Анна поймала себя на мысли, что ее неприятно поражает тот язык, на котором говорила Оксана. Какая-то причудливая смесь русского и украинского. Получалось, что и ни то, и ни другое. К тому же сильно резала слух интонация, с которой говорила, а точнее, подвывала хозяйка.
Потом все було добре. Михаил Борисович покликал мене сиделкой. Доглядати за Еммою Маркивною, уточнила для непонятливых Оксана.
Как вы познакомились? поинтересовалась Анна, которая не могла понять, как, живя в такой семье, Оксана не удосужилась научиться правильно произносить имя своей свекрови.
Да я в его больнице санитаркою була. Утки вынсила, жы мыла. Всякое такое. Больница-то его лучшая в Питере. А он там заведующим отделением. Все наши его дуже любили, обернулась Оксана к мужу. Такой человек, а скромний до самого не можу. Пригласил Миша мене в свой кабинет и говорит: «Поухаживай за моей матерью. Трудно тебе с ней будет. Но я тебя очень прошу. Платить буду хорошо». Ну и пришла я сюди до Еммы Маркивни, с неким подвыванием, явно готовясь пустить слезу, рассказывала Оксана.
Как складывались ваши отношения?
Хорошо, ответила Оксана. Я за нею доглядала, уколи робила. Она ведь не была такой тяжелой. Даже когда погано було, из последних сил вставала и в туалет, и в душ. Правда мыться я ей помогала. Прошло, наверное, месяца три. Вдруг она меня спрашивает: «Ты где, Оксана, живешь?» Я ей объясняю, шо пятеро нас, хохлушек, зняли квартиру на Автово. Там и ночую. «Зря ты это», каже она, перебирайся до нас». Я ответила: «Неудобно, стеснять вас буду». Ну а Емма Маркивна своим приказным голосом: «Чепуха, перевози свои вещи, все буде добре. Четвертая комната все одно пустует». Дуже ей понравилось, шо я квартиру привела в порядок, отдраила все. Летом мы с ней много гуляли. Миша возил нас на озера и на взморье. Старушка окрепла, стала меньше плакать, уж больно она мужа вспоминала и вечно грустила. Потом вдруг каже мне: «А ты почему с Мишкой не спишь? Шо тоби мешает?» Я от изумления чуть в обморок не упала. «Так ведь, кажу я, никаких предложений с его стороны не було. Он ведь святой. Скильки врачих и сестер задницей перед ним крутят, а он хоть бы что». «Ну, каже она, шо мне тебя учить. А Мише добре з тобою будет». Ну сказаносделано.
Михаил Борисович сидел красный как рак.
Действительно, все ничего було. Потом зрозумили, что один без другого не можемо. Миша мине замуж покликал. Я дуже тогда удивилась. Куды мине в семью такого человека? Говор у меня, бачите який. Одеваться не умею. Но Миша настоял. Тут я, дура, все испортила. Треба було сказать маме Миши. А мне неудобно было как-то. Вот мы втихря и расписалися. Срам. Месяца два прошло, и мы все рассказали. Шо було, шо було Вспомнить страшно. Старуха меня чуть не побила. То все целовалися, миловаися з нею, а тут она меня иначе как шлюхой и не кликала. И все кричит: «За моей спиною. Як так можно!» В общем, обиделась она сильно. Мене до себе не пидпускала. Но как-то потом все наладилося. Но тут цей гад объявилсябратец Миши. Появлялся нечасто, в то время, когда Миша на работу уезжал. И давай настраивать Емму Маркивну против брата. А мне шо говорилвспомнить страшно. Ткнет в меня пальцем и каже: «А вот это будущая убийца тебя и дурня Мишки». И все время рассказы о том, як прекрасно в Америке. А месяца три назад Емма Маркивна получила закардонний, то бишь заграничный паспортновый. У нее вообще-то был заграничный паспорт. Они с Мишей ездили до Финляндии. Но паспорт кончился, и Володька начал оформляти новий документ. А хуже всего було, шо синочек приносил Емме Маркивне цигарки. Она курила всю жизнь, но потом, говорят, лет десять назадврачи це категорично запретили. И Миша, и ямы костьми лягали, шоб оттянуть ее от табака. А тут эта шкидлива привычка возобновилась. Принесет ей Вова три-четыре пачки цигарок, старушка накурится до одурения, тут я у нее эти цигарки сопру и в помойку. А она меня по щекам хлостит и все говорит: «Злодийка, злодийка». Вот так вот и жили. Но самое-то удивительное другое. Бували у нее минуты, коли она одумывалась, просила прощение, гладила, цилувала мене, а потом знову все по-старому.
Оксана, а как произошло само исчезновение Эммы Марковны? спросила Анна.
Не знаю, шо и сказати, смущенно ответила Оксана.
А вы вспомните тот день. Может, детали какие-нибудь интересные? А там, глядишь, картина и сложится.
Ладно, попробую, горестно промямлила Оксана. Встала свекруха, как обычно, довольно рано. Миша еще на работу не уехал. Ну як заведенов туалет сходила, помылась, попросила причесать ее. Потом сели завтракать. После завтрака она пишла до себе в комнату и вернулась к чаю с зажженной цигаркой. Я еще тогда ее тайник обнаружить не успела. Не выкинула эту гадость. Но настроение у нее было непоганое. Я сказала, шо пиду на рынок, куплю чогось смачненького. Помню ее последние слова: «Иди-иди, хоть трошки отдохну от тебя». Це було в 10 часов утра. Ну и все. Больше я ее не бачила. Вернулася через 2,5 часасвекрухи нема. Я сперва не дуже испугалася. Она могла выйти без меня во двор и как-нибудь забалакаться. Но я скорее во двора ее нема. Я давай Мише звонить. Он был на операции. Часам к трем начался весь шухер. Миша в милицию побег, ну а дальше вы, наверное, знаете.
Скажите, пожалуйста, а какие вещи пропали с вашей свекровью?
Да много всего. Много белья, тренировочный костюм типу Олимпики, которую Емма Марковна дуже любила. Пара платьев, хороший жакет. Ну шо еще? Да! Исчезли все драгоценности Бориса Розенфельда. Так мы це називали. Покойный муж постоянно дарил ей. Я-то в ювелирке ничего не розумию, но Емма Марковна любила показывать мне. Ось так сидела, перебирала и вспоминала. По-моему у нее це добра було на дуже велики гроши. Когда была помоложе, она носила эти штучки, а после смерти Бориса Натановича сложила все в шкатулку и только изредка дивилася на них и вспоминала.
Да, дела, протянула Анна.
Оксана перехватила инициативу.
Прошу все ж таки за стол, хоть чаю выпьем
***
А в это время Федор Измайлов вел преинтереснейшую беседу с соседками исчезнувшей дамы. Он и не заводил разговора со старушками. Просто сел на лавочку недалеко от группы пожилых женщин, которые тут же проявили к нему завидный интерес. «Такой симпатичный гигант», перешептывались бабушки. Не обратить на него внимания они не могли. Рост Измайлова превышал два метра. Широченные плечи, длинные руки. Лицо Федора, правда, имело явные следы серьезных занятий боксом. Немного свернутый на сторону нос, побитые уши. Зато какие большие добрые глаза! Да и одет он был просто. Джинсы, хорошая рубашка, хлопчатобумажная жилетка с большим количеством карманов и карманчиков. «Даже если и бандит, то положительный. Вроде тех, кого в кино показывают», не сговариваясь, решили бабушки и смело завязали беседу с незнакомцем.
Вы к кому приехали? спросила востроносая худенькая старушка. Мы тут всех знаем.
Да я-то ни к кому не приехал, вальяжно ответил Федор. Хозяйка моя приехала в 12-ю квартиру к Розенфельдам, а я вот ее сижу жду.
Вы что же шофером при ней? спросила другая маленькая старушка.
Нет. Шофер у нас другой. А я будто телохранитель, услышав эти слова, бабушки довольно закивали.
Да, за такой красоткой нужен глаз да глаз. Это вы правы. А чего это она к Розенфельдам приехала?
А папа хозяйки и Борис Натановичзнаете такого? были большими друзьями. Вот она и приехала проведать семейство.
Ну как не знать Бориса Натановича! Ведь какой человек был! заговорили все бабушки сразу. Сколько голов разрезал, скольких людей спас. А простой был. Вежливый, ласковый. Всегда поздоровается, всегда по медицине какой поможет. Да, были люди, мечтательно промолвила одна из старушек. Только зря ваша хозяйка сюда приехала. Кроме Миши, никого тут нет. Володька укатил заграницу, хотя и бывает здесь изредка. А Эмму Марковну извели.
Как это извели? с неподдельным изумлением воскликнул Измайлов. Что значит извели?
А то и значит, ответила самая продвинутая из старушек, которую звали Екатерина Петровна. Пустил Мишка в дом змею подколодную. Оксанку, хохлушку эту. Ну она быстренько свои порядки и навела. Женила дурака на себе и свекровь извела.
Так что жеона ее убила, что ли? спросил псевдотелохранитель.
Убилане убила, а только нет Эммы Марковны. Конечно, старая она стала
«Тоже мне молодухи!» подумал про себя Измайлов.
Забывать многое стала. Выйдет во двор погулять, чаще с Оксанкой, но иногда и одна. Три раза встретишься с нейтри раза поздоровается. Не помнит, что вчера говорила. Зато как про старые времена разговор зайдет, как и начнем блокаду вспоминать, тут она все до мельчайших подробностей помнила и про Бориса Натановича тоже. Мне иногда казалось, что она вообще-то не очень понимает, что муж умер. Он для нее как живой был. А уж добрая-то она была. Скольких она деньгами выручала. Знаете, на какие пенсии мы живем? А Эмма Марковна всегда помочь готова была. А уж если кто из нас что попросит и скажет, что для внуков, так сразу даст денег. Своих-то внучат бог не дал ей. А Оксанка стерва аж зубами скрипела и все в свою книжечку записывала, когда, кому, сколько денег Эммочка одалживала.
Ну и что, отдавали долги?
Мы, конечно, отдавалис достоинством сказала Екатерина Петровна. Но были и такие, что добротой ее пользовались. Так и остались ей должны, кто по пять, кто по три тысячи У Оксаны этой все записано.
И что же она могла сделать со старушкой?
Да кто ж знает наверняка? Может, сунула ее в какую-нибудь богадельню под другой фамилией и томится она там болезная. Мы все думаем, что сейчас что-нибудь с Мишей случится и останется она хозяйкой такого сокровища, как эта квартира. Метраж-то какой! И самый центр города! Что тут говорить.
Да, еще раз протянул Измайлов.
Вот ты родной, телохранитель, зря ты тут с нами прохлаждаешься. Если когда и охранять твою хозяйку, так вот сейчас. А то не ровен час отравит эта мерзавка твою красотку.
Ну уж прямо и отравит! невесело улыбнулся Федор. А что же второй сын? Который заграницу уехал. Он-то к матери как?
А что с него толку! Эмма Марковна рассказывала, что он ее все в Америку звал. Какой-то там особо красивый штат есть. Название не помню. Ну а Эммочка посылала его куда подальше. Я вообще не могу понять, чего он ее звал. Разве она от могилы Бориса Натановича куда-нибудь бы двинулась?
Да жива она, жива, настойчиво вклинилась в разговор еще одна соседка, которую подруги именовали Игнатьевной, жива онаэто точно. Как она исчезла, две недели прошло. Я пошла в церковь свечку за упокой поставить, три раза ее зажигала, три раза пламя задувалось. Нет ее на том свете. Такой примете верить можно.
Любопытную беседу о судьбе пропавшей Эммы Марковны прервал звонок. Анна попросила Федора подняться в квартиру Розенфельдов.
***
Вся компания пила чай с какими-то изумительными пирогами и плюшками, испеченными Оксаной. Федор Петрович был задумчив, а его супруга весело щебетала, уплетая пышную выпечку. Все увлеченно рассматривали увесистый семейный альбом с фотографиями Розенфельдов. Михаил сидел несколько обескураженный. Повествование Оксаны далось ему непросто.
Наконец Федор сказал:
Уже полдвенадцатого, нам пора.
Сейчас я отвезу вас в отель, радостно подскочил Миша.
Нет, спасибо. У нас другие планы, Михаил Борисович, настоял на своем Федор.
Когда сыщики вышли на улицу, Измайлов нежно обнял Анну за плечи и сказал:
У меня такое предложение. Давай мы немножко погуляем по центру города, зайдем хотя бы на часик в Русский музей, а потом пообедаем в гостинице «Европа».
В «Европейской», улыбнувшись, поправила мужа Анна. Повторим маршрут из медового месяца?
Хотелось бы, весело ответил Федор.
Еще в самом начале супружеской жизни Анна заметила, что Федор необыкновенно любит живопись. Она сразу поняла, что бывший муровский оперативник обладает каким-то безупречным и безошибочным художественным вкусом. Ему нравились и классика, и новое искусство. Причем были такие произведения, у которых Федор мог стоять часами. Постепенно он стал рассказывать Анне, что около некоторых картин он как будто теряет себя в пространстве и времени. Ему кажется, что он переносится в иные обстоятельства и становится частью сюжетов, изображенных на полотнах великих мастеров. Аня была уверена, что в Русский музей Измайлова потянуло непреодолимое желание постоять рядом с потрясающим полотоном Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Это бывало у Феди. Когда бы они ни приходили в Третьяковку, а случалось это довольно часто, Аня знала, что, вопреки всем планам, он обязательно должен побыть какое-то время рядом с шедевром Врубеля «Принцесса Греза». Анна подхватила мужа под руку, и они отправились ловить такси, которое должно было доставить их на Инженерную улицу в любимый музей.
Позже за обедом они обменялись информацией и впечатлениями, полученными в первой половине дня. Измайлова удивило то, что Анна очень доверилась рассказу о затухавшей свечке.
Ты знаешь, Федя, сказала она. У меня сильное предчувствие, что старушку мы найдем. Гдеэто другой вопрос. Нужно искать Розенфельда-младшего, живым или мертвым. Сам видишь. Думаю, все самое интересное нам предстоит в Москве. Убеждена, что любящий сын Вова увез старушку из города и где-то спрятал. Разговоры про заграничный паспорт, конечно, смущают. Но в конце концов мы все проверим.
Анюта, скептически усмехнулся Измайлов, что ты проверишь? У страны открытая граница. Сел в поезд МоскваКиев и через сутки полетел из Борисполя, куда заблагорассудится.
Да, ты, конечно, прав, но все равно будем искать во всех направлениях.
Воскресенье закончилось тем, что исполнительный таксист Борис Николаевич отвез академика Захарьина и Федора Измайлова на Московский вокзал, где они сели на любимый поезд «Красная стрела», который отбывал в Москву в 23 часа 55 минут.
***
9 августа, понедельник
Утром в понедельник Анна проснулась с тяжелым чувством. Ее тяготила мысль о том, что надо поговорить с шефом. Она с грустью думала о том, что нужно решать что-то со своим будущим и Смирнов наверняка в очередной раз нажмет на нее, чтобы склонить к нужному решению. Когда Анна услышала в трубке голос Анатолия Борисовича, ее несколько удивили игривые интонации, звучавшие в голосе высокого государственного чиновника. «Какое счастье, что я до него так сразу дозвонилась, подумала Анна. Утром, в понедельник. Интересно, где он сейчас?»
Привет, отпускница! весело шумел Смирнов. Не иначе, как по работе соскучилась. Самое времясамое время. Я хорошо помню, когда ты должна выйти из отпуска. Небось, на каких-нибудь Канарах прохлаждаешься?
Нет, Анатолий Борисович. Я на море. Но на Карельском перешейке, а не на Канарах. У меня к вам очень серьезное и важное дело. Прошу помощи. Беспокою Вас только по крайней необходимости. Если Вы разрешите, суть моего дела и свои предложения я направлю на вашу электронную почту. Когда мне вас побеспокоить?
Жди моего звонка. Как только освобожусь, сразу позвоню, и Смирнов тут же дал отбой.
Анна сбросила секретарю Смирнова Инге заранее подготовленное письмо и настроилась на длительное ожидание. Анна искренне любила и уважала заместителя Генерального прокурора РФ, своего многолетнего боса Анатолия Борисовича Смирнова. Это был высококлассный юрист, мастер разумного компромисса и совсем несчастный толстяк, что делало его любимым героем анекдотов и злых колкостей. У него были 40 кг избыточного веса и, по-видимому, какой-то неправильный обмен веществ. Все его сидение на диетах, поездки в санатории и лечебницы в лучшем случае не давали никакого результата, а в худшем после сбрасывания 3-5 килограммов вызывали жуткий скачок веса со знаком плюс, так что у Анатолия Борисовича просто опускались руки. Он был все время голоден. Специфический метаболизм организма заместителя Генерального прокурора был, по-видимому, связан с тем, что он постоянно находился в состоянии сильнейшего стресса. А врачи постоянно напирали на то, что ему, конечно же, удастся решить все свои проблемы с весом, а следовательно, и с сердечно-сосудистой системой, если он будет спокоен и будет вести размеренный образ жизни, много двигаться, заниматься физкультурой. Однако реальные обстоятельства жизни Анатолия Борисовича исключали столь благостное и упорядоченное течение жизни. Он нервничал, заедал стресс, толстел, видел, что здоровье никуда, и опять ел.
Ждать Анне пришлось совсем недолго. Вскоре зазвонил телефон. Веселый Смирнов начал речь за здравие: