил за напористость, другие лишь качали головами и хмурились.
Ашарх и Лантея, ставшие невольными свидетелями разыгравшейся на их глазах сцены, переглянулись, взволнованные всем происходящим. Они стояли в переулке у «Приюта Мартины», спрятавшись от ливня под парусиновым навесом, и наблюдали за площадью.
Нужно отнести Витима туда, сказала хетай-ра и кивнула в сторону небольшой толпы, собравшейся вокруг кузнеца. Я сама. Будь здесь.
Девушка обогнула арбу и бережно стянула промокшее одеяло с больного. Достав из кокона тряпок исхудавшего мальчика, безостановочно трясшегося в ознобе, Лантея подхватила его на руки, даже не почувствовав вес парня. Его бледное лицо было искривлено маской страдания, а из-под приоткрытых век виднелись лишь покрасневшие белки глаз. Прижимая к себе хрупкую ношу, хетай-ра ступила на площадь и медленно двинулась сквозь лагерь к толпе погорельцев, собравшихся вокруг рыжего кузнеца, грозно возвышавшегося над людьми, как маяк над морскими валами. И с каждым шагом Лантеи все больше людей поднималось со своих мест, они вылезали из палаток и завороженно смотрели на бледное тело ребенка в богатом кафтане.
Витим! Сынок Имая!
Откуда-то раздавались неясные шепоты, вздохи, а потом и всхлипымальчика узнали, его окликали по имени, но больной почти не реагировал, жалобно постанывая.
Живой вроде!
Бервард издалека заметил фигуру девушки в плаще, несшую изувеченное дитя. Он двинулся навстречу, расталкивая людей, и в итоге ловко перехватил у Лантеи ослабленного юношу.
Ножки его изуродованы как!
Бледный совсем! Знахарей покличьте!
Толпа вокруг взволновалась, как живое море. Со всех сторон спешили люди, чтобы посмотреть на выжившего мальчика, коснуться его лба, попричитать. Где-то пробивались к больному старухи-знахарки, кто-то нес котлы с чистой водой, а другие искали одеяла и чистые тряпки. Все погорельцы хотели помочь чудом оставшемуся в живых Витиму. Лантея суетилась вместе с остальными, иногда ловя на себе вопросительные взглядыседовласая вооруженная девушка нравилась далеко не всем, хоть никто ее напрямую ни о чем не спрашивал. Крестьянам пока было, что обсудить и о чем потревожиться.
Эх, как парнише сказать, что вся семья-то его сгорела?
Сиротка он теперь. Жаль мальчугана.
Вот что поганец-жрец натворил! Дитя невинное на всю жизнь калекой сделал!
Многие горожане, заинтересованные происходящим, высовывались из окон ближайших домов или останавливались под натянутыми навесами торговых лавок, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события. С каждой минутой людей становилось все больше, и даже Ашарх почувствовал себя неуютно, словно он оказался невольным зрителем какого-то уличного выступления. Немного отойдя вглубь переулка, где из-за перегородившей его арбы было совершенно пусто, профессор присел на порожек задней двери «Приюта Мартины», решив подождать и отдохнуть здесь, в надежде, что Лантея все же вскоре вернется к нему, а не останется на площади, помогать погорельцам восстанавливать справедливость.
Вытянув ноги и тяжело вздохнув, Аш устало потер лицо, сдергивая свою повязку со лба, в которой уже совершенно не было необходимостив городе было достаточно своих проблем и распрей, чтобы стражники обращали внимание еще на что-то, кроме погорельцев, угрожавших снести двери храма. Еще и этот непрекращавшийся ливень очень действовал на нервы.
Что, дурной выдался день? раздался откуда-то тихий хриплый голос.
Профессор удивленно закрутил головой, оглядывая ряды пустых бочек, стоявших в переулке вдоль стены. В куче помоев, сваленной у разбитого почерневшего от гнили ящика, явно кто-то копошился, но, судя по писку, это была обыкновенная крыса. Короткий смешок, прозвучавший совсем рядом, заставил Ашарха вглядеться в темноту проема напротив. По другую сторону узкого переулка находилась старая заколоченная дверь в неглубоких сенях, превращенных в склад рассохшихся бадеек и заржавевших прутьев. В темноте небольшого помещения, зажавшись между мусором и стеной, без движения сидел сгорбленный обросший бедняк, тихо покусывавший собственные грязные ногти и не сводивший с профессора пугающе ясный взгляд зеленых глаз. Его трудно было заметить, до того хорошо он сливался с мраком.
Ты кто? не придумав ничего лучше, спросил Аш.
Человек явно был бездомным: одежда на нем изорвалась и отвратительно воняла даже на расстоянии, волосы сбились в неопрятные клоки, а в неухоженной бороде виднелись крошки и куски еды. Всего несколько метров переулка разделяли профессора и нищего, и Ашарх невольно удивился, как он ни разу не обратил внимания на этого горбуна, пока сидел на порожке.
Просто одна из блох Зинагара, с хрипотцой ответил бедняк и сам же рассмеялся над собственным определением, зайдясь в лающем кашле.
И что тебе нужно? опасливо поинтересовался Аш.
Хочу знать, сколько монет имеет при себе профессор из Италана.
Сам того не ожидая, преподаватель вздрогнул, и эта реакция еще больше позабавила бездомного, который даже подался немного вперед, вылезая из своего угла. Лицо его, испачканное и оттого темное, перечеркнула желтозубая улыбка, в которой не хватало клыка.
С чего ты взял, что я профессор из Италана? напрягшись, спросил Ашарх.
Я ведь знал, что память моя еще не так плоха. Видел я где-то это лицо. Шрам над бровью, темная коса и смуглая кожа южанина пробормотал нищий, снова принявшись грызть свои ногти на руках. Нездешний ты. Сапоги хорошие, выправка горделивая, а от упоминания столицы дрожишь, как мышь под веником. Не ты ли тот душегуб, чье лицо на всех стенах в округе висит, и о ком на каждом углу болтают?
Горбун не спрашивал, он утверждал, не сводя с собеседника свой проницательный взгляд.
Ты говоришь глупости. Да, бывал я в столице, но никакой я не профессор и уж точно не душегуб. Напутал ты, любезный. Ищи себе другого дурака.
Ашарх поднялся на ноги и скорее двинулся ближе к площади, намереваясь быстрее исчезнуть из поля зрения нищего. Но в спину ему донесся небрежный выкрик:
Я уже нашел того дурака, что мне нужен. И что нужен городской страже и Сынам Залмара!
Замерев на месте, профессор ощутил, как воздух с трудом проникает в его легкие. Кажется, на одно мгновение его лишили всех сил и мыслей. Проклятье! Этот горбун знал все!
Ну-ка, не беги.
За спиной Аша раздались шаркающие шаги бедняка, который выбрался из своего убежища и теперь предстал перед собеседником во всей красе. Преподаватель обернулся и с плохо скрываемым страхом уставился на уродливого нищего, который собирался сломать ему жизнь. Искривленный на левую сторону горб согнул спину бездомного в вопросительный знак, и от того казалось, будто обросший и грязный мужчина постоянно кому-то кланялся. А в руках у него блестела острая самодельная заточка.
Что ты хочешь за свое молчание? прямо спросил Ашарх, понимая, что бегство не решит эту неожиданно возникшую проблему.
А что по-твоему нужно обездоленному горбуну? Деньги, конечно! Звонкие квики правят миром, а ялишь их покорный слуга.
Профессор запустил дрожащую руку в карман брюк, но там лишь сиротливо лежала одинокая монета в полквика, оставшаяся еще с посещения Бобровых хаток.
Это все, что у меня есть, сказал Аш и бросил деньги нищему. Тот на удивление ловко их поймал, явно приученный суровой жизнью на улицах хвататься за каждую монету крепче гоблина-ростовщика.
Этого мало. Я хочу больше. Иначе стража мигом узнает, кто ходит по улицам Зинагара.
Мне больше нечего тебе дать! в отчаянии воскликнул профессор, выворачивая пустые карманы и демонстрируя их бездомному.
Хитро улыбавшийся горбун с головы до ног осмотрел Ашарха, словно опытный рабовладелец, оценивавший качество товара.
Сапожки столичные, хорошие да крепкие. Как раз для моих уставших ног!
Профессор упрямо сжал челюсти, а потом принялся разуваться. Какое унижение! Если бы Лантея была рядом, а не суетилась в толпе погорельцев, то она наверняка решила бы эту проблему быстро и радикальновонзив в грудь горбуну один из кинжалов. Но Ашарх мог лишь проклинать себя на чем свет стоит и послушно стягивать сапоги. В тот момент его воротило от собственной слабости и неспособности постоять за свою жизнь.
А, чудно! Чудно! восторженно завопил нищий и резво выхватил испачканные в грязи сапоги, словно они были сделаны из золота. Не мешкая, он сунул их себе под мышку.
Теперь ты доволен? Можно мне идти? спросил профессор, зябко поджимая мгновенно промокшие ноги в портянках и опасливо поглядывая на заточку в руках бездомного.
Э, нет! Этого все еще мало. Я коня хочу. Того, ладного, сказал горбун и указал Ашарху за спину, где послушно стоял вороной жеребец, все еще впряженный в пустую арбу. Знаю, что он твой.
Не слишком ли много ты запросил? осмелел преподаватель. Конь дорогой!
А что дороже, этот конь или твоя жизнь и свобода? ухмыляясь, поинтересовался бедняк, поигрывая самодельным оружием и вплотную подходя к собеседнику шаркающей походкой. Давай выпрягай его из этой колымаги и вали отсюда на все четыре стороны!
Профессор, чувствуя себя трусом, каких свет не видывал, подошел к коню и положил ему ладонь на шею, молча прощаясь с животным, которое своей тихой покорностью понравилось ему еще при их первой встрече. Словно осознавая всю важность момента, жеребец повернул голову и мягкими губами ухватил рукав туники Ашарха.
Хватит там возиться! Выпрягай, я сказал!
Вынув оглобли и сняв тяжелый хомут, профессор отступил от коня. Не собираясь упускать свою удачу, горбун ловко подбежал к высокому вороному жеребцу и схватил поводья.
Вот тебе совет от умного Варадея напоследок, душегубец. В этом городе назревает кое-что нехорошее. Уходи отсюда, коли жизнь дорога, да поскорее.
После этой странной туманной фразы, нищий закашлялся и, сунув заточку в рукав, направился вглубь перекрестка, уводя за собой не особенно сопротивлявшегося коня. Несколько мгновений Ашарх с жалостью смотрел вслед животному, пока Варадей не крикнул:
И спасибо за гостинцы!..
После этого профессор разозлился и топнул ногой, но почти сразу же охнул из-за того, что какой-то острый камень впился ему в пятку. Всего пять минут он провел без Лантеи и успел нарваться на неприятности, которые стоили ему всего, что у него было! Надо же так глупо попасться! Какой-то вонючий бездомный унизил его и ограбил Хотя горбун ведь мог и не согласиться на подкуп и честно сдать пойманного преступника страже, так что, может, Ашу и повезло в какой-то степени.
Подхватив с бесполезной теперь арбы сумку девушки, профессор направился в сторону площади, намереваясь как можно скорее отыскать там хетай-ра. Повязка вновь вернулась на лоб Ашарха, и он мысленно пообещал себе, что вообще не будет ее снимать до тех пор, пока не покинет пределы страны. Всего на минуту расслабившись, он сразу получил хороший жизненный урок о том, как важно быть внимательным и не забывать об осторожности. Но все произошедшее не становилось менее обидным от этих мыслей.
Людей в центральном районе Зинагара стало как будто еще больше: теперь все свободное пространство площади было занято или горожанами, или погорельцами, организовавшими вокруг Витима целый полевой госпиталь. На памятную стелу забрались любопытные дети, пытавшиеся разглядеть что-нибудь в толпе, а на некоторых крышах даже можно было заметить одиноких гарпий в городских одеждах. Пару раз Ашу показалось, что он увидел среди людских голов промелькнувшую седую макушку Лантеи, но с абсолютной уверенностью трудно было о чем-то наверняка заявлять, так как столпотворение постоянно находилось в движении.