Ветхий дворец - Стивен Браст

Предисловие переводчика

Для разнообразия сделал на ДР подарок сам себе и перевел вот это вот.

Роман "Ветхий дворец" представляет собой "вбоквел" к Драгаэрскому циклу про Влада Талтоша и Кааврена, дело происходит в восточной стране Фенарио (историческая родина Влада и Коти) лет за сколько-то до них (вычислить, кто кому приходится и о ком речь - отдельное удовольствие для читателя, ага). По порядку написания он идет третьим (после "Джарега" и "Йенди"), но это не значит, что читать весь цикл нужно именно так. Ознакомления с основным корпусом текстов "Ветхий дворец" совершенно не требует, однако читающий его совсем отдельно как левую фэнтезю потеряет половину удовольствия.

Написан сей роман непохоже ни на Влада, ни на паарфианский стиль Кааврена. Но хорош. По-другому, но хорош.

Размер обычный, что-то около 12-13 авторских.

А еще эта зараза Браст вовсю напихал в текст венгерских слов на радость мне как переводчику, угу. И если вы думаете, что в английском оригинале их кто-то перевел или откомментировал, лучше подумайте иначе.

Карта Фенарио

С признательностью:

Патрику и Терезе, и Тому-великому-знатоку-хороших-обедов. Также спасибо Дэвиду Кейну за красивую новую карту, Кэти Маршалл за оригинальную карту, Николь де лас Герас за дизайн интерьеров и Роберту Слоану за кучу редакторской работы.

Фред Леви Хаскелл сделал массу полезных замечаний, и вообще начал все это, так замечательно сыграв песню - я в нее влюбился еще до того, как услышал, как поют мальчики. Берри Голдстейн ответил на многие вопросы по геологии, а Чак Хойст - по рекам. Дэвид С. Карго очень помог с архитектурой замка, а мой отец чрезвычайно помог с языком. И еще спасибо Джону Сингеру за то, что вычитал черновики, а еще за то, что он Джон Сингер. Не встречали его? Встретите.

ЗАМЕТКИ О ФЕНАРИЙСКОМ ПРОИЗНОШЕНИИ

Венгерское - ой! - фенарийское наречие является одним из самых "фонетических" языков в мире. Едва выучив азбуку, школьники из этих краев не тратят бесценные годы своей молодости на бесконечные часы домашних заданий по орфографии, как их менее везучие сверстники из англоязычных стран. И даже взрослыми многие, если не большинство, англоязычных персон вынуждены стойко терпеть нападки старика Дэна Вебстера. Так что само понятие "произношение" - совершенно неслыханное понятие для страны, где в языке все произносится точно как пишется, а пишется точно как произносится.

Еще один роскошный плюс для урожденных фенарийцев, и совершенно невероятное преимущество для иностранцев, которые учат этот язык - единообразие ударений. В отличие от английского, русского и даже немецкого, фенарийское ударение во всех словах жестко фиксировано на первом слоге. И лишь те, кто дал себе труд выучить любой из этих трех языков, могут оценить, сколь благостен такой порядок. При этом, несмотря на жестко заданное ударение, фенарийское наречие остается весьма музыкальным, ибо лежащий в его основе принцип основан на гармонии гласных - свойство той языковой семьи, из которой оно происходит.

В фенарийском алфавите сорок букв. Двадцать шесть из них - согласные, однако дополнительные пять согласных, необходимые для слов иностранного происхождения, расширяют азбуку до сорока пяти символов. А использование длинных и коротких диакритических знаков (нет, они не имеют никакого отношения к ударениям) над обычными гласными - a, e, i, o, и u - превращают эти пять букв в четырнадцать, даруя тем самым каждому фенарийскому звуку собственный различимый символ. Этакий фонетический tour de force.

Приблизительные аналоги этим гласным в американском произношении будут такими: a как в law; á как в father; e как в met; é как ay в day; i как ie в field; í как ee в bee (длиннее, чем ie в field); o как в old; ó как в oh (длинее, чем old); u как в rule; ú как в pool (длиннее, чем в rule); ü соответствует звуку, похожему на ü в немецком über, или u во французском tu - для читателей, которые с этими языкам не знакомы, ü можно определить как нечто похожее на i в английском fin, но произнесенного вытянутыми губами; ű - более длинная и жесткая версия того же звука; ö очень похоже на ö в немецком schön или eu во французском meurt - снова же, читателям, которые этих языков не знают, намекнем, что ö напоминает e в her, только жестче; а ő - более длинная и еще более жесткая версия того же звука.

Согласные, за вычетом c, j, и s, по большому счету не отличаются от английских аналогов. C (а в старых традиционных именах cz) произносится как ts в слове hits; j это как y в you, ну а s - это как sh в she или как s в sure. Согласные дифтонги же таковы: cs как ch в church; sz как s в sun; а zs как z в azure.

Ну и наконец, буква y, за вычетом старых традиционных имен - в основном родовых - или новомодных импортных слов, где она служит эквивалентом английского ie в field, является сугубо частью дифтонга и йотирует или смягчает предшествующий звук. Так, gy в nagy ("большой") будет произноситься где-то как d и y во фразе mind you, если сказать ее очень быстро. А l в дифтонге ly - скажем, в фамилии композитора Kodály - немое, так что второй слог этой фамилии рифмуется с high. Дифтонги ny в hanyag ("небрежный") и ty в tyúk ("курица") звонкие, и в обоих случаях y приближается к y в you.

(В.З. Браст)

Авторское примечание: имена "Девера", "Альфредо" и, так уж вышло, "Фенарио" - НЕ фенарийские, и к ним все вышесказанное не относится.

(С.К.З. Браст)

ПРОЛОГ. ЛЕГЕНДА О ФЕНАРРЕ

Давным-давно жил могучий владыка по имени Фенарр. Одни говорят, что он пришел с земель у Северного моря, где ледяные ветра заморозили его мускулы, и они уподобились крепкой стали. Другие утверждают, что Великие Степи востока и безжалостное солнце закалили его сердце, так что он ничего не боялся. Есть и те, кто верят, что он явился из океана, что далеко на юге, пройдя сквозь подземные реки, выходящие на поверхность в Мрачном охвостье, юго-восточной части Мрачного хребта, где он научился в годину нужд довольствоваться малым. Однако есть и такие, кто утверждает, будто вырос он в Западных горах на краю Страны эльфов, и потому знал ее уроженцев лучше всякого другого смертного.

Откуда бы он ни пришел, однажды он появился в краю, что граничит на западе с Западными горами, которые также носят имя Эльфовых гор, на севере и востоке - кольцом Мрачного хребта, а на юге - Блуждающим лесом и Великим болотом. В этом краю он нашел народ, что давно, даже в те дни, обитал в тени Страны эльфов. Это было воинственное племя, потомки живших грабежом всадников, которые однажды прошли сквозь Мрачный проход в край, где обитают и посейчас.

Рассказывали, что великий вождь племени узрел земли на берегу Реки, и попробовал на вкус воду из Реки, и провозгласил - "Мы обрели наш дом". С того дня они обитали вокруг озер и на обширных равнинах, в холмах и долинах того края.

Жили они, постоянно опасаясь угрозы с запада, и часто брались за прямые мечи и длинные копья, сражаясь с эльфийскими владыками, которые посягали на их земли. Время было немирное, люди страдали, и многие склонялись к тому, чтобы вернуться к старой жизни, к кочевьям и грабежу, покинув край меж горных хребтов.

Тогда появился Фенарр, и вскоре возлюбил этот край. Узнав о нависших над ним невзгодах, решил он отправиться к эльфам и заставить их жить в мире с обитателями края меж горных хребтов. Создал он могучую армию из здешнего народа, даже из женщин и детей, однако не мог найти пути сквозь границы Страны эльфов.

В итоге, исполненный отчаяния, в одиночестве удалился он в горы в поисках прохода. День сменялся днем, он голодал, но остался в горах, выискивая, как пересечь границу. Однажды ночью он почувствовал, что вскоре умрет от голода. Но Фенарр обещал людям, что найдет проход или умрет; и значит, ему суждено умереть. Когда голод и слабость наконец взяли верх, он упал и уснул. И когда он спал на скалах, появился могучий жеребец, весь белый, от гривы до копыт, и разбудил его. Жеребец заговорил с ним - ибо был то конь-талтош, который ведал человечью речь. Он сказал:

- Хозяин, поищи под камнем - и обретешь спасение.

Фенарр перевернул камень, на котором уснул, и под ним лежал Меч, что был длиннее его собственного роста (а росту Фенарр уродился немалого), исполненный могущества эльфов. Потом жеребец сказал: "Переверни следующий камень". Фенарр сделал это, и там была пища, которой хватило бы ему на много дней.

Когда он насытился, жеребец велел ему перевернуть третий камень. Под ним лежали серебряные одежды. Фенарр облачился в них и взял Меч в руки.

Потом жеребец сказал:

- Садись на меня, хозяин, и я доставлю тебя к владыке эльфов. Но сперва ты должен расчесать и вычистить меня, пока моя шкура не засияет ярче звезд. Потом разведи костер, и когда он прогорит до углей, ты должен скормить мне угли и принести котел воды, чтобы я смог запить их.

Фенарр тщательно расчесал коня и вычистил его своей старой рубахой, пока шкура жеребца не засияла так, что глазам стало больно. Потом, взяв Меч эльфов, Фенарр срубил лес, что рос на горном склоне, и развел громадный костер. Когда огонь прогорел до углей, жеребец-талтош съел все угли и выпил полный котел воды.

- Идем, хозяин, - проговорил он, - теперь мы готовы.

И Фенарр сел на спину жеребцу, и тот провез его тайными тропами через горный хребет, пока они не достигли страны по ту сторону гор, где солнце скрывало свой лик от эльфийских владык.

Фенарр явился к ним, встал пред престолом Кава, могущественнейшего из эльфийских владык, и заявил:

- Оставайтесь в ваших краях, а мы останемся в наших. Да не будет войны меж нами.

Но Кав рассмеялся, ибо его переполняло могущество эльфов, и он воззвал к своему могуществу, чтобы уничтожить Фенарра. Но жеребец прыгнул перед Фенарром и был убит посреди прыжка. Тогда Фенарр исполнился ужасающей ярости, достал Меч эльфов и приставил к груди Кава. Пораженный, тот вскричал:

- Откуда у тебя Меч из Страны эльфов?

Но Фенарр ответил лишь:

- Мечом сим я сражу тебя, и всех вас, если вы не дадите клятву оставить народ мой в покое.

- Воистину, эту клятву я дам, - проговорил Кав, - но ты должен вернуть нам Меч, ибо оружие это не для людских рук.

Не верил ему Фенарр и сказал:

- Не получите вы Меча, иначе как отобрав его у меня - а я убью всякого, кто осмелиться сделать это, и тебя первым.

- Но всех нас ты убить не сможешь, - заметил Кав.

И иные эльфийские владыки собрались вокруг них, готовые убить Фенарра, если тот поразит Кава Мечом. Но из пасти жеребца-талтоша ударил огонь, а из ноздрей его появились клубы черного дыма. А потом из тела его раздался глас, обращающийся к Фенарру:

- Хозяин, ты можешь ему поверить. Если он даст клятву, он ее сдержит.

Сердца эльфийских владык преисполнились изумления и ужаса, а Фенарр сказал:

- Я отдам тебе Меч, а ты дашь клятву никогда не беспокоить народа земли моей.

И Кав поклялся никогда не пересекать Эльфовы горы, кроме как с мирными целями, и никогда не воевать с народом Фенарра.

И тогда Фенарр отдал Каву Меч эльфов, и вернулся через горы в край, который покинул. Там он построил дом на берегу Реки Эльфов, и вскоре вокруг дома вырос город, и город тот, а потом и весь край, получил имя Фенарио, и так зовутся они и посейчас.

ОДИН. КОНЬ

Во-первых, представим себе РЕКУ.

Она зарождается в грохоте, в водопаде из озера Фенарр, стекающем с губы горы Санисло. Отсюда, прорезав глубокое и прямое русло, течет она в сердце Фенарио, вбирая в себя другие реки поменьше. Она прорезает дыру в восточной части кольца Мрачных гор, а потом поворачивает свой бег на юг, к морю, покидая пределы Фенарио.

Как-то одиннадцатилетний Миклош, впав в приятную меланхолию, спустился к ближним отмелям, к потайному местечку между грузовой пристанью и Срединной скалой. Там, скрытый тростником и камышом, он сидел, держа желтый цветок, который хотел подарить второму старшему брату. Но тот был занят и выгнал Миклоша вон, что и стало причиной меланхолии. Так что он взял цветок и бросил его в реку. Он собирался наблюдать за ним, пока цветок не уплывет из виду, и скорбеть о жестокости этого мира. Если повезет, он сможет даже пустить слезинку-другую, что достойно увенчает свершившееся.

Однако Река, изменчивая и извращенная, вынесла дар обратно к его ногам, полностью исказив задуманное. Всегда она так.

Сейчас, вспоминая об этом, Миклош решил, что Река должна была выйти из берегов и унести его израненное, изломанное тело прочь, пока оно не скрылось бы за восточным горизонтом. Но она этого не сделала.

Миклошу исполнилось двадцать и еще один год. И он умирал.

Затем - ДВОРЕЦ.

Он нависает над излучиной Реки, над городом Фенарио, над старицей, над страной, над левым плечом Миклоша.

Он стоит тут около тысячи лет, если вести отсчет от старой хибары. Девять с половиной столетий, если от укрепления. Семь столетий, если от Старого Дворца. Четыре столетия, считая откуда угодно, и это уже немало. И все эти годы, даже когда тут стояла лишь хижина, в которой жил Фенарр, за ним наблюдало изваяние Богини Демонов.

Миклош повернул шею, чтобы посмотреть на Дворец и попытаться забыть о боли. Он устремлялся к перистым вечерним облакам и горсти тусклых звезд. Центральная башня напоминала стилет; Речная стена - серый щит без герба. Над Дворцом и над ним зловеще кружили джареги, далекими резкими воплями описывая его состояние - и, пожалуй, состояние самого Дворца.

Выглядел он на все свои века. Ближайшая башня ощутимо пошатывалась - он слышал, что говорит его старший брат-король о том, как ветер играл с ней. Речная стена потрескалась и изрядно выщербилась; плоть строения слезала с костей.

"С моих костей плоть еще не слезла? - размышлял он. - Иные совершенно точно сломаны, и многие раны кровоточат. Возможно, кое-где кости уже и видны."

От этой мысли его вырвало бы, но на это не осталось сил.

Теперь - ВНУТРЕННОСТЬ ДВОРЦА.

Начнем снизу. Дворец построен без какого-либо фундамента, но под ним прорыли немало ходов во время долгой осады, когда триста с лишним лет назад через северный хребет хлынули орды северян.

Осада продолжалась пять лет, и к ее завершению под Дворцом, а также под немалой частью окружающего города, пролегла масса хитрых подземных ходов, используемых для тайной доставки провианта, для вылазок против северян, или для перемещения лазутчиков. Когда врага наконец изгнали прочь, подземные ходы по большей части переделали в винные погреба - и это одна из причин, почему вина Фенарио славятся на многие тысячи миль окрест.

Поднимаемся из погреба чуть повыше.

Стены в цокольном этаже выдержаны в самом бледном из бледно-голубых тонов, исполненном помыслов о светлых и темных пространствах. Переливающиеся узоры, игра светотени от незажженных канделябров, волнистые линии на полу перед входом постоянно проявляются и исчезают. Виной тому канделябры или покачивающиеся под потолком масляные лампы? Несомненно, и те, и другие: одни определяют суть, другие - форму.

Здесь находилась детская, где Миклош обитал в ранней юности. Весь отпущенный Дворцу вкус оставили себе прочие покои; здесь же царила какофония красок, висюлек и ленточек. Всю комнату заполняли штуки, которые катились, либо вертелись, либо толкали или качали другие штуки, которые катились или вертелись.

Когда Миклошу было пять, принцу Ласло, тогда пятнадцатилетнему, разрешено было завести себе личные покои. Миклоша выставили вон, из детской убрали все штуки, которые катились и вертелись, и принесли новые, которые резали и кололи. Яркие краски исчезли, вместо них появились величественные изображения людей, которые резали и кололи.

Впрочем, не будем слишком строги.

Всякая комната для чего-то использовалась. Многие - отнюдь не так, как задумывались изначально. В этой спальне когда-то располагалась библиотека. Та столовая для слуг когда-то служила личным кабинетом. Спальня Миклоша, сохранив изначальное предназначение, потихоньку превращалась в кабинет. Теперь скажите, разрушила ли спальня изначальную библиотеку, или изменение функции изменило и определение? А имеют ли смысл определения?

Что ж, определим "умирание". Скажем, "состояние, когда прекращение жизнедеятельности неизбежно".

Казалось бы, Миклош ничем не заслужил такого избиения, ведь единственное, что он совершил - просто был здесь в течение двадцати одного года. Но вспомните о канделябрах и лампах.

Зыбкая аналогия, скажете вы? Вот и Миклош думал так же.

А еще он думал, что было бы правильным во всех смыслах, если бы Река подхватила его и утопила в себе, или унесла прочь, далеко-далеко, чтобы он умер там. Чем дольше он вот так вот лежал и умирал, тем правильнее казалась эта мысль. В своих покоях, наедине с ночью, смерть казалась тайной и жуткой загадкой, стеной, от близости которой пробирала дрожь, потому что он постоянно пытался заглянуть за нее. Но здесь и сейчас смерть была лиши спасением от боли - спасением, которое, опасался Миклош, так и не наступит. Джарегам надоело кружить в вышине, всем, кроме одного, который кричал нечто вроде "Ррека! Ррека!"