Нет, продолжил я, подвергается. Моль оспаривает ее у нас!
Слушатели синхронно кивнули.
Мое бедное, узкое суконное платье, товарищ моих тяжких трудов и свидетель моих бедствий, я без сожаленья сменил тебя на крестьянскую куртку. А ты лежишь в ящике комода, между несколькими пучками лаванды, посыпанное камфарой. Хозяйка присматривает за тобой и время от времени вытряхивает тебя. Но это бесполезно. Ты погибнешь от моли, как крот от личинок мухи, как уж от кожеедов, как мы сами Но не будем углубляться дальше в бездну смерти. Все должно вновь переработаться и обновиться в той плавильне, куда смерть постоянно доставляет материал для непрерывного процветания жизни.
Аминь-с, облегченно сказал Шимс и скрылся в моей спальне, чтобы наконец-то предать помойному ведру скорбные останки яичницы. Генри счел, что самое время нам слегка поздороваться.
Привет, Берти. А я как раз хотел поинтересоваться, дома ли ты, дружище.
Я-то дома, но ты-то как, пасынок Монтесумы? Как поживают твои необъезженные мустанги?
Да мустанги-то что, те же кони, только звери. А я вот вдругбампц! и, похоже, наследство получил от английского дядюшки.
Сколько?
Ну там это хлопот невпроворот, сплошные болота, народ суеверный, дом старый, вот-вот обвалится, дымоходы не чищены, с потолка капает, гаража нет, электричество проводить надо, дороги строить
Сколько-сколько?
Наверно, миллион. Но еще ничего не решено.
И тут Генри вдруг смерил меня тем особым двусмысленным взглядом, каким, внезапно посолиднев, смотрит на вас разыгравшийся фокстерьер, решая, вцепиться вам зубами в икру или на этот раз все-таки следует воздержаться и подождать более благоприятного случая. Когда, благостно покуривая в кресле «Дармоедов», я вижу такой взгляд на лице приближающегося ко мне Таппи или Бинго, то не трачу время на разговоры о погоде, а сразу спрашиваю: «Сколько?», потому что совершенно очевидно, что он хочет разжиться деньжатами. Но до сих пор никто не отвечал: «Наверно, миллион». С такой суммой лучше быть уверенным.
Генри смущенно попятился в кресле, задел локтем каминную кочергу, и, водружая ее на место, вдруг сказал:
Этот твой дворецкий, Шимс, он какой-то сам не свой. Ну просто на себя не похож!
Так значит это и не он.
Ну да, ну да, конечно, он полез ко мне с разговорами про моль, и не сказал ни как по-латыни, ни чем питается. На них, что ли, революция так влияет? У вас же Советской Союз под боком, что-то долетает с ветром Вообще вы здесь в Лондоне странные. Ты знаешь, что у меня ботинок пропал? Ведь у меня здесь ботинок пропал!
Я кинул ошалелый взгляд на его ноги, аккуратно лежащие на столике и обутые в пару ковбойских сапог со здоровенными такими каблуками, и промолвил:
Не знал, что ты носишь ботинки.
Я?! Да нет, да нет. Ботинки носят таксы. В зубах. А я их купил в магазине, сразу возле отеля, и выставил за дверь своего номера, в гостинице, чтобы их натерли черной ваксой, ну. Черные чтоб были.
А они были не черные?
Нет, конечно. Они были нормальные, цвета яркого кофе с молоком.
А почему же ты не купил черные?
Берти, мне и в голову б такое не пришло! У нас черную обувь надевают на похороны и на свадьбу, а бедному дядюшке Чарли все равно уж ничем не поможешь И потом этот проклятый макаронник, он же уверял меня, что это типичные английские ботинки. «Взгляните только на каблук, говорил он, и если это не самый настоящий английский каблук, то я съем свою шляпу», правда, как я теперь вспоминаю, никакой шляпы на нем не было, потому что будь на нем шляпа, то его мерзкая адриатическая лысина не торчала бы у меня сейчас перед глазами. Тут Генри посмотрел на меня взглядом фокстерьера, решившего кусать. Берти Послушай, Берти Вот ты отлично разбираешься в ботинках.
Я хотел уж скромно возразить, что хотя я и написал однажды статью в модный дамский журнал о том, как не должен одеваться джентльмен, если он хочет быть верно понятым, в сущности, мои познания в обуви не простираются дальше, чем это необходимо, дабы не испачкать носки, но Баскервиль не дал мне рота раскрыть и продолжил:
Ты отлично разбираешься в ботинках. Ты настоящий английский аристократ. А меня ждут в этом чертовом Баскервиль-Холле, понимаешь, наследника древнего рода, а я родился в Вайоминге. Детство и большую часть юности провел в Соединенных Штатах, в Канаде. Отсюда и эти сапоги, и эта шуба. Когда я ем рыбу, мамаши дочек уводят. А однажды вообще отличился. Говорю себе, говорю что-то и вдруг рукой по столухряп! Напоролся на вилку.
С нашим королем случилось то же самое, и он издал указ, чтобы всем класть вилки зубчиками вниз.
Но я-то не король.
А мог бы не хуже.
И согласись, я совсем не на то учился, чтобы вступать во владения всякими Баскервиль-Холлами.
Здесь я вынужден был признать его правоту.
Послушай, Берти, мне пришла в голову гениальная мысль, давай поедем туда вместе! с фальшивой внезапностью воскликнул он, хотя эта его атака все равно выглядела спланированной. Мы скажем, что тыэто я, покрутимся там, разберемся с делами, поместье продадим, а потом я вернусь в Чикаго, и поминай как звали. И все сохранят память о владельце поместьяистинном, чистопробном джентльмене с медальным профилем, безукоризненными манерами, элегантном от подошв до кончика цилиндра ведь оно называется цилиндр, да?
Ну, не знаю
Не знаешь, так меня послушай. Это все провернуть очень просто. Меня там никто не видел, тебя тоже. Это такая дыра, куда даже солнце раз в месяц заглядывает, по дороге на южный берег. Что нам грозит? Ничего.
Но там, наверно, есть тетушки
Нет! Вот клянусь! Ни одной! Ни тетушек, ни младенцев. Я никогда еще не видел местности, где жило бы столько одиноких мужчин и женщин, и они проявляли так мало интереса к семейной жизни.
Это как раз весьма подозрительно, вставил я. Если одинокие мужчины попадают в пределы досягаемости одиноких женщин, да еще в замкнутом пространстве Гримпенской трясины, то срабатывает механизм болота. В смысле, те их с роковой неизбежностью на себе женят и начинают яростно плодиться.
Ты читал Стерна? неожиданно спросил Баскервиль.
Стерня? Это колючий ерш на полях, по которому ходят скворцы и поэт Роберт Бернс? И юные создания упихивают ею свои опусы?
Не стерня, Берти, а Стерн. У него дядюшка Тоби получил на войне рану в пах. А потом в него влюбилась вдова и никак не могла выяснить, может ли он жениться.
Ну и что?
Ты не помнишь, он эту рану ведь тоже получил на болотах?
Шимс, обратился я к своему камердинеру, который всегда в нужные моменты вдруг возникает, как высокопрофессиональный джинн из антикварной лампы. Ты случайно не помнишь, Тоби, дядюшка Стерна, получил свою рану на болотах?
Дядюшка Тоби, один из героев романа Лоренса Стерна «Тристрам Шенди», а точнее дядюшка непосредственно Тристрама Шенди, получил свою рану при осаде Намюра-с.
А это на болотах?
Это в Бельгии-с, произнес он, укоризненно выделив «в Бельгии-с».
Вот видишь, ободрился Генри, а нам в Бельгию ехать не надо. Нагрянем в Баскервиль-Холл, там немного покрутимся, и уедем. Ну, мне рассиживаться некогда, я пошел покупать себе английский костюм. Салютик, дружище, салютик!
Глава 8
Освободившись от общества молодого Баскервиля, я сказал своему камердинеру:
Этот Генри на вид лопух лопухом, а между тем, ему палец в рот не клади, ты заметил Шимс?
Да-с, безмятежно отозвался Шимс, если бы мне потребовалось поместить куда-либо свой палец, то, безусловно, я бы предпочел для него более безопасное влагалище, нежели рот сэра Генри Баскервиля-с.
Мне послышалось, Шимс, или ты действительно сказал «влагалище»? Разве это слово сюда подходит?
Это древнее существительное образовано от еще более древнего глагола «влагать»-с. Приготовляйте себе, влагалища неветшающие
Цитата из «Будуара феминистки»?
сокровища неоскудевающие на небесах-с, куда вор не приблизится, и где моль. гм-хм не съедает-с, ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет-с. Лука, 12, 33-34-с.
Но простите-с, кто-то звонит в дверь-с.
Вскоре из прихожей послышался звонкий лай. Я уже и забыл про доктора Мортимера с его искусанной тростью, но это оказался он. Только не подумайте, ради бога, что он-то и лаялконечно, лаяла его собака, тот самый кокер-спаниель Снуппи, у которого, кажется, был роман с Шимсом, или он как-то был в этом задействован.
Доктор Мортимер оказался худым и сутуловатым человеком средних лет, удивительно похожим на симпатичную рыбу, которая в процессе эволюции решила превратиться в приятную цаплю и уже на две трети осуществила свое намерение. Фигура у него уже была цапельная, а вот взглядрыбий. Кроме того, у него имелись лошадиные зубы, чего ни у рыб, ни у птиц не бывает. Доктору Мортимеру вся эта разносортица вполне шла, по крайней мере, смотрелась естественно, если вы понимаете, о чем я. И особенно ему шло отсутствие трости. Потому что ни цапля, ни рыба и ни одно из животных, обладающих зубами лошади, не ходят с подобным аксессуаром. Не будучи лично знаком с древнегреческой Химерой, я, тем не менее, не могу представить даже и ее опирающейся на трость. Так что не удивляюсь, что внутреннее чувство гармонии, заложенное в каждом существе, побуждало его эту трость всюду оставлять, но удивляюсь, что без нее он надсадно прихрамывал. Ведь если она ему не идет, что ж он-то без нее ходить не может?
Однако при всей респектабельности своей профессии доктор Мортимер не оказался поклонником традиционных приветствий.
Мистер Вустон, не откажите в любезности, позвольте ощупать ваш череп, с порога взмолился он, приняв у Шимса трость и привычным движением сунув ее под мышку.
Да щупайте на здоровье, радушно ответил я, как говорится, чем богаты, тем и рады. Фамильный череп Вустонов, обкатанный, как галька, в боях и интригах. К сожалению, ничего лучшего предложить не могу, я ж вам не Родди Голосов.
Ах, этот Голосов, живо откликнулся Мортимер. Я часто думаю, что бы я стал делать, будь у меня такой череп, как у него. Наверно, щупал бы с утра до вечера.
У меня те же мысли по поводу сисек. То есть я не какой-нибудь маньяк, но коль скоро они уже есть, то почему ж этим не пользоваться?
У этого Голосова странные бугорки на затылке, продолжил доктор, не пожелав раскрывать тему сисек. Вроде увеличенной под микроскопом апельсиновой корки.
Как у испанских мандаринов?
Совершенно верно, как у них. Невежественные люди говорят, что такие бугорки были на черепах
На каких черепахах?
на черепах, дорогой Вустон, а не черепахах, обитателей Атлантиды, и они же отличались подобным строением носаот середины лба и до предела пристойного.
Черепахи?
Да нет, какое у черепах вообще может быть строение носа? Вы вообще сталкивались с ними лицом к лицу? Видели это монголоидное нечто?
Нет.
Вот то-то же. Но даже не веря в эти сказки про современных атлантов, с любезными вам черепахами или без, я все-таки не могу точно сказать, к какому типу принадлежит этот чудесный экземпляр, то есть череп Голосова. Ах, сделать бы с него слепок да передать в Британский антропологический музей, раз уж пока что невозможно получить оригинал.
Невозможно? А вы пытались?
Где уж тут пытаться. Ведь он психиатр, у него знаете какая натренированная реакция. Он пережил революцию И притом коллеги говорят, что он к антропологом вообще никогда задом не поворачивается. Мол, щупатьщупайте, а со спины не лезьте. Понимает.
И доктор Мортимер горько вздохнул.
Ну а что с моим-то черепом? спросил я. Как поживают бугорки?
Да что-то он не прощупывается. Вы его не удаляли?
Мозг Вустонов хоть и обширен, но не настолько, чтобы его пришлось высвобождать таким образом, произнес я с достоинством.
Между тем возник Шимс и, предварив свою речь деликатным покашливанием, сказал доктору Мортимеру:
Хочу напомнить о цели вашего прихода к сэру Альберту Вустону сразу после завтрака-с. Вы пришли-с, чтобы исполнить ему народную балладу, популярную в Гримпене-с, и если вам угодно-с, вот рояль. Его, кстати, пора настроить-с.
Ах да, вы правы, Шимс. Я действительно пришел, дорогой Вустон, чтобы спеть вам эту балладу, пока не поздно.
Да полно, не беспокойтесь, ответил я, вообще-то, в вопросе народных баллад мой принцип: чем позже, тем лучше. Я не знаток фольклора, но мне кажется, что их не исполняют сразу после завтрака, особенно если тот, кто завтракал, отходит после вчерашнего. Вы знаете, что бывает, если джин смешать с большим количеством пива, лечь спать, а потом взять да и сдуру проснуться? Ах, да, еще виски, добавил я, подумав.
Джин с пивом? И виски? профессионально прикинул Мортимер, как медик, давший клятву Гиппократа, я не имею права петь народные баллады пациенту в таком состоянии.
Но вы могли бы при этом не выть-с, настойчиво предложил Шимс.
То есть как же это так не выть? Это народная баллада о собаке. Нет-нет, решительно, господин Вустон не готов слушать балладу.
Тем более, вставил я, что мой мозг, как только что выяснилось, недостаточно защищен черепом.
Но вы могли бы хотя бы огласить слова-с, упорствовал Шимс. Ведь именно в тексте баллады содержится та информация-с, которую следует принять к сведению, обсуждая с сэром Генри предстоящую поездку в Баскервиль-Холл-с.
Просто прочесть их? переспросил Мортимер.
Именно так-с.
Но ведь там двадцать строф, усомнился доктор, и я безмолвно приобщился к его сомнению. Двадцать строфэто в двадцать раз больше, чем следует. Как однажды выразилась тетушка Агата, когда я пространно объяснял ей, почему из гуманных соображений сегодня вечером я не могу повести в театр ее инфернального сына Эндрю, исчадие бездны, истина не может быть столь длинной.
Вы могли бы прочесть только то, что относится к существу дела-с.
К существу дела? Но это же бредни невежественных людей!
Значит, к существу бреден-с.
Допустим, у бреден есть существо. Но в балладе есть и рефрен!
Рефрен-с, если угодно, я подтяну-с.
То есть подвоете?
Это уж как выйдет-с.
Ладно, сказал я, поскольку мне уж стало любопытно, исполняйте как есть.
Что значит: исполняйте как есть?! взъерепенился Мортимер. Это ж вам не супружеский долг, чтобы исполнять его таким образом.
Супружеский долг, хотя его и часто сокращают таким же грубым образом, как мы сократим балладу, не исполняют на рояле-с. Поэтому если вы за него присядете-с, мы сможем насладиться разницей этих двух видов сокраще исполнений-с.
Кстати, о супружеском долге есть прекрасный анекдот. Как-то раз один лорд
Тишина! провозгласил Мортимер и постучал чайной ложкой по стенке пустого бокала. Начинаем!
И жутким голосом завыл, неистово лупя по клавишам:
О сын мой, подальше держись от болот
Особенно темною ночью
Там призрак собачий из ада встает
И жертву найти себе хочет,
Огромен, и черта черней самого,
И пламя клубится из пасти его.
И пламя клубится из пасти его-с, подвыл Шимс.
Гав-гав-гав, помог Снуппи, внезапно запрыгнув мне на колени, так что я вздрогнул.
Из всех Баскервилей беспутнейшим был
Сэр Хьюгопроклятие рода,
И денно и нощно он пил и кутил,
Плюя на страданья народа,
И тетушка Клер, чтоб его вразумить,
Решила племянника срочно женить.
Решила племянника срочно женить-с, подвыл Шимс.
Гав-гав-гав, помог Снуппи, входя во вкус.
Но Хьюго к соседу пролез по плющу,
Чтоб выведать облик невесты,
А выведав, охнул и взвыл: «Отомщу,
О тетка, страшись моей мести!»
И с этим вопросом покончить решил,
И тетку за шею ремнем удушил.
И тетку за шею ремнем удушил-с, подвыл Шимс.
Гав-гав-гав-гав-гавррр! помог Снуппи.
О, кто там несется на быстром коне
В ночи по угрюмым болотам?
Спешит на свиданье к соседской жене
Сэр Хьюгопроклятие рода.
Он едет в долину к двум серым камням,
Но кто это мчится за ним по пятам?
Но кто это мчится за ним по пятам-с? подвыл Шимс.
Гау-гау-гавррр! помог Снуппи, маниакально посверкивая глазами и норовя сорваться с места; я с трудом удержал его за ошейник.
То демон, уткнувшийся мордою в след,
Как будто большая собака,
Но зверя такого не видывал свет,
Как это исчадие мрака
Огромен, и черта черней самого,
И пламя клубится из пасти его.
И пламя клубится из пасти его-с, подвыл Шимс.
Гав! Гав! Гав-гав! помог Снуппи.