Нефрит слушал все это со все возрастающим ужасом. Он поднялся со своего одеяла и, подойдя к Веселову, сказал:
Расстреляйте меня. Детей не трогайте.
Да что толку, если мы тебя расстреляем? Кто ты такой есть? Кто о тебе заплачет?
Я - принц Нефрит
Еще один? Да видел я тут этих принцев пачками. Никуда вы не годитесь. Пшел вон. Выполняйте приказ.
Кириллов и Машуков неуверенными шагами двинулись к детям. В это же время в дверях показались Орехов и Решетов с тяжелым зеленым армейским ящиком.
Тут-то все и началось. Что началось, Веселов понять так и не успел, только слышал, как кто-то кричит слово «скарабеи». Ноги его вдруг налились свинцом, он хотел посмотреть вниз, но тут что-то поползло по голой шее, навалилось на позвоночник, противно зашевелилось в волосах. Он взмахнул руками, будто хотел отогнать неизвестных насекомых, но рука едва пошла вверх, отягощенная каким-то непонятным грузом. Лапки заскребли по уху, по щеке, и вот уже невозможно смотреть, вот уже нечем дышать Несколькими секундами позже Веселов умер.
Нефрит смотрел на все это с надеждой и страхом. Он проснулся ночью и понял, что происходит какое-то движение камнейкаждый Камень мог бы почувствовать это. Глаза с трудом привыкали к рассеянному тусклому свету единственной масляной лампы. Сначала он увидел, как постепенно зарастает маленькими кабошонами взрывчатка в центре зала. Он смотрел и не верил своим глазам, потому что никогда не верил в сказки. «Такого не может быть», думал Нефрит про себя. Потом он понял, что кабошоны скапливаются повсюду, где могут остаться незаметными. Он чувствовал слабое движение под досками пола, в углах, на потолке. Нефрит не знал, хорошо это или плохо, но его успокаивало то, что солдаты потеряли возможность взорвать детей мгновенно.
Утром, после команды Веселова, принц забыл о кабошонах. Он думал только о двух мальчишках, которые сейчас потеряют жизнь, потеряют в том числе и потому, что он, Нефрит, не устроил вовремя побег, не вернулся в столицу и не настоял на том, чтобы в село вошли войска.
Теперь он смотрел, как гибнут солдаты, как кабошоны из разных камней покрывают их ровным слоем, как кто-то пытается стрелять, но жуки уже повсюду и самые маленькие вывели оружие из строя, намертво сковали пальцы. Нефрит вытягивал руки, словно пытаясь обнять детей, но их было слишком много, и каждый из них во все глаза смотрел туда, куда смотреть им было нельзя.
Нефрит понимал, что не все еще кончено. Здесь, в зале, находилось солдат пятьдесятшестьдесят. Жуки покрыли их всех, но поток кабошонов стремительно иссякал, они застывали на трупах, будто ракушки, облепившие затонувший корабль, и дальше уже не двигались. А там, на улице, ждали снайперы, разведчики, патрули и просто солдаты, расквартированные в селе.
Жуки остановились, вот и последний из них перестал шевелиться, и дети будто очнулись, смогли, наконец, отвести взгляд от чудовищного зрелища. Кто-то завизжал, попытался бежать. Нефрит закричал, начал приказывать, в конце концов, просто ловить детей за полы одежды и рукава. Страх, что выбежавших детей застрелят снайперы, придал ему энергии и убедительности, и он смог остановить и успокоить всех.
Нам надо оставаться на месте и ждать, говорил он детям тем же тоном, каким рассказывал сказки. Нас уже спасают. На улице опасно, бежать туда нельзя ни в коем случае.
Дети снова уселись на ковры и подушки.
В середине прошедшей ночи большой стол из палатки совета перекочевал в лес. Его установили на четырех плоских камнях за елями, так, чтобы, встав на него, Кабошон мог видеть усадьбу, оставаясь незамеченным. Он стоял на широкой дубовой крышке и что-то тихонько бормотал, раскидывая время от времени руки. К утру лицо его стало серым от напряжения, на лбу выступили капли пота, руки, возведенные вверх, заметно дрожали. Потом Кабошон упал, и сначала Павел решил, что его настигла снайперская пуля. Старика подхватили на руки, он повернул голову к королю и прошептал:
Я что мог спешите
Кабошон потерял сознание. Обморок был так глубок, что все пять лекарей, прибывших в лагерь, только качали головами: на старика не действовали никакие лекарства.
После того, как Кабошон прошептал «спешите», Павел очнулся. Он не закричалзаорал:
По коням! Вперед! За мной!
Сам вскочил на чудесного белого коня, привязанного у палатки, и только краем глаза увидел, как из леса, будто горох из прохудившегося мешка, высыпаются всадники.
Павел первым влетел в пустынное село. Поводья натянул так резко, что конь встал на дыбы. Очнулись часовые в башенках усадьбы. Они не поняли, что происходит, только изумились внезапной атаке и теперь со страхом ожидали взрыва. Но взрыва не было, а сумасшедший на белом коне влетел прямо в широкие двери усадьбы.
Павел и сам не понял, что хочет делать. Он спешился прямо в зале и мимо ошарашенных детей помчался наверх. Две малахитовые иглы пронзили насквозь двух солдат, выскочивших в коридор второго этажа. Дверь, ведущая в первую башенку, была заперта, но огромный кусок малахита выбил ее и, ударив по спинам, вышвырнул наружу всех троих стрелявших оттуда солдат. Удар был так силен, что, немного поколебавшись, вниз свалилась и сама башенка. Оставалось еще три, и с ними было покончено так же быстро.
Пот заливал Павлу глаза, дыхание из груди вырывалось с хрипом, он закашлялся, и ему показалось, что пара острых ножей вонзается в легкие. Немного отдышавшись, Павел выглянул в окно. То, что там творилось, было ужасно. Это был какой-то человеческий винегрет. Метались по двору обезумевшие от страха солдаты. Стреляли те, кто смог организовать оборону. Всадники на лошадях, пешие крестьяне с вилами и кузнецы с железными страшными пикамикололи, крушили, резали. Дети покинули дом и теперь, беззащитные, они метались среди всего этого безумия. Мальчишка, обмотанный красным шарфом, испуганно скорчился в сугробе под подоконником. Рядом с ним ожесточенно дрались на ножах кузнец и пришлый солдат. Мальчишка вскрикивал от страха: вот нож мелькнул прямо перед его носом, вот кузнец упал прямо на него, едва не раздавив Павел попытался встать, прийти на помощь этому мальчику, но не смог: все его силы ушли на то, чтобы уничтожить снайперов.
Но вдруг огромная черная фигура привлекла его внимание. Это был Обсидиан. Будто огромные ножницы вспарывал он живую ткань толпы. Черный его обсидиановый топор болтался на поясе. Обсидиан высмотрел в толпе девочку лет двенадцати, разглядел испуганного мальчонку, рядом с которым лежал ничком убитый кузнец, опасно накренившись в седле, схватил одну, потом второго, закинул их на лошадь и поскакал к лесу. Там, у кромки, чернели три женские фигуры. Может быть, там была и Агат?
Обсидиан отвез им детей и вернулся, как пожарный возвращается в огонь в надежде спасти еще одну жизнь.
Руки и ноги у Павла тряслись противной болезненной дрожью. Он чувствовал себя ослабевшим и недееспособным. Все, что ему оставалосьсмотреть, навалившись грудью на подоконник.
И он увидел, что помимо обезумевших крестьян и кузнецов, есть в этом котле и люди, которые не дерутся, обезумев, а спасают детские жизни. Вот тот юноша, что был в зале с детьми, бежит, уводя к лесу двух подростков. Сзади них вдруг оказывается солдат с окровавленным ножом. Он еще не успевает решить, ударить ли в спину юноше или ребенку, как из его горла уже торчит стрелаРубин всадила ее туда рукой. Павел видит всех кровавых сестер, и каждая прикрывает кого-то из спасателей. Он не может понять, как можно так четко и слаженно работать в этом хаосе, как они смогли, как успели договориться
Он видит Александрита и Аквамарина. Они в поле, за пределами боя, топчутся на месте на кинессийских жеребцах, тонконогих и таких быстрых, что догнать их не сможет и ветер. Но это не трусость: Павел понимает это, когда видит, как две крохотные детские фигурки, вдруг оказавшись там, где не стреляют, не колют и не рубят, в панике бегут к лесу, к болотам, туда, где можно заблудиться, утонуть, где на километры нет человеческого жилья, кроме разбитых Выселок. Александрит и Аквамарин ловят их, передают Авантюрину и начинают высматривать новых беглецов.
А прямо под окном разворачивается трагедия. Три ребенка стоят, прижавшись друг к другу, а к ним направляется один из солдат. Дуло его пистолета направлено прямо на них. Он хочет убивать или хочет использовать их, как живой щит Вдруг перед ним возникает длинная фигура старого сумасшедшего Кремня. Он закрывает детей собой и получает пулю в грудь. Сделав последнее в жизни усилие, он падает не назад, а вперед, протягивает руку и вот уже из головы солдата торчит тонкое кременное лезвие.
Брилле Берилл, как всегда рассеянный и подслеповатый, стоит посреди двора и смотрит по сторонам. Он видит маленького мальчика, которому нужна помощь, но подойти к нему не успеваетоказывается на пути у бегущего к лесу солдата и получает сильнейший удар рукояткой пистолета в висок. Крохотные очки, сделанные из лучших в мире бериллов, падают в снег и остаются лежать там самым гордым и самым правильным надгробьем.
Минуты через три во дворе нет уже ни детей, ни вражеских солдат. Вадим бьет по лицу какого-то крестьянина, собирающегося поджечь усадьбу.
Павла находят и, пока несут на носилках в лагерь, докладывают: все дети живы, некоторые ранены, почти все до смерти перепуганы. Пленных двадцать пять человек, остальные убиты. Возможно, пятьдесять человек смогли бежать.
Паша еле дышитответственность не по нему. Он не знает, правильно ли поступил, послушавшись Кабошона. Он винит себя за то, как все было неорганизованно. Он обвиняет себя за этот безмерный детский испуг. И чувства эти почти невыносимы.
К ночи ударил мороз. Мокрый снег, сотнями ног перемешанный с грязью и кровью, застыл, превратившись в глыбы красно-серого льда. И могло показаться, что это горная порода, в которой спрятаны до времени кристаллы прекрасных лалов
Глава 10 Порванная цепочка
Из золотого ромба устремлялись вверх тонкие золотые пружинки. Они свивались в две струи, в два жгута, в два потока. От малейшего колебания воздуха пружинки начинали подрагивать, и казалось, будто золотые воды текут вверх и вниз
Эту работу Золотка Берковский оставил себев память о том, как в последний раз проходил через портал. Правда, это был Речной Столб. Он не любил себе в этом признаваться, но в тот момент, когда начал рушиться малахитовый зал, он так перепугался, что переместился машинально. Юрий Палыч вылетел из Столба с такой силой, что едва не упал. Но мгновенно взял себя в руки. Перед ним лениво шумел, покачиваясь от летнего ветерка, ельник. Солдаты, стоящие на часах, смотрели недоуменно и вопросительно.
«А что? подумал Юрий Палыч, может быть, и не стоит возвращаться и смотреть, чем кончится вся эта заварушка? Может статься, что и ничем хорошим. Тогда я теряю почти все. А так у меня есть достаточное количество камней, плюс Золотко, минус солдаты, с которыми не надо будет делиться, если запереть их там»
Что уставились? приподняв бровь, спросил он часовых. У нас там каждый человек на счету. Яв город, за подкреплением. Приказываю вам оставить пост и присоединиться к людям майора Веселова. Исполняйте. Портал сейчас нафиг никому не нужен. Там такое твориться
Едва солдаты шагнули в портал, Берковский раздвинул лапы широкой ели и, пошарив рукой в густом слое хвои, нащупал ручку, за которую вытащил плоский армейский ящик. Пистолет и короткоствольный автомат оставил там, и взял третью лежащую там вещь, а точнееустройство.
Прогремел взрыв, и Речной Столб исчез. Юрий Палыч походил среди каменных осколков, потопал ногой, словно пробовал землю на прочность, отодвинул в сторону обломки алтаря и, наконец, убедился в том, что нигде не осталось ни частички жемчужно-голубого сияния
Теперь он каждый раз с трудом отрывал взгляд от золотой статуэтки. Еще труднее это было сделать сейчас, когда закатное солнце светило в незашторенное окно, и золотые струи казались красными и еще более живыми
Солнце садилось за лес. Из окна кабинета Берковский видел высокие сосны и низкие мохнатые ели, густые кусты перед ними, а еще ближеширокий заснеженный двор его усадьбы, где лежали пышные сугробы, залитые красноватым закатным светом.
Послышался детский смех, и Берковский увидел, как, утопая в сугробах, идут к лесу Анис и Золотко. Они всегда почему-то гуляли там, где не было тропинок. Почему?
Юрий Палыч перевез их в свой загородный дом недавно. В городе они казались несчастными, были скучны, быстро теряли интерес к жизни.
Казалось, серый слякотный ноябрь отражается на их лицах. Анис полнела, и ее красивое лицо становилось расплывчатым, черты его стирались. Она мало смеялась, почти не играла с дочерью и читала ей все реже и реже, много смотрела телевизор и ела, глядя в экран, а не в тарелку.
Золотко слонялась по квартире, изредка подсаживалась к матери и обнимала ее, но телевизор никогда не занимал ее внимания больше, чем на десять минут. Если еще месяц, даже две недели назад она создавала прекрасные печальные произведения, то сейчас это были просто золотые безделушки. Она старалась угодить Берковскому, поскольку он каждый раз напоминал, что иначе разлучит ее с матерью, но тоска и безразличие овладевали ей, как смертельно опасная болезнь.
В конце декабря Юрий Палыч перевез их на новое место. Анис вышла во двор, кутаясь в широкий пуховый платок, и долго смотрела на лес, на укрытые снегом верхушки елей. Подступили слезы, и она заплакала: место было похоже на то, где они с Латунью жили в первые, счастливые годы после свадьбы. Золотко испугано жалась к ней. Поместье Берковского поражало своими размерами, и отсюда, от крыльца, забор не был бы виден, даже если бы его не закрывали деревья. Дом тоже был очень красив, настоящая барская белокаменная усадьба, построенная по канонам архитектуры восемнадцатого века. Золотко начала оживать только от этого, здесь она чувствовала живую силу камня, дерева, металлахотя ажурные решетки и кованные скульптуры, украшавшие дом, и казались ей грубоватыми.
Два садавишневый и яблоневыйстарые, еще дореволюционные, вернули жизнь Анис. Она проводила здесь много времени, несмотря на то что ударили морозы.
В первый же день на новом месте Золотко создала удивительную хрупкую яблоньку из белого золота. Ее ветки были укрыты пышным, только что выпавшим снегом.
Анис вновь похорошела. О пережитом напоминали теперь только две широкие седые пряди в темных волосах. Пряди эти, как ни уговаривала ее добродушная горничная Галя, она категорически отказывалась закрасить.
Берковский вел себя с ними по-дружески и даже как-то по-семейному. Как оказалось, Галя и другая прислуга думали, что между ними и вправду есть родственная связь и что, возможно, Берковский и Анисбрат и сестра, так естественны стали их отношения.
Берковский начал привыкать к роли доброго, но не слишком нежного дяди и к тому, что Анис и Золотко едят с ним за одним столом и иногда составляют ему компанию вечерами. Он приходил к ним, в их маленькую гостиную, и сидел, развалившись в кресле перед камином в роли созерцателя. Ему нравилось чувствовать себя хозяином этой красоты: той, что создает Золотко и той, что от природы обладает Анис.
В остальные вечера он пил: один или в компании, все равно. Он был сказочно богат, но делать ему было нечего. Из ФСБ он давно уволился по выслуге лет. Старые проверенные схемы по легализации доходов исправно работали. Его ювелирная империя создавала ценности, сидя у него дома перед камином, почти не требовала заботы о себе и выглядела, как маленькая золотоволосая девочка.
Жить с размахомто есть устраивать по-настоящему шумные развлечения, или тратить безумные деньги на предметы роскошиБерковскому вроде и не хотелось. Но, может быть, все дело здесь было в многолетней привычке не высовываться.
Золотко с раздражением отодвинула от себя небольшой слиток золота. Какие только формы не принимал он за последние полчаса, и не один образ ее не устроил.
Анис, которая сидела у камина с книгой в руках, подняла голову и спросила:
Что, не выходит?
Нет, мама, все не то. А помнишь, я тебе дома показывала поваленное дерево? Ну, у него еще ветки так чудно переплелись Я подумала: сделать бы такое дерево, а между ветвями у негомаленькую птичку. Как будто дерево упало, а она оказалась словно в клетке. Только я никак не могу вспомнить, как сплетались ветки Вот бы на него еще раз посмотреть.
Анис посерьезнела. Она закрыла книгу и осторожно положила ее на скамеечку для ног.
Иди, вернись домой, еле слышным шепотом сказала она. Тот мальчик, Крысенышон ведь говорил тебе, что это просто, стоит только захотеть!
Я не хочу захотеть.
Почему?
Нет, это ты ответь, почему? Почему ты каждый раз затеваешь этот бессмысленный разговор? Я тебе говорила, что не пойду туда без тебя. Он тебя убьет.
Я пойду с тобой
Ты умрешь там. Я же рассказывала тебе: взрослые без амулета не могут там жить! Берковский сколько раз об этом говорил! Ну пусть он врет, пусть он только пугает. Но Крысеныш говорил мне то же самое! Он видел, как один взрослый надел себе на шею амазонит и прошел, а другого вырвало, и он едва не потерял сознание, и не смог идти дальшеа ведь даже не переступил черту. Мама, мамочка, на глазах девочки выступили слезы, она почти рыдала. Я так боюсь за тебя. Ты живи, пожалуйста, живи долго. А я буду рядом с тобой. Мне больше ничего не нужно!..
Анис закусила губу, чтобы не заплакать, и вытянула вперед руки. Рыдающая Золотко побежала к ней и обняла так сильно, что подбородок девочки больно уперся матери в грудь. Они сидели так, обнявшись, в полной тишине, пока за окном не блеснул свет фар. К подъезду с легким шорохом подъезжала машина.
Золотко подскочила к окну посмотреть.
Уезжает? спросила, подходя к ней, Анис.
Ага.
С шофером?
По-моему, да. Опять вернется поздно и пьяный
Они еще немного постояли у окна, глядя, как Берковский отправляется в город.
Знаешь что? спросила Золотко, когда затих шум мотора.
Что? улыбнулась в ответ на ее игривый тон Анис.
Давай я буду тебя наряжать.
Мама и дочь взяли косметику, которую подарила Анис Галя, достали припрятанные Золотком для себя золотые украшения. Юбки, платки, драпировки из ткани Золотко работала над маминым обликом с вдохновением истинного художника. И без того похорошевшая в последнее время Анис просто расцвела. Глаза заблестели, губы сложились в очаровательную улыбку. Каждую минуту Анис взрывалась счастливым смехом. Потом Золотко нарядила себя, и они уселись перед камином читать про Винни-Пуха. Поблескивали тяжелые серьги в ушах. Монисто на шее нежно звенели в такт заливистому смеху.
Когда Берковский вернулся домой, был только час ночи. Он напился сегодня очень быстро.
Девочка, по-прежнему наряженная и накрашенная, дремала на коленях у матери. Анис встревожено повернула голову, услышав звук открываемой двери и неровных, шаркающих шагов. Золотко даже не пошевелилась. Слава богу, спит, подумала мать. Берковский часто приходил домой пьяным, но сегодня его вид почему-то встревожил ее. Женщина посмотрела в бессмысленные, с красными прожилками, глаза и умоляюще поднесла палец к губамтолько бы не разбудил девочку.
Берковский посмотрел на палецтонкий и изящный. Он посмотрел на прядь волосчерные, естественные, ни разу не крашенные А потом Берковский ухмыльнулся. Анис давно нравилась ему.
Быстрым и нежным движением Анис сняла с колен голову дочери, встала с дивана и пошла ему навстречу. Берковский стоял в дверном проеме. Она даже прошла мимо негопрочь, вперед по темному коридору, но он поймал ее за локоть. Она молчалалишь бы не разбудить дочьи изо всех сил упиралась ладонями в его плечи.
Золотко всегда спала очень крепко, но сейчас проснулась. Что-то очень сильно испугало ее. От происходящего изменился сам воздух. Девочка подняла с диванной подушки сонную голову со спутанными волосами и огляделась. Маму она не увидела, но услышала легкий шорох ткани и другие, непонятные, звуки.
Мама, позвала девочка.
Она встала с дивана и крадучись вышла в коридор. И закричала, как только увидела, что происходит. Испуг за маму был так силен, что она набросилась на Берковского и начала колотить его по пояснице. Зацепилась за какой-то хлястик и рванула на себя. Затрещала ткань. Берковский пнул ее ногой, ни на секунду не отрываясь от Анис. Золотко взвизгнуласкорее от неожиданности, чем от боли.
Анис, готовая сражаться за ребенка, царапнула Берковского ногтями по лицу. Берковский вцепился руками в плечи Анис и тряхнул ее так, что женщина ударилась головой о стену и тяжело осела на пол. Потом обернулся к ребенку.
Он наступал, он тянул к ней руки, сам не зная, что собирается сделать. Глаза его были совершенно бессмысленными. Резким движением Золотко выставила перед собой левую ладонь. Правую, отступая назад, она прятала в складках одежды. Девочка попятилась на несколько шагов, почувствовала, что уперлась в стену, и в ту же секунду метнула в Берковского золотой нож. Она метила в горло, но попала только в воротник. Лезвие, сделанное из мягкого металла и брошенное слабой детской рукой, ударилось о плотную ткань и упало на пол. Берковский схватил девочку. Золотко царапалась и кусалась, а он прижимал ее к себе как можно сильнее. Потом закинул на плечо и потащил в свою спальню по темным и пустым коридорам.
В отчаянии девочка била его по спине, но Берковский только ухмылялся. Чуть выше своей щеки Золотко видела бледную полоску голой шеи. Она изо всех сил старалась дотянуться до кожи, царапнуть ее ногтями, и если не победить противника, но хотя бы заставить его почувствовать боль. Наконец она изогнулась и потянула на себя белый воротник рубашки. Под ним вдруг блеснул металл. На шее Берковский носил тонкую платиновую цепочку. Задушуподумала Золотко. Она схватила цепочку и потянула вперед изо всех сил. Берковский остановился, поднял руку, и тут цепочка оборвалась. Скользнув под выправленной из брюк рубашкой, камни упали на пол. Берковский с жалобным стоном опустился на колени, и Золотко соскользнула с его плеча. Она увидела, как он ползает по зеленому ковру, пытаясь собрать тонкие каменные пластинки, и не находит их в тусклом свете ночного светильника. Но Золотко видела все отлично. Одним движением она сгребла все пять пластинок и бросилась к лестнице и вниз по ступенькамбудить Галю. Берковский побежал за ней, но быстро потерял девочку из вида, споткнулся о край ковра, ударился головой о стену и остановился, потирая рукой больное место. Он помнил, что должен сделать что-то важное, но был слишком пьян, чтобы сообразитьчто. Его сильно тошнило.
Плачущая Золотко разбудила Галю, та подняла на ноги остальную прислугу.
Они нашли Анис, перенесли ее в Галину комнату, вызвали врача, и только потом, позвав охранника, отправились в спальню Берковского.
Хозяин дома громко храпел, лежа поперек кровати. Его брюки были мокры, и чем-то неприятным была запачкана грудь. Галя поморщилась от вони, стоящей в комнате.
Когда через полчаса приехал врач, и Юрия Палыча решено было разбудить, оказалось, что он не просто пьян, но совершенно невменяем. Пока врач осматривал его, изо рта Берковского выпала пара зубов.
Его еще успели довезти до больницы, но помочь уже ничем не смоглик вечеру миллиардер был мертв. Не будучи камнем по рождению, он продержался гораздо меньше Алмазника.
Уехала, забрав Юрия Палыча, скорая. Тяжело вздохнув, ушла наверх Галинаубирать хозяйскую спальню.
Золотко выключила свет и легла под бочок к Анис, которая после укола успокоительного сладко спала на узкой Галиной кровати. Девочка тесно прижалась к маме, как могла обхватила ее руками, нежно дотронулась губами до ее щеки и тоже уснула.
Когда утром Анис открыла глаза, Золотко сразу сказала:
Ты даже не представляешь, что у меня есть!
Ее взгляд был таким хитрым и озорным, что мама невольно улыбнулась:
И что же?
Смотри!
И девочка достала из кармана золотую цепочку, на которой висели соединенные золотыми звеньями пять бело-зеленых лепестков.
Мы можем пойти домой, и найти папу, сказала Золотко и засмеялась. Анис тоже смеяласьсквозь слезы. Дочка надела на маму амулет.
Золотко и Анис вышли из Столба Живой жизни и замерли, пораженные: ни каменных стен лабиринта, ни Малышневки здесь больше не было. Ровное снежное поле расстилалось впереди. Лес окружал его сзади, слева и справа. Ровная шеренга дубов виднелась впереди, у линии горизонта.
И только один силуэт темнел среди ослепительной белизны зимнего утра. Это был кто-то маленький и очень худой. Он приплясывал от холода, бил себя по бокам руками в огромных рукавицах и смеялся счастливым смехом.
Крысеныш! крикнула Золотко, бросаясь ему навстречу.
Я тебя ждал, ответил он. Только зови меня, пожалуйста, Веточка.
Глава 11 Отречение
Гулким эхом отдавался в голове цокот копыт. Звенела сбруя. Кричали дети.
Павел метался на кровати и никак не мог проснуться, схваченный цепкими лапами дурного сна. Наконец он сумел вырваться и, открыв глаза, сел на постели, силясь понять: было ли сном вчерашнее освобождение. А если нет, почему дети все еще кричат?
Наконец в голове прояснилось. Оказалось, что детские голоса действительно раздаются за окном. Павел выглянул во двор: утро было пасмурным и ветреным, но несмотря на плохую погоду, на улице гуляли мальчик и девочка. Мальчик сидел на высоком сером пони. Он еще плохо держался в седле и ехал очень медленно. Оттепель кончилась и копыта пони звонко цокали по ледяной корке. Иногда лошадка оскальзывалась, и тогда мальчишка испугано вздрагивал, а девочка взвизгивала, а потом смеялась. С ней вместе смеялся и юноша, вместе с детьми бывший пленником Веселова. Вчера его представили Павлу. Король еще немного посмотрел на спасенных детей, а потом вышел из комнаты. У него было запланировано на сегодня одно нелегкое дело.
Охранник мирно спал в прихожей, Павел прошел мимо него. Было позднее утро, но дворец будто вымер. Все спалисмертельно уставшие от вчерашнего штурма, утомленные радостными и горькими слезами, измученные тысячами проблем, которые надо было решать сразу. Эхо от шагов короля звенело под высокими каменными сводами. Он вышел на крытую галерею и подставил лицо обжигающе холодному ветру. Ветер был так резок, что слезы выступили у Павла на глазах.
С трудом припоминая дорогу, король направился к покоям Бирюзы. Разбудил служанку и она, протирая сонные глаза, побежала докладывать. Бирюза вышла к нему, кутаясь в теплый платок, наброшенный прямо на ночную рубашку. Ноги ее были босыми, сонные глаза щурились, русые волосы с одной стороны висели безжизненными прядями, с другой стороны болталась полурасплетенная коса.
Мне нужен Большой королевский совет, сказал Павел. К вечеру все должно быть готово.
Он повернулся и вышел, уверенный, что все будет сделано надлежащим образом.
Большой парадный зал опять шумел. Снова появились в нем каменные табуреты. Снова собирался приглашенный народ под колоннами. Королевское возвышение было почти заполнено, когда Павел вошел в зал. Слева вновь сидели принцы и Обсидиан. Чуть ближе к центру расположился Нефрит. Королевский трон был, естественно, пуст, и Павел знал, что должен сесть туда. Но не решился сесть и остался стоять. Так и простоял до начала совета, как плохой артист, не зная, куда деть руки.
Последними в зал вошли Опал и Бриллиант. Она сразу заняла одно из двух пустующих кресел рядом с Нефритом, ее муж встал рядом с троном и по-хозяйски положил руку на высокую спинку. Павла так раздражила его наглость, что в течение нескольких минут он всерьез подумывал о том, чтобы разбить спинку трона так, чтобы Опалу хорошенько попало обломками.
Но на ступени встала серьезная и суровая Бирюза.
Ваше высочество, тихо и строго сказала она Опалу, и тот отошел к своему креслу.
Ваше величество, обратилась она к Павлу, и тот послушно уселся на холодный камень королевского трона.
Снова потекли неторопливые церемониальные речи. Павел слушал, сердце стучало, руки тряслись. Он уже почти и не помнил, что собирался говорить. Он уже не был уверен, что говорить это и вправду стоит.
Король Малахит! громко объявила, наконец, Бирюза, и он вышел вперед.
Господа, начал Павел и удивился силе и уверенности своего голоса. Я собрал вас сегодня (Тут он запнулся, выгоняя из головы навязшего в зубах Гоголя) я собрал вас сегодня, чтобы объявить о своей готовности отречься от престола.
Зал загудел: встревожено и насторожено, но не возмущенно. «Не смогли они ко мне привыкнуть», с горечью подумал Павел.
Причин тому две, продолжил он и с трудом подавил в себе желание начать расхаживать взад и вперед, как лектор перед аудиторией. Во-первых, стало известно о том, что живы законные наследники престола. Сказал и спиной почувствовал, как заерзал и выпрямился в кресле Опал.
Во-вторых, дело еще и во вчерашних событиях. Я не знаю, прав я был или нет, принимая вчера решения. Я не могу судить себя сам и не позволю судить другим, потому что все, что сделано было вчера, сделано было только ради спасения детей. Я считаю, что сделал все возможное. Но такое бремя не для меня. Ни один человек в этом зале не знает, чего стоит принятие решений в ситуации, когда каждая смертьна твоей совести. А потому я с радостью передам ответственность за жизни и благополучие людей этого государства законному правителю.