Нет! ответил Тиг. И хватит спрашивать об этом. Глухая ты, что ли? Какое слово из «ни разу за миллион лет» тебе непонятно?
Женщина пританцовывала, переминаясь с ноги на ногу и улыбаясь Тигу, а мужчина за ее спиной проделывал то же самое, но в прямом разнобое с нейналегал на правую ногу, когда она налегала на левую, и вытягивал шею так, чтобы бросать на Тига взгляды поверх то одного, то другого ее плеча. Все прочие уже собирались за их спинами, люди, чьи лица озарял, как лицо старухи, свет, исходивший невесть откуда, отчего Тиг даже издали увидел, что все они так же уродливы, как она, а то и похуже: хромее, бесформеннее, либо слишком большие, либо слишком маленькие, и совершенно ясно было, что ни один из них никогда и думать не думал ни о прическах своих, ни об одеждах. Они шаркали ногами или приплясывали, подходя к нему, и наконец, обступили старика и старуху отвратной ватагой.
За миллион лет? Выходит, через миллион лет потанцуешь?
Нет! рявкнул Тиг, уже не боясь разбудить отца. По правде сказать, ему хотелось, чтобы отец вышел из дома с фонариком и дробовиком и разогнал этих жутких недоумков. Я сказал: ни разу за миллион лет. Ни единого. Или ты не слушаешь меня?
Тут вся их орава захихикалаквохтанье откатилось по закраинам ее назад, а оттуда вернулось к старику, и тот прокудахтал что-то на ухо своей уродливой подруге, и она издала резкий, лающий смешок.
Ни со мной? Ни с кем-нибудь из нас?
Ни с кем! ответил Тиг и полез в карман за телефоном. Все, звоню в полицию. Номер набираю медленно, чтобы вы успели смыться.
Даже с моим другом? спросила старуха и показала на большой обмяклый тюк, который, как Тиг вдруг понял, уроды то и дело передавали друг другуи каждый, даже самый маленький, принимал его на плечо, а затем вручал другому. Тиг решил, что это нагруженный чем-то мешок, но сказать наверняка не мог, потому что свет, который падал на них, странным образом уклонялся от их ноши.
Набираю, объявил Тиг. Он и вправду проделал это очень медленнои потому, что набирать номер пальцами той же руки, в какой держишь телефон, трудно, и потому, что нервы у него совсем разгулялись, а страх все возрасталведь все они были не просто уродливыми приставалами, в них чуялось нечто необъяснимое. Во-первых, уж больно много их былоТигу казалось, что при каждом взгляде на них уродов становится больше, а во-вторых, до него начало доходить: возможно, они хотят не только потанцевать с ним, но и еще что-то сделать.
В самый последний раз, Тиг ОКейн, произнесла старуха, станцуешь ты с кем-то из насхоть из жалости или сочувствия, из желания поделиться толикой твоей незаслуженной красоты с тем, кто утратил свою?
Алло, полиция? сказал в трубку Тиг. 911 он уже набрал, но гудков еще не услышал. Тут на меня какие-то уроды напали.
Напали? удивилась старуха. Мы всего лишь хотели потанцевать.
А мерзкий старик поднял с земли апельсин и запустил им в Тига. Старик-то промазал, зато другой апельсин, брошенный из толпы, крепенько врезал Тигу по лбу.
Эй! крикнул он и получил новый ударпо уху, к которому прижимал телефон. Женский голос, наконец, ответил ему, но трубка уже летела по воздуху. Тиг метнулся к ней, наклонился, чтобы поднять, однако новый апельсин отбросил ее еще дальше. Прекратите! завопил Тиг и получил три новых удара вылетевшими из темноты апельсинамидва в лицо, один в живот. А следом начался настоящий артиллерийский обстрел. Пару секунд Тиг простоял, пытаясь защитить лицо, живот и пах, однако, прикрыв ладонями два места, он немедля получал удар по оставшемуся беззащитным третьему. Тиг развернулся и ударился в бегство.
Он убежал не так уж и далеко, когда ему пришло в голову, что бежать-то лучше к дому, а не от него: если удастся добраться до двери, можно будет проскочить в нее и запереться. Но, пробежав еще немного, увидел, как уроды начинают возникать перед ним по одному, по двое, странно светящиеся в темноте под деревьями, мерзко улыбаясь и осыпая его апельсинами. В последнее время у Тига и его друзей завелась привычка разъезжать в машинах по шоссе Апельсинового Цветка и швыряться забавы ради апельсинами в проституток; теперь же, когда один увесистый плод за другим шмякал его по голове, он пожалел об этом. А оглянувшись, увидел, что его уже нагоняет злокозненная орава. Уроды бежали слитно, подобием разъяренного животного, и в свете, источаемом ими, Тиг увидел мешок (ну точно, мешок), который они на бегу перебрасывали с плеча на плечо. Что-то ужасное различил он в их рожах, мельком глянув на них, и это сильно отличалось от простого уродства.
Он прикрыл руками голову и понесся со всей мочи, поглядывая на землю между сведенными перед лицом локтями; ему было уже безразлично, к дому он бежит или от дома, лишь бы оторваться от их оравы; и очень скоро он споткнулся, о корень или о подставленную ногу, Тиг так и не понял, зато понял, летя наземь, что благодарен своему падению, что панический ужас его убывает, пока он кувыркается и скользит по земле и грубой траве. «Ладно, думал он, я попытался удрать, но их слишком много, а апельсинов еще больше, и теперь я у них в руках». Он лежал навзничь, глядя сквозь листву на тусклые звезды, а уроды понемногу окружали его.
Ну что, апельсиновый наш, теперь жалеешь, что не станцевал с нами? спросила старая ведьма. Она и мужик ее склонились над Тигом, а все прочие улыбались апельсиновыми улыбками, сжимали зубами дольки плодов, так что сок стекал по их волосистым подбородкам.
Давай-давай, ответил Тиг. Ограбь меня. Забери бумажник. Стяни джинсы. Правда, они на тебя не налезут и никого из твоих дружков не украсят. Но ничего. Делай свое дело.
Ограбить тебя? переспросила ведьма.
Мы здесь не для того, чтобы отнимать, сообщил старый тролль.
Мы пришли, чтобы сделать тебе подарок, Тиг ОКейн, сказала ведьма. Подарок был бы весел, если б ты с нами станцевал. Его бы пудель напыхтел, он был бы из кружев от трусиков, из глаз, блестящих от радостных слез. Но ты отверг тех, кто хотел всего лишь ублажить тебя, и теперь обязан принять от нас подарок совершенно иного толка, сделать для нас дело, а не то.
Что «не то»? спросил Тиг.
А не то плохая погибель от паршивого пуделя! ответил старик.
И страдальческие рыдания! присовокупила старуха. А в душе твоейядовитая горечь печали, которой хватит на миллион лет.
Миллион биллионов! подтвердил старик. Тигу хотелось сказать, что все это глупости, ничего на такие сроки не хватит, дажев чем он был совершенно уверенсамóй Вселенной, но вместо того он спросил:
Чего же вы от меня хотите?
Лишь одного, ответила старуха. доставь нашего друга до дома и упокой его.
Все скопище взволновалось. За несколько секунд уроды свалили мешок на землю и развязали его. Тиг по одному только глухому удару, с каким упал мешок, понял, что содержит он нечто малоприятное. «Мясом набит, подумал он. Кто же это разгуливает ночью с мешком мяса?» Мешок лежал на земле и, казалось, притягивал тьму, однако, едва его открыли, Тиг ясно различил, чтó в нем, и содрогнулся, потому как никогда прежде трупов не виделда не видел и просто тела в такой не естественной позе, какую труп принял, когда его пинками подкатили к Тигу. Мертвец лежал спиной к нему, вытянув одну руку под собой, и накрыв другой голову. Ступни и грудь его были голы, лицо отвернуто, однако по широким плечам и спине, Тиг мог сказать, что это мужчина, и мог сказать также, что джинсы на нем очень хорошие, поскольку тонко чувствовал такие вещи и умел отличить хорошие джинсы от плохих даже через улицу, даже в темноте или просто проведя ладонью по чьей-нибудь заднице.
Возьми его и погреби в католической церкви Сосновых Холмов, а не найдешь места в церквитак в Уиндермире, за колбасной фабрикой «Пикантная свинка», если же и там не получится, снеси в Зеленое Болото под Орло-Вистой и упокой в трясине.
Вот оно что, ответил Тиг, медленно садясь, а затем и вставая. И больше вы от меня ничего не хотите?
Ничего больше и ничего меньше.
Тогда ладно, сказал Тиг. Только сначала я вам кой-чего покажу.
И что же, Тиг ОКейн? спросила с чрезвычайно недружелюбной улыбкой старуха.
А вот что! ответил Тиг и метнул ей в рожу прихваченный с земли апельсин. Выяснять попал, не попал, он не решился, а просто снова побежал: ловко перескочил через труп и рванул к дому. Однако не прошло и десяти секунд, как его сцапали сзади, и престарелые уроды навалились, овевая лицо Тига мерзостным нафталинным дыханьем своим, щекоча шею и щеки колкими крахмалистыми волосами. Ему показалось, что все они разом уселись на негонедолгий миг он и дышать-то не мог, но затем стало полегче, хотя какая-то тяжесть, большая, на спине его и осталась. Уроды повскакали на ноги и отшагнули от Тига.
Вот и ладушки! сказала старуха. Теперь ты готов!
Тиг лежал ничком и понемногу до него доходило, что ему взвалили на спину труп, перебросив через плечи и перекрестив у него на груди руки покойника.
Вы что наделали? сказал он. Снимите его с меня.
Ну уж нет, ответила старуха. Снять его можешь лишь ты один. Неси его хоронить, да поторапливайся. Не поспеешь к восходусильно пожалеешь!
Снимите его с меня! повторил Тиг и заплакал, и забился на земле, захлопал по ней руками, пытаясь сбросить бремя, однако мертвец держался за него крепко.
Сам снимешь, сказала старуха. И помни мои слова. Черные слезы огромного пуделя горя! Яд в твоем сердце! Вечное жжение!
В путь, Тиг ОКейн. Ты не хотел танцевать с нами, а ночь на исходе.
Снимите, опять попросил Тиг, но никто ему не ответил. И оторвав взгляд от земли, он увидел, что все они сгинули, и, если б не груз на спине, решил бы, верно, что ему все это приснилось. Он медленно поднялся на колени, потом встал, труп на спине оказался очень тяжелым. Поозиравшись, Тиг никакой толпы не увиделвпрочем, уроды оставили на земле послание, сложенное из апельсиновых очистков. «Мы последим за тобой», гласило оно.
На помощь! заголосил он. Кто-нибудь, помогите! В его ушах крик прозвучал очень громко, однако Тиг почему-то чувствовал: далеко он не разносится, а огней своего дома среди деревьев не видел и не понимал, где искать помощь. Я ведь даже не знаю, где эта Орло-Виста! горестно произнес он. И увидел перед собой руку, поднявшуюся, чтобы указать направление, и не сразу сообразил, кому она принадлежит. Тиг вскрикнул и побежал, норовя убраться подальше от трупа, но снова упал и какое-то время пролежал, рыдая.
Слезами ты меня не похоронишь, сказал у него за спиной труп. Вставай, идиот.
Тиг вскрикнул еще раз и попытался уползти, твердя:
Не можешь ты со мной разговаривать! Мне и так-то худо, но разговаривать тебе не дозволено.
А мертвецы что хотят, то и делают, ответил труп, но затем примолк.
Тиг полежал носом в землю, отдуваясь, а после встал и пошел в сторону, указанную трупом. Поначалу продвигался он очень медленно. Труп был тяжел, ночь темна, где он, Тиг не зналпонимал только, что неподалеку от своего дома. Однако деревья казались ему чужими, а оставив их позади, он около часа, так ему представлялось, шел, не повстречав ни одного шоссе, тянулся лишь узкий проселок, пригодный больше для лошадей, чем для машин; впрочем, идти по нему было все-таки легче, чем по рыхлой земле. Заприметь он машинуостановил бы ее, попросил о помощи, хоть и сомнительно было, чтобы кто-то притормозил ради человека с трупом на спине, каким бы красивым и привлекательным человек этот ни был. Пока он тащился по дороге, наполовину боясь, что труп заговорит снова, а наполовину надеясь, что это случится, до того ему было одиноко и страшно, Тигу пришла в голову мысль: если бы он соглашался танцевать со всеми подряд, эта ночь получилась бы куда поспокойней, но вполне возможно, что он сейчас спит и, судя по совершенной неизменчи вости дороги, так оно и есть: ему уже казалось, что бредет он по ней целую вечность. «Вот и буду брести, пока не проснусь, сказал он себе, а если увижу ночью на танцах каких-нибудь уродов, сразу оттуда сбегу». На миг он закрыл глаза: дорога была до того однообразной, что Тиг решилможно и не смотреть, куда ставишь ноги. И тут же его резанула больтруп просунул руку под рубашку Тига и ущемил его сосок!
За что? воскликнул Тиг, хотя, разумеется, знал, за что. И немного постоял на дороге, очень уставший, но отнюдь не спящий.
Вскоре после этого показалась церковьона одиноко торчала на вершине холма, освещенная единственным уличным фонарем. Дорога вела через забитую машинами парковку прямиком к ее двери. Подниматься по склону было трудно: добравшись доверху, Тиг желал лишь одноголечь на капот какой-нибудь машины и отдохнуть, да подольше. А подойдя к двери, постоял перед ней.
Полагается ли стучаться в дверь церкви, а уж потом входить? вслух погадал он. Прежде-то ему бывать в церквах не доводилось.
Необходимость отсутствует, уведомил его труп.
Тиг толкнул дверь, вошел. В церкви горели свечи, их мягкий подрагивавший свет сообщал лицам множества статуй особую настороженность и живость. Тиг не удивился бы, обратись все они к немубранясь или спрашивая, который час, или коря его за то, что он не танцует с ними. Однако статуи молчали. И вглядываясь в них, он подумал, что узнаёт свет, столь странно падавший на тех старых уродов: лица их выглядели, как лица статуй, а свет, их озарявший, изливали незримые свечи.
Мы сюда по делу пришли, сказал труп.
Мне можешь не напоминать, ответил Тиг. Он побродил по проходам, заглядывая под скамьи, подыскивая место, где можно закопать человека. Вообще-то, для этого существуют кладбища; ему представлялось бессмысленным хоронить кого-либо в церквидаже в такой, с дешевыми ковровыми дорожками, уходившими за ее дверь. Типичная Флорида, подумал он, земля, в которой процветают крайности дурного вкуса.
Копай! сказал труп после того, как Тиг потратил какое-то время на поиски.
Это чем же? Руками?
Пока из них кровь не хлынет и кости кожу не прорвут! сурово ответил труп. Но затем показал на чуланчик, в котором среди высоких стеллажей с мешками кошачьего наполнителя, аммиака и упаковками бумажных полотенец стояла, поджидая Тига, лопата. Он взял ее, выбрал место у алтаря. Действуй! приказал ему, замявшемуся, труп. Тиг стиснул лопату обеими руками, поднял повыше и вонзил в ковер, полагая, что под ним скрыт цемент, через который придется пробиваться к земле. Нанося удар, он завопил, и то был самый громкий, самый яростный, но также и самый горестный крик, когда-либо им изданный. Тиг не сомневался, что лопата просто отскочит от бетона, деревянное древко ее треснет и руки его переломятся тоже. Но ему было все равно.
Но ковер прикрывал всего лишь мягкую землю. Клинок лопаты ушел в нее целиком, и Тигу пришлось налечь на древко всем телом, чтобы поднять и ком земли, и ковер. В воздухе запахло влажным суглинком, и Тиг поневоле вспомнил о дождливых днях и земляных червях. Труп вдохнул запах полной грудью, но выдыхать не стал.
Скоро я от тебя избавлюсь, сказал ему Тиг, однако ответа не получил. Он трудился, снова и снова вонзая лопату в ковер, вычерчивая прямоугольник, достаточно обширный, чтобы вместить труп. И с каждым ударом лопаты, повторял снова и снова:Скоро я от тебя из бав люсь!
Труп молчал, и Тиг уже начал уверять себя, что больше его не услышит, когда по церкви разнесся отвратительный визг.
Что? вскрикнул Тиг, роняя лопату и отскакивая от могилы. Что я сделал? Чего ты вопишь?
Это не я, ответил труп, и послышался новый крикпотише, но все равно сердитый. Кто-то, вне всяких сомнений, огорчился. Тиг подступил к вырытой им ямеглубины в ней было всего пара футов, заглянул. Там что-то двигалось. Что-то подрагивало под слоем почвы. Вот в ней открылась воронкаразмером с человеческий рот. Земля осыпалась в нее и тут же вылетела назад вместе с новым криком, а затемвнезапно и страшнов вырытой Тигом неглубокой могиле села покойница.
Ох, ох, ох! восклицала она. Что ты со мной сделал?
Ничего! сказал Тиг, что было отъявленным враньем: просто другого ответа он так сразу придумать не смог.
Ничего? Ничего? Зачем ты нарушил мой покой? Ужасный мальчишка? Грубый мальчишка! Кошмарный!
Я не хотел начал Тиг. Я думал я просто хотел похоронить моего друга!
Он мне не друг, возразил за спиной его труп. И он большой грубиян. Кошмарный.