А что с Конвентом, Шу?
Что. Полный дыссак. Она тоскливо глянула на заливисто щебечущего удода на подоконнике. Птица тут же замолчала и сорвалась с места, лишь мелькнули яркие крылышки. Светлейший уже отправил шера-прим, как только до Метрополии дошли слухи о бунте.
Так это же хорошо?
Просто замечательно. Если не считать того, что шера-прим нам в помощь вытребовал мой драгоценный жених, чтоб его мантикоры драли. И сам прибудет к нам в ближайшее время во главе двух полков кавалерии.
Энрике набрал воздуха, чтобы высказать все, что думает о сумасшедшем маньяке, по божескому попущению родившемся в императорской семье но передумал. Лишь выдохнул и опустил взгляд, словно ища подсказку в рисунке мраморных прожилок.
А может, нанять ткачей? Маловероятно, что у них получится лучше, чем у Медного, вздохнул капитан. Но вдруг
Уже.
Уже? И?..
И ничего. Уже полмесяца ничего. Да и не верится, что Люкрес повернет назад. Даже если ткачи выполнят работу.
Полмесяцамало. Если Мастер послал ткача из Суарда, ему только до Иверики добираться десять дней, постарался успокоить ее Энрике, но тут же сам засомневался: Не подарим ли мы пророку еще одного последователя? Даже один мастер тенейсерьезная сила.
Не подарим. Я дала ткачам амулет Ясного Полудня, ответила Шу и добавила, видя удивление капитана. Да, я взяла его из сокровищницы. Без ведома отца. Это так важно?
Быстрый, нервный топот на лестнице не позволил Энрике ответить.
Скорее, ваше высочество, королю плохо! не добежав до верха, позабыв об этикете, закричал Бертран Альбарра.
Без лишних слов Шуалейда вскочила и помчалась внизуже понимая, что поздно, поздно
Глава 6О масках и ножницах
о гильдии предпочитают не говорить вслух. Простолюдины считают, что любое упоминание ткачей привлекает внимание Темного Хисса. Поэтому, если необходимо обозначить ткача, люди показывают ножницы: смыкающиеся указательный и средний пальцы. Из того же страха никто и никогда не станет называться мастером теней, таковым не являясь
5 день пыльника. Беральдос, север Валанты
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Беральдос встретил циркачей неприветливо. Высокие розовато-серые стены вздымались над садами предместий, солнечные блики прыгали по начищенным шлемам и кирасам стражников, через ворота сновали селяне, купцы и шеры. Как и в столице, жизнь в Беральдосе кипела и бурлила. Но, в отличие от Суарда, не было в нем мира и спокойствия. Слишком внимательные стражники, слишком торопливые торговцы, слишком много нищихне прохиндеев, а растерянных и несчастных людей, обездоленных мятежом.
Пятнадцать, бросил усталый стражник в воротах.
Так по два динга же возразил Хосе.
Не нравится, уматывайте.
Все дорожает! Хлеб по три сестрицы, где ж это видано пробормотал ремесленник, стоявший в очереди за Стрижом.
Проходите, не задерживайтесь, сердито рыкнул стражник, получив мзду. Бродяги.
Хосе повел труппу на постоялый двор у западной стены. Унылый хозяин приветствовал четверку жонглеров по именам и подсел за стол. Стриж в разговор не встревал, больше слушал и запоминал.
Трактирщик кидал тоскливые взгляды на пустой зал, жаловался на дороговизну, что свежего мяса не достать. Купцов нет, все едут или по реке, или западнее, через Дремстор. Торговля заглохла, горожане припрятали кубышки, город полон голодных оборванцев.
Неудачное время вы выбрали, качал головой Гонзалес, как циркачи называли трактирщика. Кому сейчас нужен цирк? Хлеб вздорожал вдесятеро. Стража гонит бродяг, да без толку. Нищих только прибывает. Приюты Светлой переполнены.
Хосе кивал, обещая не попадаться страже на глаза, и мрачнел. Вместо прибыли поездка грозила обернуться сплошными убытками. Все оказалось хуже, чем казалось из столицыи теперь циркач жалел, что не воспользовался предложением купца и не повел труппу к гномьим горам.
«Скорость и осторожность, осторожность и скорость, думал Стриж, прислушиваясь к разговорам. Жаль, если циркачи испугаются, удобное прикрытие. А может, оно бы и к лучшему, целее будут»
Он не желал себе признаваться, что успел привязаться к случайной попутчице. Подумаешь, несколько ночей под одним одеялом. Но зачем Хиссу лишние жертвы? Хватит с него обильной жатвы среди мятежников. Пусть уж она живетгде-нибудь подальше и от мятежа, и от внимания Темного Брата. А Стриж подберется к пророку и так, без цирка.
Между столом циркачей и входом, заедая кислое пиво острыми колбасками с ржаным хлебом, семеро мужчин то громко смеялись, то заговорщицки понижали голоса. Они зашли в таверну через четверть часа после артистов, заняли самый большой стол и велели подать жаркого. Наглые, жадные рожи, куртки дубленой кожи и тесаки, плохо спрятанные под полами, выдавали лихих людей.
Каждый раз, когда пропитые голоса отпускали особо смешные шуточки и сами же над ними ржали, Хосе косился на них и ежился, а Лусиа с Павеной вздрагивали. Стрижу хотелось сказать: да идите же отсюда скорее, хоть через окно! Но домашний лопушок-менестрель, шкура которого все больше натирала подмышками, не сообразил бы, да и не стал бы лезть.
Армия справедливости нужны смелые люди Пророк ценит доносилось от разбойной компании: похоже, жилистый тип в круглой матросской шапке вербовал мятежникам подкрепление.
Стриж прислушивалсяэтот тип, по прозванию Ревун, выдавал очень полезную информацию. Настолько полезную, что Стриж решил наплевать на безопасность артистов. Картина вырисовывалась обнадеживающая: Пророк идет к Иверике, что между Беральдосом и Мадарисом. Кроме самого Пророка, нет ни одного дельного начальника, только мелочь. Все окрестные шайки влились в банду, главари грызутся за кусок пожирнее. Охраны у Пророка много, но бестолковой
Нерешительность циркачей сделала свое дело. Утолив голод и обсудив, что хотели, головорезы обратили внимание на девушек. Бородатый, воняющий чесноком и перегаром тип вразвалочку подошел к артистам и схватил Лусию за плечо.
Пошли, красотуля! С этими хлюпиками небось позабыла, что такое настоящий мужик? Я тебе напомню, детка.
Остальные шестеро поддержали его, не вылезая из-за стола, хохотом и неприличными жестами.
И подружек прихвати! велел вербовщик, ощупывая Стрижа сальным взглядом. Мне эту, беленькую.
Еще двое поднялись с лавки и нарочито медленно пошли к артистам.
Лусиа попыталась выскользнуть, но разбойник держал крепко. Бледная и дрожащая, она сжалась. Рядом Хосе и Ишран замерли в сомнении. Ввязываться в дракубезнадежно. Отвернуться и отдать девушек на растерзаниесовесть не позволяет. Сидевшая по правую руку от Стрижа Павена напряглась, под прикрытием стола вынула из ножен ножи.
На размышления Стрижу понадобилось полвздоха: доиграть лопушка и позволить вербовщику себя завалитьбессмысленно, шлюшке он ничего не расскажет и к Пророку не отведет. Удиратьглупо, такой источник информации на дороге не валяется.
«Поиграем!» мурлыкнула Тень, касаясь нежно, словно любовница.
Дальше все было быстро, просто и до противности приятно.
Стриж вспрыгнул на стол, метнул два ножа из рукавов. Тут же носком сапога разбил кадык самому ретивому бандиту. Тела грузно повалились. Три.
Кинул нож в разбойника, только оторвавшего зад от лавки. Одновременно из-за спины свистнули два лезвия, удивленно вскрикнула Павена. Один ее клинок вонзился в того же разбойникаон схватился разом за шею и за грудь, осел. Четыре.
Второй клинок Павены ранил пятого разбойника в плечо. Он схватился за свой нож, не обращая внимания на хлещущую кровь. Вербовщик зарычал, вскочил. Взмахнул тесаком. Седьмой бандит полез из-за стола, но слишком медленно.
Из горла рвется чужой голодный рык, сладкий запах крови будоражит ноздри.
«Служи мне, Стриж! Жертву, вкусно!»
В два прыжка Стриж достиг середины зала. Ударил в висок вербовщикавполсилы, этот еще нужен живым. Пять.
Не глядя больше на бессознательное тело, поймал тесак. Перехватил руку предпоследнего разбойника, вывернул, сунул тесак ему под ребро. Шесть. Поднырнул под занесенный табурет, ребром ладони ударил по шее. Семь.
Тишина. Седьмое тело неспешно упало. Стриж отскочил, развернулся: последняя пара ножей готова сорваться в полет, жажда гонит вперед, на запах страха, к алой пульсации жизни.
«Остановись, хватит! приказал сам себе. Врагов нет. Жертвы кончились».
Разочарованно рыкнуло из глубины Ургаша: «Еще, мое!»
«Остановись. Ты не раб!» приказал себе Стриж, убрал ножи. Стряхнул с рукава кровь.
«Остановись. Вдохнул. Успокойся. Выдохнул. Поиграли? Хватит».
Вдохнул.
Тень отступила, но недалеко. Ждет. Манит. Обещает силу и власть, обещает похвалу Брата.
Стриж медленно выдохнул.
«Продолжения не будет».
Вдох, еще медленней. Выдох. Возвращение.
Вынырнув в привычную реальность, Стриж осмотрелся. Гонзалес в своем углу, под стойкой, выдает себя позвякиванием посуды. Неожиданная храбрость Павены испарилась. Полный ужаса взгляд прикипел к первым двум убитымнож в горле, нож в глазнице. Циркачи на месте, ошарашенные. Глядят то на семь тел, то на него.
Держа живых в поле зрения, Стриж вынул из трупов ножи. Тщательно вытер об одежду разбойников, свои сунул обратно в рукава, остальные два положил на стол перед Павеной.
Циркачи, за время схватки только и успевшие, что вскочить и достать оружие, попятились. Лусиа дрожала, уткнувшись носом в колени. Одна Павена решилась поднять на него несчастный и растерянный взгляд.
Стриж ободряюще улыбнулся ей.
Павены и циркачей было жаль. Домашнего мальчика, забывшего сменить выражение лица, пока за несколько секунд клал семерых бандитов, артисты испугались много больше, чем простых и понятных головорезов. И, увы, теперь пользы от циркани на динг.
Кроме них, в таверне не было посетителей, а трактирщик что ж, нет в Империи такого трактирщика, что не признает тайного знака Гильдии.
Гонзалес, бросил Стриж, и голова хозяина заведения показалась из-за стойки. У вас на полу грязь.
Стриж указал на трупы, сложив пальцы особым образом. Гонзалес побледнел еще больше, хотя, казалось, его вытянутая физиономия на это уже не способна, и мелкими шажками вышел из-за стойки.
Не извольте сомневаться, сейчас приберу, ваша ми
Со страху трактирщик начал заговариваться. Но Стриж ожег его таким взглядом, что тот подавился.
Э почтенный менестрель
Нам нужна комната.
Трактирщик закивал и попятился. Циркачи потихоньку приходили в себя, с опаской поглядывая то на Стрижа, то на выход. На их лицах читалась отнюдь не благодарность.
Эй, не разбегаться, Стриж обратился к бывшим приятелям спокойно и твердо, как к маленьким детям. Вам ничего не будет. Все хорошо, сидите тихо.
Ты ты не первой попробовала заговорить Павена.
Нет, конечно. Зачем мне вас убивать? Пожалуйста, идите в комнату. Гонзалес проводит.
Трактирщик, только подобравшийся к двери на улицу, подобострастно кивнул и показательно опустил засовон, мол, вовсе не намеревался сбежать, как можно!
Кто он такой? Ты его знаешь? шепнул Хосе провожающему артистов наверх Гонзалесу.
В ответ трактирщик съежился, дважды сомкнул прямые пальцы, изображая ножницы, и приложил палец к губам.
Ожидая, что вербовщик вот-вот очухается, Стриж прислонил его к стене, а заодно связал руки его же поясом. Найденный тощий кошель Стриж сунул себе в карман. Пригодился и чудом уцелевший на столе кувшин с пивомСтриж плеснул кислятиной в лицо пленнику, чтобы тот быстрее пришел в себя.
Осторожные шаги на миг отвлекли Стрижа. От замершего на середине лестницы Гонзалеса исходили физически ощутимые волны нездорового любопытства пополам со страхом.
Бие Гонзалес, вы что-то хотели? тихо осведомился Стриж.
Нет-нет, ни в коем случае! Гонзалес попятился. Может, вам что-нибудь нужно?
Не беспокойте меня. И проследите, чтобы никто не беспокоил, приказал Стриж. Из дома не выходить!
Слушаюсь, вашмилсть
Вздрагивая и утирая лоб, трактирщик убежал наверх.
«Трус, предатель. Бесполезен», мимолетно подумал Стриж, сгребая со стола горсть соленых орешков и подтягивая табурет поближе к вербовщику.
Глава 7Смерть и кот
феномен частичного вхождения Хисса в своих слуг, называемых Руками Бога, слабо изучен ввиду сложности общения с ткачами. Однако из слов тех ткачей, с которыми пошли на контакт, следует, что погружение в Тень вызывает некую эйфорию, чувство всемогущества и власти, что-то вроде принадлежности высшей силе. Эта эйфория настолько прекрасна и желанна, что ткачи охотно берутся за любые, самые сложные и опасные заказы. Они уверены, что в посмертии Хисс будет благосклонен к ним, и в следующих жизнях снова позволит служить ему.
Постоянное соприкосновение с божественной волей чрезвычайно сильно воздействует на психику ткачей. Большинство из них перестают ценить что-либо, кроме похвалы Хисса, и стремятся во что бы то ни стало ощутить эйфорию снова.
Любые морально-нравственные ограничения, случайно оставшиеся в подмастерьях, после первых же исполненных заказов исчезают бесследно. Единственным мерилом правильности для ткача является воля Хисса.
5 день пыльника. Беральдос, север Валанты
Мигель Хорхе по прозванию Ревун
С трудом продрав будто залепленные тиной глаза, Ревун увидел перед собой давешнего белобрысого актеришку, грызущего орешки и швыряющего скорлупки на пол. Попытался приподняться и, помянув Хисса, плюхнулся обратношакалий сын связал его. Сквозь липкий, гудящий туман в голове всплыло последнее, что он виделэта же смазливая физиономия с робкой улыбкой и тьмой Ургаша в глазах. Улыбка никуда не делась, только стала наглой и снисходительной, тьма же исчезла бесследно.
«Ткач. Проклятье! Вот везет на выродков. Надо ж было принять убийцу за шлюху! Но что ему надо? Неужели Пророк?!»
Пророк был единственным, что могло бы заинтересовать гильдию. Несущий Свет, Провозвестник Чистоты и Вечного Блаженства. Родной брат белобрысой твари, лишь прикидывающейся человеком: раз поглядев в глаза ткачу, Ревун больше не сомневался в том, что за сила помогает Пророку.
«Светлая, дай быстрой смерти, сообразив, зачем убийца оставил его в живых, взмолился Ревун. Не отдай меня отродью Бездны!»
Ну?
Равнодушный голос словно ударил под дых, вышибив весь воздух.
Ревун я. Шайка вот своя была невольно Ревун скосил глаза вправо, где лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.
Угу. С проповедником знаком?
Орешек захрустел на крепких зубах ткача.
Знаком, а то. Вербую мужичье в Армию Справедливости, вот как этих
Ревун кивнул на трупы, глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяное море, и принялся выкладывать все. Подряд. Пока он рассказываетон жив, и даст Светлая, ткачу нужны только его слова, а не его жизнь.
Он сказал всеи как прибился к Пророку в самом начале, почуяв будущую кровь и выгоду. Пожаловался, что Пророк ему не доверяет. Никому не доверяет. И вместо сытной вольготной жизни под Пророкомкракеново дерьмо! Проповеди, молитвы, снова проповеди и молитвы! Баб не тронь, дома не жги, добычу всю отдай. И вокруг него одни фанатики! Как понадевали белые балахоны, последний разум и растеряли. А все равно Пророк их тоже не слушает. Вообще никого не слушает! И чуть кто не то слово скажетвсе, измена, и на растерзание толпе. А толпа и рада. Верят каждому его слову, смотрят в рот
А ты, значит, не фанатик? мягко спросил ткач.
Нет! Я свободный человек! Ревун поежился, вспомнив страшные глаза Пророка: черные, без белков, словно не человек, а демон. После рудников-то, знаешь, как! В кабалу не полезу, нет. Не дурак я. Был бы дурак, на руднике бы сдох Что смотришь так? Нашему брату податься некуда. Думал, хоть этот Я человек простой. С вожаком ссориться мне не в масть, а под ним жить можно. Лишь бы это, подальше от начальства и поближе к кухне.
В кабалу не полезешь, говоришь, хмыкнул ткач и разгрыз еще орешек: Ревуну показалось, что хрустнули не скорлупки, а его собственные кости. С этого места поподробнее.
Да что там, вздохнул Ревун. Он как глазищами своими страшенными сверкнет, так и все. С ума сходят. Были люди, стали эти, как их. Зомби, точно! Скажет Пророк «прыгай», и все прыгают. Скажет «умри», лягут и умрут. Я ж видел, слушай! Он сам к королевскому войску вышел. Полк, значит, строем на ворота. Мечи наголо! На рожахместь, всех поубивают к сраным кракенам! Генерала-то их, Медного, ранил один их тех, зомбей. Людишки разбежались, ясно дело. Даже Чистые, на что дубье, и то усрались. А Пророку хоть бы хны! Влез такой на стену, весь в белом. Этоти в белом, а? И это, руками этак вверх, весь такой благостный Я что тебе скажу, придурки они! Арбалетов нет, да? Один залп, и все. Готовенький Пророк. Нашпигованный! А они эх