Много?
Троих.
Горничная пришла в себя два часа назад, пока дежурный дозвонился до тебя, пока ты протёр глаза, пока завёл машину, улицы пустыеезды минут на пятнадцать, пока через дежурку ты дошёл до кабинета В общем, «работаешь» ты от силы минут сорок.
Свои умозаключения будешь озвучивать трупам, им интереснее узнать, кто их грохнул.
А тебе?
А мне абсолютно всё равно.
Почему ты сразу не поехал в гостиницу?
У меня есть дела поважнее. Надо свежую капусту купить, Пашарь медленно поднялся с дивана и широко зевнул, сейчас на рынок поеду, поторгуюсь. Килограммов десять надо взять. И ещё полкило моркови. Жена заквашивать будет. Вкус изумительный! Заготовила на зиму целую бочку, на балконе стояла. Всё родственнички съели. Каждое воскресенье нас навещали, хорошо хоть водку свою приносили. А в последний раз виски пили. Целых три года выдержки! Вот это вещь. Ты, наверное, и не знаешь, что такое виски?
В первый раз слышу.
Мог бы и не говорить. А как капусту правильно квасить? Хотя куда тебе, жены-то нет. Моя для вкуса всегда бруснички добавляет. Мастер. Высший пилотаж!
Пашарь причмокнул и стал сортировать бумажки на столе. Одни он складывал в кожаную папку, другие прятал в средний ящик тумбочки, третьи по-прежнему оставались украшать затейливо-весёлым орнаментом деревянную поверхность.
Овсов открыл свой сейф, достал коричневую папку на заклепках, закрыл металлическую дверцу на три оборота ключа и вышел из кабинета. Последнее, что он услышал от Пашаря, это было насвистывание песенки из далёкой молодости Геннадия Николаевича. Фальшивое, скрипучее, нудновато-заунывное. Впрочем, как и вся молодость супруга замечательной розовощёкой и крепкорукой Ольги Степановны.
Следовало навестить женщину в малиновом обтягивающем платье. Овсов прошёл по второму этажу, повернул налево, спустился на первый, обошёл группу молодых сержантов, несколько раз поздоровался со встречными офицерами, кому-то просто кивнув головой, кому-то приветливо пожав руку, и вышел в длинный коридор, перечерченный световыми пятнами, падающими от окон и не выключенных ламп дневного света на потолке.
Приёмные начальника УВД и его зама располагались рядом, на расстоянии вытянутой руки. Если возникала необходимость открыть двери приёмных в одно и то же время, то они непременно встречались, и обязательно с глухим стуком. Обычно, во всех УВД, эти кабинеты являлись одним целым, но фантазия градостроителей города Т. предопределила иной порядок их существования. И начальник, и его заместитель были очень довольны тем, что у каждого из них было по отдельной секретарше, с отдельными помещениями, отдельными шкафами, и даже отдельными зеркалами в разных рамах, а, значит, стена между приёмными была гораздо более незыблема, чем её Берлинский аналог.
Дмитрий Юрьевич достал из кармана два арбузных чупа-чупса и открыл дверь одной из приёмных. В квадратной комнате было светло и пахло имбирем. Так как дверь приёмной открывалась в левом углу кабинета, то перед посетителем сразу представал длинный шкаф, полностью скрывающий левую стену. Направо также находился шкаф, но уже вполовину короче. Таким образом, каждый входящий, сделав шаг внутрь, оказывался между двух стенок двух разных шкафов. Некоторые терялись, некоторые громко уточняли, куда они попали. Но всем приходилось делать ещё один шаг вперёд. У правой стены приёмной располагался секретарский стол. Слева от него, за шкафом направо, стоял стол поменьше, с электрочайником и прочей посудой. Полочки на побеленных стенах украшали цветы в горшках. Половина кабинета была спрятана мебелью, втораязелёными лепестками.
Овсов прокрался на открытое пространство и робко улыбнулся. Женщина в малиновом обтягивающем платье с пышной розой цвета морской волны на груди расставляла чашки на маленьком столике и наполняла их на четверть из металлического заварочного чайника.
Тебе с имбирем?
Конечно, поспешно согласился Овсов и спохватился, Но только немного.
Дмитрию Юрьевичу не нравились излишки светло-коричневого корня. От них першило в горле. Овсов присел на стул и положил перед собой оба чупа-чупса. Папку на заклёпках определил на угол стола. Хозяйка приёмной добавила в две чашки несколько маленьких кусочков имбиря, себе на один больше, чем гостю, долила кипятка, чашку с чаем без имбиря поставила на блюдце и скрылась за дверью, расположенную напротив входной. На сером фоне висела табличка с золотистой надписью: «Заместитель начальника УВД».
Внешняя сторона большого шкафа была полностью стеклянной. Все пространство шести полок занимали пластиковые папки. Взгляд издалека улавливал некое подобие радуги. Верхний ряджёлтый, следующийкрасный, далее синий, коричневый, и, наконец, чёрный. На самой нижней полке алые папки чередовались с фиолетовыми. На всех корешках чётко виднелись буквы. Никаких сомнений в том, что человек, который их расставлял, прекрасно знал алфавит, не возникало.
Над секретарским столом висели две картины. На одной розово-синие тюльпаны весёлой толпой кружили по небольшой лужайке перед голубой протокой с белыми пенными линиями. На второй художник положил на тёмный стол развесистый букет оранжевых лилий. Они свешивались вниз, почти падали, но так и замерли в этом полупоклоне навсегда.
На коричневой поверхности секретарского стола, по центру, но ближе к противоположному от рабочего места краю, стоял плоский монитор, провода от которого убегали вниз, предполагая наличие компьютера.
Чёрные колготки и малиновое платье вернулись в приёмную, слегка задев старшего опера левым бедром и поставив перед ним дымящуюся чашку. Женщина присела за свой стол и приготовилась к имбирному чаепитию.
За начальственными дверями раздался громкий яростный вопль.
Отравился твоим зельем, тут же уверенно проговорил Овсов, ты ему мышьяк вместо сахара по ошибке насыпала. Или не по ошибке?
Ага, ты уже дело раскрыл. Щас. Опер «липовый». Мышьяк или серый, или жёлтый.
Ну, вот, похож на сахар из тростника, обрадовался Овсов.
Чай пей, голос из-под пышной розы был низким, чуть-чуть хрипловатым и насмешливым, о-о, мой любимый вкус. Обожаю арбузный.
Алина! Срочно этого урода ко мне, лампочка на телефоне внутренней связи яростно просигнализировала несколькими короткими импульсами.
Конечно, миролюбиво согласилась секретарша, убирая чупа-чупсы куда-то вглубь самого нижнего ящика стола. Затем она подняла трубку, набрала короткий номер и произнесла:
Речушкин, в чём дело? Память отказывает? Срочно к Гулину. Он ждёт тебя с любовью. Бегом.
Затем она взглянула в прищуренные глаза Овсов и неспешно сделала несколько глотков.
Итак, ты всё видел своими глазами и слышал ушами. Тоже своими. Почему преступление ещё не раскрыто? Кривая преступности растёт, процент раскрываемости падает. Впрочем, у тебя всё падает.
Зачем же обобщать? Дмитрий Юрьевич состроил обиженное выражение лица, сделал осторожный глоток и добавил, Речушкин программист. Молодой, глупый, жадный. Его засунули сюда по блату. Значит, у Гулина периодически зависает компьютер, а Речушкин не может это исправить. Хоть бы догадался у кого-то проконсультироваться. Но он не будет, он не такой. Ему всё равно. Вот если бы Гулин наказал его рублёмОвсов помолчал и отрицательно покачал головой, Нет, он и тут не будет исправлять свои ошибки. Скорее пожалуется, кому надо, и зарплату ему восстановят. А то и премию дополнительную дадут.
Есть такой антивирус, «Призрачным» называется, мужчина молча кивнул головой, показывая, что знает о таком, Когда заканчивается срок обслуживания, то антивирус включает напоминалкуна экране монитора появляется надпись: «Надо срочно обновить». И так две недели, каждый день, каждые пять-десять минут. Гулин уже с ума сходит. Требует от Речушкина, чтобы тот убрал эту надпись, а он, естественно, не может. Рабочие дни начинаются странно одинаково
Дверь приёмной широко открылась, в комнату ввалился невысокий юноша с волосами соломенного цвета и очень толстым туловищем. Настолько расплывшемся, что пройти между шкафами он смог только боком. Его пухлые щёки алели разномастными прыщами. Ничего не спрашивая, он протопал к кабинету замначальника УВД и робко постучал. Кремовая рубашка на его спине припечатывалась к позвоночнику широкой мокрой полосой почти до самого кожаного пояса, поддерживающего необъятные черные брюки. За дверями прорычали и Речушкин вошёл. Лицо его изображало покорность судьбе.
И даже это ты увидел, Алина поставила чашку на стол и внимательно взглянула в глаза Овсова, И чем ты вчера занимался? На вторую чашку не тянет?
Ты звала из-за имбиря, второй чашки или шоу Речушкина хотела показать?
Тебя Гулин просил зайти. Но почему-то приказным тоном.
Суперпрограммист надолго?
Не очень. Терпения у Гулина хватает минуты на три, не больше. Зато потом опасно заходить. Мало ли что
Так мне дождаться? А то меня не только Гулин жаждет увидеть, но и четыре трупа.
На тебя большой спрос, как я посмотрю
Да, покойнички без меня никак.
Их негромкий разговор был ожидаемо прерван другим, гораздо более шумным и насыщенным красочными эпитетами. Слов было почти не разобрать, но громовые раскаты замначальника и срывающийся высокий голос Речушкина не оставляли никаких сомнений о том, какова была тема их беседы, что именно думал Гулин об интеллекте толстого юноши, его талантах, физиологическом расположении его рук, ног и головы и даже кое-что о его собаке и родственниках. Дверь распахнулась, оттуда вылетело искажённое муками лицо программиста УВД и, со звуками уносящегося от мышей слона, покинуло приёмную. Капли пота, срывающиеся с соломенных кончиков, начертили неровную дорожку между дверями.
В проёме показалась недовольная гримаса начальства.
Овсов! Как вовремя, заходи.
Старший опер рефлекторно дёрнулся в сторону выхода, но сумел удержать себя в руках. Он встал, поправил рубашку, попытался нащупать отсутствующий галстук, подхватил папку и глубоко выдохнул.
Я тебя жду, возвращайся, голос Алины был ободряющим, но легче Овсову не стало.
Деревянными ногами он прошёл в кабинет к Валентину Петровичу и закрыл за собой дверь.
Плотнее закрой, Гулин смотрел на листок бумаги, лежащий перед ним на столе и угрюмо хмурился, мало того, что антивирус уже задолбал, чуть ли не по ночам снится. Глаза закроешь, а там надпись: «Надо срочно обновить». Я бы этого Призрака обновил. По всей форме и всем статьям, чтобы знал, что такое компьютер и как свои идеи продавать. Так ещё этот малолетний нахлебник ничего сказать не может. Не то, чтобы сделать, а вообще хоть что-то объяснить. С меня завтра потребуют отчёт, сводку, или ещё какую-нибудь ерунду, и что я должен ответить? Что в УВД берут на работу кого попало? Если бы я занимался кадровым вопросом, то такого бардака не было бы, Гулин протянул листок бумаги Овсову, это номер «Мерседеса». Одна местная шишка из «Газпрома». Машину угнали.
Объявить в розыск?
Не перебивай, Гулин покосился на подчинённого и поджал губы, в розыск нельзя. Очень высока вероятность того, что машину взял покататься его племянник. Объявим в розыск, а потом что? Будем перед прокуратурой оправдываться, признаваться в собственном тупизме? Мол, циферки перепутали, не тот «Мерседес» искали. Выговором не отделаемся. Ещё и звёзды поснимают. Ладно, тебе сорвут, а если мне? В общем, так, сейчас по своим каналам, тихо, негласно, без шума, начинаешь искать этого газпромовского любимца. Найдёшь, сразу проверишь, потом и будем разбираться. Всё, иди.
Спорить Овсов не стал и немедленно покинул гостеприимный начальственный кабинет.
Всё нормально? Алина оторвалась от печатания очередной справки, и её блестящий ноготок завис над клавиатурой.
Да, бегу работать, Овсов и так уже изрядно задержался и торопился в «Волшебный маяк» на очередное «свидание», которое, разумеется, никто не назначал. Нет, мелькнуло в голове Дмитрия, кто-то всё-таки назначил и его предстоит найти, обеспечив горячие рукопожатия (с наручниками), радушные слова (Вы имеете право) и тёплый приём (в следственном изоляторе).
Он вышел в коридор, лампы дневного света уже не горели, и направился к дежурной части. Всё это время он крутил головой, рассматривая встречных и удаляющихся. Наконец, мелькнула знакомая спина.
Петрович, ты-то мне и нужен, Овсов крепко прихватил правой рукой левый майорский локоть и тихо заговорил, уводя офицера ГИБДД в более безлюдное место, есть очень секретное и важное дело.
Пьянка, обрадовано зашептал Петрович.
Не совсем
Тюю, договорить Овсову не дали, Петрович разочарованно потянул свой локоть на себя, но освободиться из рук старшего опера не смог, Только пьянка есть дело сугубо интимное, а потому очень секретное, чтобы лишний рот не приклеился. А милицейские разборки относятся к делам государственной важности, а потому секретными быть никак не могут, Петрович сделал паузу и поднял указательный палец вверх, И даже тайными.
Пьянка обязательно будет, но потом, Овсов протянул листок с номером «Мерседеса» и объяснил суть проблемы, включая все Гулиновские пожелания, Понимаешь?
Дима, ты как дитя маленькое, я же тебе говорюничего секретного. Знаешь, сколько таких машин постоянно у нас в разработке? Петрович сделал круглые глаза, И не одна. Помнишь, десять лет назад у нас был в начальниках Ураканов?
Забыть вечно пьяного генерала, бродящего по вечернему УВД в поисках любого завалящегося офицера на предмет проверки его боеготовности, было нельзя. Управление в это время просто вымирало. Самым ценным работником тогда единогласно считалась Людочка, секретарь Ураканова. Именно она сообщала всем о степени опьянения худого, резкого и порывистого генерала, о его благих намерениях в отношении подчинённых и его окончательном отбытии домой. Именно ей всегда все улыбались и старались задобрить. К счастью, Людочка оказалась девушкой невредной и всегда всем помогала. А потому Ураканову на растерзание доставались только самые ленивые и нерасторопные. Через некоторое время выяснилось, что Людочка ещё и неглупая, вместе с одним участковым она открыла несколько бутиков с одеждой и достаточно успешно торговала. Настолько успешно, что спустя пару лет, когда у генерала милицейская служба сменилась пенсионным сроком, Людочка, раздавая улыбки налево и направо, уволилась из секретарей. И тут же обнаружилось, что она является владелицей небольшого торгового центра. И мужабывшего участкового.
У него была дивная привычка, Петрович слегка развёл руки, пожимая плечами, выпивши, а это было, как ты помнишь, каждый вечер, он брал у своих знакомых машины и ездил по городу. А потом не мог вспомнить, где бросил очередную легковушку. И мы всем отделом носились, то за ним по вечерам, то с утра проверяли все брошенные машины вокруг его дома, то обзванивали всех его друзей и знакомых. У меня был полный список всех возможных пропаж. Да и сейчас это не редкость, когда кто-то просит найти чью-то машину. А то и проследить. Сделаем, не переживай.
Спасибо, от слов Петровича Овсову задышалось намного легче, Я всё понял. Теперь, обращаясь к тебе, следует говорить: «Секретное дело будет, но позже. Сначала так, мелочь всякая».
О! Вот теперь я вижу, Петрович радостно заулыбался, Ты повзрослел. Прямо на глазах. Молодец! Это серьёзный разговор. Так и надо уметь отделять важные вещи от всякой ерунды.
Петрович махнул рукой и неспешно удалился. Овсов посмотрел на время на сотовом телефоне и укоризненно закачал головой. Так никакие покойнички не дождутся. Почти бегом он выскочил из здания УВД и досадливо поморщился. Выезд его машине был перекрыт, и теперь следовало кого-то поймать, чтобы он освободил ему проезд. Однако, присмотревшись, Дмитрий заметил, что в одной машине водитель всё-таки ещё был на месте, и бежать назад в УВД необходимости не было. Прямо перед его Жигулями стоял джип родственника Валентина Петровича. То ли какой-то троюродный брат, то ли муж двоюродной сестры, это было неизвестно. Гулин не особо жаловал этого родственника, не любил о нём распространяться, и понять его было можно. Иван Петрович Гусев выглядел лет на пятьдесят-пятьдесят пять, был невысоким, грузным, слова еле-еле цедил сквозь неровные зубы, тяжёлый взгляд мог пригвоздить кого угодно, заставляя людей чувствовать себя крайне неловко, носил очки в роговой оправе и кольцо с крупным чёрным камнем на мизинце левой руки. При этом он был дизайнером «высокой моды», как любил он повторять к месту и не к месту, одевался всегда вычурно, иногда вызывающе. На него всё время жаловалась Алина: «Это маразм, какой-то посторонний гражданский мужик, а ведёт себя как полновластный хозяин нашего УВД. Этакий царёк с фиолетовым платочком на шее. Заходит, как к себе домой, никогда не здоровается, единственное словоэто «чай» или «кофе», причём Гулин тут же напоминает, чтобы я поторопилась. Раздаёт указания направо и налево. Позвони в ЖЭУ, скажи, что из УВД и спроси, почему это у Гусева из сорок третьей квартиры так много набежало по электрическому счётчику. Наверняка, это мастера-электрики докрутили. УВД их проверит! Прямо сегодня! А сам при этом хвастается Гулину, что свет в комнатах вообще не выключает, телевизор и музыкальный центр работают круглыми сутками. Как-то соседи его прилетели с жалобой на постоянный шум. Гулин меня завёл в кабинет и дал чёткую инструкциюскажи им, что если немедленно не заберут заявление, то для них же и будет хуже. Сам не стал угрожать. Мало, ли что, вдруг и на него накатают. Меня решил подставить. Я так и сказала, не заберёте, будете иметь дело с замначальника УВД. Люди покривились, возмутились, наговорили гадостей и ушли. А каким тоном этот Гусев всё это преподносит. Как будто я его личная рабыня! Может запросто подойти во время разговора по телефону, вырвать трубку и сам позвонить. Когда это случилось в первый раз, я побежала Гулину жаловаться. И что ты думаешь? Оказывается, на работе надо работать, а не болтать по телефону. Вот я дура необразованная! Говорю, Валентин Петрович, это и был служебный разговор, я Ваше поручение передавала. А почему раньше не позвонила? А сам вроде как уже и не помнит, что поручение давал минуту назад. Вот уроды! И, правда, родственники. Один похлеще другого будет. Однажды, в самом начале знакомства, очень-очень вежливо спрашиваю: Иван Петрович, подскажите, пожалуйста, какой цвет будет в моде этим летом? А он таким нудным, противным голосом: Модаэто смысл жизни, образ мышления. А дорогие советы дорого стоят. И ушёл, ухмыляясь. Через полчаса Гулин мне сказал, чтобы я поменьше общалась с этим Гусевым. Он сам с ним спорить не любит, родственник, всё-таки. Говорит, я ему не перечу. Да и характер у Ивана Петровича далеко не сахар. Гусь, одним словом!»