Гамбит Маккабрея - Кирил Бонфильоли 5 стр.

Иоанна была в гостиной; ее прекрасные глаза не отлипали от телевизионного приемника, в коем какой-то парняга наяривал нечто изумительно тоскливое на свистульке, отлитой из чистой платины.

 Послушай, Иоанна,  сконфуженно начал я.

 ШШШШ!  ответила она. (Существуют определенные инструменты, которые, похоже, вызывают необъяснимую зачарованность в особях женского пола. Вот вы знали, к примеру, что в древних Афинах был принят закон против ребят, играющих на флейтах под девичьими окнами? Против дарения девам охапок цветов, коробок шоколадных конфет или норковых шуб не принимали ничего, а игра на флейте полагалась нечестным преимуществом: ей поддавались даже умные девы. Я не сочиняю, ничуть,  спросите любого Греческого Историка. Осведомьтесь в промежуток здравомыслия между послеобеденным сном и часом коктейлей.)

Когда парняга завершил дудёж и принялся вытряхивать слюни из ценной свистульки, я смочил свою тем, что оставалось от ценного скотча, и произнес:

 Послушай, Иоанна, мне ужасно жаль, но

 Все в порядке, Чарли-дорогуша, прошу тебяне продолжай. Я не вынесу объяснений того, как ты не оправдал моих надежд. Даже лучшие мужи ломаются под напряжением.

Над этим последним я задумался, ибо знал, что она не из тех женщин, кто кое-как употребляет слова. Множество горьких возражений и остроумных реплик пришло мне на ум.

 Ах, ну что ж, да,  вот что я предпочел произнести. И даже она не смогла придумать, как парировать это замечание. Позже мы отобедали рано, поскольку стоял тот вечер, когда приходит и «делает одолжение» наша прелестная итальянская кухарка, а заканчивать ей нравится пораньше из-за, как она выражается, «Бинко». (Вероятно, вы о «Бинго» не слыхалиэто такая игра, в которой шансы у игрока чуть хуже, чем при поединке с «фруктовой машинкой», но не нужно стирать до крови ладонь, дергая за рукоять. Для экономики, меня уверяли, тоже великолепно: видите ли, если малый зарабатывает в неделю 80 фунтов и 20 из них отдает супруге на «Бинго», а сам таким же количеством дензнаков поддерживает борзыхчто, разве станет он мириться с каким-то паршивым, паскудно-капиталистическим дифференциалом в чертовы 5 %, а?)

Итак, мы отобедали ранопростеньким «боллито мисто», в круговерти искрящихся реплик, вроде: «Передай соль, пожалуйста, дорогуша» или «Ох батюшки, жаль, что так с вином». Моим финальным «жёдэспри» было: «Иоанна, дорогая, мне кажется, я отправлюсь на боковую пораньше, не возражаешь?» Она была готова к такому удару: одарив меня милейшей из улыбок, сказала, что не возражает ничуть, поскольку сейчас по телевизору как раз начинается фильм ужасов.

Должно быть, двумя часами позже она проникла в мою гардеробную и сообщила, что фильм ужасов перепугал ее до ужаса.

 Ну-ну,  сонно пробормотал я, похлопывая ее там, где должна была находиться ночная сорочка. После чего Иоанна осведомилась, что пошло не так при покушении, и я сказал, что патрон никак не желал залезать в казенник. Поначалу она, видно, не постигла, пришлось ей как бы демонстрировать. Несколько минут спустя она сказала, что поняла почти все, кроме действий затвора. Я спустился смешать нам выпить. Играем на время, вы же понимаете.

Заснула она, вероятно, минут тридцать спустя: баллистикаочень скучный предмет.

Незадолго до зари Иоанна снова потрясла меня. Я угрюмствовал. Я всегда угрюмствую в этот час.

 Чарли-дорогуша,  произнесла она.  Я не понимаю одного.  Я воспроизвел неубедительную фонограмму сна, но тщетно.  Слышишь, Чарли? В обойме должно было лежать три патрона, правда?

 Ох, ну что ж,  сказал я.

10Маккабрею дают совершенно простоенет, восхитительноезадание, и он умудряется пустить его псу под хвост

И ВСЕ РАВНО, ЧАРЛИ-ДОРОГУША,  сказала она, пока я мотылял безжизненный ломтик бекона по тарелке для завтрака.  И все равно, тебе не чересчур удалось, правда? Покушение то есть? Человек из ЦРУ наверняка бы проверил все патроны до единогоцэ-эрушные шишки, говорят, никаких оправданий и слушать не желают.

Единственное остроумное возражение на это, пришедшее мне в голову, было таково, что подобное ему я бы ни за что не помыслил адресовать нежновзращенной миллионерше, и потому я придержал язык и с ненавистью пырнул жареное яйцо.

 Быть может,  продолжала она,  это задание оказалось для тебя крутоватым: как ты сам часто говоришь, ты уже не юноша, да?

Применив силу запястья и кистио продолжающемся наличии коей силы в себе я даже не подозревал,  я одним ударом ножа рассек ломтик хрустящего жареного хлеба, отправив половину в полет через всю комнату, словно тарелочку для стрельбы.

 Поэтому,  сказала Иоанна,  я придумала для тебя одно маленькое задание, которое ты сочтешь простым и восхитительным.

Я испустил череду осторожных недоверчивых звуков, которые могли или не могли быть слышимы за чавканьем жареным хлебом.

 Тебе понадобится лишь подружитьсяочень крепко подружитьсяс красивой молодой женщиной. Онанечто вроде моего делового партнера в одном конфиденциальном предприятии, и у меня такое чувство, что она протекает. О перестань же воздевать так глупо брови, дорогуша,  ты отлично понимаешь, о чем я: она немного слишком разговорчива с нашими э конкурентами. Я хочу, чтобы ты подобрался к ней поближепричем трать сколько влезет. Так, словно ты устал носить с собой всю эту кучу денег. От такого обращения она станет пялиться на тебя с обожанием. Затем начинай ухлестыватьи посмотрим, действительно ли она так болтлива, как я подозреваю. Можешь намекнуть, что ты журналист-расследователь одной из английских воскресных газет, хм?

Мои нож и вилка обрушились на тарелкупосуда поменьше просто раскололась бы напополам,  а сам я встал, излучая арктический взор, от которого просто увяла бы женщина поменьше.

 Есть вещи,  чопорно произнес я,  которых совершенно немыслимо требовать от мужчины. Покушаться на жизнь царствующей особыда. Изображать журналиста воскресной газетынет.

 Прости меня, дорогуша,  торопливо залопотала Иоанна,  мне, быть может, не хватило, э-э, проницательности, когда я это предложила. Тогда, наверное, можно намекнуть, что ты крупный инвестор и слыхал, что у нее может оказаться некая инсайдерская информация по некой очень симпатичной сделкекак раз ее кусочек тебе очень хотелось бы приобрести, и в доказательство у тебя имеется бумажник. Но сначала подберись к ней поближе, завоюй ее доверие; я уверена, что она сочтет тебя восхитительным. Да мама родная, я же тебя восхитительным считаю, разве нет?

Я снова уселся, но завтрак мой долее не чаровал меня: он выглядел жестокой пародией на Кандинского.

 Очень хорошо,  наконец вымолвил я.  Как и где я должен захороводиться с этой дамой?

 Сегодня вечером, дорогуша. Все уже улажено. Ее зовут Лоретта. Ты будешь ее партнером на приеме: это всего-навсего Нефтяное Арабское Посольство, поэтому не стоит охотиться за белой бабочкой и фраком, простой смок вполне сгодится. Извини, я имела в виду обеденный пидж.

Лоретта оказалась владелицей эдакого изумительно уязвимого лица, похожего на цветочек; казалось, ее глаза вечно готовы переполниться слезами счастья, а щедрые губы искусаны в тысяче зверских поцелуев. Я поймал себя на том, что мне хочется ее защитить,  ведь все, на самом деле, сводится к этому, не так ли? Насколько бы я ни был молодым мужем, мне до боли возжелалось выяснить, соответствует ли все остальное в ней обещаниям этого милого личика.

После приема и того, что сошло за буфет в Посольстве подобного класса, она деликатно содрогнулась, когда я предложил нанести совместный визит в ночной клуб. (Я тоже несколько содрогнулся, хотя моя дрожь проистекала от облегчения, что не придется тратить много денег. Я не скаред, скажу я вам, честное слово, но пятьдесят фунтов за паршивую шампань и избыток децибел никогда не привлекали меня своей выгодностью. «Квантум меруит», как я всегда говорю.)

 Возьмите меня домой,  промурлыкала она. Ее мурлыканье относилось к той марке, что распространяет знакомый зуд от основания позвоночника к дорсальным областям. Я и взял ее. Домой то есть. «Дом» ее оказался квартирой в ненавязчиво шикарном квартале рядом с Кёрзон-стрит. Швейцар ненавязчиво нас не заметил, но спина его истекала милостью. Если швейцаровы спины вообще способны красноречиво сиять словами «Благословляю вас, дети мои», спина этого швейцара лучилась именно ими.

У дверей квартиры Лоретта вручила мне ключтерпеть не могу дам, которые делают вид, будто способны открыть дверь без посторонней помощи,  и встала в такой позиции, что мне пришлось бы прижаться к ней едва не вплотную, чтобы дотянуться до замочной скважины. Ее огромные фиалковые глаза искательно глазели на меня, сочась вышеупомянутыми непролитыми слезами, губы трепетали боязливым тремолокороче, она бесконечно малыми приращениями выделяла все те сигналы, кои должны подсказать малому, что девица желает оказаться поцелованной, причемнезамедлительно. Я взялся за эту задачу с энтузиазмом. Лоретте такое удавалось хорошо. Когда ее дыхание участилось, я отыскал скважину, и, по-прежнему замкнутые в объятиях друг друга, мы фокстротом вступили в квартиру. Фатера оказалась роскошнойвсюду цветы, а над всей прочей обстановкой превалировала чудовищных размеров софа, подтянутая поближе к пылающему в камине живому огню. Лоретта на миг исчезла и вернулась босиком с бутылкой «Арманьяка» и двумя бокалами. Не помню, каким был «Арманьяк»,  меня заворожили ее идеально вылепленные мизинчики на ногах, которыми она покручивала перед пламенем.

В порядке затравки для разговора я неуклюже отметил, дескать, широко известно, что этовернейший способ обморозить пальцы, на что она необъяснимым манером расхохоталась. После чего неистово рухнула на меня. Рты наши встретились и сомкнулись со всей безмозглой решимостью пары стержневых магнитов. Минуту или двеа может, и все трине было слышно ничего опричь чавканья, коим всегда сопровождается сосание лиц, треска поленьев в камине и пчелиного жужжания определенных застежек-«молний». (Ежели когда-либо стремительный рост цен на шантаж вынудит меня написать мемуары, я полон решимости озаглавить их «Молниеносная моя погибель».)

Как вдруг, едва стало избыточно ясно, что Лоретта любезно рассчитывает, что я коварно ею воспользуюсь, я, виновато вздрогнув, выпутался из ее объятий. Не молодой ли я муж? Не влюблен ли я в свою молодую жену Иоанну? Ответы были: «Определенно» и «По всей видимости»именно в такой последовательности. Мне было велено «подобраться к ней поближе»но не выхожу ли я за пределы? Лоретта томно показывала мне, что некоторыми своими деталями анатомии за некоторые пределы я уже вышел, если вы мне простите некоторую вульгарность, но лишь на этот раз.

 Послушайте, э, дорогая моя,  проблеял я.  Мне в голову только что пришла ужаснейшая мысль.

 Все в порядке,  промурлыкала она.  Я утром приняла пилюлю.

 Нет-нет-нет, я не об этом; а я о том, что абсолютно пообещал телефонировать своему, э, деловому управляющему до  я украдкой метнул взгляд на часы,  до полуночи. Он летит во Франкфурт или какое-то подобное место с первым лучом зари. Не мог бы я воспользоваться?..

 Скорее,  ответила она, передавая мне телефонный аппарат. Я набрал номер. Ответил милый и сдержанный голос Иоанны. Призвав на подмогу все ржавые остатки немецкого языка, что я только мог припомнить, я гортанно обратился к ней:

 Ах, херр, эр, Иоганн! Хиер ист Чарли Маккабряй!

 Солнышко, ты уже пьян?

 Наин, найн,  вскричал я, продолжая применять тевтонское наречие.  Не понимайт ли вы германски?

 Ну разумеется, Чарли-дорогуша, понимаю. Твой немецкий несколько отличается от моего, но, думаю, что-то разобрать я смогу.

 Гут. Понимание есть все, что нужно будет мне. Здесь есть что-нибудь о маленькой трудности. Для завладения уверенностью нашего друга выглядит необходимым, чтобы в постель я взять ее был должен. Что делать мне? Халло? Халло? Не слышь ли ты меня?

 Слышу, дорогуша. Ты хочешь сказать, что тебе нужна «зеленая карта»?

 Что это есть? Ах, йа, теперь я понимайт.

 Ну что ж, ладноно лишь на этот раз. Но, Чарли

 Йа, херр Иоганн?

 Тебе не должно это понравиться.

 Найн, херр Иоганн. Гутен нахт.

 Ой, и вот еще что, Чарли?

 Йа?

 Оставь немного на потом, хм?

 Цу бефель, херр Иоганн,  ответил я. Стерев вороватую бусинку пота с чела, я повесил трубку. А обернувшись к Лоретте, произнес:Извините, дорогуша. Безумно важное дело. Я уверен, вы понимаете.

 Naturlich,  ответила она с ледяной сладостью в голосе.  Es Scheint mir dass du versucht hast von deiner Frau eine Freischute zu bekommen, und ich kann mirauch denken fiir was.

 Что что что?  осмысленно переспросил я.

 Я говорю, она разрешила вам потрахаться?

Ох батюшки, ох боженька, подумал я. В трубку, черт бы ее побрал, я назвал свое настоящее имя.

 Хо хо,  произнес я вслух с хитрецой и, за неимением более разумных слов или действий, заключил ее в объятия и страстно облобызал. Она уже застегнула «молнии»опять мне вкалывать,  но персты мои ухватились за вытяжной трос. И тут Лоретта встала.

 Спокойной ночи, дорогой мой,  сказала она.

 Как это«спокойной ночи»?

 Ну, видимо, так, как оно примерно есть,  спокойной ночи.

 Но но но

 Да, было бы очень весело, но я собираюсь жить и дальше.

 Э?

 Я имею в виду, что не хочу оказаться убитой на этой неделе. Как и на любой прочей. Вот ваши зонтик и шляпа. И прошу, не думайте обо мне слишком плохо; вы мне показались очень славным, я всегда любила глупых мужчин. О, и еще, дорогой мой,  застегнитесь спереди. Ночи ныне холодны, вернейший способ обморозиться.

Швейцар читал за своей конторкой в вестибюле. Лицо его излучало милостивую пустоту, но мне поместилось, будто брови стража на йоту приподнялись, когда я прошаркал мимо.

 Спокойной ночи,  пробурчал я.

 Спокойной ночи, сэр,  озадаченно ответствовал он и вернулся к своему «Форуму». Вероятно, изучал статью о преждевременной эякуляции.

Дома Иоанна тоже воздела бровьнамного красивее и гораздо разрушительнее, чем швейцар.

 Ты так рано, Чарли-дорогуша?

Я рыкнул приглушенным манером и нацедил себе один из самых крупных стаканов виски с содовой за свою карьеру. Сифон с содовой я слишком не третировал. Без лишних слов Иоанна протянула мне две капсулы Е из маленького золотого «дражуа». Я угрюмо проглотил.

 Я сдулся,  в конце концов вымолвил я.

 Сдулся, Чарли? Ты хочешь сказать, Лоретта высосала

 Нет-нетсдулась моя легенда. Ты что, никогда не читаешь шпионских романов? Лоретта знает, кто я такой, эта сучка говорит по-немецки. Лучше меня вообще-то.

Иоанна, похоже, удушила в себе улыбку.

 Ну разумеется, говорит, дорогуша. Она же немка, понимаешь.

 Надо было сказать.

 Надо было спросить.

Я усмирил слова, что рвались с моих уст, ибо мне отнюдь не свойственно грязно выражаться перед дамамиженат я раньше не бывал, изволите ли видеть.

 Как бы там ни было,  продолжил я, когда благословенный виски основательнее закрепился в моей кровеносной системе,  операция провалилась. Я из нее ничего не выжал.

 И ничего не вжал?

 Терпеть не могу пошлости в женщинах.

 Ну же, Чарли, не будь таким ханжой; я ни на миг не ожидала, что она станет трепаться. Она воистину отлично вышколена. На самом деле я вообще-то проверяла тебя, а не ее. Что-то вроде теста на инициативность, понимаешь?

Я переварил это вместе с новым стаканом виски-с-с, который мог бы оказаться старшим братом своего предшественника. Кровь моя вскипела от досады и бессильного раздражения, а голову заполонили горькие рассуждения о природе женщин. Мне почудилось, что единственный способ сохранить последние клочья самоуваженияэто прошествовать к кровати подчеркнутейшим манером.

 Думаю, я отправлюсь в постель,  вымолвил я незаинтересованным тоном человека, пившего как «Арманьяк», так и скотч, иболее тогоотвергнутого в самой кульминации процесса страстного свидания.

 В постель?  переспросила Иоанна.  Здорово! А мне можно?

Я присмотрелся к ней с легким шевеленьем невольного восхищения в тораксе. Она встала одним легоньким движением, пожатием плеча сбросила «пеньюар» и обнажила бесстыдное маленькое творение из черных кружев, кое, казалось, ненадежно поддерживается лишь ее выдающимися сосками. Черные кружева заканчивались ровно там, где начинались ее длинные превосходные ноги; если бы Иоанна не была натуральной блондинкой, можно было бы не угадать, где у этого творения подол. Мой взгляд восхищения неуловимо сменился таковым же нежностимне вспомнилась предыдущая роль «крупного инвестора».

 Можно?  робко переспросила она.

 Не знаю,  ответил я,  но довольно-таки уверен, что я бы смог.

Она потрусила к спальне. По природе своей я не похотлив, но в зрелище прекрасной женщины, трусящей передо мной вверх по лестнице в подобном ночном облачении, есть такое, что будит во мне зверя. Сам не знаю почему.

 Чарли?  спросила она несколько мгновений спустя.  Чарли?

 Мм-гммм?  выдохнул я, поглощенный.

 Чарли, ты притворяешься, будто яЛоретта?

 Ну разумеется, нет,  солгал я.  Я думаю о своем шестерке в школе, если желаешь знать.

 Ты низок и порочен,  довольно пробормотала она.

 Чарли,  сказала она утром.

 Хрюк.

Твердой рукой извлекая мое лицо из ложбинки меж своих грудей, она повторила мое имя.

 Да, да,  капризно ответил я,  это по-прежнему я. Кого ты ожидала обнаружить? Онассиса?

 Послушай, Чарли нет, прекрати ну хотя бы на минуточку. Мне нужно с тобой поговорить. Твое свидание с Лореттой вчера вечером было всего лишь вторым заданием, но ты не можешь не признать, что оказался нестойким, правда?

 Не могу восхититься твоим речевым оборотом,  сонно пробурчал я.

 Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Итак, если ты действительно хочешь принести мне какую-то пользу нет же, перестань, я не об этой стойкости тебя надо натаскать.

 Чепуха. Я натаскан. Специалистами. На Войне.

 Да, я знаю. Твое досье из Военного министерства у меня в ящике стола внизустоило мне двухсот фунтов.  (Тут я проснулся.)  Ты набрал хорошие очки в рукопашном бою без оружия, организации диверсий и расстрелах, но это было четверть века назад, правильно? А курса подрывных действий ты так и не прошел, верно?

 Забыл,  ответил я, имитируя сонливость, коей больше не ощущал.

 Вовсе нет. Тебя пытались втащить в эти пакости сразу после Войны, но ты легкомысленно ответил им что-то о плоскостопии и трусости.

 Про трусость было правдой.

 Так вот, дорогуша, с этого же вечера ты записан на курс в нашем личном Педагогическом колледже.

 И вовсе никуда я не записали что, в любом случае, ты имеешь в виду под этим «нашим»? Кто эти «наши»?

 Записан-записан, дорогуша. А «наши» в данном случаеэто «мы», я и некоторые мои подружки. Я все тебе когда-нибудь скоро об этом расскажу. Тебе понравится в Колледже, Чарли.

 И вовсе ничего мне не понравится, потому что, черт побери, никуда я не пойду.

 Милый старенький домик у Лейтон-Баззард.

 Я сплю дальше.

 Ты уверен, солнышко? Насчет того, что спишь? Уверен я не был, как выяснилось, еще примерно восемь минут, лишь по прошествии которых и заснул, но прежде она выжала из меня медленное согласие. Среди прочего.

Поскольку я органически не приспособлен к произнесению ложных утверждении, должен признаться: женившись на Иоанне, я остро предвкушал великую борьбу за власть между нею и Джоком. Увы, Джок подпал под чары Иоанны и превратился ныне в обычную пешку, спешащую предупредить ее малейшие желанья. Пожелай я в свои холостяцкие дни завтрак в половине первого дняа именно в этот час завтрак был заказан в тот день,  Джок призвал бы кэб и отослал бы меня в «Лайонз» на ближайшем углу. Сегодня же единственным его замечанием, когда он вкатывал корнфлексы, копченую рыбу, почки и кеджери, был благовоспитанный вопрос, когда мадам пожелает отыметь ланч.

 Зачем ты так диковато урчишь, Чарли?  спросила Иоанна.  Похоже на Большой Кошатник в Зоопарке!

 Это запах копченой рыбы приводит тебе на ум данный зоологический анклав,  ответил я в надежде, что Джок меня услышит и помучается. Немного погодя, насытившись кеджери и крепким сладким кофе, я ощутил в себе довольно смелости, дабы вновь поднять вопрос о Педагогическом колледже для юных дам. С упором на то, что никакое обещание, выжатое из меня под воздействием натуральных блондинок, английским судом не принимается. Короче говоря, я никуда не еду.

 Послушай,  втолковывал я голосом разума.  Все эти дрянные второсортные обноски дзюдо и карате, которым обучают глупеньких дурочек в вечерней школе,  просто мусор. Женщины полагают, что добиваются каких-то результатов, потому что, пока они принимают абсурдные позы кунг-фу, размахивая пухленькими ручонками на еще более абсурдный манер и издавая гораздо более абсурдные вопли своими ротиками, хорошо оплачиваемый инструктор ведь не подходит к ним и не лупит с левой им в живот, а правой, по старинке,  в губную помаду, правда? Хотя готов спорить, именно этого ему часто и хочется. Но его сдерживают джентльменские инстинкты, каковые гласят: не бей даму в уязвимые места, кои у дам уязвимы все. Лично я никогда этих предубеждений не понимал, ибо я не прирожденный англичанин, но они тем не менее существуют Любой обычный насильник или грабитель,  продолжал я,  подобных терзаний не испытывает. Он не станет вежливо дожидаться, пока дама примется махать ему руками угрожающим образом, и его не повергнут в смятение восточные кличи, которые она будет издавать. Он просто делает шаг вперед и прописывает объекту своего желанья пятерней в грызлоневзирая на ценный фаянс, размещенный там стоматологом,  за чем следует сходный удар чуть ниже ее, вот те крест, живого бюстгальтера. Никогда не подводит. (Полицейским женщинам, разумеется, известен трюк-другой; это означает, что они остаются в сознании, может, секунд на тридцать дольше, а в больнице проводят лишние тридцать дней.) Мой же совет,  назидательно продолжал я,  любой женщине, подвергшейся нападению насильника или грабителя, будет таков. В случае с насильником: незамедлительно ложитесь на спину, задирайте пятки в воздух и кричите: «Бери меня, бери меня, я тебя хочу». Это обескураживает почти всех насильников, особенно если даме под вопросом случится быть такой дамой, на которую лишь насильник взглянет дважды. Если же он упорствует в достижении поставленной цели и подобная простенькая увертка его не смущает, большого вреда нет: лежите вполне спокойно и пытайтесь получить удовольствие. Выбор сравнительно прост: краткое и, быть может, не совсем неприятное вторжение в вашу физическую приватностьили болезненные увечья, вызывающие потерю привлекательной внешности и, вполне возможно, самой жизни. Кто, в конце концов, станет плакать по отрезанному ломтю, а? В любом случае ни при каких обстоятельствах не способствуйте задержанию насильника, ибо его адвокат непременно убедит многих присяжных, что вы его сами спровоцировали, и суд окажется намного болезненнее акта насилия В случае с грабителемнемедленно вручите ему свой ридикюльибо вы едва ли настолько глупы, чтобы носить в нем что-либо поистине ценное,  сбрасывайте туфли и бегите. Бегите как вихрь, вопя при этом во весь голос. Вопите сиреной, паровым свисткомподобные субчики питают неприязнь к любому шуму, когда практикуют избранное ими ремесло. Мои пожизненные штудии искусства войны научили меня, что бегствоопределенно самый рентабельный способ ведения боевых действий. Дает победу в очень немногих битвах, но сильно экономит войска. Спроси любого итальянского генерала, если сумеешь поймать его без сеточки для волос у него на голове. Или разумеется, если вообще сумеешь его поймать.

Изложив эти немногие и со вкусом подобранные соображения, я потянулся к копченой селедке жестом лектора, желающего отпить глоток воды.

 Чарли,  мягко произнесла Иоанна,  наш Колледж вообще-то не очень походит на вечерние классы по дзюдо. Ты сам поймешь, когда туда приедешь.

 Но, дорогая моя, неужели я только что не растолковал тебе с крайней недвусмысленностью, что я не поеду ни в какой твой гадкий Колледж? Должен ли я повторить это еще раз? Я не поеду ни в какой Колледж.

В тот же вечер по пути в Колледж я остановился в Сент-Олбансе испить пива и приобрести пару плоских полубутылей скотча на тот случай, если Колледж окажется непьющим. Кроме того, я позвонил Блюхерупосле фиаско с покушением он уступил, признав, что, быть может, «безопаснее» предоставить мне номер и «процедуру» для связи с ним в чрезвычайном случае. Я набрал выученные наизусть цифры, дал телефону прозвонить предписанные двенадцать раз, повесил трубку, отсчитал тридцать секунд и набрал снова. Немедленно ответил теплый голос, сообщив мне, что я попал в «Лавку отечественных и колониальных товаров»вполне вероятная крыша, надо заметить.

 Пазалюста, мозно мне Папоцьку?  вопросил я, давясь этой детской белибердой.  Мамоньке оцень плёхо.

 Ой батюшки, вот жалость-то какая. Ты далеко?

Я продиктовал ей номер телефона-автомата; повесил трубку; закурил. Снаружи будки маячила жирная ведьмазыркала на меня и тыкала пальцем в наручные часы. Я плевать на нее хотел. Она постучала в стекло, продемонстрировав мне горсть медяков и что-то безмолвно изрыгая ртом. Я с вожделением вперся взором в деньги и начал расстегивать пальто. Она убралась прочь. Зазвонил телефон.

 Халло,  произнес голос Блюхера.  Это Папочка. Кто здесь?

 Это Вилли,  процедил я, стиснув зубы.

 О, привет, Вилли. Вы на безопасном телефоне?

 Ох, да христаради. Послушайте, я еду в какой-то Педагогический колледж, он называется Блямкли-Лог, как ни трудно в это поверить. Это возле

 Я знаю, возле чего он. Скажите-ка, а как называется эта приблуда, которую вы, британцы, нацепляете, когда играете в крикет?

 Не понимаю. Мы много чего нацепляем, когда играем в крикет.

 Та штука, которую вы носите под штанами, чтоб как бы прикрыть фамильные драгоценности, понимаете?

 Вы про гульфик, я полагаю? Но какого дьявола

Не знай я его как человека, начисто лишенного чувства юмора, я бы предположил, что он так развлекается.

 В Сент-Олбансе есть спортивная лавка?

 Не могу сказать. Но если и есть, она в это вечернее время уже наверняка закрыта.

 Блин, тогда круто. Ну что ж, удачи, Вилли. Держите связь.

Он повесил трубку. Я отъехал, неистово размышляя. В груди моей кипело множество эмоций, однако веселья среди них не наблюдалось.

11Маккабрей несколько берется за палку и исключает фразу «слабый пол» из своего лексикона

БЛЯМКЛИ-ЛОГ, НЕСМОТРЯ НА своё несообразное имя, оказался постройкой горделивой, насколько я мог разобрать в сумерках. Пока я рулил по горделивой дорожке, чрезмерное количество горделивых прожекторов заливало как ее, так и меня сиянием, почитай, в полмиллиона ватт. У подножия горделивых ступеней меня встретила коренастая девица в бриджах.

 Мистер Маккабрей? О, суперски. Теперь я могу выпустить собак, как только вы окажетесь в безопасности. Меня зовут Фиона, кстати. Ключи оставьте в машине, я загоню ее на место.

Я собственноручно взнес свой багаж по ступенямтуда, где против света высился силуэт пухловатого дворецкого.

 Добро пожаловать в Колледж, мистер Маккабрей,  произнес силуэт голосом, кой я счел женственным.

 Да,  ответил я.

 У вас как раз есть время принять ванну, сэр. К ужину мы не переодеваемся. Позвольте ваши пальто и шляпу.

Он и взял их, а такжемой зонтик. С благодарностью подступая к огромному пламени, горевшему в камине вестибюля, я заметил, как дворецкий напрыгивает на меня, вертя моим зонтиком в направлении моей же нижней челюсти. Я уклонился, разумеется, ибо уклонениеодин из самых отработанных моих навыков,  и отобрал у него зонтик, окрутив его вокруг дворецкого большого пальца, после чего кинулся (но стойте, позвольте объяснить: специалисты никогда не лупят людей палками, зонтиками и прочим, ибо движение это неуклюже, его легко отразить, и оно не способно причинить никакого ущерба, если палка по-настоящему не увесиста, а в таком случае маневр еще более неуклюж. Нет, верный способ применения такого импровизированного оружиявыпад жесткой рукой в середину корпуса противника: даже если наконечник не пронзит кожу, можно полагаться на то, что он сотрясет печень, селезенку или диафрагму мучительным или даже смертельным образом.). Итак, я кинулся, как и намерен был сообщить выше, выпадать с жесткой рукой в середину корпуса, что с хорошей точностью должно было нанести серьезный урон даже наикрепчайшему дворецкому, однако в распоследнейшую долю секунды, к своему вящему смятению, обнаружил, что он, дворецкий,  в действительности она, дворецкая, и острие мое дрогнуло, скользнув по ее бедру. Она перехватила зонтик «ан пассан» и вывернула его еще дальше, поэтому я качнулся к ней ближев аккурат чтобы встретиться с подъятым коленом. Хронометраж колена был неудачен, и я сумел безобидно принять его на грудь, а пролетая мимо, ухватить дворецкую лодыжку и совершить бросок. Не отпуская оной лодыжки, я энергично крутнул еетак, что нападавшая перекатилась еще и еще, и с удовлетворительным шмяком упокоилась у древесной стенной панели. Лицом вниз. Я разместил ногу у нее на копчике.