Взаимно, согласился Заболотин-Забольский и коротко поклонился.
Обернувшись в конце полутёмного коридора, он ещё раз взглянул на освещённый дневным светом кабинет, потом вздохнул и быстро, совсем несолидно сбежал по лестнице. До мая было ещё далекомножество схожих между собой дней в Управлении Лейб-гвардии. И, скорее всего, его снова попросят подменить в Академии, и придётся вдалбливать в головы курсантов хоть какие-то элементарные навыки логически мыслить в экстремальных условиях. Полковника уже давно звали в Академию на штатную должность, но Заболотин отнекивался, как мог, прекрасно понимая, что не потянет такой ответственности.
Но на просьбы старых знакомых: «Пожалуйста, подмени того-то, всего на денёк!» по-прежнему не мог ответить отказом.
Так уж повелось, «исторически сложилось», далеко не первый год уже.
Словом, жизнь совершенно не поменяется До мая. Словно кто-то провёл невидимую, но жирную черту, рассёкшую будущее надвое: до и после. Хотел ли этого Заболотин или не хотелего так никто и не спросил. Князь решилкнязь сказал. А ему не откажешь.
Следом за полковником, тоже молча, шагал и Сиф. Казалось, он двигался на автопилоте, слепо и не думая, куда идёт. Споткнулся о порог, но сам едва ли это заметили вышел во двор, так и не поглядев по сторонам.
Заболотин почему-то не решился его окликнуть, только сбавил шаг и теперь шёл рядом. Но Сиф не заметил и этого.
Волга их дожидалась в тени разлапистой голубой ели. Сиф подошёл к «штурманскому» сидению, подёргал дверцу за ручку, словно забыв, что машина заперта. Потом спохватился, полез в карман за ключами. Искал долго, наконец, машина пикнула. Распахнув злополучную дверцу, Сиф скорым шагом обошёл волгу, плюхнулся на шофёрское место и будто механически, на одной привычке завёл мотор. Всё так же безмолвно, хотя вряд ли бездумно уставился перед собой. Но видел ли он ворота императорской виллы? Иликолонну машин на грязной дороге, уставших солдат, которые даже во сне не убирали руки с автомата, хмурых офицеров?..
Полковник захлопнул за собой свою дверцу, искоса взглянул на ординарца и на всякий случай пристегнулся. Водительские вкусы Сифа он знал и пренебрегать ремнём безопасностимало ли! не хотел. На его памяти ещё не случилось ни одного ДТП, но вот сейчас почему-то всё казалось возможным.
Ну, к Управлению.
Есть.
И снова в машине тягостное молчание. Сиф ведёт молча, придерживая руль левой рукой, и остервенело грызёт ноготь на большом пальце правой. Полковник барабанит пальцами по колену. В машине словно повис запах войнытот букет «ароматов», который ни с чем не спутаешь: порох, гарь, кровь. С каждым вдохом молчание казалось всё тягостнее, но ни Заболотин, ни его ординарец почему-то ничего не говорили. Воспоминания были реальнее того, что виделось за стеклом: реальнее покрытой слякотью улицы, реальнее спешащих прохожих и ещё более спешащих автомобилей, киоска с мороженным на углу и фонаря с яркими наклейками объявлений
Небо хмурило тучи, дворник шаркал метлойно всё это исчезало в тени воспоминаний, словно серебристая волга из обычной машины превратилась в машину времени. Её шофёр и пассажир молчали.
Припаркуйся где-нибудь, велел, наконец, Заболотин, словно очнувшись ото сна, когда они затормозили на светофоре. Красный огонёк плыл в воздухе маленьким закатным солнцем, небо, пока они ехали, затянулось облаками, из которых вот-вот должен был повалить снег. Март в этом году выдался холодный. Весна всё ещё колебалась.
Сиф молча выполнил указание, аккуратно пристроившись рядом со съездом. Полковник некоторое время бездумно глядел на дорогу, потом встряхнулся:
А может Давай лучше домой, Сиф. Если я буду нужен в Управлениисвяжутся. Надо привести мысли в порядок.
Достав маленький компьютер, «наладонник», как его называли, полковник невольно подумал, что сам недалеко ушёл от ошарашенного новостью Сифа. И воспоминания в нём столь же охотно всколыхнулись, выбивая из колеи привычной жизни. Раньше он думал об этой поездке, как о лишь предполагаемой. Просто просьба одного высокопоставленного человека, о которой можно подумать на досуге. Теперь жене открутишься, не откажешься, и верный ординарец, застыв, глядит перед собой, не решаясь нарушить молчание. Ещё утром это была призрачная поездка в призрачную страну, а сейчасбез пяти минут официально задокументированный визит в собственное прошлое.
В таком состоянии ему, Заболотину, в Управлении сегодня делать нечего, окончательно решил полковник, по удалённому доступу оставляя нужную запись в отчётном журнале. И Сифу тем паче.
Трогай, кивнул он юному ординарцу, и тот резко стартовал, разворачиваясь, чтобы вернуться на проспект.
Насупленные тучи, наконец, просыпались белыми хлопьями. Снег успел залепить лобовое стекло за считанные мгновения, прежде чем Сиф включил дворники. Небеса прорвало, словно сизую наволочку, и всё вокруг внезапно стало совсем зимним: проспект, деревья, крыши домов, тротуар и спешащие прохожие, пытающиеся укрыться от нежданной снежной атаки под зонтиками.
Пришлось замедлить движение, и Сиф с отвращением пристроился в конце колонны машин. Полковник глядел в окно, как на земле появляется пушистый белый ковер. А ещё полчаса назад офицеру казалось, что весна, наконец, наступила Погоде нельзя верить на слово.
Не март это, недовольно проговорил Заболотин и резюмировал с непонятным выражением:Февраль!
Февраль! Достать АК и плакать, тут же отозвался Сиф, не думаявырвалось заученно, услышанное от кого-то.
Не читал ты классики, укоризненно вздохнул полковник.
Так точно, ваше высокородие. Это Найдоха любил декламировать, и мальчик смолк, сжавшись.
Заболотин-Забольский решительно свернул эту тему. Если Сиф начинает говорить про автомат Калашниковаэто дурной знак, а уж вспоминать разведвзводсовсем не к добру. Нечего дальше портить и без того тягостный день.
Сиф резко вывернул руль, сворачивая с проспекта во дворы. «Огородами» добираться до дома ему на мгновенье показалось быстрее.
Мимо проносились дома и лавочки, припорошенные теперь снегом. Как бешеные работали на переднем стекле дворники, сметая белые хлопья прочь, в зимний хаос снегопада. Сиф, пользуясь отсутствием во дворах машин, гнал решительно и быстро, и полковнику оставалось лишь поглядывать в окно на детвору, пытающуюся налепить снежкова снаряды как назло в руках рассыпалисьи начать войнушку. В Империи детям всегда прививалась эта странная любовь к военным играмбудь то «казаки-разбойники» в школьных лагерях, дворовые «разборки» или даже «настольные» турниры со специальными карточками. В детстве каждый второй мальчишка мечтает о военной карьере С возрастом это проходит, но в снежки готовы играть все.
Попытки снежных баталий остались позади, и вот уже наплыла громада высотки, застывшей посреди чёрных, будто тушью на японских картинах очерчённых деревьев.
Приехали, ваше высокородие, Сиф стремительно затормозил, развернулся и чуть подал назад. Парковался он мастерски: с первой попытки, без единого слова, не возясь туда-сюда, а как приехалтак и встал. И ни разу ещё не задевал соседних машин Может, оттого что предусмотрительные водители всегда оставляли место с краю пошире?
Впрочем, под обстрелом водить посложнее будет. А именно на войне начинал шофёрскую карьерув случайных и неожиданных ситуацияхего лихой ординарец.
Надеюсь, ты никого не задавил, казак, слегка недовольно, но ласково проворчал Заболотин, выбираясь из машины, и, заметив, как резко похолодало, добавил:Куртку надень, а то простынешь.
Сиф захлопнул за ним дверь, подхватил свою школьную сумку и куртку, запер машину.
Не казак я, буркнул он.
А гонишь, как казак, Заболотин взъерошил ему волосы. И Бог с ним, с уставом. Как был Сиф его воспитанником, так и останется. А фельдфебели там всякие, полковникиэто так, временное. Сегодняшнее звание, не более. О человеке мало что скажет. Об отношениях в семьетем паче, даже если семья этавечно занятый полковник и его ординарец.
Под густым снегом они дошли до дома и зашарили по карманам в поисках ключей. Правда, Сиф хлопал по карманам безо всякого энтузиазма, так что открывать дверь пришлось Заболотину.
Домофон вежливым электронным голосом сказал «Добро пожаловать» и напомнил вслед, что категорически не рекомендуется мешать двери закрываться, подкладывая перед порогом различные предметы.
Видимо, дети совсем консьержу надоели, вывел полковник. Ты ведь не мешаешь двери закрываться, Сиф?
Никак нет, исчёрпывающе ответил подросток.
Дожидаясь, пока на этаж спустится занятый кем-то лифт, Заболотин принялся изучать висящие на стене объявления. Объявлений было немного и все, в основном, адресовались «милым юношам с пятого этажа» и были подписаны консьержем. В объявлениях предлагалось не шуметь, не кататься в лифте вверх-вниз просто так и не собираться громко голосящей компанией между этажами.
Поймать и выдрать пару раз, предложил объявлениям своё простое и испытанное временем решение проблемы Заболотин. Потом подумал, прикинул что-то и добавил:А особо шустрыхв кадеты. Пусть направят свою энергию в полезное русло.
Круты вы с ними, ваше высокородие, только и заметил тихонько Сиф. Это, пожалуй, была первая его фраза за всю поездку домой, в которой не было строгой необходимости, обусловленной прямым обращением к нему полковника.
Лифт, наконец, прибыл и распахнул двери. В кабине стояли трое хохочущих мальчишек лет восьми, упивающихся в равной степени скоростью движения лифта и осознанием, что кататься без взрослых им категорически запрещено.
Увидев перед собой на этаже одетого по полной форме офицера, ребята перестали смеяться и тут же потянулись к кнопке ускоренного закрытия дверей, но эта попытка скрыться «с места преступления» оказалось безуспешной: полковник поставил ногу, и двери вновь разъехались.
Так-так, строго произнёс Заболотин-Забольский, входя в лифт. Катаемся?
Мы дети переглянулись и решили, что если не получается сбежать вместе с лифтом, то пора делать ноги хотя бы без него. Но просочиться мимо полковника им не удалось. Дожидаясь развязки, перед лифтом стоял Сиф, так и не надевший куртку. А в форменной рубашке с погонами он показался ребятам почти таким же грозным, как и старший офицер.
Вы с пятого этажа? спросил Заболотин, давая войти Сифу в лифт.
Ой С пятого, признались мальчишки, отводя глаза.
Родители сейчас дома?
Нет! ответ прозвучал подозрительно поспешно и единодушно.
Ну через два часа моя мама вернётся, один из мальчиков храбро выдвинулся вперёд. Только, пожалуйста, господин офицер, не говорите ей. Она расстроится очень.
Не говорить, значит, ей? переспросил Заболотин, на этот раз не препятствуя двери закрыться. Так никто не помешает.
Не говорить, с грозным офицером мальчики были очень покладистыми.
А почему это, интересно, не говорить ей, что она должна была вам объяснить: просто так на лифте кататься не следует? Это уже вина твоей мамы получается, разве не так?
Ребята переглянулись, видимо, проклиная тот час, когда им вздумалось сегодня покататься на лифте. На их физиономиях читалось если и не раскаяние, то уж по крайней меренежелание больше вот так вот нарываться. И это уже обнадёживало, потому что на самом деле полковник сомневался в своих педагогических способностях, хотя их результат безмолвно стоял, прислонившись к стене лифта и сложив руки на груди.
Тётя Аня говорила, со вздохом признал, наконец, один из мальчишек и даже, собравшись с силами, уточнил:И не раз.
И? полковник облокотился спиной о двери. Правда, существовал риск, что кто-то снаружи откроет лифт, но он был незначителен в это время суток. Почему же вы не слушали? Может, думали, что она просто так это говорит?
Мальчишки удручённо молчали. Тут решил подать голос Сиф, который прекрасно понимал: либо мальчишкам достанется сейчас, либо ещё лет пять всему подъезду придётся терпеть их выходки. В своё время полковник крепко вбил в него, что кататься на лифте для развлечения нельзя, причём вбил тем самым способом, который пару минут назад предлагал объявлениям от консьержа.
Может, просто отправить их извиняться перед консьержем, ваше высокородие? спросил он.
Мальчики приуныли ещё больше. Наверняка, консьерж тоже грозился рассказать всё родителям.
Неплохая идея, Сиф, и, внезапно решившись, Заболотин отстранился от дверей:Но у меня есть идея ещё лучше. Идёмте-ка, милые юноши, к нам. Посидите эти два часа спокойно.
Сиф пожал плечами. Он не представлял, что на уме у полковника, но уже давно привык не спорить. Кому охота выслушивать при посторонних: «Решения старшего по званию обжалованию не подлежат!»
Мальчики хотели было что-то возразить, но не решились. Полковник нажал кнопку одиннадцатого этажа, и лифт стремительно взмыл вверх. Несколько секунди они уже на месте.
Потоптавшись на этаже, ребята последовали за офицерами.
Добро пожаловать, Заболотин открыл дверь в квартиру и зажёг в прихожей свет.
Под бдительным присмотром Сифа мальчишки разулись и отправились в ванную мыть руки, Заболотин же тем временем колдовал в прихожей с тапочками для неожиданных гостей. Когда все ноги были в тапки обуты, руки вымыты, а гости слегка пришли в себя, Сиф повлёк ребят в комнатучего торчать в коридоре.
Мальчишки во все глаза разглядывали квартиру, разве что рты не развевая. И было, чему дивитьсяза неполные шесть лет в комнатах скопилось много чего интересного. Полковник часто в шутку называл квартиру «Дом-музей рода Заболотиных».
большой комнате, куда провёл неожиданных гостей Сиф, всю стену покрывали фотографии. На самых древних степенно сидели в окружении семьи офицеры в мундирах времён правления Дома Романовых. Да и вообще среди запечатлённых людей преобладали военныеразличных времён, с вековым разбросом. Рядом с каждой фотографией была прикреплена аккуратная белая бумажкаподпись: когда фотография была сделана и кто на ней запечатлён. Часть таким образом подписанных карточек принадлежала к дореставрационным, советским, временам, но из них лишь несколько датировались до 1940-ых, и бо?льшая их часть была взята, на самом деле, из личных дел арестованных за «антибольшевистскую пропаганду» хотя как надо было выделиться, чтобы у закрывающего глаза аж на целую «белую» Сибирь государства, которое к каждому процессу относилось весьма щепетильно в силу пристального внимания ближайших соседей, лопнуло терпение?.. Впрочем, Заболотины испокон веков слыли людьми принципиальными, горячим и умели, если хотели, быть очень громкими.
Остальные кадры, за редкими исключениями, относились к военной хронике. А с портретов, сделанных после Реставрации, уже глядели на юных гостей офицеры новой Империи, и почти под каждой карточкой значилось: «19** (на последних200*) г. Заболотин тот-то вместе с». Только под хроникой трёх лет Забол-Выринейского конфликта мелькали в подписях другие фамилии. Множество лиц, и почти все печально украшены чёрной ленточкой.
К военным фотографиямчто времён Великой Отечественной, что имперских «пограничных конфликтов» ребята чуть не носами прилипли, поражённо разглядывая офицеров и простых солдат, запылённых, перевязанных, но решительных и заставляющих себя улыбаться фотографуесли, конечно, то был намеренный портрет. Когда же мальчишками, в процессе обхода «фотогалереи», была обнаружена дверь в следующую, меньшую, комнату, обставленную как кабинет, где фотографий было меньше, но зато на стене, под портретом Государя, висела настоящая наградная сабля в ножнах, восторгу ребят не было предела. Они побаивались без спросу взять оружие, но глазами его прямо-таки поедали, тихо, но остро завидуя хозяевам квартиры, один из которых со скучающим видом застыл на пороге, разглядывая висящую у двери фотографию. Ничего интересного: сгрудились у стога сена голоногие деревенские ребята, среди нихчерноволосый, кудрявый, ничем не выделяющийся из компании мальчик. Будущий герой Забол-Выринейского конфликта, а тогдапросто верный друг всех деревенских мальчишек, который никогда не кичился своим дворянствоми остальные ребята волей-неволей тоже об этом забывали. И никакие чины и звания дружбе не мешали
Сиф, чаем нас обеспечь, послышался в коридоре голос Заболотина. Сиф вздрогнул и стремительно выскользнул из кабинета, оставляя гостей одних. Те изо всех сил боролись с соблазном снять со стены саблю, но рано или поздно обязательно бы ему уступили, если бы в это время в кабинет с другой стороны, из-за ограничивающего кабинет стеллажа с книгами, не вошёл сам полковник.
Смо?трите? только и спросил он.
Это ваша? выпалил кто-то из мальчишек, разумея саблю.
Моя, кивнул Заболотин и, под требовательно-умоляющим взглядом мальчишек, снял оружие со стены и аккуратно вынул из ножен. У эфеса, на котором белел «георгиевский» крестик и вилась дарственная надпись, золотился выгравированный императорский вензель.
Глаза мальчиков засверкали неудержимым любопытством. Настоящая Георгиевская сабля с вензелем! Такие не дают просто так. Такими даже не награждают за одну лишь верную службу. Георгиевский крестик и императорский вензель на оружие могли означать только одно: сабля была подарена офицеру самим Государем за самый настоящий подвиг.
Что, глаза блестят, руки потрогать тянутся? усмехнулся Заболотин-Забольский, делая несколько быстрых выпадов над головами мальчиков с искусством опытного фехтовальщикаребята испуганно отпрянули от сверкающего клинка. Ну, так уж и быть, смотри?те. Только не порежьтесь.
Он протянул саблю ребятам рукоятью вперед. Самый смелыйвихрастый и обсыпанный веснушками мальчуган аккуратно взялся за рукоять, и ребята столпились вокруг, восхищённо разглядывая оружие. Конечно, надпись на эфесе их немедленно заинтересовала, и как только она была прочтена, в кабинете стало тихо-тихо. Так тихо, что стало слышно, как набирающий на кухне воду в чайник Сиф что-то напевает себе под нос про город, детей цветов и ветер свободы.
На эфесе значилось не просто обычное «За храбрость»
Так выкапитан Заболотин-Забольский? выдохнул тот мальчик, что держал саблю, как только обрёл дар речи.
И всё сразу же встало на свои места. И смутно-знакомое лицо, и бесконечные военные фотографии, и лейб-гвардейская нашивка на шинели и рубашке
Я, не стал отпираться герой и кумир великого множества детей по всей Империи, истории о чьих подвигах за шесть лет обросли совершенно невероятными подробностями и событиями. По счастью, «пик славы» давно прошёл, и в лицо полковника узнавали разве что сослуживцы, чего, признаться, и хотел Заболотин. Слава ему была не нужна. Свои подвиги он подвигами давно уже не считал. «Вырос уже», как, посмеиваясь, он объяснял своим товарищам по Заболу.
Так и жил он, радуясь, что остаётся неузнанным, уже шесть лет в этом доме в тихом районе близ огромного Сетуньского парка.
Так это вы спасли Великого князя? И Ижу взяли, да, не потеряв ни одного солдата?! А когда ударную дивизию Равелецкого выводили из окруженияведь это же тоже вы? посыпались на полковника вопросы поражённых мальчишек. Всё подряд, безо всякой хронологии, единой изумлённой кучей
Живая легенда! Герой Забол-Выринейской войны!
Так, так, хватит! Стоп! Остановились, помолчали, а я пока постараюсь по порядку ответить, сдался под их натиском Заболотин-Забольский. Князя Да, спас, но, разумеется, не в одиночку, он бросил странный взгляд в сторону кухни, «Один в поле воин», ребят, это где угодно, но не в поле. Про Ижусложно сказать: убитых-то не было, но на ногах после боя осталось стоять человек двадцать из роты. «Уда» Равелецкого Ну, там было несколько батальонов, в составе одного из них и моя рота тоже.
О том, что командование батальоном ему пришлось принять ещё до встречи с дивизией Равелецкого, как и о многом другом, он умолчал. Вместо этого только заметил:
Да, к слову, я уже не капитан, а полковник.
Ребята были в полном восторге. Про историю с лифтом было забытода какой лифт? Здесь сам Заболотин-Забольский! Так что теперь они просто во все глаза глядели на живую легенду, и даже казавшийся нескончаемым поток вопросов потихоньку иссяк.
А теперь идёмте на кухню, решил Заболотин, забирая у мальчиков саблю, и, почтительно поцеловав государев вензель, убрал её в ножны. Ребята никак не сдвигались с места, пока полковник не повесил оружие на стену и не подтолкнул некоторых из них в спины.
И квартира преподнесла гостям очередной сюрприз: за стеллажом располагалась ещё одна комната, выходящая в коридор почти дверь в дверь с ванной. Вот такое вот кругосветное путешествие.
Комната эта, третья по счёту, по обстановке резко отличалась от двух предыдущих. Фотографий ни на стенах, ни на книжной полке не было, только стояла одна на почти пустом письменном столе. И, опять же, на ней не было людей: неизвестный фотограф запечатлел сентябрьский лес и недавно насыпанный, только-только успевший зарасти редкими кустиками травы холм с молодой, чудно? искривлённой сосенкой наверху, у которой был вкопан крест. Прямо на фотографии в углу маркером были записаны, по-видимому, координаты этого места: ряд чисел.
Сбоку от стола, у другой стены, стояла застеленная кровать. Ни единой складочки на покрывале, ни единой вещи, кроме какой-то книги, уголок которой виднелся из-под подушки.
А на стене над кроватью золотой краской был нарисован пацифик. Нарисован жирно, с размахом, краски художник не жалел, диаметром символ пацифизма вышел около метра. И прямо на нём висел АКСО-3п«внучок», «акса», калаш «третьего поколения». Оружие, которое под силу было «использовать по назначению» девятилетнему ребёнку
А под пацификом всё той же золотой краской было написано: «Тот, кто действительно против войны, знает её в лицо».
Мальчики тут же застряли перед автоматом, слегка ошалело взирая на пацифик и надпись. Видимо, не знали ещё значения «птичьей лапки» в круге.
Чай стынет, в комнату вошёл Сиф, без восторга покосился на любопытствующих мальчишек и, как бы невзначай оказавшись рядом с кроватью, положил руку на автомат. В отличие от полковника, он не собирался давать играть с оружием.
Ты же его только что заварил, усмехнулся полковник. Разве нет?
Так точно, только что. Как залил чайниктак чай и стал потихоньку остывать, последовал невозмутимый ответ. Сиф чувствовал себя рядом с мальчишками очень взрослым и серьёзным. В их уже, кажется, возрасте он начал спать в обнимку с пистолетом-пулемётом и впервые выстрелил в живого человеканасмерть. Поэтому сейчас он буркнул нетерпеливо:Так что идёмте.
Ребята неохотно двинулись к дверям, за ними следомЗаболотин, обернувшись и понимающе кивнув ординарцу. Сиф мотнул головой: «Всё путём! Жалеть не стоит», и остановился перед фотографией на столе, затем решительно перевернул её лицевой стороной вниз, дождался, пока дети выйдут, и только после этого вышел сам, бросив напоследок взгляд на полупустую комнату. Юный офицер не захламлял её вещами, оставляя лишь то, что соответствовало его странному понятию о красоте и удобстве. Данью красоте были пацифик и надпись под ним, ещё, возможно, автомат и фотография. Остальных исключительно эстетических вещей в комнате не было.
Кухня в квартире тоже была комнатой особенной. И не просто потому что она была типично холостяцкой, где всё лежало «на виду, чтобы не потерять». Здесь, на обеденном столе, вперемешку с вазочками с печеньем и чашками, скапливались книги. Книг было много, книги были разные и на совершенно различные, порою неожиданные темы. Философия, учебник по физике и сборники стихов, научная фантастика и уйма духовной литературымирно соседствовали представители самых различных направлений, тематик и жанров. На стене висел большой экран, рядом подмигивал синим огоньком системный блок, кажущийся по сравнению с лежащим рядом массивным томом «Сказок Северной Европы» просто миниатюрным.
Удивительное рядом: вопреки всему, места на столе для чаепития хватало. Заболотин-Забольский разлил чай по чашкам и предложил ребятам рассаживаться. Поскольку мест за столом изначально было ограниченное количествотри разномастных стуласам полковник собирался остаться стоять, но Сиф, притащивший четвёртый стул из своей комнаты, решительно попросил «его высокородие» никого не смущать и сесть. А то, мол, всех совесть заест без хлеба и кефира.
Сам офицерик, к слову, уселся на подоконнике. Даже притащи он ещё один стул, тот просто не поместился бы на захламлённой кухне.
А теперь вспомним о причине вашего здесь присутствия, отхлебнув чай, сказал совершенно мирным тоном Заболотин, когда все уселись. Дети переглянулись и приуныли. Такие вещи им обсуждать совсем не хотелось, особенно сидя за чашкой чая с полковником Заболотиным-Забольским.
Повисло немного виноватое молчание, потом один из мальчиковтот самый конопатыйподнял глаза на офицера:
Может, там моя мама уже пришла, с безнадёжным вздохом признался он. По тому, как неловко стали прятать глаза остальные ребята, ясно стало, что про два часа он тогда, в лифте, соврал, а сейчас не смог больше молчать.
Заболотин деликатно сделал вид, что ничего не заметил, согласно кивнул и предложил:
Ну, если она пришла, то надо ей позвонить, и сказать, что вы у меня сидите. А то она будет волноваться. Только, чур, уговор: что я Заболотин-Забольскийникому ни слова. Не хочу никаких ко мне паломничеств, бесконечных любопытных гостей и всего в том же духе. Так чтопросто офицер из сто тринадцатой квартиры. Понятно?
Поня-ятно, прокатился над столом красноречивый разочарованный вздох. Конечно, возможность прихвастнуть знакомством «с самим Заболотиным-Забольским» была для мальчишек притягательна, но раз он их попросилбудут молчать. Ведь они будут выполнять его просьбу! Они посвящены в его тайну!
И чтобы больше я не видел вас катающимся просто так на лифте, строго окончил полковник по методу «куй железо» и добавил для усиления:Ни разу. И вообще, на пятый этаж можно и по лестнице бегать.
На скорость, встрял в разговор до этого момента молчащий Сиф.
Ага, а потом из больницы на скорость выписываться, отмёл эту идею Заболотин, но мальчишки переглянулись с интересом, в глазах вихрастого уже заблестела какая-то весёлая идея. Сиф знал, кому и что советует.
А теперь диктуй телефон. Маме надо сообщить, где вы, прервал их Заболотин.
Мальчик, заметно волнуясь, продиктовал, по нескольку раз повторяя цифры. Полковник позвонил, включив громкую связь, чтобы ребята тоже слышали разговор.
Алло? раздалось в телефоне.
Здравствуйте. Я из сто тринадцатой квартиры, «представился» Заболотин, всей душой надеясь, что вопросы не последуют.
Его надежда оправдалась:
Чем могу быть полезна? только и спросила женщина удивлённо.
Да я какое-то время назад столкнулся с вашим сыном, который в компании своих друзей совершенно не знал, чем заняться.
Опять катались на лифте? печально догадалась женщина. Прошу за них прощения. Я
Неважно, отмахнулся полковник. Я просто решил, что не будет ничего плохого, если они немного посидят у меня в гостях, раз им нечем заняться.
Правда? Вы очень добры Они вам сильно мешают?
Да нет, заверил полковник. Не мешают. Просто я решил, что лучше вам сообщить.
Благодарю, ответила женщина, затем вдруг спросила, что-то вспомнив:Простите, а из сто тринадцатой вы не тот офицер? она замялась, поскольку не знала его имени.
Тот, согласился Заболотин. Имени он по-прежнему не назвал.
Может, всё-таки они не будут вам мешать? женщина постаралась скрыть резкость в голосе, но полковник лишь понимающе усмехнулся.
Это только в двадцать два, окончивший «офицерку» восторженный юнец, он не понимал, отчего некоторые люди неприязненно косятся на него. Не понимал фраз про «Нет, чтобы миром договориться!». Не догадывался, что Империя не просто защищает своих бедных и несчастных соседейхотя на учёбе никто про «бедных и несчастных» не говорил, но как-то юные офицеры все сходились именно на этом мнении А Империи порою просто-напросто нужны были мирные границы. Это означаловмешиваться в половину чужих, пограничных военных конфликтов, не давая рядом образоваться большому и агрессивному государству.
Не знал тогда всего этого юный подпоручик Заболотин. И когда, отслужив положенную «трёшку» лет после учёбы, стал поручикомтоже не знал До тех пор, пока не был подписан рапорт, не поступил приказ, пока не загремели кругом взрывы под чужим забольским небомвзрывы, в которых гибли не чужие, неизвестные, а свои бойцы. Выринея хотела поспорить с Россией за влияние на юго-западных её границах, воспользовавшись сменой властина престол только-только взошёл Константин Кириллович А Россия не хотела так рисковать своими землями и соседями, с которыми уже налажены было удовлетворяющие и тех, и других взаимоотношения.
Три года войны под чужим небом хорошо объяснили поручику, быстро ставшему штабс-капитаном, что такое военная политика безопасности границ и как она проводится. И с тех пор, получив вторую часть фамилии от самого Государя«Забольский», попав в Лейб-гвардию и дослужившись, в конце концов, до полковника, Заболотин спокойно относился к косым взглядом и резким словам. В них есть правда. Но и в том, чем занимается Заболотин, правды не меньше. Только более жёсткой.
Нет, что вы, ребята мне не мешают, заверил он женщину. Вам сына дать?
Да, позовите Стёпу, пожалуйста.
Полковник сунул телефонную трубку мальчику и выключил громкую связь. Какое-то время в трубке раздавалось мамино «бу-бу-бу», изредка Стёпа произносил заученно, безнадёжно и тоскливо: «Ну, ма-ам!». Затем он раздражённо повесил трубку и хмуро буркнул:
Уроки делать надо.
Да, это важно, согласился полковник. Тогда, видимо, вам всем пора расходиться.