Баррик всегда был чем-то обеспекоен, чем-то недоволен, но после того как недуг нанёс ему первый удармой недуг, обрушившийся на него подобно потоку зловонных вод сточной канавыон совершенно потерял веру в благосклонность Судьбы. И кто осудит его за это? Когда он ещё был мал, болезнь приняла в нём ту же форму, что и во мне когда-то. Он мог упасть на пол в припадке бешенства, дрожа и задыхаясь, едва способный глотнуть воздуха, вырываясь так неистово, что двое сильных мужчин еле-еле могли его удержать, хотя он был только ребёнком. Конечно, я был глубоко опечален тем, что из-за меня его жизнь омрачена проклятием, но думал, что теперь могу научить его тому, благодаря чему смог продолжать жить сам, рассказать, как я запирался вдали ото всех, когда чувствовал, что ярость накатывает на меня. Но затем его недуг изменил форму и нашёл новый способ проявлять себя.
В Баррике он перестал вызывать приступы неуправляемого гнева, неистовства сумасшедшегопреобразившись, теперь он медленно отравлял моего сына изнутри. Жизнь стала казаться Баррику всё более и более беспросветной, всё для него мрачнело, как меркнет свет солнца на земле, когда во время затмения его закрывает лунный диск. По скудоумию своему я решил сначала, что раз направленные вовне приступы прекратились, значит, ему становится лучшечто он каким-то чудом поборол болезнь, так отравлявшую мне жизнь. И ошибся, но к тому времени, как я осознал это, мой сын погрузился в сумрак так глубоко, что я не мог более дотянуться до него. Сообразительный, умный, но искалеченный моей собственной дурной кровью, он, как я думаю, держался за жизнь исключительно благодаря любви к своей сестре.
Ведь он вправду любил её, а Бриони любила его. Они близнецыя упоминал об этом? и два их сердца бились как одно с той самой минуты, как они появились на свет, рождённые в один день и час. Возможно, как раз потому, что оба они остались без матери. О боги, я больше ни в чём не уверен! Всё было столь давно, но эта боль и поныне свежа во мне: так, бывает, случайно порезался бритвой вчерашним утрома царапина донимает, саднит весь день и назавтра.
И ещё одно постыдное признаниеБриони я любил больше всех. Нет, я скажу теперь люблю, не любилда смилостивятся боги и сохранят ей жизнь! Кендрик был человеком чести, великодушным и ответственным, и я любил в нём эти черты; я любил его также и потому, что он мой первенец. Я люблю Баррика несмотря на всю боль, что причинил емуи что он причинил мне Но любовь к Бриони так утешительна для меня и безусловна, что я не в силах выразить это словами. В ней есть всё лучшее от меня и многое, что было непревзойдённого в её матери. Подумать только, что столь сильная любовь могла подвести её всецелочто я мог подвести их совершенно и полностью
Северный правитель опять погрузился в молчание. Когда он заговорил снова, голос его звучал иначе, безрадостно и почти безжизненно:
Я достаточно утомил тебя своей болтовнёй. И спасибо, что был ко мне снисходителен. Думаю, я пойду немного прогуляюсь вверх-вниз по палубам моей тюрьмы и послушаю чаек.
Первый министр Ксиса услышал, как король Олин пошёл прочь, сопровождаемый охраной; их шаги постепенно стихли. После того, как он удалился, не раздалось больше ни звука движения, ни чьего-либо голоса.
Может, он рассказывал это своей страже или вообще говорил в воздух, адресуя свой монолог лишь весеннему пасмурному небу? Вэш выскользнул из чулана так осторожно, как только позволяли одеревеневшие и дряхлые мышцы, и поковылял вниз по лестнице на палубу, а затем взобрался обратно наверхтуда, где только что был король Олин. Тот и в самом деле ушёлВэш разглядел его макушку на дальнем конце судна, где северянин стоял, облокотившись на леер, под бдительным присмотром нескольких солдат, но признаков присутствия автарка, Пангиссира или Думина Хайюзада и никакого другого разумного существане наблюдалось. Единственной живой душой на палубе был слабоумный скотарк Прусус, развалившийся в своём кресле; руки и голова его подёргивались, ниточка слюны свисала с подбородка. На мгновение министру показалось, что Прусус Убогий смотрит на него, но когда Вэш подошёл ближе, взгляд скотарка уже бесцельно блуждал, как будто первый министр Ксиса внезапно исчез из его поля зрения.
Пиннимон Вэш остановился перед трясущейся фигурой и оглядел калеку сверху донизу, размышляя задаваясь вопросами
Этот мир сорвался с якоря, сказал себе Вэш. Да, мир, который я знал, дрейфуя сам по себе, покинул знакомую гавань. И одним только богам да безумцам известно, куда он плывёт теперь.
Что-то преследует нас, прошептал Баррик.
Аха, когда Скарн говорил тихо, трудно было разобрать отдельные словавсё тонуло в хрипах и присвисте. Он спорхнул на камень и покрепче вцепился в поросший мхом валун, а затем втянул голову в плечи и нахохлился. Шелкины, прокаркал ворон. Видели их, летя над деревьями. Пяток, иль думаем, шестерик.
Ну, пусть только подойдут, Баррик боялся их, но в то же время им владела странная уверенность, что он прошёл слишком далеко и пережил слишком много, чтобы вот так умереть в лапах этих чудовищных веретён с паутиной. Он ощущал в себе силунеобыкновенную, будто что-то могучее вскипало внутри него, росло, как пенная шапка на кружке с пивом. Эта сила пробудила в нём желание громко расхохотаться.
Пусть подойдут? И убьют нас обоих, о, они эт сделаютиль хужее: утащат нас в свои висячие гнёзда и засунут ихние личинки прям нам в животы, Ворон вспорхнул на ветку дерева в нескольких шагах впереди от спутника. Видал я, как такое проделали с прихвостнями, ага. Не померли ещё даж, когда мелюзга повылуплялась
Со мной им такого не проделать. Я им не позволю.
Чёрная птица встряхнулась и снова распушила перья.
Ты башкой ударился, штоль, когда запропал на том жутком холме? Ты с тех пор совсем не тот же.
Баррик не сдержал улыбки. Ворон был прав, хотя принц и сам точно не знал, что в нём изменилось. Но он действительно чувствовал себя другимсильнее, увереннее совершеннее. Даже постоянная тупая боль в его изувеченной левой руке, донимавшая его большую часть жизни, теперь прошла: единственным неприятным ощущением в ней осталось только редкое покалывание, как если бы он отлежал руку. Баррик поднёс факел к предплечью: от порезов, нанесённых ему Спящими, не осталось и следа, кроме тонких белых чёрточек, шрамов будто многолетней давности, хотя прошёл всего день или два, как он спустился с Проклятого холма. И его левая ладонь, омерзительная клешня, которую он всегда старался спрятать от чужих глаз, теперь почти не отличалась от второй. Что за колдовство сотворили над ним те слепые создания? И вроде бы всё, что с ним сделали, послужило ему только к добру, но в памяти назойливо зудели их слова о цене
Баррик споткнулся о корень и на миг почти потерял равновесие. Почва была скользкой от тумана, плащом накрывшего сумрачный лестут и здоровая рука не спасла бы его от падения и шишки на лбу.
Нам непременно надо найтить безопасное местечко, хозяин, заискивающе проговорил Скарн. Отдохнуть. Устал ты, да, а кто устал, тот обшибается, как наша старая матушка всегда говорила.
Баррик огляделся. Он шагал, наверное, почти целый день, лучшим, если верить тому, что помнил о дороге ворон, путём к городу Сон и его страшным обитателям, которых Скарн называл Детьми Ночи. Действительно, отдохнуть и поесть не помешало бы, тем более, раз их преследует стая шелкинов. Он мог бы поджарить коренья, накопанные утромтак они хоть станут чуть более похожи на нормальную пищу: принцу удалось обнаружить здесь несколько растений, которые он мог съесть без того, чтобы его потом тошнило, но приготовление на огне улучшало их вкус в разы.
Отлично, кивнул он. Подыщи мне поляну со скалой, которая могла бы прикрывать мне спину.
Так ты мудр, так мудр. Мы нйдём местечко, что тебе подмогнёт.
Ворон, тяжело хлопая крыльями, поднялся над кронами деревьев и исчез из виду.
Вся штука в том, рассуждал сам с собой Баррик, жуя, что поджаривание этих бледных водянистых корешков придаёт им на вкус большее сходство с едой, но не придаёт им сходства с вкусной едой.
Не мог бы ты поискать нам яиц или чего-нибудь такого? обратился он к своему крылатому спутнику. Только птичьих яиц.
Юноша уже выучил, что в таком вопросе надо быть предельно точным. Ворон обернулся на голос. В клюве его всё ещё трепыхался какой-то ползун, которого он выудил из-под бревна. Скарн запрокинул голову, чтобы проглотить добычу, и посмотрел на принца с укоризной.
Что ли Скарн не искал и искал без устали? Разве не предлагали мы лучшие находки, себе не оставивши ни кусочечка?
Под лучшей находкой ворон подразумевал большую мягкотелую личинку размером с Барриков большой палец, похожую на белую восковую свечу, истекающую зелёной жижкой в тех местах, где клюв Скарна сжал её слишком сильно. Юноша поблагодарил ворона за щедрость и вернул подарок.
А, не бери в голову. Коренья тоже неплохи, он подложил в костёр ещё три деревяшки, сушившихся на огне, и принялся точить круглым камнем сломанное копьё. Принц всё не мог нарадоваться тому, как хорошо иметь две здоровые руки.
Расскажи мне ещё что-нибудь, попросил он спустя время. Что случилось с Горбуном потом, после того, как он сбросил богов во владения своей бабки?
Прабабки, поправил ворон, оглядываясь в поисках чего бы ещё ползущего мимо положить на зубок. Пустота была его прабабкой. Она обучила Горбуна всем хитрым тайнам своих дорогкак отыскать их и как ими пройти.
Найди Зал Горбуна, - велели ему Спящие. Зал Горбуна, дороги Горбуна, дверь Горбунаони что, правда ждут от него, Баррика, что он последует дорогами богов?
Так что с ним случилось дальше? Стал он у них королём? но Горбун, которого Баррик всегда знал только под именем Купилас, был всего лишь мелким божком, разве нет? Книга Тригона упоминала о Купиласе только как об умном покровителе строителей и кузнецов. А, и ещё врачевателей, вспомнил принц. У Чавена всегда стояла дома его статуэтка. Что произошло после того, как он убил Керниоса?
Мы тебе что, Сын Ночи, набитый секретами? прокаркал ворон чуточку возмущённо. И нам ведомы все знания Перворожденных? Но так или иначе, а Горбун не убивал никогоон сбросил Господина Земли и остальных прочих в место, где они уснули навечно.
А с Купиласом-то что потом было? С Горбуном? Что сталось с ним?
Скарн по-своему пожал плечамивзъерошил перья на шее и покрутил головой.
Не знаем. Господин Земли его сильнёхонько изранил копьём. Кто говорит, помирал он. Не знаем больше об этой истории мы, да. Мама никогда не рассказывала.
И Баррику пришлось удовлетвориться этим ответом.
Он уже дремал, постепенно погружаясь в сон, когда почувствовал, как что-то острое и твёрдое тычется в кисть его руки. Клюв.
Тс-с-с! Ворон съёжился рядышкомпятнистые перья все встопорщены, так что он на самом деле походил больше на ежа, чем на птицу. Я чтой-то слышал
Баррик сел прямо, но ничего не ответил, прислушиваясь. Постепенно до него дошло, что ещё одна острая штука тычется ему в шею сзади, но на сей раз это был не Скарн. Он попытался сбить, смахнуть неприятное нечто, но не смог. Мгновение спустя что-то обрушилось на него с дерева и вцепилось в правую рукушипастая ветка, изогнутая, как крюк, привязанная к концу бледной шёлковой нити.
Юноша не успел ещё ничего сообразитьа уже несколько новых вервий со свистом слетели вниз к нему из терявшихся в темноте крон. Какие-то промахнулись и схватили воздух, но два прилипли к его драной одежде и туго натянулись, как и те, что уже впились остриями колючек в его шею и руку. По всему телу вспыхнули крохотные очаги боли.
Они идут, хозяин! заверещал Скарн, вспархивая в воздухв следующий миг ещё одна колючка стрелой вырвалась из темноты и прочертила воздух в том месте, где он только что сидел. Шелкины!
Теперь Баррик мог разглядеть ихсеровато-белые фигуры скакали по ветвям над его головой, сбрасывая вниз тяжёлые шипастые ловчие крюки. Баррик попытался достать из-за пояса обломок копья, но одна из тварей дёрнула за шёлковую нить, крюк на которой вцепился в его предплечье, чтобы юноша не смог дотянуться до оружия. Принц схватил шелковину и дёргал на себя, пока нить не провисла и он не смог сжать оружие в пальцах. Он наклонился вперёд и, взмахнув копьём в левой, разрубил паутину, удерживавшую его правую руку, мысленно благодаря богов за то, что надоумили его наточить лезвие. Чтобы вынуть колючку из шеи, времени понадобилось больше, и когда Баррик отнял пальцы от затылка, они все были измазаны кровью.
Две личинкоподобные твари спрыгнули с деревьев, бесшумные, как привидения в полумраке, раскручивая шёлковые арканы, будто ловцы лошадей; тёмные пятна их глаз влажно поблёскивали, отражая сумеречный свет. Баррик поднырнул под раскачивающейся в воздухе шелкиновой удочкой и почувствовал, как шипы крюка цепляют и царапают темя. Он сорвал их с головы ровно в тот момент, когда чудовище прыгнуло вперёд. Странные, лишённые костей конечности твари обвились вокруг принца, и несмотря на малый вес, её сил хватило, чтобы сбить юношу с ног. Он упал и покатился вместе с обхватившим его шелкином, пока наконец, перекувырнувшись, они не остановилисьправая рука Баррика при этом оказалась прижатой к земле его собственным телом. Нить паутины обернулась вокруг его шеи и крепко затянулась. На мгновение юноша подумал, что погибраз свободна лишь его левая, никчёмная рука.
Но рука эта не была больше никчёмной. Принц протянул её назад и поймал странное, одновременно скользкое и липкое существо на своей спине, впившись в него пальцами. Нить, сдавившая шею, на миг затянулась туже, но затем он высвободился из смертоносных объятий и сбросил чудовище на лесную подстилку.
Я силён! сейчас он даже прокричал бы этомысль билась внутри него как весёлое пламя. Силён!
Баррик не мог как следует ухватить нападавшего, но едва тот поднялся на четвереньки, прянул вперёд и толкнул мерзкое существо в костёр, и в этот же самый миг ему на спину прыгнул другой бледный человекоподобный демон.
Угодившая в пламя тварь издала жуткий пронзительный визг. Горящий шелкин кое-как выбрался из кострища, бледно-жёлтые язычки огня змеились по его ногам и торсу, и там, где огонь прожигал паутину, начинала сочиться, пузырясь, чёрная жижа. В несколько ударов сердца тварь превратилась в полыхающий факел, наполняя темноту сумерек душераздирающими воплями на такой высокой ноте, что Баррик едва их слышал.
И тут ему нежданно открылся путь к спасению. Принц подскочил к костру, таща за собой второго шелкина, и выхватил горящую головёшку. С обломком копья в одной руке и пылающим суком в другой он развернулся к чудовищу, вцепившемуся в его лодыжки, и тыкал факелом в лишённое черт лицо, пока оно не зашипело и не запузырилось. Пронзительно взвыв от боли, существо выпустило Баррика, отпрыгнуло, слепо разрывая собственную голову, и ударилось о древесный ствол. С минуту оно барахталось на земле, а затем уползло в подлесок, шатаясь и падая, как пьяное.
Баррик покрепче сжал копьё и ударил себя кулаком в грудь.
Давайте, подходите! заорал он призрачным фигурам, всё ещё маячившим в верхушках деревьев. Ну же, давайте, ловите меня!
Ещё двое спрыгнули вниз, а затем и третий. Из ниоткуда вылетел Скарн и рванул когтями ближайшего к Баррику, что дало тому возможность ударить врага факелом. При этом он едва не подпалил ворона, который опять взлетел, испуганно каркая. Обмотки шелкина не загорелись, но Баррик пырнул его сновалезвием, и пролил чёрную жижу, а затем развернулся и ткнул горяшим суком вторую тварь, которая бросилась на него. Долгое время юноша не мог понять, сколько шелкинов окружили его и справляется ли он, а только чувствовал мерзкую солоноватую вонь горящих чудовищ. Он рассмеялся, рубя наконечником и молотя факелом по всему, что движется. Уголком глаза принц заметил Скарна, который пробивал себе путь вверх, к спасению, и только хохотал всё громче.
Может, прошёл час, а можетлишь несколько минут, точно Баррик сказать не мог. Последний живой шелкин валялся у его ног, пытаясь удержать медленно вытекающие из рассечённого Барриком живота внутренности. В приступе ликующей ярости принц бросил копьё и схватил тварь за голову, сжимая пальцами шёлковый кокон как гнилую дыню. Подняв врага, Баррик всадил факел в зияющую отвратную дыру-глазницу.
Сдохни, ты, вонючая гадина! он прижимал тело ногой, пока жар не стал слишком силён.