Он навострил уши и услышал, как леди Мэриан сказала:
Моя бабушка Мэри Тэвернер? Да, конечно, я ее помню. Говорят, что я ее копия. Она сбежала из дома, стала актрисой и вышла замуж за моего деда. В нашем доме в Рэтли висит ее портрет, и все говорят, что впечатление такое, будто для него позировала я.
Она оглядела комнату с лучезарной улыбкой, словно ждала аплодисментов. Открывший дверь Джон Хиггинс получил изрядную дозу этой лучезарности, и в его ярко-синих глазах появилось легкое смущение. Оглядывая комнату, леди Мэриан посмотрела прямо на него и улыбнулась, но сейчас смотрела в другую сторону. Она беседовала с сидящим за письменным столом джентльменом. Джон Хиггинс остался стоять на месте и ждал, пока она закончит. По комнате разнесся ее смех.
Она была красавицей, и дед ее обожал. Но все равно она служит страшным предупреждением, потому что я помню ее в то время, когда она весила примерно шестнадцать стоунов. И ей было на это плевать.
Эти слова были полны драматизма.
Конечно, это ужасно, совершенно ужасно. Ведь нет ничего лучше беспокойства, чтобы оставаться худой, но беспокойство так утомляет, правда?
Последнее слово прозвучало с легчайшим, едва заметным ирландским акцентом. Прекрасные глаза обвели слушателей, на этот раз в поисках сочувствия.
Она никогда не умела беспокоиться, и я тоже не умею. Она дожила до девяноста лет, и, полагаю, я проживу столько же. Какие чудесные истории она мне рассказывала про свои годы на сцене!
Джон Хиггинс стоял на месте, смотрел и слушал. Он не смог бы выразить это словами, но, глядя на нее, он испытывал то чувство, которое возникает, когда весной солнце только-только начинает пригревать. Он не знал, что сказать, но можно ведь знать многое, не умея об этом сказать. Он молчал и неотрывно смотрел на нее своими синими глазами. Волосы у него были русые, густые, из тех, что невозможно пригладить никакими усилиями, так что они стояли торчком по всей голове. Ростом он был на пару дюймов выше остальных. Джейкоб, глядя в щелку, прикинул, что его рост шесть футов три дюйма, а у Джеремипримерно шесть футов и один дюйм.
Мэриан Торп-Эннингтон еще продолжала говорить, когда дверь с шумом распахнулась. Вошедшая женщина казалась крупной и высокой даже рядом с Джоном Хиггинсом. У нее были красивые глаза, густые темные волосы и постоянный яркий румянец, который бывает так трудно скрыть. Она была все еще красива, но ее черты уже начали грубеть, а фигураприобретать грузность. Одежда этого не скрывала: ярко-синий жакет и юбка, белое шерстяное пальто на подкладке из шотландки, яркий шарф в алую рельефную клетку и шляпа, которую можно безнаказанно носить только юным и стройным девицам. Женщина огляделась и сказала:
Что, я последняя? Что ж, всем добрый день.
Она подошла к столу.
Миссис Дьюк, Флоренс Дьюкэто я. Для друзей Флосс. Я внучка Марка Тэвернера, третьего сына старого Джеремайи. Он был клерком у поверенного. Много никогда не зарабатывал, но был очень добр к нам, детям. Два моих брата погибли на войне. Отец умер, когда я была совсем маленькой. Он, Уильям Дьюк, тоже был клерком, так что жили мы у деда.
Слова следовали одно за другим, как пузырьки, поднимающиеся в масле, не быстро, но без перерыва. Джейкоб подумал: «Эту женщину трудно остановить, если она решила что-то сказать».
Джон Тейлор задал ей тот же вопрос, что и остальным:
Значит, вы помните деда?
Помню ли я его? Конечно, помню! Я не знаю, что бы мы делали, если бы он не забрал нас к себе, потому что мать была очень болезненной. Я в детстве тоже была слабенькой, хотя, глядя на меня сейчас, этого не скажешь, верно? Она рассмеялась грудным смехом. Я была маленькой для своего возраста и такой худой, что казалось, меня ветром сдует. Но это лишь доказывает, что у всех есть надежда, правда?
Она вновь рассмеялась, продемонстрировав великолепные зубы. Вдруг лицо ее потемнело, она вскинула голову и сказала:
Если вас смущает моя фамилия, то я рождена под фамилией Дьюк, как указано в списке, где мы все перечислены и который у вас, полагаю, есть.
Да, сказал Джон Тейлор. Ему стало интересно, что за этим последует.
Она продолжила глубоким, неторопливым голосом:
Эллен Тэвернер была моей матерью, Уильям Дьюкмоим отцом, так что я родилась под фамилией Дьюк. И к этой фамилии я вернулась. Я вышла замуж, правда, неудачно, так что я вернула свою девичью фамилию, которой мне незачем стыдиться. Мой дед к тому времени умер, и я пошла работать в бар, чтобы себя прокормить. Никто не может сказать про меня ничего плохого, мне нечего скрывать. Сейчас у меня своя небольшая закусочная, и дела идут хорошо. Она посмотрела на всех по очереди, не вызывающе, но с большой снисходительностью. Вот так. Как по мне, лучше сказать все, что нужно, и поставить точку, тогда никто потом не сможет упрекнуть вас в том, что вы не были честны. Вот и все.
Она кивнула и улыбнулась Джону Тейлору, прошла и села между Джереми и Элом Миллером. К столу подошел Джон Хиггинс и назвал свое имя.
Я получил письмо с приглашением прийти сюда.
У него был медленный, приятный деревенский говор. Брови над голубыми глазами были озадаченно сдвинуты. Джон Тейлор оглядел его с интересом.
Совершенно верно, мистер Хиггинс. Кому именно вы приходитесь родственником?
Хиггинс сцепил огрубевшие от работы руки.
Моя мать, сэр, Джоанна, была одной из близнецов. Джоанна и Джон, девочка и мальчик. Джоанна Тэвернер вышла замуж за моего деда, Томаса Хиггинса, старшего плотника в поместье сэра Джона Лэйберна. У них родились сын и дочь, Джеймс и Энни. Джеймс был моим отцом, так что вот с какой стороны я родня. А Энни вышла замуж за иностранца по имени Кастелл. Вам эти сведения нужны, сэр? Не знаю, что еще вам рассказать, кроме того, что я тоже плотник, как мои отец и дед.
Джон Тейлор смерил его взглядом.
Полагаю, вы служили на войне?
Голубые глаза прямо взглянули на него.
Работы по разминированию, сэр. Мне разрешили заниматься этим, потому что убивать мне не позволяла совесть.
Он повернулся, прошел к последнему свободному стулу и сел рядом с Джейн Хирон. Мэриан Торп-Эннингтон улыбнулась ему, а затем с той же улыбкой оглядела весь ряд стульев.
И все мыкузины и кузены, сказала она дрожащим от интереса голосом. Ни один из нас ни разу прежде не видел остальных, но мы все кузены. Наши бабушки и дедушки были братьями и сестрами, а мы ничего друг о друге не знаем. То есть я хочу сказать, это же изумительно, правда? Такая тоска расти с родственниками, но как чудесно познакомиться с ними, уже будучи взрослыми!
Думаю, некоторые из вас уже знакомы, сказал Джон Тейлор. Капитан Тэвернер, мисс Хирон, я думаю, вы знакомы, не так ли? Могу я теперь записать детали? Дамы вперед.
Джейн Хирон широко раскрыла серые глаза. Щеки ее слегка порозовели.
Мой дед был самым младшим в семье, его звали Эктс.
Глава 4
Джейкоб Тэвернер начинал скучать. Он услышал достаточнобольшей частью это была уже не новая для него ерунда. «Вашим дедом был Джон, вашей бабушкойДжоанна, вы родственник с той, этой, другой стороны» Скучно было, как на приходском собрании. Джон Тейлор оказался бесполезным, он вел дело без всякой стремительности, без огонька. Джейкобу захотелось вмешаться и расшевелить их по-своему. Он решил, что достаточно долго простоял за дверью, толкнул ее, вошел в комнату, встал перед рядом стульев и сказал:
Представьте-ка меня, Джон.
Джон Тейлор сказал:
Это мистер Джейкоб Тэвернер.
После чего Джейкоб прошел вдоль ряда и пожал всем руку. Некоторые руки были горячими, некоторые холодными. Милдред Тэвернер, леди Мэриан и Джейн Хирон были в перчатках. Флоренс Дьюк свои сняла и засунула в широкий карман. Джеффри, Джереми и Джон Хиггинс встали для приветствия. Эл Миллер неудобно сидел на краю стула и сказал: «Рад знакомству». Рука Джеффри была сухая и холодная, худая, но, возможно, сильнее, чем казалась на вид. Рука Эла Миллера была такой влажной, что Джейкоб не постеснялся вынуть дешевый коричневый носовой платок и вытереть пальцы, прежде чем протянуть их для приветствия Джереми Тэвернеру, чье рукопожатие оказалось непринужденным. Рука Джона Хиггинса была теплой, рукопожатиекрепким.
Джейкоб заметил все: и то, что перчатки у Джейн Хирон были весьма поношенные; и что на одной перчатке у Милдред Тэвернер дыра и правая отличалась по цвету от левой; что наряд Мэриан Торп-Эннингтон стоил уйму денег. Его бы весьма удивило, если бы он узнал, что она платит по счетам.
Покончив с рукопожатиями, он подошел к письменному столу и непринужденно сел у дальнего конца, так что, слегка повернувшись, он мог видеть всех присутствующих, от Джона Тейлора до Джейн Хирон. Сидя там, в проникающем в кабинет холодном и унылом дневном свете, он и вправду был поразительно похож на обезьянку шарманщика. Он болтал ногами, ссутулившись на одно плечо, и смотрел на них по очереди блестящими ехидными глазами. Под этим взглядом Милдред начала суетливо тянуть за нитку, которая на дюйм торчала из разорванного указательного пальца ее перчаткислишком длинная, чтобы ее не замечать, и слишком короткая, чтобы оторвать. Эти глаза заставили Эла Миллера вновь стереть пот со лба. Позже Джейн Хирон сказала, что эти глаза заставили ее почувствовать себя животным в клетке, в которое тычут пальцем.
Оглядев их всех, Джейкоб наконец объявил:
Ну, вот мы все и собрались. Готов поспорить, в нашем случае это «одно мышленье во многих умах», как сказал поэт. И если вам интересно, где это я читал поэзию, я вам расскажу. Все всегда думают, что поэзия не по моей части. Но как-то раз я сломал ногу на коралловом рифе. Один тамошний торговец приютил меня, он был единственным белым на острове, а в его хижине была одна-единственная книжка под названием «Большой сборник поэзии Битона». Не спрашивайте, откуда он ее взял и почему хранилсам он в нее ни разу не заглядывал. К тому времени, как я поправился, я знал ее почти наизусть. Я даже сам кое-что сочинял, так что можете представить, каково мне там было. А теперь вернемся к тому, с чего я начал. Сейчас вы все думаете: «Зачем он нас тут собрал?» и «Почему он не переходит к делу?».
Мэриан Торп-Эннингтон остановила на нем взгляд своих прекрасных глаз и сказала:
Но ведь вы сейчас к нему перейдете, правда? Потому что нам действительно крайне интересно узнать, зачем вы дали это объявление. Вы ведь нас не разочаруете? То есть, конечно, вы не обещали, что мы услышим что-то выгодное для нас, но мы, естественно, надеялись И когда Фредди сказал, что все это окажется жульничеством, я ответила, что он самый недоверчивый человек на свете и что толку всегда ожидать худшего? Это так отвратительно, правда? Хотя, конечно, он сейчас ужасно ворчлив, бедняжка. Это из-за фабрики, вы знаете, она в совершенно бедственном положении. И я не представляю, на что мы будем жить. Фредди говорит, что нам не на что будет купить хлеба, не говоря уж о масле. Поэтому он так и обеспокоен, мой бедный. Я-то не беспокоюсь, потому что какой от этого толк?
К моменту окончания этой речи все почувствовали, что у них прибавилось уверенности. На них словно пролилось тепло и сияние. Даже Элу Миллеру достался ее теплый взгляд и взволнованный голос.
Джейкоб Тэвернер дождался, пока она выговорится. Он наслаждался. Когда последнее слово замерло во всеобщем восхищенном молчании, он сухо заметил:
Боюсь, заменить вам фабрику я не смогу. Однако
Он сделал выразительную паузу, окинул всех быстрым насмешливым взглядом и продолжил:
Мы скоро дойдем до этого.
Милдред Тэвернер, теребившая перчатку, оторвала наконец нитку, что привело к катастрофе: шов разошелся дальше. Она недовольно вздохнула и накрыла левую руку в порванной черной перчатке правой рукой в синей; именно синюю пару она и намеревалась надеть с самого начала, потому что черные уже никуда не годились, хотя их, конечно, можно было залатать и ходить за покупками по хозяйству. Заштопанная перчатка никогда не будет выглядеть как прежде.
Брат Джеффри посмотрел на нее холодным взглядом, призывающим к тишине.
Джейкоб Тэвернер продолжил:
Я попросил вас всех прийти сюда, потому что хотел с вами познакомиться. Ваши отцы и матери были моими двоюродными братьями и сестрами, племянниками и племянницами моего отца, второго Джеремайи Тэвернера. Когда мой дед Джеремайя Тэвернер умер, произошла крупная семейная ссора, потому что он все до последнего гроша оставил моему отцу. Кто-нибудь из вас знает, почему?
Лицо Милдред Тэвернер залил яркий румянец цвета розовой промокашки.
Это было ужасно несправедливо! сказала она неестественно высоким голосом. Мой дед всегда так говорил!
Эл Миллер покатал в ладонях скомканный платок.
Мой тоже. Он говорил, что это был совершеннейший позор.
Джейкоб скривил рот.
Полагаю, касательно этого было полное единодушие. Единственный случай, когда все члены семьи были полностью согласны друг с другом. И в тот самый момент, когда они закончили высказывать моему отцу все, что думают о нем по поводу его вступления в законные права наследования, они устроили первоклассную грызню за деньги матери.
Денег этих было кот наплакал, неспешно сказала Флоренс Дьюк.
Джейкоб издал каркающий смешок.
Именно поэтому. Бросьте кость полудюжине собак и увидите, что произойдет. Как вы сказали, это была не бог весть какая кость, и по правузаметьте, по праву! эти деньги должны были достаться поровну всем восьмерым детям. Но мой отец не потребовал свою долю. Я не говорю, что это был красивый поступок, просто констатирую факт. Он позволил остальным семерым разделить имущество матери.
Завещанияэто так утомительно, заключила леди Мэриан прелестным голосом. Отец Фредди составил просто ужасное завещание.
Джеффри Тэвернер нетерпеливо заерзал:
А что именно нужно было делить?
Ничего достойного упоминания. Остался коттедж с клочком земли, несколько ювелирных украшений и пятьсот фунтов в облигациях. Мэттью, Марк, Люк, Джон и Эктс каждый получил по сто фунтов. Мэри и Джоанна получили по броши и браслету, а Джоанне достался коттедж. Она как раз собиралась замуж за вашего деда, обратился Джейкоб к Джону Хиггинсу, и когда все устали ругаться, Томас Хиггинс предложил им еще двадцать фунтов. Они взяли каждый по пятерке и уступили Джоанне коттедж. Мэри не участвовала, так как уже была замужем за лордом Рэтли и спокойно жила в Ирландии. После этого все они друг друга недолюбливали. Мэттью удачно вложил деньгикупил пару старых коттеджей и удвоил на них свой капитал. Перекупка домоввот чем он занимался. Он злорадно посмотрел на Милдред и Джеффри. Незачем обижаться, мой отец занимался тем же. Марк, чьим вторым именем была респектабельность, до конца своих дней проработал клерком у поверенного. Мэри была украшением книги пэров, а Люк о нем лучше не говорить.
Оставьте его в покое! разозлился Эл Миллер. От гнева его смуглое лицо не покраснело, а приняло желтоватый оттенок. Он вертел в потных ладонях свой яркий платок.
Джейкоб рассмеялся.
Хорошо, хорошо, чем меньше разговоров, тем лучше для дела. Джоанна счастливо и блаженно жила в своем сельском коттедже и там же умерла. Джон пошел в гору, лестницей ему послужили собственные мозги. А Эктс, образно говоря, сделал карьеру на тряпье и хламе, он кивнул Джейн, и поднялся до владельца милой антикварной лавки в Ледборо. Вот и все.
Очень четко и лаконично, однако не вижу, к чему мы в итоге пришли. Думаю, всем нам следует знать, для чего нас тут собрали, сказал Джеффри Тэвернер.
Разумеется. Однако я надеюсь, очень надеюсь, что вы не тешите себя мыслями о том, что услышите нечто выгодное для себя.
Мэриан Торп-Эннингтон театрально вздохнула:
Ну, конечно, у нас были такие мысли, дорогой вы наш. Я сразу сказала Фредди: «Дела просто не могут идти дальше так же скверно, как они шли с момента нашей свадьбы. Если луч надежды существует, то он просто должен показаться, правда? И почему бы не сейчас?» Вот так я сразу и сказала. Но он так мрачно смотрит на все, бедняжка, и в этом нет ничего удивительного, ему ведь приходится встречаться с этими ужасными кредиторами. Поэтому он и не смог быть здесь сегодня. И ему очень не хотелось отпускать меня одну, потому что он вечно думает, что я совершу какую-нибудь глупость. Но я сказала ему: «Возможно, нас там будет целая толпа, и кто-то окажется умным, так что от меня ничего не будет зависеть». Она снова вздохнула, на этот раз еще глубже. Вы ведь не хотите сказать, что не будет совсем уж ничего? Голос ее опустился до совершенно трагических нот.