А тем временем в ночлежке Маккабрея и. о. распорядителя работ Мартленд рвал и металили делал вид, что. Он ужасный актер, но, с другой стороны, он довольно ужасен и когда не актерствует, поэтому трудно порой сказать, если вы следите за моим ходом мысли.
Ох, бросьте, Чарли, недовольно сказал он. Бровь моя трепетнула в самый раз, чтобы показать: в школе с ним мы учились не так уж и недавно.
Что вы имеете в виду«бросьте»? спросил я.
Я имею в виду, давайте не будем играть в глупеньких мудозвонов.
Я рассмотрел возможности трех умных возражений на его одну реплику, но пришел к выводу, что не стоит беспокойства. Бывают времена, когда я готов перекинуться с Мартлендом словечком-другим, но сейчас время иное.
И что именно, здраво спросил я, по вашему мнению, я могу вам дать из того, что, по вашему мнению, вы хотите?
Любую наводку на дельце с Гойей, ответил он тоном сломленного Иа-Иа. Я воздел ледяную бровь-другую. Он несколько заерзал. Существуют дипломатические соображения, знаете ли, слабо простонал он.
Да, с некоторым удовлетворением ответствовал я. И я понимаю, как они могут возникнуть.
Просто имя или адрес, Чарли. Да вообще-то что угодно. Вы ведь наверняка что-то слышали.
И где тут вступит в действие старое доброе «куи боно»? спросил я. Где широкоизвестный пряник? Или вы опять давите на старую школьную дружбу?
Этим вы обеспечите себе много мира и покоя, Чарли. Если, разумеется, сами не ввязались в сделку с Гойей как принципал.
Я нарочито некоторое время поразмыслил, тщательно стараясь не проявить чрезмерной заинтересованности и задумчиво поглощая настоящий «Тэйлор» 1931 года, населявший мой собственный бокал.
Хорошо, наконец изрек я. Немолодой грубоватый на язык парняга в Национальной галерее, прозывается Джим Тёрнер.
Шариковая ручка счастливо запорхала по уставному блокноту.
Полное имя? деловито осведомился Мартленд.
Джеймз Мэллорд Уильям.
Он начал было записывать, потом замер и злобно глянул на меня.
17751851, съязвил я. Крал у Гойи постоянно. Но, с другой стороны, старина Гойя и сам был тот еще жук, не так ли?
Я никогда еще так близко не подступал к получению костяного бутерброда прямо в зубы. К счастью для того, что еще оставалось от моего патрицианского профиля, в комнату, неся прямо перед собой телевизионный приемник, как бесстыжая незамужняя мамашаживот, уместно вступил Джок. Мартленд отдал пальму первенства благоразумию.
Кха кха, вежливо изрек он, откладывая блокнот.
Сегодня вечером же у нас среда, понимаете? объяснил я.
?
Профессиональная борьба. По телику. Мы с Джоком никогда ее не пропускаем; там выступает столько его друзей. Вы не останетесь посмотреть?
Доброй ночи, сказал Мартленд.
Почти час мы с Джоком потчевали себяи магнитофоны ГОПахрюканьем и ржаньем королей захватов в партере и потрясающе вразумительными комментариями мистера Кента Уолтонаединственного на моей памяти человека, целиком и полностью соответствующего своей работе.
Этот человек потрясающе вразумителен и т. д., сказал я Джоку.
Ну. Мне там счас показалось, что он отхватил ухо тому второму мудаку.
Нет, Джок, не Палло. Кент Уолтон.
Ну? А по мне так Палло.
Не принимай близко к сердцу, Джок.
Как скажьте, мистер Чарли.
Превосходная была программа: все подонки жульничали бесстыже, рефери поймать их за этим занятием никак не удавалось, но хорошие парни всегда побеждали, напрягши пресс в последнюю минуту. Кроме схватки Палло, само собой. Масса удовлетворения. Удовлетворительно было и размышлять о тех умненьких молоденьких бобби-карьеристах, что в эту самую минуту проверяют все полотна Тёрнера в Национальной галерее. А в Национальной галерее Тёрнеров очень много. Мартленд был достаточно сообразителен, чтобы осознать: я не стал бы так неубедительно шутить лишь для того, чтобы его подразнить. И потому перевернуть следовало каждого Тёрнера. И за одним из полотен, все всякого сомнения, отыщется заткнутый конверт. А внутриопять же, вне всякого сомнения, люди Мартленда обнаружат одну из этих фотографий.
Когда закончилась последняя схваткана сей раз драматичным «бостонским захватом», мы с Джоком выпили виски, что по борцовским вечерам стало у нас традицией. «Красный Плюмаж Делюкс» мне и «Джонни Уокер» ему. Джок его предпочитает; кроме того, мой головорез сознает свое место в жизни. К тому времени мы, конечно, уже отклеили крохотный микрофон, который Мартленд небрежно забыл под сиденьем моего «фотёй». (В кресле сидел Джок, стало быть, микрофон бесспорно отразил, помимо борьбы, еще и некоторые вульгарные звуки.) С редкой фантазией Джок опустил жучок в широкий бокал, затем добавил воды и таблетку «алка-зельцера». После чего неудержимо расхихикалсяжуткое зрелище и звуковые эффекты.
Держи себя в руках, Джок, сказал я, ибо нам предстоит работа. Кве ходи нон эст, эрас эрит, что означает: завтра, примерно в полдень, я рассчитываю оказаться арестованным. Произойти это должно в Парке, если возможно, чтобы я мог устроить сцену, буде сочту это уместным. Непосредственно после чего эту квартиру обыщут. Тебя здесь быть не должно, и с тобой здесь не должно быть сам-знаешь-чего. Вложи в обивку жесткого верха, как и раньше, поставь жесткий верх на «эм-джи-би» и отгони к Спинозе на техобслуживание. Убедись, что видишь перед собой мистера Спинозу лично. Будь там ровно в восемь. Понял?
Ну, мистер Чарли.
С этими словами он проковылял к себе в спальню на другой стороне холла, откуда я еще долго слышал его довольные хихиканье и флатуленцию. Спальня у него аккуратная, меблирована просто, полна свежего воздуха: именно такой хочется видеть спальню сына-бойскаута. На стене висит сводная таблица Знаков отличия и званий Британской армии; на тумбочке у кроватифотопортрет Шёрли Темпл в рамочке; на комодемодель галеона, не вполне завершенная, и тщательно выровненная стопка журналов «Моторный цикл». Мне кажется, в качестве лосьона после бритья Джок пользуется хвойным дезинфектантом.
Моя же спальнядовольно верная реконструкция рабочего места недешевой шлюхи периода Директории. Для меня она полна очаровательных воспоминаний, но васмужественного британского читателянаверняка бы стошнило. Ну-ну.
Я погрузился в счастливый бессновиденческий сон, ибо ничто не сравнится с вольной борьбой в очищении разума жалостью и ужасом; это единственный ментальный катарсис, заслуживающий своего имени. Да и не бывает сна слаще сна неправедного.
То была ночь среды, и никто меня не разбудил.
2
Ячеловек, пред вами я стою:
Пусть зверь я, что жпо-зверьи мне и жить!
Имей я хвост и когти, человек
Бесхвостый был бы господин, а так
Пусть обезьяны хвост себе стригут
И прикрывают лядвия себе,
Я же, подобный льву, не изменю
Того, что сотворил со мной Господь
Все меблируют логова свои
А я соломе свежей буду рад.
Никто не разбудил меня до десяти часов прекрасного летнего утра, когда ко мне вошел Джокс чаем и канарейкой, распевавшей до самозабвения, как с ней это обычно и бывает. Я пожелал доброго утра обоим: Джок предпочитает, чтобы я приветствовал канарейку, а настолько мелкая услуга ничего не стоит.
Ах, добавил я, старое доброе успокоительное, «улун» или «лапсанг»!
Э?
Принеси-ка мне трость, мои наижелтейшие туфли и старый зеленый «хомбург», не отпускал цитату я. Ибо я отправляюсь в Парк кружиться в буколических танцах.
Э?
О, не обращай внимания, Джок. Это во мне говорит Бертрам Вустер.
Как скажьте, мистер Чарли.
Мне часто мнится, что Джоку стоит заняться сквошем. Из него выйдет отличная стена.
Ты отогнал «эм-джи-би», Джок?
Ну.
Хорошо. Все в порядке? Разумеется, глупый вопрос и, разумеется, я немедленно за него поплатился.
Ну. Только, э-э самь-знайте-что никак не влезала под обивку, пришлось по краям немного подрезать, ну, самь понимайте.
Ты подрезал сам ты что не может быть Джок
Ладно, мистер Чарли, это шутка у меня была такая.
Так, хорошо, Джок. Велли-коллепно. Мистер Спиноза что-нибудь сказал?
Ну. Неприличное слово.
Н-да, я так и думал.
Ну.
Я приступил к своему каждодневному «шреклихькяйт» вставания. С периодической помощью Джока я осмотрительно отрывался от душа в пользу бритвы, от декседрина в пользу невыносимого выбора галстука; и в безопасности прибыл сорок минут спустя к самым рубежам завтракаединственного заслуживающего такого названия, завтрака «шмино»: огромной чаше кофе, изукрашенной кружевом, фестонами и филигранью рома. Я проснулся. Меня не тошнило. Сонная улитка всползла на тернхотя бы так.
Мне кажется, у нас нет зеленого «хомбурга», мистер Чарли.
Это ничего, Джок.
Могу послать девочку привратника в «Локс», если желайте.
Нет, это ничего, Джок.
Она сбегает за полкроны.
Не надо, это ничего, Джок.
Как скажьте, мистер Чарли.
Тебя не должно быть в квартире через десять минут, Джок. И здесь лучше не оставаться ни оружию, ни чему подобному, разумеется. Вся сигнализация включена и замкнута. «Фото-Рекорда» заряжена пленкой и поставлена на взвод. Сам знаешь.
Ну, знаю.
«Ну», подтвердил я, установив дополнительный набор кавычек вокруг этого слова; вот такой уж я вербальный сноб.
Стало быть, представьте себе эдакого дородного распутника, на всех парусах рассекающего вдоль по Аппер-Брук-стрит курсом к Сент-Джеймзскому парку и увлекательнейшим приключениям. На щеке его лишь подрагивает крохотная мышцавероятно, по доброй традиции, в остальном же он внешне безукоризненно изыскан, уравновешен, не прочь купить букетик фиалок у первой же девицы, швырнув ей золотой соверен; капитан Хью Драммонд-Маккабрей, кавалер «Военного креста», с опереточной мелодией на свистающих устах и складкой шелкового нижнего белья, зажатой меж обильно припудренных ягодиц, господи его благослови.
Само собой, они за мной кинулись, едва я вынырнул из доману, не вполне за мной, ибо то был «передний хвост», к тому же весьма прециозно выполнявшийся: ребят из ГОПа натаскивают год, я вас умоляю, однако навалились они на меня отнюдь не в полдень, против предсказанного. Взад и вперед расхаживал я мимо пруда (твердя непростительные вещи другу моему пеликану), а они только и делали, что вид, будто пристально изучают подкладки своих нелепых шляп (кои топорщились дуплексными рациями, вне всякого сомнения), да подавали украдкой друг другу тайные сигналы, применяя свои красные узловатые руки. Я уже в самом деле начал думать, что переоценил Мартленда, и совсем было собрался двинуться против течения к клубу «Реформа», где заставил бы кого-либо угостить меня ланчемхолодный стол у них не сравнится ни с чьим на свете, когда:
Вот они. По одному с каждого бока. Громадные, праведные, умелые, смертоносные, глупые, беспринципные, суровые, настороженные, нежно меня ненавидящие.
Один возложил сдерживающую длань на мое запястье.
Подите от меня прочь, проблеял я. Вы где себя полагаетев Гайд-парке?
Мистер Маккабрей? умело пробурчал он.
Прекратите умело мне бурчать, возмутился я. Ибо это, как вам хорошо известно, я.
Тогда я вынужден попросить вас проследовать со мной, сэр.
Я вытаращился. Я понятия не имел, что так до сих пор говорят. Меня бежит слово «ошеломленно»?
Э? произнес я, беззастенчиво цитируя Джока.
Вы должны пройти со мной, сэр. Тут он заработал хорошо, полностью проникся ролью.
Куда вы меня ведете?
Куда бы вы хотели пойти, сэр?
Э-э домой?
Боюсь, так не годится, сэр. Там у нас не будет нужного оборудования, понимаете.
Оборудования? А, ну да. Вполне понимаю. Боже милостивый. Я посчитал тактовую частоту пульса, кровяные тельца и еще какие-то необходимые детали организма. Оборудование. Черт возьми, да мы с Мартлендом вместе ходили в школу. Они пытаются меня напугать, это явно.
Вы пытаетесь меня напугать, это явно, сказал я.
Нет, сэр. Пока еще не пытаемся, сэр.
Вы можете придумать по-настоящему остроумный ответ вот на такое? Я тоже не смог.
Ну что ж тогда. Значит, в Скотланд-Ярд, полагаю? бодро сказал я, в особенности ни на что не надеясь.
Вообще-то нет, сэр, это тоже не годится, сами понимаете. Они там насмерть узколобы. Мы думали, может, в нашу Сельскую больницу, что в сторону Эшера.
Однажды Мартленд в минуту несдержанности поделился со мной сведениями о «Сельской больнице», после чего кошмарные сны не отпускали меня несколько ночей.
Нет нет нет нет, нет нет нет! жизнерадостно вскричал я. Я ни за что не осмелюсь утруждать вас, ребята, столь долгой прогулкой.
Ну что ж, произнес Страхолюдина-П, впервые распустив язык, как тогда насчет вашей собственной сельской дачки возле Стоук-Поджис?
Должен признаться, тут я мог самую малость побледнеть. Моя частная жизнькнига, открытая для всех и каждого, но я все же пребывал в убеждении, что «Посеет»убежище, ведомое лишь нескольким моим ближайшим друзьям. Там нет того, что можно счесть незаконным, однако я сам держу в этом месте кое-какое оборудование, которое кое-кто мог бы счесть фривольным. Немножко в духе мистера Норрисану, сами понимаете.
Сельский домик? парировал я, быстрый как молния. Сельскидомик сельскидомик сельски-домик?
Именно, сэр, подтвердил Страхолюдина-II.
Милый и уединенный, съязвил его простодушный партнер.
После нескольких фальстартов я высказал предположение (теперь уже невозмутимо, обходительно, бесстрастно), что приятнее всего сейчас было бы навестить старину Мартленда: восхитительный парень, ходил со мной в одну школу. Похоже, они были счастливы подхватить любое мое предложениепри условии, что оно таково, ив следующий же миг мы втроем уже грузились в случайно крейсирующее поблизости такси, и С-л-II бормотал на ушко таксисту адрес, как будто я не знал, где Мартленд обитает, так же хорошо, как собственный налоговый кодекс.
Нортгемптон-парк, Кэнонбери? хихикнул я. С каких это пор старина Мартленд зовет его Кэнонбери?
Они оба улыбнулись мнеэдак по-доброму. Почти столь же гадко, сколь культурна бывает улыбка Джока. Температура моего тела упала чуть ли не на два градуса, я даже почувствовал. По Фаренгейту, разумеется, зачем мне преувеличивать?
Я имею в виду, это даже еще не Ислингтон, лопотал я диминуэндо, скорее Ньюингтон-Грин, если вам небезынтересно мое мнение. То есть, что за смехотворное
Тут я заметил, что интерьеру случайно крейсировавшего поблизости такси недостает некоторой обычной арматуры, вроде извещений о стоимости проезда, рекламных наклеек, дверных ручек. А имелись в нем зато радиотелефон и один наручник, приделанный к рым-болту в полу. Я несколько притих.
Похоже, они считали, что наручник им не понадобится; сидели и смотрели на меня задумчиво, почти доброжелательно, словно тетушки, желающие узнать, чего я хотел бы к чаю.
Мы подъехали к дому Мартленда как раз в тот миг, когда его «мини» в кружавчик продребезжало со стороны Боллз-Понд-роуд. Запарковалась машинка довольно неряшливо, после чего изрыгнула самого владельца, сердитого и насквозь промокшего.
Это было и хорошо, и плохо.
Хорошо, поскольку означало, что Мартленд не задержался при осаде моей квартиры: Джок со всей очевидностью замкнул мне все охранные системы в соответствии с инструкциями, и Мартленд, мастерски просочившись кинопленкой сквозь парадную дверь, наверняка был встречен моей сиреной «Лом-О-Взломщик Мод. IV» и могучими каскадами воды из автоматических противопожарных установок. Более тогозатем в общее веселье влился пронзительно настойчивый звонок, закрепленный на недостижимой высоте на моем фасаде, а в полицейском участке на Хаф-Мун-стрит замигали огниравно как и на Брутон-стрит, где располагается станция всемирно известной охранной организации, которую я всегда называю «Держи-Вора». Изящная камера-робот японского производства, делающая снимок в секунду, наверняка отщелкивала один кадр за другим из своего орлиного гнезда в потолочной люстре, но что хуже всеговверх по лестнице уже летела мегера-консьержка, и злокачественный язык ее щелкал, как пастуший бич буров.