Пока они разговаривали, в зал вошли весьма впечатляющие женщины. Их было десять или двенадцать. Все они были одеты в черные обтягивающие костюмы для верховой езды и высокие черные сапоги. Каждый костюм украшали длинные прозрачные нити, унизанные красными камнямибудто капли крови катились по ткани, не оставляя следов. У каждой на пальце было по странному кольцуширокомучуть шире фаланги, с острым выступом-клювом, прикрывающим сустав.
Рубин и ее младшие сестрыЯхонт и Астра Рубин; за ними Корунд и Коралл, Гранат, Маникия, Шпинель, Турмалин, Пироп, Альмандин, Гиацинт Лал, быстро шептала Паше Лазурит.
Лал показалась Паше самой некрасивой. Она была низенькой и полноватой, с слишком длинной талией и короткими ногами. Но она вошла не одна. С ней шел Вадим. Они держались за руки.
Они лучницы-амазонки, возбужденно, не скрывая восхищения и зависти, говорила Лазурит. Кровавый взвод королевской армии. И они сами выбирают, какому наследнику престола давать присягу, какому нет. Говорят, они кричат в бою, как гроу. Ну, гроу, повторила она настойчиво и с недоумением, видя, что Паша не понял. Из легенды про птиц, которые убивали воинов одним только криком. И девиз у них: одна стрелаодин покойник.
Ты так завидуешь Почему же ты не с ними?
Там только красные камни, несколько оскорбившись, ответила она.
Паша не отрывал взгляда от красных камней. Все, кроме Лал, обладали безупречными фигурами. Все были яркими брюнетками. У всех кроваво-красной помадой были накрашены губы. Рубин кого-то Паше напоминала, и, подумав, он решил, что, наверное, сравнивает ее с Зетой-Джонс. По правую и левую руку от нее стояли ее сестры. Они были близняшками и самыми юными амазонками: едва ли по четырнадцати лет. Паша представил, как все они, стройные, в черном, несутся в бой на черных тонконогих лошадях; как рубиновые нити отлетают назад, за спину, будто всадницы истекают кровью; как прозрачные камни сверкают на солнце; как женщины кричаткто-то высоко, почти на ультразвуке, кто-то низко, горловым криком, и почувствовал, как волнами накатывает непривычная и раздражающая дрожь.
Вадим и правда ни на шаг не отходил от некрасивой Лал, как и говорила Лазурит. Он только кивнул другу издалека и тут же снова погрузился в беседусловно нырнул в это черно-красное великолепие.
И в этот момент в зале появился Авантюрин. Головы тут же повернулись к нему.
Ну, что? первой спросила Агат.
Все по-прежнему, ответил он, устало опускаясь в кресла. Стоят лагерем. Мы закончили возводить стену на юго-западеармия получила передышку.
Вздох облегчения пронесся по залу, девушки даже начали аплодировать.
Да, и еще, Авантюрин вскинул на дам усталые глаза, девушки, прихорошитесь. Голубиная почта донесла, что в Камнелот возвращаются Аквамарин и Александрит
Паша не слышал, о чем дальше шла речь, тем более что Авантюрина окружили плотным кольцом. Он внезапно понял, что война никуда не делась, что боевики не растворились в воздухе и не ушли, ограбив замок Обсидиана, и будут еще кровь и боль, и крики женщин, и мужские смерти. Он резко повернулся и схватил за локоть маленькую суетливую Лазурит. Схватил так, что та вскрикнула от боли. Он развернул ее к себе и, глядя сверху вниз в ярко-синие глаза, спросил:
Разве война?
Лазурит испугалась его. И без того невысокая, она сжалась в крохотный комочек и прошептала:
Конечно. Ты же был у Обсидиана. Ты же видел.
Но я не думал Я не знал Что же все-таки происходит? Я ничего не понимаю и почти ничего не помню.
Ну, что происходит? Лазурит сначала раздраженно пожала плечами, потом начала говорить увлеченно. После осады Изумрудного замка Обсидиана стало ясно: они придут сюда. Да и куда идти? Все дворяне уложили сундуки и явились в Камнелотзамок уже трещит по швам, занята каждая комната. За пределами столицы нет ни одного стоящего самоцвета. Регент болен с того самого дня, как появился слух о вражеской армии. То говорят, у него сердечный приступ, томучительные мигрени. Мне кажется, он и сам еще не решил, чем ему выгоднее болеть. Лазурит ехидно прищурилась. Алмазника тут нет, так что подсказывать, что надо делать, некому. Ломня боится пойти поперек честных дворян, которых здесь как никогда много, и боится не угодить Алмазнику. Так что решения принимают общим советом. Пока вы там сражались, слово было в основном за женщинами, Лазурит вскинула голову и посмотрела на Пашу немного надменнее, чем обычно, Бирюза и Рубин решили, что нужно выиграть время, тем более что городская стена вот уже восемьсот лет как недостроена. Нашли старенького-старенького Мастера Погоды, который жил тем, что вызывал грибные дождики в какой-то деревне, и попросили о хорошем ливне. Но тот переволновался и в припадке старческого патриотизма наслал настоящую бурю. Вы едва добрались, а дождь потом не могли унять дней десять. Тут было столько воды! Великий Рубиновый Воин вышел из берегов
Кто?
Кто? вопрос поставил Лазурит в тупик.
Кто вышел?
Рубиновый Воин? Это же наша река. Ну, та, что огибает замок. Самая большая в королевстве. Ты же переезжал ее, и не один раз.
Да, да. Ну так и что же?
Армия Алмазника застряла на том берегу. Архитекторы успели разобрать все три моста через Рубинового Воина, теперь возводят стену. Алмазник с боевиками ждет, когда река успокоится и, видимо, собирается переправляться на плотах. Замок Обсидиана разграблен полностью. Кузнецово и еще пара сел разорены. Лазурит смотрела Паше прямо в глаза, так что он чувствовал себя едва ли не виноватым. Но это они зря. Каждый кузнец, если захочет, сделает так, что и портняжная иголка, вонзившись в грудь, дойдет до самого сердца.
Так что же они медлят?
Не знаю. Сейчас никто точно не знает, что происходит на том берегу. Но говорили, что армия Алмазника прибывает. Их уже не пятьсот, а около тысячи.
Глава 5 Стена
Стену должны были достраивать там, где они вошли в городтак решил Паша. Он неуверенно шел по дороге, плохо узнавая Камнелотмногое уже стерлось из памяти за прошедшие дни. К тому же деревья уже щеголяли густой листвой, и плющ зеленел, изменяя внешний облик домов.
Нигде не было видно никаких повозок, подвозящих материалы для строительства стены, не слышно было стука молотов. Паша уже думал, что пошел не в ту сторону, когда впереди замелькали кафтаны придворных, послышались голоса. Но что-то было не так, что-то слишком темно было в это солнечное июньское утро, как-то мрачно выглядели яблони, такие приветливые всего две недели назад. И тут Паша понял, в чем дело. И, не веря своим глазам, начал поднимать голову все выше и выше. Там, где раньше яблони покровительственно укрывали ветвями низенькую, метрполтора, стенку, возвышалась настоящая крепостная стена: темно-коричневая, из валунов, какие было бы не под силу поднять и строителям египетских пирамид.
Две широкие каменные лестницы вели на стену и были заполнены строителями, которые без видимой цели сновали вверх и вниз. Мелькали будничные, запыленные костюмы придворных, серые и бурые куртки простых каменщиков.
Паша долго стоял, задрав голову, пока не увидел наверху синий плащ Авантюрина. Паша начал подниматься по лестнице, вжимаясь в стену, когда его обгонял кто-то из строителей. Когда он оказался наверху, Авантюрин уже успел куда-то исчезнуть, и Паша, придерживаясь за угол зубца, глянул вниз, а потом, неожиданно для себя, вспрыгнул на парапет и встал на самом краю, наслаждаясь ощущением полета и бьющим в лицо сильным и теплым летним ветром. Он будто сросся с камнем так, что не боялся упасть. Он трогал его теплую шероховатую поверхность и думал: как же раньше он не замечал, что прикосновение к камню дает такую уверенность, такое спокойствие. Спрыгнув с парапета, Паша исполнился решимости тут же найти начальника строительства и предложить свою помощь. Но, в последний раз глянув вниз, понял, что вряд ли сможет чем-нибудь пригодиться. Там, внизу, группа людей несла на своих плечах огромный валун, ничуть не меньший, чем все остальные в этой стене. Паша не успел даже удивиться, как же они справляются с такой тяжестью, как понял: несутне совсем то слово. В этот момент камень поплыл вверх, а люди, принесшие его, стояли, напряженно наблюдая за его подъемом. И всеничего больше, ни веревок, ни подъемных кранов, вот так вот просто.
В это же время на дороге, ведущей к Камнелоту, показались две точки. Всадникипонял Паша.
Гуляете? раздался вдруг голос Авантюрина. Паша обернулся.
Нет. Хотел предложить свою помощь.
Здесь помощь уже не нужна. Этот камень был последним. Но не переживайнайдем тебе работу.
Да, конечно, но, не знаю, чем могу быть полезен. Я не умею так Паша пытался подобрать слово, но в конце концов сказал, носить камни. Раствор тут тоже никто не готовит. Не понимаю, как же вся эта громада не развалится?
Ну, ответил Авантюрин, на это есть инженеры-архитекторы. А что касается помощи, то Вадим помог здорово. Сначала был посыльным, бегал туда-сюда между стройкой и Источником камней. Потом разносил обеды. А сейчас вот его приспособили амазонки. Авантюрин усмехнулся.
Паша посмотрел туда же, куда и Авантюрин, и увидел своего друга. Он смог быть полезным и, пока Паша болел, умудрился стать всеобщим любимчиком. Вот и сейчас он галантно придерживал длиннющую приставную лестницу, на которую взбиралась одна из амазонок. Лестница достигала примерно середины стены и упиралась в какую-то темную нишу.
А там что? спросил Паша, заинтересовавшись.
Там бойницы, которые соорудили по их просьбе, охотно пустился в объяснения Авантюрин, снаружи видна только собственно бойница, узкая щель. А с этой стороны отверстие шире. Амазонка может вести бой с лестницы.
Амазонка спустилась вниз, и Паша увидел, что это Лал. Опять Лал, опять вместе с Вадимом.
Почему Рубин приняла ее? спрашивал Пашка вечером у Лазурит, когда они снова сидели в розовой гостиной. Они такие красавицы, а она просто урод рядом с ними.
Да, согласилась Лазурит, старательно расправляя складки на платье, но времена трудные, и внешность понемногу теряет свое значение. Главное, Рубин решила, что Лал сможет быть хладнокровной и безжалостной.
Почему?
Как почему? Ты же был в замке Обсидиана. Ты видел, как убили ее мужа. Ей теперь все равно. Ей некого боятся и не за кого беспокоится. А стреляет она неплохо. К тому же, Рубин может и мертвеца научить не промахиваться.
Еще один вопрос. Как я понял, сейчас все силы стянуты к северной стене. Почему?
Врага ждут оттуда. Разведчики говорят, что Алмазник со своей армией отказался от быстрой войны. Зато решил увеличить число солдат. Теперь их около тысячи, может быть, больше. Да еще двести человек милиционеров. Около сотни дворян-отщепенцев. И все торговцы, разумеется. Их около семидесяти человек. Так вот у деревни Торговцы сейчас готовят плоты и лодки и сооружают переправу. Она как раз по северной дороге.
А почему не выступаем туда?
Возведение стены показалось военному совету важнее. А потом, говорят, что какую-то часть армии они могут перебросить немедленно. Для нас это была бы катастрофа. Мы потеряли бы в сражении лучшие силы, и ничего не добились. В нашем положении лучше всего оборона. Лазурит гордо подняла носик, будто сама разрабатывала план военной кампании.
Вопросов было много, но Паша не успел задать их все. Занавесь у входа распахнулась, едва не слетев с колец. В комнату почти вбежал стройный бледнокожий брюнет в светлом серо-голубом костюме. За ним вошел чуть более сдержанный, но тоже явно рассерженный блондин.
Но господа, воскликнул брюнет, обращаясь сразу ко всем, это же не известно, что такое! И как этой мрази разрешают жить во дворце, господа!
Что случилось? вздернула бровь Рубин.
Ты только представь себе, брюнет стал обращаться теперь только к ней, но говорил так громко, что могли слышать все, мы сейчас были в западной гостиной Мы хотели узнать, как там наш дорогой Ломня Но! Я ушел, так и не задав ни одного вопроса. Там все оживленно рассказывают о бегстве из-за реки. Я спрашиваю одного паршивого господинчикачто-то вроде Раухтопазакого удалось спасти? А он смотрит на меня рыбьими глазами и говорит: я (говорит он мне!) вывез все, что у меня есть ценного, чтобы не досталось врагу. И еще говорит, в горящей деревне мать сунула ему в руки младенца, так он и его прихватил, а здесь сдал на кухню. И, мол, не обязан. Я говорю: что ж ты, сука, сундуки не скинул и живых людей не взял?! А он мне: пока вы, господинчик, по заграницам, мы тут жизнями у рассказчика перехватило дыхание.
Успокойтесь. Александрит, успокойтесь, между дворянами появилась Агат. Девушка мягко и настойчиво взяла их за локти, о чем-то негромко спросила и повела к своему столику. Там они заговорили вполголоса, и Паша только смотрел, как красиво было ее серьезное и строгое лицо.
В это время в дверях появилась Лазурит, сопровождаемая целой вереницей челяди. Лакеи несли подносы с бокалами и закусками. За ними следовал квартет музыкантов.
Господа! громко и звонко сказала она. Я, может быть, не права, но если мы все время будем думать только о войне, мы сойдем с ума. Я предлагаю не веселье. Я просто предлагаю отдохнуть.
Наступила тишина. В этот момент Паша безмерно переживал за Лазурит. Ему было бы очень неприятно, если бы кто-то обидел ее, назвав ее предложение несвоевременным. Она тоже ждала и явно волновалась. Первой с места встала Агат.
Что ж, сказала она, немного музыки и закусок не могут ни воспрепятствовать победе, ни как-то изменить наше отношение к происходящему. А отдых нам не повредит. Все слишком взволнованы сейчас, и такими же будут завтра. Это будет мешать думать, и Агат взяла с подноса кусочек пирога.
Квартет заиграл медленный грустный вальс, и первая параАгат и Александритзакружились по залу.
Паша смотрел на них и думал, как дисгармонично это сочетание цветов: теплые коричневые тона платья Агат, агатовые серьги в ее ушах, смуглая, теплого оттенка кожа, мягкие, чуть рыжеватые волосыи бледный Александрит в своем холодном костюме, с холодными, белыми кистями рук.
Рядом с Пашей, обмахиваясь веером, села Лазурит. Он был так благодарен ей за все, что пригласил бы ее на танец, если бы не природная неуклюжесть и полное неумение вальсировать.
Вдруг возле них возник Вадим. Немного стесняясь, он подошел к Лазурит и с поклоном протянул ей руку. Она смутилась, но приняла приглашение. Паша не думал, что Вадим сможет вальсировать, но он смог. Только видно было, что научился этому недавно, слишком напряженными были движения.
Паше стало неуютно, он медленно оглядывал зал слева направо, хотя ясно осознавал, что никого не решится пригласить. Он представил себя со всей безжалостностью, на которую был способен. Высокий, с животиком, который не исчез даже после болезни, с бабскими чертами лица, с вялыми, безвольно висящими руками.
Танцевали всекроме него и стариков. Паша чувствовал себя отвратительно.
Власть, резко перекрикивал Балин музыку камерного квартета, необходимо уважать во всех ее проявлениях. Иначехаос!
Но дорогой мой, скрипела Ксилолит, вы кричите об этом каждый вечер. Молодежь на нас с вами внимания все равно не обращает, так что от них ответа не ждите. А если вы по старости каждый раз забываете, что я думаю, так я вам в трехсотый раз говорю: глупой власти слушаются глупцы.
А умной власти глупцы как раз не слушаются!
Вы утомительны, мой лысый друг. С такими взглядами вам место не здесь, а в гостиной Ломни.
Там собираются лизоблюды. А я человек убежденный, и хочу быть там, где мое мнение может оказаться полезным.
Кому полезным? Мне?
А ну вас!
Старики надулись, замолчали. Паша начал задыхаться в этом бесконечном музыкальном вакууме и вышел. Никто не обратил внимания на его уход. Пары продолжили свое грустное скольжение.
Глава 6 Пьяный учитель
Никто не сомневался, что война будет кровавой. Армия противника достигла по-настоящему угрожающих размеров, и уже почти вся сконцентрировалась у Торговцов. В Камнелот тоже стягивались все возможные силы, но ручеек будущих защитников города был скуден и иссякал с каждым днем. Гораздо больше было ни на что не способных испуганных беженцев. Говорили, что далеко не все дворяне успели вывезти свои сокровища из замков, и многие родовые поместья были разграблены. Пока армия врага укомплектовывалась, ее военачальники разрешали солдатам разбойничать. Но никто не сомневался, что главная цельКамнелот.
Берковский уже прикинул, что стоимость тех камней, что хранятся в королевском дворце, может достигать нескольких миллиардов долларов.
Паша стоял у южных городских ворот вместе с Авантюрином и смотрел, как в город входят людите, кого на лодках переправили с другого берега реки. Они были испуганы, измучены, у них при себе почти ничего не было.
Их так много, с волнением проговорил Паша. Вы знаете, я когда-то нарисовал карту, и мне казалось, что страна очень невелика.
Может быть, вы имеете в виду карту старых границ государства? Первую карту Камнелота? Да, страна когда-то была небольшой. Когда Малахит Великий пришел к власти, страна вообще ограничивалась только этим городом. Потом к Камням присоединились ближние крестьянские поселения. Они снабжали город провизией в качестве налога за безопасность. Дворяне построили свои замки за рекой. Тогда набеги кочевников были делом частым. Малахит покончил с этим, при нем был казнен Крибек, один из самых опасных разбойников. Потом в состав Камней вошли другие мелкие княжества и поселения. В основном это были лесорубы и крестьяне. Так что территория увеличивалась постоянно, и первая нарисованная при Малахите карта, естественно, не показывает ее всю. Теперь государство у нас не маленькое. Три дня на лошади.
Скажите, а почему река так странно называетсяВеликий Рубиновый Воин?
Почему странно? Просто название очень старое. Говорят, что еще до эпохи Малахита, когда город не был так хорошо укреплен, и набеги кочевников были часты, а через реку только что был построен первый каменный мост, была великая битва. Ради победы князья объединили усилия и почти все погибли на этом мосту. И только один князь был по-настоящему велик. Он дрался как лев. Его дубина с рубиновыми шипами разила врагов десятками. И десятки гибли под копытами его коня. Последнего разбойника убил тоже он. И вот, когда князь Рубин встал на мосту, он увидел, что из двух армий в живых остался только он один, и еще он увидел, что воды реки окрасились в красный рубиновый цвет от пролитой крови. Так река получила свое название. Так гласит легенда. Но лично я думаю, Авантюрин криво улыбнулся, что этот Рубиновый воин не был ни таким уж смелым, ни таким уж великим. Что-то мне подсказывает, что смелые и великие воины обычно гибнут в первых рядах. А сливки снимает тот, кто сидел в кустах и ждал, чем же все это кончится.
Паша немного помолчал.
Как же тогда получилось, спросил он наконец, что северная стена осталась недостроенной?
А как-то быстро тогда все кончилось. Малахиту удалось собрать сильную армию. Он сам нападал на самых опасных разбойников, а не сидел в городе и не ждал, когда они соберутся с силами. Наверное, мастеров в Камнелоте оставалось совсем немноговсе воевали тогдаи строительство шло медленно. А потом враги были уничтожены и необходимость в стене отпала.
Авантюрин, скажите, а кто вас обучал военному искусству? этот вопрос волновал Пашу. С него он планировал начать важный разговор.
Ну, здесь в каждой благородной семье есть свои наставники. Крестьяне ведь по-прежнему платят нам налог за то, чтобы мы их защищали. А если мальчик приходит из простой семьи, наставника выбирает дворянский совет.
А можно мне поучиться у такого наставника?
Зачем? Авантюрин посмотрел на Пашу внимательно и заинтересовано.
Скоро начнутся бои. Я хотел бы тоже быть полезным. Паша очень не любил пафосные слова, и сказать это ему было трудно. Но я ничего не умею.
Авантюрин наморщил лоб:
Хорошо, сказал он наконец, я что-нибудь придумаю. Хотя трудно сказать, кто может сейчас согласитьсявсе слишком заняты
Я не хотел бы быть в тягость, начал говорить Паша, но его собеседник уже ушел.
Вечером Авантюрин нашел Пашу и, быстро ведя его по направлению к королевским конюшням, сказал:
Я нашел вам наставника. Не самого лучшего, но чему-то он вас научить сможет. Это все, что я могу для вас сделать.
А что случилось?
Разведка доносит, что там готовятся к наступлению, и Авантюрин убежал. С последним взмахом его плаща упали сумерки, и Паша в одиночестве остался перед коновязью.
Во мгле длинной и темной конюшни кто-то возился, фыркали лошади, постукивали копыта. Паша силился разглядеть, кто же там, и наконец человек вышел на улицу, ведя в поводу невысокую унылую лошадку. Когда Паша узнал наставника, он едва смог сдержать вздох разочарования. Это был дядюшка АгатХалцедон. Он был по своему обыкновению неопрятно одет и непричесан, однако хмельного запаха Паша не учуял, видимо, Халцедон решил серьезно отнестись к порученному делу.
Ну-с, молодой человек, приступим, радостно произнес Халцедон, потирая некрасивые, обветренные, с вздутыми венами руки. Следующим движением он откинул в сторону плотную рогожу, которая лежала во дворе. Под ней оказался целый арсенал разнообразного оружия: шпага, сабля, кинжал, топор, лук, щит, булава. Но приглядевшись, Паша обнаружил, что все это оружие старое, затупленное, в зазубринах и трещинах. Он чувствовал тройное унижение: ему дали никчемного наставника, старую лошадь и списанное оружие. Паша, конечно, понимал, что лучшие воины, годные лошади и сносное оружие нужны для защиты города. Но настроения его это не улучшило.
Он выбрал в качестве оружия боевой топор. Он взял в руки скребок и до глубокой ночи приводил в порядок ненавистную клячу, которой, в придачу ко всему, он жутко боялся.
На следующее утро учились ездить на лошади. Как на нее садиться, Паша понял быстро, но верхом чувствовал себя мешком с картошкой. Его бросало из стороны в сторону, ужасно хотелось обнять лошадь за шею обеими руками. Дело шло из рук вон плохо. Через час Халцедон исчерпал весь свой запас полезных советов и просто стоял в стороне, скрестив на животе руки. Потом он и вовсе исчез, велев Паше ездить по кругу до его прихода. Паша ездил. Конюхи и их господа делали вид, что не видят его, или, по крайней мере, что им нет никакого дела до пашиного позора.
Сразу за конюшнями начинался парк, и прохлада его тенистых дорожек манила измученного зноем и верховой ездой Пашу. Но он не решался выехать с выложенного камнем дворика у коновязив парке располагался военный штаб, и там было слишком много дворян. Пашины неуклюжие упражнения и без того видели слишком многие: кавалеристы беспрестанно проезжали мимо конюшен, которые лежали как раз на пути между северной стеной и главными воротами города. Лошадиные копыта уже протоптали на великолепных газонах парка уродливые черные тропы.
В течение нескольких часов Паша видел перед собой только собственные побелевшие пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в поводья, да конскую гриву, которая поднималась и опадала в такт стуку копыт. Несмотря на все указания Халцедона, Паша сильно сутулился. Скоро он почувствовал, что спина совсем онемела, что он натер внутреннюю сторону бедер и отбил задницу. Он поднял головутак же осторожно, как циркач поднимает ногу, балансируя на канатев надежде увидеть Халцедона, и тут же забыл обо всем: и о страхе, и об онемевшей заднице. Если ранним утром здесь были только конюхи и кузнецы, то теперь проходы между низкими строениями конюшен и кузниц кишели военными. Двое фехтовали, вытаптывая сапогами остатки газона. Со стороны парка на лошадях неслись еще четверо. Тяжелые копыта отбрасывали назад комья земли, от крупов отражалось солнце. На сбруе над глазами были закреплены камни владельцев, и на секунду Паша ослеп от сияния двух громадных аквамаринов. Они пролетели мимо, и жалкую Пашину клячонку едва не опрокинула ударная волна. Лошадь остановилась и наклонила голову, выискивая кустики травы, проросшей между камнями. Паша же смотрел на парк и на конюшни, не в силах оторваться от этого почти праздничного действия, которое разворачивалось в предчувствии войны.
Со стороны парка, от штабной палатки, показались еще два всадника, вернее, всадник и всадница. Паша узнал их сразу. Это были Вадим и Лазурит и, черт побери, они были так же красивы, как и все остальные. Вадим гордо восседал на невысокой лохматой лошадке. На нем была кожаная куртка и кожаные штаны, слишком жаркие в такую погоду, но чрезвычайно эффектные. Мало того, на одежде повсюду были нашиты клоки рыжего длинного меха, а на островерхой кожаной шапке был закреплен лисий хвост. По высокому сапогу бил боевой топор (блестящий и новенький), за спиной виднелся изгиб боевого лука, к седлу был прикреплен украшенный мехом колчан. Лошадь Лазурит была не только невысокой, но еще и очень изящной, под стать своей маленькой и худой хозяйке. Девушка сидела в дамском седле и ветер трепал ее широкую темно-синюю юбку. Лазурит увидела Пашу и кивнула.
Паша посмотрел на себя со стороны. Широкие плечи, круглый животик, рост под метр девяносто, ноги так длинны, что, вынь их стремян, достанут, пожалуй, до земли. Да, на этой старушке-лошади он смотрелся еще более нелепо, чем Дон Кихот на Росинанте.
Уныние и депрессия, затем стыд и чувство глубокого унижения, потом гневвсе эти стадии Паша пережил буквально за минуту.
Да, пока он рисовал и учился в музыкальной школе, Вадим ходил на ипподром и в бассейн, занимался самбо, дзюдо и чем-то ещететя Сима, боясь, что ее безотцовщина свяжется с дворовой компанией, запихала сына во все возможные спортивные секции.
Паша резко выпрямился на лошадитак, что хрустнула спина, и ударил ее пяткой в бок. Старушка подняла голову, так и не сорвав последний клок травы, и удивленно и обиженно скосила на всадника подслеповатый глаз. Паша устыдился своей грубости. Ему стало жаль старого животного. Он слез с седла, тяжело опершись ногой на стремя, погладил лошадь по шее и пустил пастись на газон. Кляча стала срывать сочную молодую траву, поглядывая на Пашу с недоверием. Сам он отошел под навес конюшни, желая быть как можно более незаметным и, чтобы размяться, начал делать гимнастикуте немногие упражнения, которые отложились у него в памяти еще со школьных уроков физкультуры.
Вдруг воздух наполнился тревожным сигналом горнов и барабанов. Фехтовавшие дворяне вложили мечи в ножны и побежали через лужайку, придерживая широкополые шляпы. Из проходов между конюшнями как горох стали высыпаться кавалеристы. Проскакали Александрит, Аквамарин и Авантюрин, чуть позадиВадим на своей монгольской лошадке. Лазурит выехала одной из последних, дамское седло не позволяло ей двигаться с такой же скоростью. Паша преградил ей путь и с вопросом «Что случилось?» практически повис на поводьях.
Началось! ответила она, едва скрывая радостное возбуждение. Глаза заблестели лихорадочным блеском. Язык быстро облизнул пересохшие губы. Враг перешел в наступление.
Лазурит хлестнула лошадь поводьями и через несколько секунд уже растворилась в парковой зелени. Паша чувствовал себя так, будто через него перешагнули.
Он подошел к своей лошади, взял ее под уздцы, осторожно сел в седло и продолжил упражнения, стараясь сидеть так же ровно и гордо, как Вадим и Лазурит. Он ехал по кругу и мучительно прислушивался, но так и не услышал ничего даже отдаленно напоминавшего звуки боя. И тут в его отношениях с лошадью наступил переломный момент: он вдруг почувствовал, что верхом чувствует себя вполне естественно. Чтобы проверить это новое ощущение, Паша тихонько толкнул лошадь пятками в бока. Та прибавила шаг, и всаднику это понравилось. Он потянул поводья вправо, потом влево, потом выписал по двору восьмерку, объехал ближайшую конюшню и перешел на легкую рысь. Почувствовав, что лошадь совсем устала, спрыгнул с нее (хотел красиво, но по природной своей неуклюжести подвернул ногу) и бросил поводья первому проходившему мимо конюху.
Хотел найти Халцедона, но тут же увидел, как дядюшка спешит к нему через многострадальный газон всегдашней неуверенной походкой.
Да, я выпил, с вызовом крикнул Халцедон. Но повод Такое происходит!
Что происходит?
Но наставник только тяжело икнул, обдав ученика запахом спиртного, и исчез в темноте конюшни.
Посомневавшись, Паша направился к северной стене. Как он и ожидал, вся розовая гостиная оказалась там. Он робко, ожидая окрика, поднялся на стену и осторожно выглянул из-за зубца. На поле в отдалении зеленел вражеский палаточный лагерь. В остальном все было мирно и тихо. Расстояние было таким, что ни та, ни другая сторона не имела возможности стрелять.
Осада? сам себя спросил Паша и неожиданно получил ответ:
Разве это похоже на осаду? Вадим стоял рядом, небрежно опираясь на парапет. Они же только с одной стороны города встали. Южные ворота свободны. С той стороны большое село, так там на базаре даже торговля не прекращалась. Разве может осада быть такой?
Так что же это тогда?
А хрен его знает. Так, постоять вышли.