Стол с едой стоял перед ним, такой манящий, такой доступный. Этот стол искушал Владика. Провоцировал. Влек к себе с неодолимой силой. Программисту даже почудилось, что он слышит зов гамбургера. И в какой-то момент Владик сломался. Вдруг подумал, что он, в любом случае, уже покойник, ведь глупо надеяться на то, что силы зла даруют ему пощаду. Так почему бы не подкрепиться напоследок?
Я только чуть-чуть, пробормотал Владик, крадущимся тигром подбираясь к столу. Там кусочек отщипну, тут ложечку отъем. Никто и не заметит. Вон сколько здесь всего.
Воровато озираясь, Владик достиг стола. Даже не верилось, что после конца света возможно подобное изобилие. Аналогичным образом мог питаться разве что Цент, будучи князем всея Цитадели, и потому ни в чем себе не отказывающий. Но вот несчастный Владик, бесправный землекоп, такие яства не видел даже на картинках. Да и не мог увидеть. По приказу князя, все картинки с изображением пищи, в частности мясных или рыбных блюд, сжигались на месте. Давно уже Цент лелеял мечту отвадить подконтрольное население от мяса. Он, как и многие правители до него, относился к народу, как к сборищу прямоходящих животных, и полагал, что с подданных вполне достаточно удовлетворения насущных потребностей. Сделал стойло, чтобы скотина не мерзла и не мокла под дождем, насыпал корма, не обязательно вкусного и полезноголюбого, и все, после этого, должны изойти на восторг. А если кто-то не радуется, он просто неблагодарная свинья, и, более того, подает дурной пример окружающим. Такого экстремиста сразу надо хватать и вести в теремок радости, на воспитательные процедуры, после которых люди становились инвалидами, или вообще исчезали.
Владик подошел к столу и замер, не зная, с чего начать. Глаза буквально разбежались, руки судорожно дергались, желая потянуться ко всему сразу.
Только кусочек, пробормотал Владик. Только чуточку. Чтобы не было заметно.
И тут программист сорвался. С утробным ревом он схватил с тарелки гамбургер, судорожно сжал его пальцами, и вонзил зубы в его восхитительно вкусную плоть. Едва вкусовые рецепторы вошли в контакт с поступившей в ротовую полость пищей, как организм выделил столько слюны, что она брызнула даже из ушей. Владику показалось, что ангелы под звуки небесного хора возносят его в рай. Весь отдавшись блаженству, и благополучно отключив мозг, он ладонью зачерпнул пригоршню салата, разверз уста, подобно Харибде, и высыпал в них кушанье. Салат одарил его еще большим восторгом. Владику даже стало страшно. Ему подумалось, что быть настолько счастливым и при этом живым просто невозможно.
Через секунду охваченный бесом обжорства программист обрушился на стол, творя на нем разгром и опустошение. Владик превратился в пищевого берсеркера, неистового пожирателя. На столе имелись ложки и вилки, но Владик даже не удостоил их вниманием. Еду хватал руками и бросал в рот. Что-то попадало по адресу, что-то летело мимо, что-то размазывалось по лицу. Зубы яростно клацали, сокрушая поступающий корм.
Несколько раз разум Владика брал контроль над телом, пытался удержать хозяина от пищевой одержимости, но он не имел успеха. Владик ел и ел, не мог и не хотел останавливаться. И только когда весь стол был разорен, а половина апартаментов завалена объедками, программист вышел из пограничного состояния, увидел дело рук своих и рта своего, и не смог сдержать стона ужаса. Второй стон он издал, когда опустил взгляд и увидел свой непомерно раздувшийся живот. Страдальцу показалось, что он вот-вот лопнет. Стоять было невыносимо, и Владик, поддерживая руками округлившееся брюхо, кое-как доковылял до обтянутого черной кожей диванчика. Присев на него, он откинулся на спинку и попытался сделать вдох. Воздух с большим трудом шел в тело, поскольку для него там попросту не осталось свободного места. Все оно заполнилось поглощенной пищей.
Слезы брызнули из глаз Владика, когда он вдруг понялсытым тоже страшно помирать. Народная мудрость соврала. Вроде бы и насытился, и даже пересытился, а ему по-прежнему страстно хотелось жить. Жить, и в туалет. Притом с каждой секундой в туалет хотелось все сильнее, и Владик понял, что нужно пойти и поискать заветную комнатку, иначе грянет беда. Даже страх перед силами зла отошел на второй план, когда прихватило так, что свет в очах померк.
Ощущая предродовые схватки, Владик с огромным трудом поднял себя с дивана, и, на полусогнутых ногах, засеменил по апартаментам, в поисках вожделенной кабинки. Распахнул одну дверьтам оказалась спальня, огромная, с безразмерной кроватью. Кровать выглядела так, будто ее покинули только что. Плотные шторы были задернуты, отчего в спальне царил полумрак.
Поскуливая, Владик бросился к другой двери, прекрасно понимая, что на третью попытку его не хватит. Либо сейчас он угадал верно, либо беда неминуема. Он распахнул дверь, увидел выложенные кафельной плиткой стены, и его, дарителя облегчениябелоснежный, сияющий унитаз.
Владик бросился к нему, как к возлюбленной после долгой разлуки. Штаны с себя сорвал на бегу, дабы сэкономить время. Побежал, уселся, и не сумел сдержать стона наслаждения, когда вся скопившаяся в нем тяжесть с громким плеском рухнула вниз. Владику почудилось, что он заново родился. Таким счастливым он не чувствовал себя уже давно. Все ужасы окружающего мира отошли на второй план, неминуемо ожидающая его смерть перестала что-либо значить на фоне постигшего его облегчения. Владик откинулся спиной на керамический бачок, прикрыл глаза и весь отдался нагрянувшему блаженству.
Далеко не сразу он расслышал шум льющейся воды. Открыв глаза, он уставился на душевую кабину, и вновь ощутил тяжесть в животе. Сквозь матовое стекло просматривался размытый человеческий силуэт.
Кто-то внутри кабины принимал душ. Кто-то, явно обитающий в этих апартаментах. А кто мог обитать здесь? К кому на заклание его доставили загипнотизированные люди?
Осторожно, дабы не произвести лишнего шума, Владик потянулся рукой за туалетной бумагой. Но поскольку взгляд его был прикован к душевой кабине, рука прошла мимо цели, наткнулась на какую-то полку, заставленную многочисленными тюбиками, баночками, пузырьками, и все это косметическое добро со страшным грохотом посыпалось на кафельный пол. Скрутивший программиста ужас даровал ему повторное облегчение. Он понял, что выдал себя, потому что шум воды смолк, и из кабины прозвучал недовольный женский голос:
В чем дело? Кто там?
Владик стиснул зубы, мертвой хваткой вцепившись в стульчак. Понимал, что надо бежать, но не мог заставить себя оторвать зад от унитаза, будто прикипев к нему навеки. Вот сейчас дверь кабины откроется, и оттуда выйдет что-то. Что-то, что определенно не является человеком. Что-то страшное и темное, злобное и невыносимое. Существо, встреча с которым не сулит ничего хорошего.
Слезы побежали по щекам страдальца. Ему стало невыносимо горько, что предстоит принять позорную смерть в уборной, сидя на унитазе со спущенными штанами. Совсем не так Владик желал бы умереть. Он бы хотел расстаться с жизнью во время прохождения героического рейда, в самый разгар битвы с финальным боссом. То была бы смерть настоящего мужчины и воина.
Да кто там скулит? вновь произнесло неизвестное существо из душевой кабины. И откуда, позвольте узнать, исходит этот отвратительный запах?
Владик вполне мог бы ответить на оба этих вопроса, и касательно того, чьи уста порождают горькие стоны, и относительно природы запаха, который и впрямь был ядрен. Мог бы ответить, но не ответил. От страха он буквально оцепенел.
Дверь кабины начала открываться, и Владик понял, что пробил его смертный час. Это понимание не прошло бесследно. Его трусоватый организм ответил на него столь яростным кишечным спазмом, что у программиста свет померк перед глазами. Померк ненадолго, всего на пару секунд, а когда зрение вновь возвратилось к Владику, тот поспешил крепко зажмуриться, дабы не видеть надвигающегося на него монстра.
Ты кто? спросил женский голос. Эй, ты?
Владик осторожно приоткрыл глаза, которые, вслед за этим, удивленно распахнулись до предела. Перед ним стоял вовсе не монстр, не кошмарная тварь из далекого и мрачного прошлого, но самая прекрасная женщина на свете. Таких красавиц страдалец не видывал прежде даже на картинках.
Ты как сюда пролез? спросила его женщина.
Владик дико таращился на незнакомку, не будучи в силах отвести похотливо взгляда от ее прекрасного обнаженного тела. Он даже забыл о том, что сидит на унитазе со спущенными штанами, а вокруг распространяется характерный, и не самый приятный запах. Владик вообще обо всем забыл.
Ты что, язык проглотил? повысила голос женщина. Я к тебе обращаюсь! Как ты сюда забрался? И вообще, не мог, что ли, другого места найти?
В этот момент Владик очнулся от оцепенения. До него дошло, что хоть перед ним и не ужасный монстр, но и наверняка не человек. Правда, обнадежило уже то, что женщина не прикончила его на месте. Возможно, она совсем не злая. Либо же ее озлобленность носит умеренный характер.
Простите! Я нечаянно, завыл Владик, и, соскользнув со стульчака, грянулся перед незнакомкой на колени. Понимаете, так вышло. Я себя не контролировал.
Бормоча какую-то ерунду, он попытался подползти к женщине, но та, заметив его приближение, воскликнула с нескрываемым отвращением:
Ладно! Ладно! Оставайся там, не приближайся. Фу-фу! Какое неистовое зловоние! Фу! Не думала, что смертному мужу по силам произвести подобный смрад. А ты ведь да, ты человек. Но этот запах. Он воистину нечеловеческий!
Она схватила с вешалки халатик, набросила на свое прекрасное тело и, зажимая пальцами нос, выбежала из ванной.
Когда закончишь свои дела, воспользуйся освежителем воздуха, посоветовала она, прежде чем захлопнуть дверь. И, знаешь, ты его не жалей.
После того как женщина покинула уборную, Владик вернулся на унитаз и некоторое время просидел на керамическом троне в полной растерянности. С одной стороны, он явно столкнулся с каким-то сверхъестественным существом, ибо явившаяся его очам красавица едва ли была человеком, что явственно следовало из ее речей. С другой же стороны, Владик уже как-то привык к тому, что всякие там боги и тому подобные существа таинственной природы, отличаются феноменальной кошмарностью и эпичной озлобленностью. Уж он-то на своем недолгом и несчастном веку повидал этих чудовищ, и все они хотели только одногоделать зло. В число чудовищ страдалец с чистой совестью включал и доброго друга Цента, поскольку тот мало чем отличался от древних боговбыл столь же неистово злобен, тяготел к геноциду, мучил и убивал людей, получая от этого массу положительных эмоций.
И вот, впервые, Владик столкнулся с неким существом, которое не выглядело и не вело себя как исчадье ада. Что это могло значить? Что не все древние боги злые? Ну, об этом-то программист догадывался и раньше. Наверняка были и добрые боги, иначе мир давно бы был уничтожен свирепыми чудовищами. Вот только Владику почему-то казалось, что добрые боги либо не дожили до нынешних времен, либо покинули этот мир и ушли куда-то столь далеко, что ждать их внезапного возвращения не стоит.
Но что, если это не так? Он ведь, в сущности, ничего толком не знает об этих богах. Да, Кощей был чудовищем, и то существо, которое они обнаружили в подземной гробнице под скотомогильником, тоже явно принадлежало к силам зла. Но это ведь ничего не значит. Вдруг ему повезло столкнуться с доброй богиней, которая не наслаждается видом истязаемых людей, не принимает ванны из жертвенной крови, и, что самое главное, не питается программистами? Владик руками и ногами ухватился за эту надежду. Должно же ему, горемычному, наконец, повезти. Ведь сколько чаш страданий уже испито до дна, а конца этому нет. А ведь он ничем не заслужил всего этого. Он ведь не изверг, вроде Цента. Может быть, и не святой, но уж и не худший из людей.
Отчаянно надеясь на лучшее, Владик закончил свои дела, натянул штаны и, по совету хозяйки квартиры, обильно спрыснул воздух освежителем. Заодно спрыснул и себя. Владик забыл, когда в последний раз мылся, а всяких адреналиновых приключений с той поры пережил целый вагон. В силу чего источал ядреный запах пота, и далеко не его одного.
Собравшись с духом, Владик робко приоткрыл дверь и вышел из туалетной комнаты. Девушка была здесь. Она стояла посреди гостиной, и, с задумчивым видом, созерцала обеденный стол. Стол выглядел так, будто по нему прошел Мамай, притом прошел неоднократно, и не он один. Владику вновь стало страшноне будет ли он сурово наказан за учинение кормового беспредела?
Услыхав его шаги и громкое трусливое сопение, девушка повернулась к гостю и спросила, указав жестом на стол:
Полагаю, ты имеешь к этому непосредственное отношение.
У Владика затряслись коленки, и с новой силой захотелось посетить уборную. Ему показалось, что хозяйка сердита на него.
Я могу все объяснить, тихо пропищал Владик.
А затем вдруг его буквально прорвало.
Я не виноват, скороговоркой затараторил он, слезно, при этом, всхлипывая, и вообще всеми способами давя на жалость. Понимаете, я себя не контролировал. Это все последствия психологических травм, многочисленных и глубоких. Я подвергался терзаниям и издевательствам. Он морил меня голодом, заставлял неделями питаться одним луком. Непрекращающиеся унижения и муки подорвали мое душевное здоровье. Боже! Я так страдал! А его изуверские шуточки. Мне до сих пор больно о них вспоминать. Сам не знаю, каким чудом я сохранил здравый рассудок. Однажды, представляете, лежу, сплю, а он нашел где-то барабан, подкрался ко мне, да как давай барабанить и орать. Я вскочил в ужасе, сердце из груди выпрыгивает, а этот садист надел мне барабан на голову и заставил кругами бегать. Я восемь раз упал, чуть ноги не переломал. Боже.
И Владик, переполненный жалостью к себе, горько и безутешно разрыдался.
Вдруг распахнулась входная дверь, и в апартаменты вошли люди с ведрами в руках. Программист в страхе вжался в стену, опасаясь, что сейчас его схватят и начнут жестоко наказывать за пожирание чужого продовольствия, но явившиеся безмолвные слуги не обратили на него никакого внимания. Они проследовали к столу, быстро убрали все объедки, сняли заляпанную пятнами скатерть и удалились. Не успели уйти они, как пришли другие, на этот раз повара в белых халатах и колпаках. Они расстелили на столешнице новую чистую скатерть, и быстро заставили ее принесенными блюдами. Прошло всего минуты три, а разгромленный Владиком стол выглядел так, будто к нему никто не прикасался. Закончив сервировку, повара удалились, притворив за собой дверь.
Не стоит так убиваться из-за какой-то еды, мягко произнесла девушка. Ты был голоден, и ты поел. Тут не за что извиняться.
Она слега повела рукой, и большое тяжелое кресло с кожаной обивкой само подъехало к столу. Хозяйка апартаментов уселась в него, закинув ногу на ногу. Смущенный Владик подошел и встал неподалеку. Приближаться к девушке вплотную он опасался, из-за того, что чересчур пожадничал, опрыскивая себя освежителем воздуха. Морозная свежесть горных вершин успешно смешалась с запахом застарелого пота, и образовала весьма сомнительный коктейль. Владику даже показалось, что теперь от него пахнет гораздо хуже, чем до применения бытовой химии. Пожалуй, стоило потратить лишние пять минут, и просто принять душ.
Да, это было бы лучше, внезапно произнесла девушка.
Чтолучше? испугался Владик.
Лучше совершить омовение, чем опрыскивать себя этой гадостью.
Владик понял, что собеседница читает его мысли, и вострепетал. Дело в том, что хозяйка апартаментов выглядела весьма соблазнительно, и ее заманчивая внешность невольно породила в голове сексуально обделенного страдальца немало пошлых фантазий. Владик это делал не специально, оно само как-то делалось. И вот теперь он гадал, не обидят ли богиню его эротические грезы, не сочтет ли она подобные мысли святотатством и не сделает ли с ним за это что-нибудь несовместимое с жизнью?
О, на этот счет не переживай, улыбнулась девушка. Уж мне-то известно, какие мысли рождаются в мужских головах. Тебе придется сильно постараться, чтобы чем-то удивить меня на данном поприще.
Я нечаянно, бурно покраснев, пробубнил Владик.
Здесь не за что извиняться. В том, что я слышу твои мысли, твоей вины нет. Пожалуй, в данном случае, именно я проявляю бестактность, вторгаясь в твой разум.
Понимаете, обычно я не такой, все же начал оправдываться Владик. Просто я так давно одинок. Это так тяжело, что поневоле начинаешь думать только об этом.