В недрах юридических служб органы дознания и органы следствия четко отграничены друг от друга, а их полномочия и обязанности определяются разными законами и внутренними нормативными документами. Несмотря на то, что они совместно делают общее дело, это разные организации (у каждой свое начальство), вступающие в сложные взаимоотношения, в которых непросто разобраться человеку со стороны. Конечно, почти то же самое можно сказать и о различных подразделениях и структурах, входящих в состав любой крупной организации, где множество людей занимается каким-то общим для всех делом: что-то они строят, производят, изучают, планируют и так далее. Так, например, Миша долго пытался мне втолковать, как соотносятся между собой дирекция стандартного НИИ, его Ученый совет и функционирующий при нем же «защитный» Ученый совет, в котором сотрудники защищают кандидатские и докторские диссертации. С одной стороны, не думаю, чтобы это было так уж сложно и непостижимо для всех тех, кто сам в жизни с подобным не сталкивался, а с другой я быстро махнул на все эти сложности рукой зачем мне всё это?
Что-то похожее произошло и с моим «исследованием» вопроса об органах дознания и органах следствия. Я честно листал и местами даже усердно штудировал имеющийся у меня «Справочник следователя». Эта приобретенная мною пару лет назад в букинистическом магазине толстая книга с грифом «Для служебного пользования» на титульном листе, изданная приблизительно в описываемые годы в ограниченном числе пронумерованных экземпляров (у попавшего в мои руки номер тщательно замазан черными чернилами), безусловно, содержит массу разнообразной информации, в том числе и по заинтересовавшему меня вопросу. Тем не менее, как я ее не мусолил, мне хоть я и не считаю себя экстраординарно тупым и неспособным ни в чем разобраться так и не удалось удовлетворительно понять, где проходит ясно определенная граница между дознанием и следствием. Что-то я, конечно, усвоил, но четкого представления у меня так и не сложилось. Вероятно, профессионалы усваивают такое представление в ходе своей практической деятельности, а потому и способны читать эту книжку совсем другими глазами. Тут нет ничего удивительного: попробуйте получить ясное представление о том, как обметывать петли на швейной машинке с применением специального приспособления, пользуясь только соответствующей инструкцией, но не подходя к машинке и имея лишь смутное понятие о том, зачем надо обметывать какие-то не встречающиеся в вашей жизни петли. Короче говоря, я и в данном случае решил махнуть рукой и не разбираться с этими сложностями, полагая, что большинству читателей таких же, как и я, профанов совершенно неважно, назову ли я что-то следствием или дознанием, следить за сюжетом им это помешать не может. Если же вдруг среди читателей этого романа окажутся люди, профессионально связанные с данной сферой деятельности, то я могу только надеяться, что после моего чистосердечного признания и, так сказать, после моей явки с повинной, они проявят снисходительность не только к автору, но и к читаемому ими тексту.
Теперь, загодя покаявшись и тем облегчив свою душу, я могу вернуться к оставленным на полпути дактилоскопическим исследованиям. Чтобы предполагать, что некий из обнаруженных отпечатков пальцев был оставлен кем-то из неизвестных злоумышленников, потребовалось бы исключить их принадлежность кому-то из сотрудников института, то есть подвергнуть почти триста человек этой малоприятной процедуре, на что ушло бы, вероятно, несколько дней, да потом еще месяц разбираться с полученными отпечатками. Ясно, что заниматься этим никто не стал бы. Тем более, что трудно было предполагать такую неосторожность со стороны опытных преступников. Если уж убитый был, по всей видимости, в перчатках, то чего же ожидать от того, кто с ним расправился. Но, тем не менее, усердный милицейский специалист решил «откатать пальчики» хотя бы у тех, кто был под рукой, и подверг этой процедуре Анну Леонидовну и кадровицу, которая на свою беду успела по приезде в институт посетить дамский туалет и могла оставить там свои отпечатки. Действительно, отпечаток большого пальца вахтера был обнаружен на фаянсовой груше сливного бачка в мужском туалете на дежурствах, когда людей в здании не было, она обычно пользовалась услугами именно этого заведения, чтобы лишний раз не подниматься на второй этаж, где располагался туалет, предназначенный для дам. Учитывая особый интерес собаки к заведению на первом этаже, можно сказать, что усердие дактилоскописта было не совсем излишним благодаря ему один из наиболее подозрительных свежих отпечатков можно было вычеркнуть из списка, как очевидно не принадлежащий искомому убийце. Но в целом, конечно, результаты данного направления поисков можно было считать нулевыми что, собственно, было с большой вероятностью предсказуемо заранее. Трудно было ожидать, что преступники, сумевшие так аккуратно замести свои следы ведь так и не было понятно, как они попали в институт и как из него выбрались, оставили бы при этом свои «визитные карточки».
Приблизительно тот же результат дали и поиски следов на чисто вымытых вечером в пятницу полах их просто не было, если не считать еле заметных грязных отпечатков башмаков Хачатряна. Подошвы полуботинок, в которые был обут покойник, были относительно чистыми, из чего следовало, что либо он появился в институте до того, как пошел дождь (это было около десяти вечера), либо, проникнув в здание, он тщательно протер свою обувь. То же самое можно было утверждать и о том (тех?), кто нанес ему смертельный удар, об этом свидетельствовало полное отсутствие следов.
На этот раз в отличие от первой попытки расследования, предпринятой лейтенантом Одинцовым со товарищи (во второй раз усач ничего и не искал всё было ясно и так), милиция не ограничилась обходом коридоров пустого здания, а методично осмотрела почти все его помещения и закоулки. Подчиненные приехавшего капитана сами брали нужные им ключи и проверяли комнату за комнатой. Правда, еще не ушедший в это время замдиректора дал свое формальное согласие на такую процедуру, но, похоже, не окажись его здесь, милиционеров это обстоятельство не остановило бы. Особый интерес вызывало у капитана и его помощников помещение бухгалтерии. С санкции Хачатряна как он выразился, под мою личную ответственность запечатанный патрончик с ключом от бухгалтерской двери был открыт, и милиционеры, взяв с собой в качестве понятых кадровицу и вахтера, внимательно осмотрели все три смежные комнаты, занимаемые бухгалтерией, выгороженную в ней клетушку кассы с занимавшим половину ее площади сейфом, но ни малейших признаков того, что кто-то там орудовал прошедшей ночью, найдено не было. Из всего большого здания не обследованными остались только склад химреактивов на первом этаже (ключ от него уже известная читателю Нина всегда забирала с собой, ссылаясь на тяготеющую над ней ответственность за хранимые там материальные ценности), комната первого отдела (ключ был только у его начальника) на втором этаже и находившаяся рядом с ней маленькая клетушка с копировальным аппаратом (ключ хранился в первом отделе).
Не попала милиция также и в главную часть подвала, вход в которую был не с черной лестницы, а из коридора первого этажа в другом конце здания. По разъяснению замдиректора, там размещалось сложное, энергоемкое оборудование для исследований, энергетическое хозяйство, газовые, электрические и прочие коммуникации, небольшой специально оборудованный склад для хранения летучих и легковоспламеняемых жидкостей, то есть это была наиболее опасная в аварийном смысле часть здания. А потому посторонние туда не допускались. Массивная ведущая в подвал дверь запиралась на сложный внутренний замок, ключи от которого были только у двух человек, и в дополнение к этому была снабжена еще и кодовым замком, чей шифр регулярно менялся. Даже опытному взломщику попасть в эту часть подвала было бы непросто.
Все прочее не исключая кабинета «академика» было осмотрено. Милиционеры не поленились даже открыть люк, ведущий с площадки главной лестницы на чердак, чтобы удостовериться, что преступники не воспользовались этим путем. Поглядев на висячий замок, запирающий люк изнутри, этого можно было и не делать, однако основополагающий принцип что тут думать, работать надо победил и в этом случае. Люк был открыт, и проверяющие убедились в том, что слой пыли, покрывавший здесь все поверхности, был никем не тронут в течение, по крайней мере, нескольких месяцев, если не лет.
Пока капитановы соратники занимались всеми этими поисками, осмотрами и проверками, сам он, расположившись в предоставленном ему кабинете замдиректора, беседовал со свидетелями. Беседа с Хачатряном, обнаружившим труп и опознавшим его, продолжалась относительно недолго, и, поприсутствовав при вскрытии бухгалтерии, Василий Суренович ушел, пообещав, что в понедельник будет на работе так что, если что надо будет, обращайтесь во всем поможем и посодействуем, заверил он капитана на прощание. Разговор с начальником отдела кадров и вовсе свелся лишь к оформлению ее участия в опознании и передачи милиции личного дела Мизулина. Однако кадровица после этого не ушла, а, сославшись на какие-то дела раз уж я здесь оказалась, то надо этим воспользоваться, чем-то занялась в своем кабинете. Временами было слышно, как там тарахтит пишущая машинка. Что у нее были за дела, осталось неизвестным, но закрадывается естественное подозрение, что ей просто хотелось узнать, чем все кончится, и она боялась пропустить какие-нибудь интересные события.
Понятно, что больше всего внимания капитан уделил показаниям главной свидетельницы вахтера, участие которой в этой странной истории началось задолго до обнаружения трупа убитого Мизулина. Анна Леонидовна обстоятельно рассказывала о своих злоключениях, капитан внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы, умело направлял свидетельницу на интересующие его подробности, давая ей, однако, возможность поделиться своими ощущениями, опасениями и страхами. Беседа затянулась надолго, так что показания свидетельницы, записанные сидящим за соседним столом помощником капитана, заняли несколько листов бумаги, которые Анна Леонидовна подписала не читая, если бы я их еще и читать стала, просидели бы до конца моего дежурства, рассказывала она впоследствии. И так их разговор закончился почти в четыре часа. Почти всё, о чем рассказывалось в предыдущих главах с ее слов, было достаточно полно отражено в данных ею в этот день показаниях.
Правда, в первом часу, когда закончившие свои дела сотрудники милиции сообщили об этом капитану, он отпустил их и сам засобирался на обед, предупредив свидетельницу, что их беседа еще не окончена. Отдохните пока, а через часок мы вернемся и без спешки всё закончим.
Воспользовавшись такой передышкой, вахтер пригласила начальницу по кадрам попить вместе чаю и перекусить. Та не стала отказываться и, пока вахтер вскипятила чайник, успела сбегать в ближайший хлебный, вернувшись с печеньем и сдобными плюшками. За чаем с вахтерскими бутербродами и принесенными кадровицей сладостями Анна Леонидовна поведала ей свою горестную историю. Ох, не зря проницательная кадровая начальник не ушла домой! Если она на что-то подобное надеялась, то ее предвидение сбылось на все сто процентов. Рассказ потерпевшей с достаточной полнотой выражал уже известное нам содержание. Правда, Анна Леонидовна, по понятным причинам, умолчала о своем пребывании в психиатрической больнице, но поскольку в ее рассказе неизбежно прозвучало слово галлюцинации, ей пришлось кратко упомянуть о том, что она была на консультации у врача, специалиста по заболеваниям нервной системы. Кадровица слушала, открывши рот, ахала, охала в патетических местах, и можно было спокойно биться об заклад, утверждая, что в понедельник весь НИИКИЭМС будет жужжать о неслыханных загадочных происшествиях. Конечно, обнаруженный в коридоре труп и сам по себе являлся сенсацией, но в таком антураже эта новость просто не могла не вызвать настоящий ажиотаж у сотрудников института.
Когда появился отобедавший капитан со своим помощником, совершенно потрясенная услышанным кадровица быстро распрощалась и ушла. А вахтер, так и не получившая, можно сказать, никакой передышки весь этот час она опять пересказывала ту же историю еще больше полутора часов беседовала с капитаном. Лишь после ухода милиционеров она смогла прилечь и вздохнуть с видимым облегчением этот жутко утомительный для нее и насыщенный переживаниями день, кажется, закончился. И закончился он, вроде бы, относительно благополучно по крайней мере, безумие угрожало ей теперь не больше, чем любому другому из нормальных людей, и можно было не опасаться очередного появления привязавшегося к ней трупа. Что бы за этим не стояло, он, похоже, задачу свою выполнил и теперь должен был успокоиться навечно. Самое страшное было позади.
Вот с такими, приблизительно, мыслями Анна Леонидовна встретила пришедшую ей на смену товарку. Предупредив ту о ключе от бухгалтерии и очень кратко сообщив ей о событиях, произошедших утром, снова повторять всю, уже затверженную наизусть, историю у нее не было ни сил, ни желания она сослалась на сильную усталость и, попрощавшись с обомлевшей от услышанного сменщицей, отправилась домой спать, спать и спать силы ее были уже окончательно исчерпаны.
Мы же с теми читателями, которые не уснули на середине этой затянувшейся главы, можем, вульгарно выражаясь, подбить бабки и попытаться понять, что же оказалось в распоряжении милиционеров, расследующих эту странную историю, в конце напряженного рабочего дня. На первый взгляд, итог их работы мало отличался от того обескураживающего вывода, к которому пришел лейтенант Одинцов, первым столкнувшийся с историей о бесследно исчезнувшем трупе. Действительно. Как преступники проникли в НИИКИЭМС? с какой целью они пошли на это? почему один из проникших был убит именно здесь? что? более подходящего места не нашлось? как при всех запертых входах и выходах злодеи исчезли, не оставив никаких следов? Ни на один из этих вопросов, над которыми ломал голову Одинцов, ответа так и не появилось, хотя следственная группа тщательно обыскала и прочесала все здание от подвала и до чердака.
Всё это так. Но в одном отношении ситуация радикально изменилась. Во-первых, был обнаружен труп с ножом в спине неопровержимый признак совершенного тяжкого преступления. И, во-вторых, было установлено, кого именно убили, а следовательно, появилась надежда через жертву нащупать еще неизвестный, но, несомненно, существующий путь к тому, кто его убил. Ведь что-то должно было их связывать. Это указывало главное направление дальнейшего расследования и давало надежду на его успешное завершение.
Глава восьмая. Продолжение следует
Поскольку в начале предыдущей главы стояло: следствие начинается, естественно было бы закончить ее привычной фразой: продолжение следует. Для симметрии, так сказать. Однако, немного поразмышляв, автор устоял перед таким соблазном (редкий случай, кстати сказать; тяга к внешним эффектам и разного рода литературным красотам обычно побеждает стремление автора к строгому изложению фактов) и решил приберечь это словосочетание для новой главы. Здесь оно оказывается как раз к месту и адекватно выражает ее содержание, так как в этой главе будет продолжен рассказ о том, кем был несчастный Мизулин А.П., чей труп так настойчиво старался обратить на себя внимание органов правопорядка и, в конце концов, своего добился. Правда, желаемый эффект был достигнут только с третьей попытки, но, вероятно, дело было в неверном выборе пути к желаемой цели. Начни покойник сразу с появления на пути замдиректора по АХЧ, и, нет сомнений, он смог бы сэкономить массу излишних усилий. Да и милиции такой его ход значительно облегчил бы жизнь. Но, чего не было, того не было, и нам в рассказе надо исходить из того, как оно было на самом деле. Да и от советов много лет назад погибшему человеку, лучше было бы воздержаться. Автор сообразил это почти сразу же, как только закончил свой ернический пассаж, но как уж написалось, так пусть и будет. Мне не хочется слишком уж тщательно ретушировать облик автора этого романа как мне кажется, ничего особо порочащего в сем самопроизвольно возникающем автопортрете не проглядывает, и это хорошо, но и слишком приукрашивать его нет никакого желания. Человек как человек, не вызывающий отвращения, но и не лишенный обыденных недостатков и свойственных ему слабостей, я надеюсь, читатели поймут и оценят старание автора не появляться перед ними в сценическом гриме и на котурнах, а быть таким же, как и они сами в своей повседневной жизни. На этом и покончим с очередным авторским излиянием.