Окончательное искупление
Глава 1
Король в щекотливом положенииобъяснила Роуз. Ходят слухи, что Сэлиор и Карэнт вернулись, и церкви осмелели, теперь, когда позволила она словам повиснуть в воздухе, не договорив.
Графиня ди'Камерон находилась в раздражённом состоянии. Постоянные напоминания её подруги Роуз были ей не по нраву, и она устала от деликатности, которую та продолжала проявлять каждый раз, когда речь заходила о смерти Мордэкая.
Теперь, когда Мордэкай мёртв, сказала Пенни, завершив фразу вместо неё. Просто скажи это, Роуз. Я устала от того, что все осторожничают, говоря об этом несчастье.
На миг гнев мелькнул во взгляде Роуз, но она подавила это чувство:
Мне тоже нелегко, Пенни. Никто из нас на самом деле не знает, как дальше действовать в таких обстоятельствах.
Мне плевать, насколько щекотлива эта ситуация, я выпущу кишки первому же напыщенному хлыщу, который хоть намекнёт на то, что мне следует снова выйти замуж! рявкнула Пенни.
Никто этого не предлагает, поспешно ответила Роуз, пытаясь её успокоить. Прошло лишь шесть месяцев, никто не осмелится. Я просто хочу, чтобы ты осознавала, что это должно случится, вероятночерез несколько дней после годовщины его смерти.
Проклятые стервятники! сплюнула Пенни, нисколько не пытаясь вести себя так, как подобает леди. Кучка скучных мелких лордов, сидящих и ждущих, пока не пройдёт полный год, прежде чем начать попытки украсть его землименя тошнит от одной лишь мысли об этом.
Леди Роуз слегка побледнела при столь резких словах, хотя она полностью понимала, что Пенни чувствовала.
Твой сын всё равно унаследует, но они будут требовать назначения кого-то с подобающими родословной и опытом в качестве управляющего ваших владений.
Потому что яженщина.
Роуз кивнула:
Даи ещё из-за того факта, что ты была рождена простолюдинкой.
Мне всё равно. Я кастрирую первого же, кто это предложит, угрожающей сказала Пенни. Её рука невольно легла на её меч, когда она это сказала. С тех пор, как умер Мордэкай, она стала носить оружие постоянно, вместе с зачарованной кольчугой, которую он для неё сделал.
Тебе должно быть не всё равно! настойчиво сказала Роуз. Если ты зароешь голову в песок, и попытаешься это игнорировать, то результат тебе не понравится. Тебе нужно планировать наперёд, если ты хочешь извлечь наибольшую пользу из этой ситуации. Тебе нужно подумать о детях.
Это никак не относится к детям, и полностью относится к жадности, настаивала Пенни.
Вот тут ты ошибаешься, возразила Роуз. Джеймс будет вынужден действовать, если ты не найдёшь своего собственного решения по прошествии года, или около того, сказала она, имея ввиду Джеймса Ланкастера, короля Лосайона.
Он не осмелится. Дженевив ему не позволит, парировала Пенни.
Леди Роуз глубоко вздохнула:
Королева понимает политическую ситуацию не хуже него, её личные чувства в расчёт приниматься не будут.
Он же Король, Роуз. Они не смогут заставить меня выйти замуж, если он с ними не согласится.
Теперь, когда Мордэкая не стало, четыре церкви возвращаются к власти. Джеймс уже непрочно сидит на троне. Сейчас он не может себе позволить упрямство, иначе Лорды взбунтуются. Вместо того, чтобы ухудшать ситуацию, прикрывая тебя, он захочет использовать тебя, чтобы упрочнить своё положение, объяснила Роуз.
Это совершенно отвратительно, объявила Пенни. Король был дядей Мордэкая. Они с Мортом были близкими друзьями всей королевской семьи. Я не могу поверить, что он попытается вот так мною воспользоваться.
Роуз вздохнула:
Ты смотришь на это шиворот-навыворот. Эта ситуация для всех неудобная. Джеймс любит тебя, но обстоятельства вынудят его действовать. Тебе следует думать наперёд, найти способ помочь ему, и одновременно поставить своих детей в более выгодное положение.
Пенни закрыла глаза, и заскрипела зубами, пытаясь удержать вызванные гневом и фрустрацией слёзы. Взяв себя в руки, она ответила тихим голосом:
Нам следует какое-то время поговорить о чём-нибудь другом.
Роуз сжала губы, чувствуя опасное настроение своей подруги. Она знала, что дальнейшее давление на Пенни не даст почти ничего хорошего.
Как сегодня дела у близнецов? спросила она. Разговор о детях часто был самым простым способом перевести беседу на более удобные темы.
Выпустив воздух, который она бессознательно удерживала в груди, Пенни слегка расслабилась:
Похоже, что Мойра всё ещё справляется хорошо. Она плачет время от времени, но она смирилась с ситуацией. Мэттью я не уверена, поймёт ли он когда-нибудь. Он продолжает настаивать на том, что его отец всё ещё жив.
Это естественноиметь желание отрицать нечто настолько ужасное, сделала наблюдение Роуз, но в конце концов ему придётся взглянуть правде в лицо.
Он отказывается меня слушать, добавила Пенни. В последний раз, когда я пыталась объяснить это, он взвился и разозлился. Боюсь, что если буду продолжать настаивать, то это лишь отдалит его от меня ещё больше. Он не говорит об этом, но я знаю, что он полагает, будто я каким-то образом вынудила его отца уйти.
Это чепуха, объявила Роуз. Даже в его возрасте у него должно быть достаточно ума, чтобы понять, что это просто неправда.
Я в этом не уверена. Последнее, что он виделэто как я отталкивала Мордэкая прочь, прямо перед тем, как Дориан обнажил свой меч, чтобы защитить нас. Как ребёнку понять такое? спросила Пенни.
Возможно, если Дориан поговорит с ним, то это поможет, предложила Роуз. Возможно, к мужчине он лучше отзовётся, и он знает, что они с Мордэкаем были лучшими друзьями.
Я думаю, что это было бы хорошей идеей. Уж вреда от этого определённо не будет, согласилась Пенни.
Он не хочет верить, что Папа мёртв, неожиданно сказала Мойра из-за спины своей матери. Она вошла настолько тихо, что ни одна из двух женщин не заметила её присутствия.
Пенни развернулась, и притянула свою дочь поближе к себе:
Тебе не следует подкрадываться к своей матери. Давно ты подслушиваешь?
Мойра потёрлась щекой о плечо Пенни:
Только с того момента, когда ты сказала, что Мэттью думает, будто ты заставила Папу уйти, но я знаю, что это неправда. Моя другая мама рассказала мне, что случилось.
Это был первый раз, когда она вообще что-то сказала про Мойру Сэнтир. Древний отголосок её матери появился во время последней битвы Мордэкая, и защитил их от лидера шиггрэс. Насколько Пенни знала, каменная леди не была способна говорить. Она молчала в течение всех событий, пока наконец не вернулась в землю, не оставив ни следа своего присутствия.
Она с тобой говорила? удивлённо спросила Пенни. Почему ты не рассказывала мне об этом раньше?
Я рассказывала, ответила Мойра.
Пенни начала было оспаривать это, но обратив свои мысли обратно к тому дню, она осознала, что тогда она вполне могла просто не слушать. Она была не в лучшем состоянии после Тут она спохватилась, и отбросила эту мысль прочьона уже на несколько жизней наплакалась. «Сосредоточься на своей дочери», подумала она.
Что она тебе рассказала, милая?
Она сказала, что слышала, как я её позвала, и что она защитит нас, спокойно сказала Мойра.
Тут Роуз перебила её:
Я ни разу не слышала, чтобы она говорила. Как она с тобой разговаривала, Мойра?
Указав на свой висок, Мойра ответила:
Вот здесь, я слышала её голос у себя в голове. Я попросила её и Папу тоже защитить, но она сказала, что ей уже не хватает на это силчто Папа сказал ей защищать нас вместо него.
Из глаз Пенни полились слёзы. Она отвернулась, отводя взгляд, у неё слишком сильно сдавило горло, чтобы она могла говорить.
Что ещё она сказала? спросила Роуз, продолжая разговор, пока Пенни силилась вернуть себе самообладание.
Мойра приостановилась на миг, колеблясь. Она довольно легко чувствовала печаль своей матери, и магический взор позволял ей легко видеть слёзы, которые Пенни скрыла, отвернувшись. Она подумала секунду, прежде чем осторожно ответить:
Она сказала, что любит меня, и что она была рада тому, что обо мне заботится такая хорошая мама. Она сказала мне быть храброй ради Мамы, особенно если что-то случится с Папой.
Откуда ты знала, что она была твоей матерью? сказала Пенни, больше не пытаясь скрыть слёзы. Они с Мордэкаем рассказали Мойре о её особенном прошлом, и о том, как её им доверили, но, насколько она знала, Мойра никогда прежде не видела отголоска своей настоящей матери.
Я просто знала. Она иногда приглядывала за мной, когда я была маленькой, но я в то время не могла слышать её голос. Ты рассказывала мне о ней, поэтому я поняла, что этоона, ответила Мойра, будто это было чем-то совершенно нормальным.
Пенни крепко обняла свою дочь, не в силах удержать эмоции в себе.
Мойра обняла её в ответ, похлопывая маленькими ладошками по спине своей матери:
Мне тоже недостаёт Папы, Мама.
Глава 2
Через отверстие в пещере сочился серый свет, а я медленно начал осознавать своё окружение. Я лежал на каменистой земле, в неглубокой нише в склоне холма. Она едва заслуживала звания «пещеры», поскольку была скорее глубоким обрывом.
Как долго я там лежал, было для меня загадкой. Я вроде был покрыт толстым слоем листьев и разнообразным детритом. Сев, я смахнул мусор со своих плеч и волос, и тут я осознал, что это были совсем не листья. На мне и вокруг меня лежали сотни, неттысячи иссушенных тел насекомых.
Какого чёрта? сказал я вслух, прежде чем поднять руку, чтобы удивлённо ощупать свою челюсть. Когда я сдался на милость усталости и истощения, мой рот был разбит, полностью неспособен к речи. Теперь же он будто был в совершенно нормальном состоянии. Встав с кучи мёртвых насекомых, я начал поспешно отряхиваться, одновременно проверяя, исцелились ли остальные мои раны. Исцелились.
Я силился вспомнить, как я здесь оказался. После моей злополучной битвы с Тиллмэйриасом Гарэс Гэйлин, дракон, унёс меня в безопасное место, поскольку моя семья и друзья желали мне смерти. Или, быть может, я уже был мёртв? Я озадаченно покачал головой. «Я определённо не чувствую себя мёртвым», подумал я про себя.
Дракон отнёс меня в юго-восточные предгорья Элентирских Гор, на расстояние многих миль и минимум пяти дней пути (обычными средствами) от Албамарла. Этот путь занял у Гарэса по воздуху менее половины дня, даже учитывая дополнительную нагрузку в виде моего веса. Приземлившись, он хотел поговорить со мной, что было странным поведением для обычно недружелюбного дракона, но я был менее чем восприимчивым к беседе.
Эмоции, оставшиеся во мне после моего последнего расставания с семьёй, были тёмными и душераздирающими. Умом я понимал их страх и веские причины, по которым Дориан и Пенни решили меня уничтожить. В обратной ситуации я наверняка сделал бы то же самое. Тем не менее, логика и рассудок ни коим образом не облегчали мою боль. Моё сердце всё ещё хранило в себе высеченный образ лица Пенни, отвращения в её взгляде после того, как моя рука коснулась её щеки. Этот образ был будто кислотой вытравлен у меня в душе.
Во время полёта к горам меня охватила депрессия, и, оказавшись там, я решительно пресёк все попытки Гарэса поговорить. Моё тело всё ещё было сломанным и разбитым, сопротивляясь моим попыткам исцелить его. Вообще, я был совершенно неспособен использовать силу. Источник моего эйсара, неиссякаемый родник моей души, пересох, сменившись бесконечно тёмной, ноющей пустотой.
Полный печали и невероятно уставший, я отослал дракона прочь. Частично я сделал это из-за желания побыть одному, и частичноиз страха того, что в моём слабом состоянии он сможет силой отнять у меня свою эйстрайлин. Я украл из его родового гнезда статуэтку, и, потеряв её, я также потерял бы своего последнего и самого могущественного союзника. Быть может, слово «союзник» было не лучшим выбором, поскольку я принудил Гарэса Гэйлина служить, пригрозив использовать его эйстрайлин, чтобы насильно вернуть ему человечность. Лучше всего его положение можно было бы охарактеризовать словом «слуга».
Уставший, слабеющий с каждой проходящей минутой, я забрёл в каменистые холмы, ища тихого места для отдыха. Пещера, если её можно было так назвать, была лучшим местом, какое я смог найти, и я заполз в неё, не надеясь поправиться. На самом деле, я надеялся умереть. Я не знал пределов проклятья, которое принял на себя, но казалось разумным, что если я достаточно ослабею, то в конце концов я смогу скончаться просто от недостатка энергии.
Судя по всему, эта мысль была наивной.
Я всё ещё здесь, сказал я, снова заговорив вслух. Что интересно, моя депрессия будто бы исчезла вместе с моими ранами. На мой внутренний мир опустилось странное ощущение спокойствия, как если бы какая-то завеса покрывала мои болезненные чувства. Испытывая любопытство, я намеренно обратил свои мысли к Пенни и детям. Я прощупал свои последние воспоминания о них, ища боль от их непринятия, совсем как кто-то может ощупывать языком ноющую лунку потерянного зуба, даже зная, что касаться её будет больно.
Я не нашёл ничего.
Моё сердце онемело, или, быть может, посерело, став таким же пустым, как чёрная пустота, которую я видел внутри себя каждый раз, когда обращал внутрь свой магический взор. Мои эмоции утекли прочь вместе с моей энергией, оставив от меня лишь пустую оболочку. «Тем не менее, я снова жив и цел, и имею достаточно сил, чтобы легко двигаться», молча подумал я. «Ну, может быть, не жив».
Тут я осознал, что у меня также отсутствуют чувства отвращения, которые у меня определённо должны были наличествовать. «Я только что проснулся, покрытый мёртвыми тараканами, сороконожками, муравьями, и»я пнул горку мертвечины, разметав её стопой, чтобы посмотреть, что ещё в ней могло быть. Помимо насекомых я обнаружил разных мышей, змею, и, самый крупный из труповлису. Большинство тел идеально сохранились, будто они медленно высохли, не гния и не разлагаясь. Лишь лиса казалась свежей, она ещё была тёплой на ощупь.
Наверняка пахну я ужасно, сделал я наблюдение, хотя слышать меня было некому. Однако понюхав воздух, я не смог почувствовать никакой гнили, лишь приносимый дующим в сторону холмов ветром запах сухой земли, смешанный с запахом леса. «Они умерли, коснувшись меня, и смерть была настолько полной, что они даже не загнили. Моё тело, должно быть, вытянуло жизнь из всего, что касалось его, даже из лисы».
Подумав о лисе, и о её явно недавней кончине, я решил, что именно она, наверное, и вернула мне сознание.
Хреново тебе, сказал я лисе, потирая свою ныне функционирующую челюсть. Моё внутреннее онемение сделало для меня невозможным даже наслаждаться моим собственным сарказмом. Подумав несколько минут, я пошёл на запад, двигаясь в направлении, которое приведёт меня обратно в более населённые области. На самом деле я не особо желал этого, и почти решил идти дальше в горы, но я знал, что должен был сделать кое-что. Моя обычная мотивация полностью отсутствовала, но никакой другой курс действий не казался мне более привлекательным.
Я подумал было позвать дракона, чтобы тот меня перенёс, но передумал. Я никуда не спешил. Вместо этого я двигался неторопливо, шагая по каменистой местности. Утреннее сияние солнца меня не грело, будто не желая задерживаться на моей коже. Оно падало на меня, и освещало окружающий мир, но я оставался холодным.
Птичьи трели наполнили воздух, весёлые, как всегда, но я не чувствовал радости. Мир обратился в пепелсерый и безвкусный. Моё обоняние, похоже, всё ещё работало, но моё внутреннее состояние сделало его бессмысленным. «Так и заскучать можно», подумал я, но даже это меня не обеспокоило.
Я двигался без остановок, без отдыха, шагая вперёд и в рассвет, и в закат, не обращая внимания на время суток. Благодаря моему магическому взору, дневной свет не был мне необходим, и я, похоже, не уставал, поэтому я продолжал двигаться. Меня не трогали голод или холод, и я вяло размышлял о том, появится ли у меня когда-нибудь нужда в пищепока что мысль об этом казалась непривлекательной.
Прошли дни, и ландшафт разгладился, став более пологим, в то время как деревья стали расти более густо. В конце концов я решил попробовать поспать, но это оказалось тщетным занятием. Я лежал в темноте, скрытый под лиственными сучьями, что загораживали мне даже лунный свет, но сон всё не шёл. Мои мысли продолжали ходить по кругу, перебирая события прошлого, и обдумывая будущее. В конце концов я встал, и снова пошёл. Без нужды в сне или физическом отдыхе, разницы между ходьбой и лежанием неподвижно не было почти никакой.