Она решила заходить не через Кедровые, как все, кто возвращался из храмов: Лазуритовые находились ближе к ее дому, снаружи, обогнув часть городской стены, до них было быстрее, чем потом петлять между улочек.
Обычно по утрам тут царила шумихаторговцы с повозками переругивались друг с другом за право пройти вперед, стражники осматривали товар, а простые путники старались, чтобы их никто не сбил с ног. Война все порушила, торговцы, если и были, уже прошли, народ не лился в ворота полноводным ручьем, а капал жалкими каплями вина из бутылки, осушенной пропойцей.
Лайэнэ бегло осмотрели на входе, потом чуть более пристально, заметив, что женщина молода и красива.
Что, красотка, ночью к дружку бегала? Не от мужа ли? подмигнул ей один из стражников. У нее сердце зашлось, показалосьлицо знакомое. А затем почудилось, что и Рииши сейчас появится здесь, он нередко бывал на тех или иных воротах с рассветом. С ответом Лайэнэ замешкалась, и услышала «Давай уже, проходи», как раздалось громкое «Дорогу!»и прогрохотали копыта.
Отскочить в сторону она еле успела, но не удержалась на ногах, упала и крепко ударилась. В голове что-то хрустнуло, лопнуло; еще падая, Лайэнэ успела увидеть золотой флажок у гонца. Послание из Столицы
Очнулась Лайэнэ на широкой лавке в какой-то каморке с деревянными чистыми стенами и небольшим окном. Со стоном подняла голову; тут же вбежала какая-то женщина, захлопотала, помогая сесть, принесла воды. Теперь, сидя, Лайэнэ могла видеть, что за окноммаленький дворик и помещения городской стражи. А ее, значит, сюда принесли и оставили, возиться особо не стали, невелика птица. На миг ощутила не то досаду, не то желание рассмеятьсяявись она сюда с год назад и в своем нормальном обличьи
Благодарю за заботу, сейчас я уйду, сказала она, поднимаясь; наступила на ногу и охнула. Только сейчас сообразила, что тени за окном какие-то больно уж длинные.
Который час? спросила с замиранием сердца.
Можно было рыдать, проклинать себя или судьбу, но надежда еще оставалась. До заката есть время, хотя и немного его; если вызвать носилки, она скоро будет дома. А там и слуги, и деньги. Она попросила о помощи женщину, пообещав расплатиться щедро. Та согласилась, правда, окинув незнакомку придирчивым взглядом. Лайэнэ не могла дать ей даже задаток, несколько монет, что были с собой, потеряла там, у ворот, когда ее сбила лошадь.
Растирая щиколотку, молодая ашринэ уселась ждать.
Небо становилось бледнее, желтее.
Посланница где-то замешкалась, видно, не поверила, что у пострадавшей путницы всерьез есть какие-то деньги. Если бы не выкатились монетки из рукава! Пожалела сто раз, что не взяла с собой кошелек, который можно надежно привязать к поясу: все равно грабителей по дороге не встретила, а городская стража кошельки у людей не срезает.
Дохромав до окошка, Лайэнэ выглянула, окликнула каких-то стражников, шедших по двору мимо, объяснила, в чем дело; они обещали помочь и тоже исчезли. Оставалось кричать, как задержанная за буйство на какой-нибудь вечеринке, чтобы привлечь хоть чье-то внимание.
А затем перестать наконец выдавать себя за другую. Еще бы прошел кто снова
Совсем уже решила назватьсяв другом месте так бы сразу и поступила, но тут опасалась насмешек и сплетен за спиной, решат еще, что за прежним их командиром явилась, не зная, что нет его в городе. И без того задержал ее тут прошлой осенью, спасибо, Кайто Аэмара вызволил
Прокляла себя десять раз, но под кожу въелись правилаизлишнего, дурного внимания не привлекать. Даже сейчас не смогла поступиться вбитым с детства законом.
Назваться она не успела, носилки-таки доставили. Хмурый верзила на руках вынес ее на улочку, усадил в деревянный короб.
Лайэнэ глотала слезы и беззвучно молилась. Ее, считай, не было целый день. И надо успеть домой и обратно к воротам, пока их не закрыли. Или сразу в Лощину? Нет, без зелья возвращаться нет смысла. Обратно так просто не выбраться, придется давать объяснения, куда это она зачастила.
Как быть, если каждый миг дорог?
Женщина-посланница крутилась подле, отчитываясь, как трудно было достать носилки. Она намеревалась проводить свою подопечную, чтобы не лишиться выгоды.
Лайэнэ было все равно. Вот сейчас будет дома, велит служанкам расплатиться, и наймет новых носильщиков, лучше бы лошадь, конечно, жаль, что ездить верхом не умеет она. Да, так и поступитзаплатит за лошадь вместе со всадником, пусть отвезет ее сам.
Улочки, соседние с ее домом, встретили привычным по середине весны ароматом гиацинтовони пахли сильнее ирисов, заглушая их голос. Моглапробежала бы оставшееся расстояние. Но приходилось сидеть; искусала себе все губы, измяла грубоватое полотно юбки.
Все холодней становилось в груди, будто не к дому подъезжала, а к месту казни.
Глава 2
Ворота, уцелевшие при взятии крепости, зияли дырами, доски торчали вокруг, как остатки зубов. Обугленные балки, обвалившиеся перила. Дерево еще тлело. Остро пахло гарью, словно и сам воздух тут поджигали. Ветер свистел, ныряя меж досок и разваленных бревен, словно показывал свою лихость. По доске хлопала, зацепившись за гвоздь, обгоревшая тряпка, недавно одно из знамен.
Никто не помешал Лиани дойти до Сосновой, даже собственная слабость. Солнце поднялось уже до верха стентори-ай ошибся, времени, чтобы добраться, понадобилось больше двух часов.
Крепостьто, что от нее осталосьне пустовала: меньше десятка человек бродили внутри. Своих приятелей он среди них не увидел. Кто-то пытался помочь раненым, кто-то потерянно ходил туда-сюда среди тел, ища близких или просто выживших. Подросток, перемазанный сажей, сидел посреди двора, будто на островке в половодье, когда вставать попросту бессмысленноидти некуда. Женщина в красном шарфе, повязанном на голову, никак не могла поднять мужчину, лежащего вниз лицомон был больше ее раза в два, и она все тянула и тянула его за плечи. Лиани ее не знал, видно, пришла из деревни. Старик, отвоевавший свое и живший в Сосновой из милости, полусидел, прислонившись к бочке, и деловито разглядывал страшную рану на ноге: часть голени обгорела, и видна была кость. Но он, казалось, боли не чувствовал, и прикидывал, как бы ловчей перевязать.
На юношу внимания никто не обратил; будь он из вражеского отряда, мог бы убить всех. Он тоже никого не окликнул, расспросить; тоже бездумно вошел в этот медленный хоровод, побрел, отыскивая знакомых. Эйли Амая нашел быстро. Лицо младшего офицера уцелело, на нем почти не было грязи и сажи. Только цвет серо-белый, не как у живого. А вот летописца, секретаря командира Таниеры, свесившегося с каменной лестницы во двор, узнать можно было лишь по кольцу из ониксане привык к сражениям, и снять позабыл. Рухэй кольцо почему-то не взяли; но они, похоже, не особо и грабилибольше старались разрушить. И еще, и еще были лица, одни целые, другие нет; мужчины молодые и старые, те, кому уже привязался, и те, к которым привязаться еще не успел, но привык. Мертвые.
Почему-то сейчас это почти не вызвало отклика. Как будто перед ним были не люди, с которыми еще суткиили двое? назад дружески разговаривал, а остатки сарая, разметанного наводнением, и он отмечал разрушения и прикидывал, что еще уцелело.
Тело командира Сосновой Лиани нашел у стены: его вместе с телом помощника уже отыскали, уложили, накрыв уцелевшим куском ткани. На лица юноша смотреть не стал.
Он забыл и про боль, и про багровые вспышки перед глазами, и обходил Сосновую, кусочек за кусочком. На сохранившуюся небольшую часть галереи он подняться не мог, не пытался даже, и переворачивать тела, стараясь найти выживших, не получалось. Но это делали другие, наконец разглядевшие его и теперь бредущие следом за ним. Из командиров, даже десятников, не уцелел, похоже, никто.
Не знал, не понимал, сколь долго уже находится здесь.
На глаз нельзя было сказать, как сильно повреждены деревянные переборки, но, похоже, старой Сосновой пришел конец. Камня и дерева тут было примерно поровну, выходит, половина ее сгорела. Даже сейчас, не в силах вдумываться, Лиани удивился этому. Врагов было много, но не настолько, чтобы нанести крепости такие раны.
«Они и пришли за этим, не за богатством же, которого здесь отродясь не было», мелькнула мысль, далекая, словно возникла не в его голове.
Постепенно, из картинок и реплик, он складывал картину боя и последовавшей за ним резни. Враги прорвались через давно заложенный ход, и откуда узнали о нем? Лиани не знал, просто понял, увидев в стене отверстие. Не все они прошли, тут слишком узкое место. Но лазутчики, верно, устроили переполох, убив офицеров.
У самого хода сражения не было, рухэй ворвались в ворота. Но два тела лежали здесь, видимо, караульные; уязвимое место, хоть и почти никому не известное, все же поставили охранять. Лиани всмотрелся в убитых. Неясно, как это сделали. И что-то жуткое в лицах, будто перед смертью солдат испугало что-то. И ход он был заложен камнями, но от удара изнутри они выпали. Тут-то все ясно.
Но еще яснее теперьпредатель был в крепости. Теперь-то его не найдешь. Все командиры погибли, значит, не они, и это хоть горькая, но отрада. Могли, конечно, убить и предателя, как только он стал ненужным, но об этом думать и вовсе не хочется. А хочется его отыскать. Живым.
Запах дыма и гари все не становился привычным. Он проступал отовсюду, крепость сочилась им, как сосны смолой.
Лиани бродил по крепости, позабыв, что надо отправить помощников к монаху и раненым товарищам. Уже не искал разгадок, да и выживших, не по первому разу пересек двор, осмотрел развалины, не задумываясь, есть ли в этом какой-то смысл.
На перевернутую тележку опустилась сорока, застрекотала. Невольно проследил взглядом за птицей, заметил розовую тряпку, зацепившуюся за колесо. На уголке была грубовато вышита пчела над цветком. Шарф Кэйу.
Нагнулся, попробовав отмотать его, в бок вонзились раскаленные когти, подогнулись ноги; он так и замер на коленях у тележки, уткнувшись лицом в колесо. Сколько-то времени прошло, пока не осозналон по-прежнему сжимает в руках полоску ткани, а над ухом кто-то всхлипывает, трогает за плечо.
Теперь-то он уж точно видел перед собой Кэйу, а не другую. Живую, растрепаннуюкофта на груди почти развязалась, на щеках царапины и грязные разводы. Смотрел на нее, и смотрел, и пока девушка не кинулась с плачем к нему на шею, тогда только вскрикнул, запоздало перехватил ее руки.
Кэйу заговорила не сразу, поначалу он испугался, что она вообще говорить не сможетдоводилось о таком слышать. Но нет, этого Небеса не отняли у нее. Только звуки сперва не получались, прыгали по губам. Не сразу сумел понять, что она пытается произнести. Не только из-за сбивчивой речи; Кэйу не могла знать о его боли и слабости, и слова проходили мимо нее, а он не мог, права не имел сейчас ее отстранить.
Как утопающий за соломинку, так ухватилась за него девушка, а Лиани безнадежно пытался утешить ее, зная, что бесполезно. Потом она собралась, заговорила тверже, и слушать смогла, только все держала его за руку.
Где же ты пряталась?
Там, она показала на угол кухникаменный пристрой выстоял. Лиани вспомнил, что там стоял сундук.
В сундуке?
Нет, там бы нашли, девушка замотала головой, Под ним половица отходила, и яма внизу немного, там же погреб рядом, осыпалось Наш старик все заделать хотел
О каком она старике, Лиани не понял, но и не уточнил. Может, тот, что сидит во дворе?
Но как ты почему не ушла вместе с женщинами?
Не все ушли, тихо всхлипнула Кэйу, А я приболела, ну и потом
Да, среди тел были и женские.
Дурак я, подумал Лиани. Неважно, что значит это «потом», должен был отправить ее, проследить за этим, а я просто забыл, решил, что уйдет. И попрощаться забыл, так все навалилось сразу. Только не оправдание.
Ее не тронули захватчикиспряталась хорошо, и на теле не было ни одной серьезной царапины. А в душеон видел, будто Кэйу, прозрачной былане осталось живого места.
А в его душеоблегчение, что нашлась и жива, но все перекрывала дымная гарь, и не удавалось ощутить простого человеческого родства с этой девушкой: сродни ему была разоренная крепость.
Он собрал уцелевших, рассказал им, что помощь подойдет скоро, и сам на это надеялся. Добравшегося до Сосновой жителя соседней деревнивраг не тронул ееотправил обратно, привести людей.
Отправил за ранеными двоих из выжившихконюха и мальчишку-подростка из тех, что есть в любой крепости, помогают всем сразу и мечтают о воинских подвигах. У мальчишки была рассечена ладоньотбил чужой клинок, но сам он был достаточно крепким, если что, на него опереться получится.
Когда здесь будет монах, и подоспеют люди из деревушки, можно будет похоронить убитых, начать хотя бы.
Лиани к осыпи не пошел, хотя сперва думал об этом. Но осозналсвалится на полдороги, и тащить придется уже троих. Кэйу увела его в уцелевшую подсобку при кухне, поменяла повязку, уложила на лавку, отдохнуть хоть немного. Она отчаянно хваталась за то, что можно сделать прямо сейчас, то, что понятно, и боялась на шаг отойти от Лиани, боялась смотреть во двор. А юноша сейчас мог утешить ее только тем, что попросить и принять ее заботу.
Ребра болели по-прежнему, дышать было трудно, но он понял, что все же заснет сейчас. Пробормотав, чтобы Кэйу сразу будила, если что, на худой конец когда посланцы вернутся, он закрыл глаза, чувствуя, что девушка снова ухватила его за руку: то ли Кэйу для Лиани якорь, не уйти навсегда в забытье, то ли он для неес ума не сойти.
**
Сумерки бросили притворяться днем, они, сизые и сиреневые, спускались слишком быстро. На стук носильщика распахнулись невысокие резные ворота, Лайэнэ, приложив палец к губам, сделала знак ахнувшим слугаммолчать. Они внесли ее в дом, расплатились с женщиной и носильщиками, засуетились возле хозяйки, а той ничего сейчас не хотелось, только добраться до флаконов и умчаться в Лощину.
Наверное, впервые в жизни ее никто в собственном доме не слушал. Обеспокоенные, домочадцы сновали вокругприложить лед к свежему синяку над правой бровью, примотать к ноге компресс из целебных трав. Лайэнэ не умела заставить себя слушаться, обычно ей рады были услужить и так.
Сумерки густели, наливались синевой и вечерними ароматами. Безнадежностью.
Подите все прочь! наконец выкрикнула она, сидя на подушках на собственном ложе, и швырнула одну из подушек в служанку. И зарыдала, уткнувшись лицом в покрывало.
Слуги, испуганные и озадаченные, ушли тихо-тихо, не скрипнув половицей, не стукнув дверной створкой. Слезы схлынули так же внезапно, как прорвались. Умирая от стыда и тревоги, Лайэнэ вытерла лицо, кое-как поднялась, дохромала до своих ящичков, поспешно, едва не уронив, вытащила шкатулку. Вот этот флакончик, и, пожалуй, вот этот он, кажется, тоже не полон. Сдвинула отобранное на край стола. На первое время хватит.
Дрожащей рукой ухватила чашечку со сладким питьем, заботливо оставленным слугами. Весь день во рту не было ни капли воды. Съесть бы еще хоть что-нибудь. Но ворота, ворота
Ничего сегодня не будет с ним, можешь не волноваться.
Когда серая тень появилась из-за прикроватной занавеси, Лайэнэ испытала не страх, а почти облегчение.
Ты пришел убить меня?
Нет. Поблагодарить.
Звон раздался: Лайэнэ посмотрела вниз. Сине-белые осколки лежали возле ее ног, а чашечки в руке не было. Не заметила, как пальцы разжались.
Тэни жив. Уж это я чувствую даже через монастырские стены
Что как она оперлась на столик; голос не слушался, и ноги тоже.
С него сегодня не спустят глаз. В Осорэи явился гонец из Столицы. Я передал весть об этом; предупредил, что Дому и наследнику надо быть готовыми ко всему. И к покушению тожеот местных. Не думаю, что все так плохо на деле, но сейчас
Лайэнэ закрыла глаза. Голова закружилась.
Сядь, он вернул ее на кровать, сам отступил на прежнее место.
Слуги пока не придут, если что я занял их в другом месте дома.
Пожар, что ли, устроил? обессилено подумала молодая женщина, и ей было все равно. Энори смотрел на нее, собранный, похожий на сжатые в кулак пальцы. Просто смотрел. Что он недавно сказал? Поблагодарить?
Не понимаю я же помешала тебе.
Да, помешала. Но я могу хотеть разных вещей. Это нежить вроде тори-ай одержима убийством, не я.
Шагнул ближе, неожиданно опустил взгляд. То ли просто в пол смотрел, то ли на сине-белые черепки.
Спаси мальчика, Лайэнэ. Я сам не смогу.
Чего ты хочешь? спросила онарастерянно, напряженно.