Ми-и-леди смерть,
Мы про-о-сим вас за дверью о-бож-дать,
На-а-м бу-удет Бетти пе-еть сейчас
И-и Джонни та-анце-вать!
Я уже принялся пританцовывать в такт пению, потому что окончательно освоился со своей ролью и даже вошел во вкус когда услышал, что кто-то мне хрипловато, но на редкость музыкально подпевает. Вздрогнув, я поворотился и оторопел от увиденного: сдвинув на затылок цилиндр и уверенно дирижируя моим пением, навстречу мне двигался в стельку пьяный господин и я не сразу признал в нем Холмса.
Да где же он успел так надра недоумевал я, пока, наконец, не понял, что к чему. Ну актер! Ну гений! Ирвинг, да и только!
Тогда, наконец оставив в покое чугунную решетку, старину Сэма и его несчастную собаку, мы побрели по темному переулку, горланя на два голоса:
На-алей полней стаканы,
Кто вре-ет, что мы, брат, пьяны,
Мы ве-селы просто, ей-богу,
Ну-у, кто так бе-ессо-вестно врет!
Однако уже в конце переулка Холмс профессиональным дирижерским жестом оборвал наше пение, и двое подвыпивших гуляк мгновенно превратились в двух благовоспитанных джентльменов. Два мистера Хайдав двух докторов Джеккилов, которые с присущим джентльменам достоинством поправили свои цилиндры, кашне и все, что еще требовалось поправить из растрепавшегося на ветру, неспешно перешли Мортимер-стрит и растаяли в сгустившемся тумане. Так что какой-нибудь случайный свидетель этой непостижимой метаморфозы руку бы дал на отсечение, что эти джентльмены к тем гулякам не имеют ровным счетом никакого отношения.
Поздравляю, Ватсон! Это, если не ошибаюсь, ваш первый сольный концерт?
Я сокрушенно кивнул:
Надеюсь, что и последний.
Не огорчайтесь, друг мой, я отсутствовал всего семь минут, ровно столько вы оглашали Лондон своим вдохновенным пением.
Увы!
По-моему, совсем недолго.
Достаточно долго, Холмс, чтобы выйти из разряда добропорядочных людей.
Все зависит от репертуара, Ватсон, и если только вы не пели шансонеток
Не волнуйтесь, Холмс, с репертуаром был полный порядок!
Тогда и не казнитесь. Право слово, мы неплохо спели напоследок!
О да!
И могу с уверенностью сказать, так мы во всю жизнь больше не пели.
Жаль, друг мой, не видела нас миссис Хадсон!
Да уж, Холмс, эта фантастическая сцена снилась бы ей до конца жизни, отозвался я бодро и весело.
Но когда десять минут спустя мы сидели на пустынной скамейке Кавендиш-сквера, бодрость и веселье меня покинули. Разложив под фонарем свой страшный улов, Холмс концом трости ворошил какие-то омерзительные тряпки, как оказалось, две отрезанные от брюк и пропитанные кровью штанины, о чем свидетельствовал тошнотворный запах. В одну из них был завернут чудовищных размеров кровавый ботинок, в другуюгруда черных блестящих кудрей Поневоле на память пришли кудри Авессаломовы, которые он регулярно срезал и взвешивал на сикли.
Голиаф с кудрями Авессалома? пробормотал я.
Да уж, лучше не скажешь. Это вам никого не напоминает, Ватсон?
Никого. Такого, субъекта я бы нипочем не забыл.
Однако ж забыли, друг мой!
Как?!
А так! Вспомните фатрифортского рыболова «великан с копной черных кудрей, цыган из пантомимы или венецианский гондольер с бандитскими наклонностями». Как выразительно описал его наш учитель! Что думаете, Ватсон?
Точно, это он!
Ботинок из каретного сарая, кудри из сторожки в парке и там же матрас, пропитанный кровью Кстати, карету пытались отмыть: на месте повсюду кровавые тряпки и еще не вполне просохшая слякоть на земляном полу Ну, каково ваше мнение, Ватсон? Что бы все это значило?
Я онемел от удивления!
Как это что, Холмс? Убийство конечно же! Какие могут быть сомнения?
До чего это у вас легко, друг мой: «Какие сомнения?» Сомнения всегда должны быть, иначе мы, без сомнения, сядем в лужу.
Холмс по очереди рассмотрел страшные улики сквозь лупу, потом опять завернул все это в старый клеенчатый фартук, по всей видимости, собственность Пита-конюха, и поднялся.
А теперь положим все это на место, на случай, если Скотленд-Ярду понадобятся вещественные доказательства.
Мы быстро проделали обратный путь и опять очутились на задах каретного сарая, Холмс просунул страшный сверток сквозь чугунную решетку в кусты, обтер руки о влажную листву и задумчиво проговорил:
Ну, с этим все ясно. Но в глазах его определенно осталось сомнение.
И когда полчаса спустя мы курили у камина, Холмс неожиданно разговорился:
Не знаю, как связаны со всем этим камердинер и конюх, но в этом деле, Ватсон, просматривается какая-то не идущая к делу бесшабашность. Преступник будто и не думает заметать следы, хотя во многих случаях это было бы совсем нетрудно. Может, он настолько прост но даже ребенок по-своему стремится убрать с глаз следы своих шалостей, скажем, разбитую чашку задвинуть ножкой под кровать. А здесь и этого нет.
Может, это сумасшедший? решил я.
Или человек, очень плохо видящий? предположил Холмс.
Может, одержимый какой?
Или обстоятельства сложились так, что он не успел убрать следы.
Может, это просто пьяный.
Или Или, Ватсон, он вовсе не преступник
Как не преступник? А убийство? Его что же, не было?
Нет, нет. Убийство было и на редкость жестокое, но только
Холмс надолго задумался и, забыв обо мне, не произнес больше ни слова.
А я, измученный фантасмагорией сегодняшнего дня, отправился к себе в комнату, разделся и лег, накрывшись с головой одеялом, как делал в детстве, чтобы мне не мешали думать. В мыслях моих творилось невообразимое: «убийство было и на редкость жестокое», «но, может, он и не преступник» Что за парадоксы? И причем тут симпатичный Пит-конюх и милейший камердинер? Не понимаю. Для чего так изощренно переплетать эти кровавые нити и без того запутанного клубка! неожиданно стилизовал я свое недоумение в новомодном духе символистов и незаметно для себя уснул.
И приснилось мне: туманный денек, пустынный город, улицы до невозможности безлики и я плутаю по ним бесконечно долго пока, не понимаю что это сон. Сон!!! Ни складного сюжета ни маломальского смысла, все что в нем есть это с каждой минутой нарастающая острота узнавания, живой отклик взбудораженной вдруг души, и переживается его простенький сюжетец бурно и вдохновенно как самое захватывающее приключение, как до боли любимый мотивчик в хаосе приевшихся звуков. Туман рассеивается, и я оказываюсь на площади Пиккадили. Посреди площади толпа, посреди толпы средних лет импозантный джентльмен в цилиндре, в смокинге выправкой, что герцог Веллингтон и поет. Только одна несообразность в его наряде останавливает взглядджентльмен разут, то есть в одних носках, ботинки же преогромного размера стоят рядом. А лондонцы, затаив дыхание, слушают красивое пение:
Выйди, Дженни, в палисад рвать цветочки.
Там скучает мистер Смит на пенечке,
Он в цилиндре, фраке и при трости,
Видно, хочет пригласить тебя в гости.
С папой-мамой познакомить тебя, Дженни,
И, быть может, тебе сделать предложение.
С папой-мамойджентльменом и леди,
Познакомишься на званом обеде.
Если их последуешь примерам,
То научишься хорошим манерам,
А с манерами и в новой шляпке с перьями
Ты сравняешься с красавицами первыми.
Торопись, чтоб не испортилась погода,
Чтобы тучи не закрыли небосвода,
Чтоб не грянул гром и ветер не дунул,
Чтобы умный мистер Смит не передумал.
Он томится, ожидая тебя, Дженни,
Не находит себе местоположения,
Ерошит свои кудри, теребит усы,
И то и дело хмуро взирает на часы.
Нарядная леди в палевых оборках тихо спрашивает у мужа джентльмена:
Кто таков этот Брависсимо?
Ты что, Нелли, из ложи выпала? Это же доктор Ватсон!
Какой еще доктор Ватсон?
Доктор Ватсон сочинитель!
Так он, что же, все это сам сочинил?
Кто его знает, может, сам, а может, помогали.
А в носках он почему?
Ну, как же, душечка, без носков джентльмену нельзя.
Да не о том я, Чарли! Почему он без ботинок?
Самоочевидно, дорогая, это не его размер.
Размер тут не главное это он внимание отвлекает таким образом тихо поясняет прохожий в клетчатом сюртуке.
От кого же это он внимание отвлекает? громогласно поинтересовалась непонятливая леди.
От кого же еще, от Шерлока Холмса, конечно!
А где же Шерлок Холмс этот?
Где ж ему быть? Над пропастью висит, конфиденциально сообщает клетчатый господин.
Где?! Где?! Где?! спрашиваю я холодея.
А вам это зачем, джентльмен? прищуривается на меня клетчатый.
Как это зачем? Я же его лучший друг!!!
У него только один лучший друг, всем известный доктор Ватсон, а вы кто?
Так ведь я это он и есть! То есть онэто я!
Не понял, простите. Выэто вы или выэто он?
Я смешался. Действительно, если яэто я, то почему я пою? Да еще и на весь Лондон! Что-то тут не так.
А чего и не спеть, коли глотка луженая имеется и маломальский репертуарчик, неожиданно прокомментировал мои мысли клетчатый всезнайка.
Не смейте читать мои мысли, джентльмен! Это не по-джентльменски! возмутился я и махнул цилиндром перед носом у нахала.
А махать цилиндром на ближнего, это по-джентльменски? Мистер как-вас-там?
Я доктор Ватсон!!! крикнул я запальчиво и для убедительности топнул ногой, но вышло совсем неубедительно, так как нога была в носке.
Это бездоказательно, милейший, парировал тот.
«А носки разве не доказательство?»пронеслось в моей голове.
Носкине доказательство! Да и ботинки не ваши, что хорошо видно всему Лондону!
Крыть было нечем. Оставалось последнее средство. Тогда, схватив клетчатого нахала за сюртук, я приподнял его от земли и понес, чтобы без лишних разговоров бросить в Темзу
Вы правы! Абсолютно правы! затараторил он извиваясь как щука. Я же вас в газете видал Третьего дня В «Дейли миррор»! Только хотелось убедиться знаете ли. Мало ли, самозванец какой Сейчас самозванцев, развелось
Ах, самозванец?
Ни в коем случае нет! Вы подлинный доктор Ватсон! Я бы сказал самый наиподле наиподлейший
Что-что???!!!
Я я хотел сказать наиподлиннейший!
Тогда я его отпустил. И он исчез во мгновение ока.
Леди и джентльмены! Где эта пропасть? Кто знает? Скорее! Скорее ответьте!!!
Садитесь на омнибус, доктор Ватсон!
На восьмой нумер, доктор Ватсон!
И до конечной, доктор Ватсон!
А он тут же стоит, омнибус этот, восьмой нумер. Совсем пустой, и кучер в нем дремлет и лошади.
Эй, любезнейший, хватит спать, поехали! расталкиваю я его.
Чего это вы, джентльмен, толкаетесь? Почему это мне «хватит спать», коли пассажиров еще не набралося? Покамест комплекта не будет, не поеду. Хоть что! Англиясвободная страна! И самая законная!
Кто бы сомневался?! Но пожалуйста, я спешу! Я все оплачу! До конечной!
До конечной или до бесконечной, это мне все равно, зевнул бесчувственный.
Ах так! взбеленился я снова и, была не была, замахнулся на него кулаком. Ради Холмса я на все способен.
Да что вы, джентльмен, такие нервные? Сами время тянете. Оплатите все места и садитесь! Довезу хоть до Бразилии.
До Бразилии вас не просят, а везите куда сказано! И протягиваю ему сотенную.
По таксе, джентльмен, по таксе! Мне лишнего не надо, я закон блюду. Двенадцать мест по шиллингу, это низ, и наверху столько же, значит, всего двадцать четыре шиллинга, плюс одно откидное место, ну и обратный прогон столько же. И таким образом с вас следует пятьдесят шиллингов и ни пенса больше.
Я отдал деньги этому чистоплюю. Он стеганул лошадейи мы помчались.
А на душе кошки скребут и поделать ничего не поделаешь. Уж пошла полоса черная, жди теперь пока пойдет белая. Кто это сказал? Сократ? Очень верно сказано
А быстрее можно, любезнейший?
Можно.
А еще быстрее?
Можно и еще.
А еще хоть капельку быстрее Я заплачу!
Да мы уж приехали. И платитене платите, дальше вас никто не повезет, потому пропасть одна, дальше и край света.
Я глянул, и правдапропасть одна и край света!
А вон гляньте, и друг ваш над пропастью извивается. Ишь ты! Кабы не упал.
Холмс! Я бегу!! Держитесь ради всего святого!!!
А он уж руки разжал
но я в самый последний миг ухватил его за смокинг, поднатужилсяи вытащил. Успел! Ура! Ура!! Ура!! Спас Холмса!!!
Теперь к омнибусу быстрее! А ну как уедет! Тогда беда! Из этой дыры век не выбраться. Тут, похоже, и аптеки-то ни одной нет. Тут и вообще, как я погляжу, ничего нет. Шутка ли сказатькрай света!
Эй! Эй! стал я махать кучеру. А он сандвичи мастерит. Хлеб нарезанный колбасой и огурцами перекладывает. Не смотрит. Потом я все же успокоился. Дорога-то в оба конца оплаченная. А это, что ни говори, гарантия! Англия как-никак законная страна. Так чего и суетиться понапрасну да Холмса волновать. Его поберечь надо. Вон он какой худой да бледный и, ровно привидение, прозрачный. Все же я троекратно свистнул для верности. Кучер отложил колбасу и выскочил нам навстречу. Подхватили мы Холмса под локотки, затащили в омнибус, уложили на сиденье, укрыли пледом. Я ему брендион и заулыбался. И кучеру брендии он заулыбался. Съел свои сандвичи, с нами поделился, завел большой красный будильник, гениальное изобретение нового века, откинулся на широком водительском сиденье да и захрапел. Ну и пусть себе, все равно туман. И какой еще туман, на глазах огустел, как клейстер, и все окна залепил. Ну и ладно, отдохнем, трубочку покурим. Спешить теперь некуда. Не люблю спешить. Самое ненавистное во всю мою жизнь дело. А тут тишина и спокойствие, лошадки тоже задремали, не шелохнутся. И как же хорошо! Пошла полоса белая. Поспал кучер недолго, будильник его разбудил, а проснулся, развернулся и поехал Только куда поехал! В тумане-то?! Ведь, ровным счетом, не туда! В самую ведь пропасть поехал
Ааа!!! закричали мы с Холмсом. Вы ведь в пропасть правите, мистер Как-вас-там!!!
Что бы вам, джентльмены, раньше-то сказать
Тогда в последнюю долю секунды я рванул широкую оконную рамуОмнибус от моих отчаянных телодвижений накренился, и я, вывалившись из окна, едва сумел удержаться на самом краю, на краю света. А злосчастный омнибус 8 с Холмсом и водителем полетел в пропасть!!!
Не надо было меня спасать, Ватсон! Вас, кажется, об этом не про-сили-и-ли услышал я последние слова моего друга.
Горечь от тех слов, как от хины с керосином. Слезы брызнули из глаз. Мне их было не сдержать. Заплакал, я зарыдал, как во всю жизнь не рыдал, не плакал
И проснулся. Это что же в самом деле!? Что за сны такие чудовищные! Оправившись от бешеного сердцебиения и смертельной тоски, я встал с намерением закурить, но руки ходили ходуном, и мне не удались эти простые и привычные движения, по той же причине пришлось отказаться и от микстуры 8. Тогда, кое-как завернувшись в одеяло, я сел смотреть в окно. Хотя на что смотреть-то, на фонарь только и на туман? Ну и ладно. Спешить теперь некуда. Все тихо и спокойно. Фонарь поскрипывает, и светлый круг под ним шевелится, как живой. Перед рассветом стал было подремывать. Э нет, думаю, спать нельзя, не то опять кошмар приснится и сердце не выдержит. И тут на полу у своих ног я заметил шарф, белый, длинный, крупной вязки из тех, что в большом количестве вяжут пожилые дамы своим мужьям, сыновьям и племянникам по всей Англии. И у меня был такой, даже не раз, но давным-давно, а теперешний мой гардероб такого не содержал, гардероб Холмса и подавно. Я немало подивился. Откуда бы ему взяться? Ну, откуда бы не взяться, а здесь ему не место, и я наклонился его поднять. Но мне это не удалось Рука застыла в воздухе, а сам я оцепенел. Не хотелось верить своим глазам, но ошибки не было. Шарф шевелился! Мне потребовалось все мое мужество, чтобы кое-как совладать с нервами. А пока замерев, словно жук-притворщик я неотрывно следил, как вяло извиваясь шарф дюймом за дюймом исчезает под моей кроватью. Время будто остановилось. И вот сметенный мой разум заставил меня сделать то, чего я менее всего хотел. Не вставая со стула я со всей силы наступил на извивавшийся конец, прищемив тем самым хвост белому монстру. И произошло самое жуткое что только могло произойти шарф мгновенно обвился вокруг моей ноги. Я взвыл от ужаса и боли подобно несчастному Лаокоону ипроснулся. Вывернутая жестокой судорогой правая нога заставила меня привскочить. Я принялся энергично разминать сведенную мышцу. Часы стучали гулко как капли о раковину, луна просвечивая сквозь зеленоватый туман давала света не больше, чем давала бы нарисованная фосфором на стекле. Пришлось зажечь лампу, и убедиться что белый шарф исчез. Я с облегчением вздохнул. Похоже он и впрямь исчез. И хотелось верить что не у меня под кроватью