Час спустя она стала терять ясность мыслей. Во рту у неё пересохло, а тело её горело. Её лихорадило, и она боялась, что потеряет сознание, не найдя помощи. Оглянувшись, она увидела, что в сотне ярдов за ней идёт человек. По его одежде она поняла, что он был из числа убийц, что явились за ними прошлой ночью.
Адреналин ненадолго вернул её мыслям ясность, и она пошла быстрее. Он шёл пешком, так что она решила, что он должно быть тоже загнал свою лошадь до смерти, пытаясь нагнать её той ночью. На миг ей стало жалко это животное. Её тело ослабло, слишком ослабло, и даже адреналин не давал ей достаточно сил. Человек постепенно приближался, и она знала, что конец неизбежен.
Он уже был лишь в двадцати ярдах позади, и она слышала его приближающееся тяжёлое дыхание. Сил на бег у них не осталось, что превращало погоню в гротескную пародию на гонку. Он тяжело шагал, онаспотыкалась на ходу.
Проклятье, да остановись ты! крикнул он ей. Сдавайся сейчас, сука, и я сделаю твои последние минуты приятными.
Элейна ди'Камерон не была глупа. Она не могла двигаться дальше, и у неё не было сил драться. Положив сына на землю, она развернулась. Пять шагов десять и она свалилась на землю при его приближении. Она лежала лицом вниз, спрятав под собой меч, который она взяла. Элейна отказывалась думать о нём как о своём мечетот меч был разбит. Она тяжело вдыхала воздух и дорожную пыль, пытаясь собраться с силами. Надеяться она могла лишь на то, что он был достаточно глуп, чтобы поиграться с ней, прежде чем убить.
Она подождала, пока он не встал над ней, надеясь, что он замешкается. Элейна казалось беспомощной, и почти так и было. Стоя над ней, он решил, что слишком устал для забав, и обнажил свой меч. Элейна перекатилась, и ударила вверх, пытаясь проткнуть ему либо пах, либо живот. Ей это почти удалось, но руки подвели её, и удар оказался слишком медленным. Он отбил её меч ногой, и обрушился на неё, вогнув колени ей в плечи. Она почувствовала, как надломилась её ключица, и оставшийся в её лёгких воздух вышел наружу с криком.
Придавив её к земле, он обнажил ножик:
Я прикончу твоего ребёнка вот этим, когда ты сдохнешь, ведьма!
В его глазах не было ни следа здравоумия. Она попыталась плюнуть ему в лицо, но во рту у неё пересохло, и не осталось ни капли слюны. А потом в его груди проросла стрела. Он казался удивлённым, потрясённо глядя на неё. Выронив нож, он попытался выдернуть её, когда наконечник второй стрелы показался из его горла. Он свалился с Элейны, умерев ещё до того, как его голова коснулась дороги. Элейна попыталась встать, но тело отказывалось повиноваться. У неё стало темнеть в глазах, и она услышала плач её сына. Тьма обступила её, и она утонула в небытии.
Через неопределённый промежуток времени она очнулась. При попытке движения её ключица сместилась, заскрипев. Боль заставила её замереть, и она снова стала лежать, оценивая своё окружение.
Не пытайся двигаться. Твоё тело прошло через слишком многое, произнёс чей-то голос.
У её кровати сидела женщина. Они были в маленькой комнате, судя по видувозможно домик какого-то фермера. Женщина промыла тряпку, и снова положила её Элейне на лоб.
Твоё тело объяла жуткая лихорадка. Я уж думала было, что ты так и не очнёшься.
Элейна уставилась на неё; у женщины было доброе лицо с крупными чертами.
Мой малыш
Ш-ш-ш, не волнуйся, он в порядке. Вот он. У тебя хороший, сильный мальчикплакал без умолку с тех пор, как Ройс тебя принёс.
Она наклонилась, и подняла сына Элейны из самодельной кровати, которую они поставили в комнате. Элейна не могла его держать, поэтому женщина устроила его рядом с ней, где та могла касаться его рукой.
Мне нужно кое-что тебе рассказать, начала она.
Не, не терзайся. Твоё тело тяжело трудится, борясь с лихорадкой. Тебе нужен отдых. Позже у тебя будет полно времени, заверила её женщина.
Нет, не будет, сказала Элейна. Я ранена, глубоко внутри. Там
Она попыталась показать на живот, но двигаться было слишком больно. Она устала, устала до мозга костей, но продолжала говорить, и медленно объяснила ухаживавшей за ней женщине, кто она такая.
Вскоре она узнала, что женщину звали Ми́риам Элдридж, а если короткоМири, и её муж, Ройс, нашёл Элейну на дороге. Он был кузнецом, и направлялся в замок Ланкастер, чтобы забрать бочонок с гвоздями и всякой всячиной. К счастью, он всегда брал с собой лук в такие поездки. Женщины говорили больше часа, прежде чем Элейна обессилила, и забылась неспокойным сном.
На следующий день лихорадка усилилась, но Мири по-прежнему надеялась на лучшее. Элейна убедила их дать ей перо и бумагу, но усилие, необходимое для того, чтобы сесть и писать, потребовало почти всех её сил. Борясь с болью и усталостью, она наконец нашла позу, сидя за столом, в которой ей было не так больно. Её левая рука была бесполезна, но она всё ещё могла держать в правой перо, покуда не двигала ей слишком далеко, пока писала.
Она написала два письма. Односыну, а второе, более короткоеГерцогу Ланкастера. Наконец Мири помогла ей, обессилившей, лечь обратно в кровать.
Не рассказывай ему, Мири пока не подрастёт.
Что, дорогая? попыталась успокоить её Мири.
Не рассказывай ему обо мне, пока не подрастёт. Пусть побудет счастливым. Когда ему придётся узнать, дай ему моё письмо.
Она настаивала.
Тише, тише, сама ему расскажешь, когда выздоровеешь. Поживёшь здесь, с нами, а когда к тебе вернутся силы, поможешь мне тут по хозяйству, улыбнулась Мири, погладив волосы Элейны. Ты просто отдыхай, и мы скоро сходим на пикник. Весна уже, и погода чудесная. Цветы распускаются, и воздух полнится сладкими ароматами.
Она тихо заснула под голос Мири. Ей казалось, что она снова девочка, и её мать поёт ей колыбельную. Через некоторое время Мири встала, и пошла готовить ужин.
Элейна так и не проснулась. Она тихо скончалась той ночью. На следующее утро её сын разбудил Элдриджей своим плачем. Казалось, он каким-то образом знал, что её не стало.
Глава 1
Изначально предполагалось, что идеи, рассмотренные на этих страницах, будут исследовать природу лишь магии, но позже более глубокое изучение обнаружило связь между «э́йсаром», о котором говорят волшебники, и чудесами и сверхъестественными происшествиями, имеющими место в каждой вере и религии. Никто не был удивлён этому больше меня самого, этой связи между «естественным» и «сверхъестественным», и она стала основой потери мною веры и началом моего падения в ересь. Вследствие этого предупреждаю: если тычеловек веры или религии, духовное лицо, монах, священник или святой человек любого родаостановись здесь же. Не читай дальше, ибо идеи и наука, представленные далее, несомненно подточат те самые необходимые основы, требующиеся для любой искренней связи с богами.
Я никогда не ощущал себя необычным ребёнком, что, полагаю, применимо ко всем, по крайней мерев определённой степени. Я рос любознательным и авантюрным, как и большинство мальчишек, но по мере моего взросления моя мать подметила: «Оночень тихий ребёнок». Не помню, когда она сказала это впервые, но мне сразу показалось, что это так. Я на самом деле был очень интроспективным, вопреки моей дружелюбной природе и непринуждённой улыбке. Когда я стал старше, она даже описала меня, как человека, рождённого со «старой душой», что бы это ни значило. В основном я просто много думал, что несколько отделяло меня от остальных детей, но недостаточно, чтобы я ощущал разницу или расхождение. Оглядываясь назад, кажется ясным, что моя врождённая осторожность и интроспективная природа, вероятно, являются тем, что позволило мне выжить.
Отца моего зовут Ройс, Ройс Элдридж, и по профессии онкузнец. Я часто гадал, жалел ли он о своём призвании, поскольку лошадей он, казалось, любил больше металла, и под любым предлогом сбегал в город, чтобы посмотреть на скачки. Он также тратил на покупку породистых лошадей для себя самого несколько больше, чем было разумно. Моя мать, её зовут Мириам, ворчала на него за это, но на самом деле была не против. По правде говоря, она любила лошадей почти так же сильно, и именно в одну из его поездок на скачки, будучи ещё молодым человеком, он с ней и познакомился. К сожалению, после свадьбы завести детей им не удалось, но так получилось, что годы спустя мой отец нашёл меня во время одной из своих поездок в город. По его словам, я был просто одиноким младенцем, брошенным на обочине недалеко от городка. Моя молодая мать положила меня там, где меня легко можно было увидеть и услышать, в надежде на то, что на меня наткнётся какая-нибудь жена фермера. Вероятно, я никогда не узнаю, почему именно она решила так поступить, но у меня в любом случае всё получилось хорошо, так что никакой неприязни я к ней никогда не испытывал.
Ройс и Мириам были рады получить собственного ребёнка, и будучи единственным сыном, я получил немного больше внимания, чем получало большинство детей. Если бы мои родители были богаты, то я был бы, наверное, совсем избалованным, но получилось так, что я был просто счастлив. Большинство наших соседей не догадывались, что я был усыновлён, но от меня родители этого никогда не скрывали. Я гордился тем, что яЭлдридж, и упорно трудился над тем, чтобы порадовать отца. Он настоял на том, чтобы я наблюдал за его работой в кузнице, что знакомило меня с инструментами и методами его профессии. Румяное свечение раскалённого железа я находил завораживающим, наблюдая за тем, как оно медленно принимало нужную форму под его терпеливыми руками. Поскольку я был сыном кузнеца, все естественно предполагали, что однажды я последую по его стопам, и я против этого не возражал. Если бы всё случилось иначе, то я сейчас вполне мог бы работать в кузнице, радостно придавая металлу форму, и тем зарабатывая себе на жизнь.
Когда я вырос из любопытного мальчика в неуклюжего подростка, стало очевидно, что с этой работой у меня могут возникнуть некоторые сложности. У меня было много врождённых талантов. Я был необычно умён, что большинство взрослых замечало в первые же минуты разговора со мной. Я хорошо разбирался в металлах, и имел врождённый дар, когда дело доходило до того, чтобы что-то мастерить или строить. Руки мои были уверенными и умелыми, мать называла их «ремесленными руками». Это и было сутью проблемыхотя руки и ноги мои были длинными, особенно крепок я не был. Я усердно трудился, помогая моему отцу у кузнечных мехов, но сколько моя мать меня ни кормила, веса во мне не прибавлялось. Казалось, что я обречён навечно остаться долговязым юнцом. Тем не менее, я был достаточно умелым, так что со временем я сумел бы стать компетентным кузнецом, если бы не события той весны, когда реки раздулись от дождя.
День начался ярким и полным надежд, как обычно и бывает с весенними днями. Дожди в тот год, мой шестнадцатый год, были особо обильными, но они кончились несколько дней назад, и весь мир казался живым и сверкающим. Солнце грело, но воздух всё ещё хранил свежую прохладу, оставшуюся с зимы. В общем, держать меня в кузнице у отца казалось ужасной растратой. Подозреваю, что именно поэтому мать отправила меня искать травы. Она всегда была добра, и я думаю, что даже тогда она знала, что мой молодой дух был слишком большим, чтобы ограничиваться повседневными рамки кузницы. Так что я, с упругой походкой и с плетёной корзинкой в руках, пошёл исследовать поля и леса рядом с нашим домом. Конечно, я хорошо знал эту местность, но я радовался любой возможности побродить по округе, и я знал, что мать не ждала меня вскорости обратно.
Всё утро я бродил по полям, собирая разнообразные растения и одуванчики, которые, как я знал, моя мать любила использовать в готовке, но с приближением полудня я решился сходить к реке в поисках дудника, лекарственной травы. Что именно я найду там в этот день, я и понятия не имел. Я прошёл через густо покрытую лесом местность рядом с Рекой Глэ́нмэй. Русло реки было вверх по склону, поэтому я всё ещё не мог видеть берега, когда услышал звук, издаваемый встревоженной лошадью. Лошадь громко храпела и ржала, и высота звука говорила о том, что она полностью впала в мучительную панику. Если вы провели рядом с лошадьми столько же времени, сколько и я, то понимаете, что я имею ввиду. Я сразу же перешёл на бег, позабыв о юношеских мечтах. Я по-прежнему не жалею о том, что я сделал в тот день, но оглядываясь назад, я не могу не задуматься, как бы всё обернулось, если бы я выбрал другую дорогу, и не пошёл к реке.
Взбежав по склону, я увидел молодого человека примерно моего возраста, стоявшего на берегу реки, и громко бранившего текущую воду. Полагаю, было бы правильнее сказать, что он стоял на «новом» береге реки, поскольку крупная часть того, что было берегом раньше, явно была унесена прочь, подмытая стремительным течением. Я по-прежнему не видел лошадь, но парня я знал, ибо это был мой лучший друг, Маркус. Даже на таком расстоянии мне было видно, что его лицо побледнело от страха. Я добежал до него за полминуты, и хоть я и потряс его за плечо, он посмотрел на меня безо всякого выражения, будто мы не были знакомы. Ему потребовалось какое-то время, чтобы узнать меня, и в достаточной степени взять себя в руки, чтобы внятно произнести:
Морт!
На этом месте мне, вероятно, следует упомянуть, что моё имяМо́рдэкай, но большинство моих друзей-ровесников привыкли звать меня «Морт».
Я никогда её оттуда не вытащу, Морт! Она погибнет, и этомоя вина!
«Она», о которой он говорил, была драгоценной кобылой его отца, Данстар, хотя мы звали её просто Стар. Она была прекрасной лошадью чалой масти, с похожим на звезду пятном на лбу. Она также была одной из наиболее дорогостоящих приобретений в большой конюшне его отца. Его отец, Герцог Ланкастера, купил её исключительно ради её родословной, чтобы улучшить породу своих собственных животных, поскольку она происходила из знаменитого рода беговых лошадей. Я был уверен, что Маркусу не было позволено на ней ездить, но такие мелочи, как правила, редко останавливали моего друга, когда ему в голову приходила мысль что-то совершить.
Было легко угадать примерные очертания случившегося. Он подъехал близко, чтобы посмотреть на несущуюся мимо реку. Спешился, и подвёл её к берегу, поскольку у кобылы хватало ума сопротивляться, когда её заставляли скакать так близко к ревущей воде. Тогда-то беда на него и обрушилась. Ослабленный берег реки обвалился под весом лошади, и хотя Маркус сумел успеть попятиться, кобыле повезло меньше. Она попала в плен реки, изо всех сил стараясь держать голову над поверхностью воды. Течение прибило её к упавшему дереву, где она и застряла, не будучи способной взобраться по крутому, скользкому от грязи берегу. У меня скручивало сердце от панических криков Стар, пока та отчаянно тщилась удержать свою голову над водой.
Не думая, я начал карабкаться вниз по скользкой береговой осыпи, пытаясь подобраться ближе. Легко видеть, что моё мышление в тот момент было не особо ясным, поскольку я ни коим образом не мог освободить попавшую в западню лошадь. Осыпающийся берег был крутым, и узким у кромки воды, из-за чего для меня было невозможно вывести лошадь из воды, даже если бы у меня было достаточно сил на такое свершение. В тот момент её уже почти смыло под нижний край упавшего дуба, после чего она бы стремительно захлебнулась, поскольку зацепилась бы за большие ветви, находившиеся под водой. Тем не менее, я приблизился к ней, не имея в голове чёткого плана, поскольку сочувствовал её затруднительному положению.
Морт! Ты же убьёшься!
Из нас двоих, Маркус обычно был более безрассудным, но сегодня он показывал гораздо больше ума, чем, судя по всему, было у меня.
Забирайся обратно, пока мне не пришлось объяснять ещё и про твою смерть тоже!
На миг я подумал о его словах, и понял, что он был прав. Я начал разворачиваться, чтобы забраться обратно, поскольку здравый смысл наконец переборол мою глупость, но в этот момент я поймал взгляд Стар. Тогда-то моя жизнь и изменилась. Это был тот момент, который смёл в сторону всё, что было прежде, и направил меня и моих друзей на путь, с которого нам было уже не свернуть. У историков было бы гораздо меньше событий для описания, если бы я не посмотрел в глаза той испуганной кобыле.
Сейчас я не уверен, как описать то, что я ощутил. Возможно, кто-то из вас, читающих это, проходил через кризисные моменты, и ощущал тот наплыв эмоций, который мгновенно накрывает тебя, тот безвременный момент ясности, в который можно подумать о тысяче вещей всего лишь за миг. Это был один из тех моментов, и глядя в глаза того благородного существа, я ощутил, будто открылось окно в моей собственной душе. Мой мир сжался, пока в нём не осталось ничего, совсем ничего кроме меня и Стар. Её глаза были расширены от ужаса, и она громко дышала, её лёгкие тяжело вздымались, несмотря на стремительное течение. Моё собственное тело казалось лёгким и нереальным, и вскоре я совсем перестал его ощущать, провалившись в её взгляд. Теперь существовала лишь Стар, а Мордэкая больше не было, будто он никогда и не существовал. Моё тело и даже моё собственное «я» больше не существовали, всё было заменено. Мне следует поправиться: моё тело всё ещё существовало, но оно было другим, гораздо тяжелее, и оно было холодным. Я ощущал, что моё сердце бьётся так сильно, что я думал, оно вот-вот выпрыгнет у меня из груди. Я был почти полностью погружён в холодную реку, и я ощущал, как она холодит меня, вытягивая из меня силы, толкая меня на дерево, непреклонно затягивая меня вниз.