Лебединый трон - Кэтрин Корр

Кэтрин и Элизабет КоррЛебединый трон

Пролог

На часах около полуночи, когда мой отец умирает.

Лекари вокруг носятся и суетятся, измельчают душистые травы и бормочут какие-то заклинания над припарками. Но даже лавандовый запах дыма не способен отогнать вонь разлагающейся плоти, как и одинокий огонек свечки не в силах спрятать в темноте комнаты еле вздымающуюся грудь и скрюченные пальцы, вцепившиеся в постельное белье. Он раздраженно отталкивает от себя лекаря и просит меня подойти ближе.

Мне шепчут об инфекции, и все же я не могу отказать просьбе отца. Я опускаюсь на край большой дубовой кровати, моя красная шелковая юбка в темноте напоминает разливающуюся кровь. Я склоняюсь над отцом, крепко держа его за руку.

 Это  он указывает на свои сочащиеся язвами грудь и плечи,  моя ошибка. Я слишком задержался. А эта зараза  Его речь становится тяжелой, словно ему мешает говорить опухший язык.  Прости меня, Адерин.

Я его понимаю. Хворь, опустошившая за последний месяц один из наших портовых городов, привела к карантину и массовым смертям. Мой отец во имя помощи своим людям или во имя науки, а может, того и другого сразу, подолгу оставался с больными в надежде найти вакцину. Он рисковал своей жизнью в погоне за знаниями и раньше, но только в этот раз проиграл. А сейчас, сейчас он хочет моего прощения. Я пытаюсь сказать ему, что все будет хорошо, что лекари, может быть, все же найдут способ спасти его, но ложь застревает в горле. Вместо этого я смотрю в его затуманенные глаза и шепчу:

 Я знаю. Знаю, что уже поздно, отец. Ты должен отдыхать.

Но он качает головой, стискивает зубы крепче и моргает, пытаясь сфокусироваться.

 Я хочу, чтобы ты осталась здесь, когда меня не станет. Останься в замке.

Он говорит это уже не в первый раз. Моя жизнь годами была ограничена нашим замком и островом, на котором он стоял. Уже давным-давно я перестала задаваться вопросом, когда смогу уйти отсюда. Я узнала, что можно стоять на открытом воздухе, на ветру, развевающем волосы, и все равно задыхаться. Узнала, что можно приказывать другим, но все еще быть узницей.

 Ты должна остаться,  слова прерываются приступом кашля. Прислуга бросается вытирать с подбородка отца кровь и слюну.  Оставайся здесь. Тут безопасно. Обещай мне.

Видимо, болезнь окончательно затуманила его разум. Если я никогда не покину это место, я не смогу исполнить того, что от меня требуется. И я никогда не поверю, что мой отец действительно хочет, чтобы я стала своей собственной заложницей, запертой в этих стенах вопреки клятве, которую я сама себе дала. Но, по всей видимости, я ошиблась. Он крепко хватает меня за плечо, пытаясь приподняться. И даже несмотря на слабость тела, хватка его пальцев оказывается болезненной.

 Пообещай мне, Адерин. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Все, чего я хочу,  он болезненно задыхается,  это защитить тебя.

 Я знаю, что ты любишь меня, отец. Я тоже тебя люблю.

Но дать такое обещание я не в силах. Мне не хочется лгать.

К счастью, он не замечает моего молчания и опускается на подушки. Его веки дрожат каждый раз, когда раздается звон часов, отбивающих час за часом.

 Хорошо. Я надеюсь, однажды ты поймешь. И еще твоя мама

Слова тают в тишине.

 Отец? Что ты хотел сказать? Пожалуйста, если есть хоть что-то, чего ты не сообщил мне, хоть что-то

Мой голос словно раздается издалека. Я слегка встряхиваю старика за плечи.

 Отец

Лекари собираются вокруг кровати, и я отхожу в сторону. Они проверяют пульс, дыхание и сердцебиение.

А затем кто-то из них прикрывает отцу глаза и накрывает его тело простыней. Снова раздается звон часов.

 Ваша Светлость?

Еще секунду я не осознаю происходящего. «Мой отец мертв. Он не может ответить вам».

Но слуга повторяет вопрос.

 Ваша Светлость?

И только теперь я понимаю: он обращается ко мне. Я больше не семнадцатилетняя девочка, которая тратит свое время, как ей заблагорассудится. Я больше не леди Адерин. Я Ее Светлость, защитница доминиона Атратис, единственная госпожа замка Мерл и прилегающих к нему земель.

Каким-то образом, в промежутке между концом одного дня и началом другого, изменилось все.

Всю следующую неделю или даже больше я нахожусь словно под толщей воды и смотрю на мир из пузырька скорби. Скорби, злости и жалости. К своему отцу. К себе. Я веду себя так, что никто не догадывается о моем состоянии. Хожу и разговариваю как обычно, ем и сплю в нужное время.

Портной приносит траурный наряд, я меряю его, всучив слуге свое любимое красное платье. Лорд Ланселин из Ансериса, управляющий, кладет передо мной указания к последнему полету моего отца: еда, музыка, список приглашенных. Я делаю вид, будто прохожу взглядом по списку. Чернильные каракули на страницах не имеют никакого смысла. Я соглашаюсь со всем, лишь бы остаться одной. Уже в одиночестве я наблюдаю, как волны разбиваются о гранитные скалы у подножия замка. Смотрю, пока глаза не начинают болеть. Я прислушиваюсь к собственному дыханию, обездвиженная болью в груди,  ударом, нанесенным второй потерей. И все же бег времени невозможно остановить.

Наступает день последнего полета. Будь мой отец жив, он бы наверняка не подчинился жесткому этикету королевского двора, но его смерть привела к ряду требований. На мне новая черная сорочка с высоким воротником и длинными рукавами, скрывающими руки, и тяжелая траурная диадема из черного янтаря и серебра, которую принесла моя горничная из хранилища. Она надевает ее на мои темные волосы, прикрепляя зажимами к голове. Когда я прибываю на пристань, гости, жители замка, фермеры и местные лорды уже собрались. Большая тень выглядит, словно выброшенная на берег кучка черных морских водорослей. Спустя определенное количество речей и песен моего отца, как когда-то мою мать и их родителей, погружают на высокий нос лодки и пускают в открытый поток. В последний миг огонь охватывает сухие щепки, сложенные вокруг его тела; вспыхивают красные языки пламени. Почетный караул шагает вперед. Каждый член дворянства, представляющий свою семью, одет в черный длинный плащ.

Один за другим они отдают свои плащи слугам. И на минуту каждый из них дрожит на прохладном утреннем воздухе. А затем они обращаются.

Журавли и бакланы, вороны и грифы, цапли и скопыкаждый из них плавно превращается из человека в птицу и поднимается в небо. Птицы, которые гораздо больше, гораздо опаснее, чем их тезки, обитающие в наших лесах и полях. Собравшись вместе, перевоплощенная знать следует за пылающей в море лодкой. Столько разных птиц. Но ни одного лебедя.

Теперь мой отец мертв, а я единственный оставшийся лебедь.

И я не могу летать.

Глава первая

Я сижу за большим письменным столом в своем кабинете. Это новая рабочая комната: мой отец вел дела в длинной галерее под взглядами наших мертвых предков. Как и многие из нас, он любил ходить во время работы, пока вокруг него кружили слуги, делая пометки и перетаскивая стопки бумаги. Мышцы ног могут слишком быстро ослабеть, если большую часть времени проводить в полете. Управляющий перестал суетиться и поднял вверх указательный палецверный знак того, что у него появилась умная мысль или другой аргумент.

 Траур закончился только на прошлой неделе, Ваша Светлость. Всего четыре дня назад. Вы только перестали носить черное и уже торопитесь вернуться ко двору и его удовольствиям Некоторые могут счесть это неприличным. Вы демонстрируете неуважение к своему покойному отцу.

 Пускай считают. Но мой траур окончен, и я не отправляюсь ко двору завтра же. Мы оба знаем, что для организации моего отъезда потребуется время, поэтому я не вижу никакой причины, чтобы оттягивать этот момент.

На худом лице моего управляющего дергается мускул.

 Я вижу, вы полны решимости как можно скорее покинуть Мерл и ваш доминион,  он приподнимает брови.  Несмотря на все мои попытки убедить вас в обратном. Несмотря на то, что здесь, в Атратисе, вам еще столько всего нужно сделать.

Со внутреннего дворика доносится пение. Оставив спор, я подхожу к высоким арочным окнам и открываю их шире. В огороде работают слуги, передвигаясь между грядками овощей с мотыгами и тачками. Выглянув наружу, я обращаю лицо к солнцу, мечтая вновь оказаться снаружи. Пытаюсь поймать лучи, блуждающие по стене. В такое прекрасное утро мой отец пригласил бы меня прогуляться с ним по окрестностям замка, попутно проверяя мои знания о местных растениях и культурах. Рассказывал бы мне подробнее о тех, что мы экспортируем. Забавлял бы меня рассказами о визитах в другие доминионы и о новых находках в местах, которые мне никогда не разрешалось посещать самой.

 Ваша Светлость

 Я была заперта здесь достаточно долго, Ланселин. Знаю, что у меня есть обязанности,  я бросаю виноватый взгляд на груду бумаг, которые занимают по меньшей мере половину моего стола,  но я не уйду на большой срок. В обычной ситуации я бы оставалась при дворе, по крайней мере, два года.

 Но ваша ситуация не обычная, Адерин,  я замолкаю от удивления, как только слышу свое имя. Управляющий зажимает переносицу и вздыхает.  Простите мою откровенность. Но вы же знаете, что отец держал вас здесь ради вашей же безопасности. Если король узнает, что вы по практическим соображениям бескрылы

 Я не бескрылая.

 Мы обсуждали это. Вы не можете принять свой облик. Если король попросит вас перевоплотиться по какой-нибудь причине

 Зачем ему просить о подобном? Дворян не подвергают подобным испытаниямэто сочтут оскорблением.

 Но если он сделает это,  Ланселин посмотрел на меня поверх своего пенсне,  вы не сможете исполнить его приказ. А что за этим последует, вы знаете.

Позор или смерть. Летающие правят, бескрылые склоняются. Защитник, который не может летать, беспрекословно лишался власти и изгонялся, независимо от того, кто сидел на троне. Быть изгнанной из Атратиса оказалось бы достаточно скверным исходом, но Ланселин сказал, что я не успею даже вдоволь погоревать об этом. С моей претензией на трон ни один благоразумный правитель не оставил бы меня в живых.

 Это несправедливо.

 Но таков закон, Ваша Светлость. Как говорили старейшины, законэто закон,  обыденная фраза из уст родителей, чтобы дети наконец-то умолкли, или из уст тех, кто обладает властью, чтобы донести, почему тех или иных изменений невозможно добиться. Я помню, как часто эти слова произносил мой отец.

 Но прошло уже два года с тех пор, как мой кузен потерял руку, и он до сих пор не изгнан. И не убит.

 Нет, не убит. Пока. Но только потому, что принц Арон защищен королем и его честью,  Ланселин смотрит на меня с опаской.  И я хотел бы напомнить, Ваша Светлость, что принц все же был лишен права наследования после несчастного случая. Что делает вас на шаг ближе к трону. А значит, подвергает еще большему риску.

 Я не желаю становиться королевой, вы знаете это.

 Но кто тогда?  Ланселин игнорирует мой хмурый взгляд и продолжает:Я уверен, вы читали мои отчеты о положении при королевском дворе: о новой жене вашего дяди, слухах о восстаниях, борьбе за власть.

 Да, я читала их,  я приподнимаю брови.  Что вы хотите этим сказать, милорд?

 Я хочу сказать, что все меняется. Даже в королевстве.

Королевствотак теперь называется Соланум в книгах или разговорах. Словно остальной мир не существует. Или, в лучшем случае, не столь важен.

 Нынешняя политическая обстановка делает Серебряную Цитадель еще опаснее. Ваш отец сделал бы все возможное, чтобы защитить вас. Каждый из находящихся здесь прикладывал множество усилий, чтобы сохранить ваш секрет. Но на самом деле невозможно предугадать, что было нашептано в уши королю. И сейчас вы подвергаете себя опасности, когда этого не требуется. Когда ваш дядя даже не посылал за вами, когда отец так просил вас не покидать замок

Он вскидывает руки, словно впав в отчаяние от моей упрямой глупости.

Гнев превращается в горечь на моем языке.

 Вам не нужно напоминать мне, что сказал мой отец перед своей кончиной, Ланселин. Это было шесть недель назад. Я помню его слова весьма четко.

Управляющий молчит. Теперь его гораздо больше интересует папка бумаг на столе.

Я закрываю рот на замок и пытаюсь подавить свое раздражение. Умудряюсь почти не топнуть ногой.

 В самом деле, Ланселин, если политическая ситуация такова, как вы сказали, то тем больше причин отправиться в Цитадель,  кто-то должен защищать интересы Атратиса. Мы ничего не слышали от короля после того письма с соболезнованиями. Я не доверяю его молчанию.

За окномполные раннего урожая поля и ярко окрашенные рыболовные лодки, нежно качающиеся на волнах у причала. Чуть дальше, на другом конце дамбы, соединяющей остров Мерл с материком, виднеются здания ближайшего города. Над ними возвышаются святилище с медной крышей, трубы оловянного рудника и высокие мачты кораблей, пришвартованных в порту на самом конце мыса. Всего лишь крошечная часть моего Атратиса, но с такой насыщенной жизнью, историей и надеждами. Я наклоняюсь вперед, держась за оконную раму, как вдруг на меня наваливается тяжесть наследства, моего дома. Не существует почти ничего, чего бы я ни сделала, чтобы защитить свой доминион. Почти ничего, от чего бы я не отказалась, чтобы уберечь достояние моих родителей. Чтобы сохранить Атратис свободным от угнетения и нищеты, которые преследуют другие доминионы.

Я сделала почти все, что могла.

Огромный куст розы ползет вверх по стене замка. Если я высунусь из окна, то смогу дотянуться до самых высоких бледно-зеленых бутонов, но уже через несколько недель эта часть стены будет увита темно-розовыми цветами, любимыми цветами моей мамы. В летние месяцы они с отцом каждый день прогуливались в розовом саду. Я часто бегала с ними и помню, как металась по дорожкам между клумбами, как под ногами хрустел гравий, как я вдыхала ароматный воздух и подбирала шелковистые лепестки с земли. Я помню, как однажды оглянулась и увидела своих родителей, которые шли за мной и крепко держались за руки. Или как иногда мама сидела, положив голову отцу на плечо, а его рука крепко обнимала ее за талию.

Он никогда не возвращался в розарий после того, как ее убили. Для него, казалось, лето закончилось навсегда.

 Почему мой отец перестал навещать своего брата?

По лицу Ланселина пробежала тень.

 Ваш отец никогда не посвящал меня в свои тайны. Я только знаю, что он замкнулся в себе от горя после смерти вашей матери. Отчаяние и гнев от неспособности найти и наказать виновного Я думаю, он любил короля, когда они были молоды.

Тогда странно, что мой отец никогда не говорил о нем. Но я полагаю, случалось множество событий, которые мы с ним никогда не обсуждали. Была ли то смерть мамы или моя просьба покинуть замоку отца всегда был один ответ на эти неприятные темы: впасть в ярость и запереться в своей лаборатории.

На стене прямо над камином висит картина: родители держат меня, еще совсем малышку, на руках, а дядя стоит рядом с ними и не сводит с меня взгляда, или, возможно, с моей мамы. Образы, запечатленные на праздновании моего оперения, образы живых бок о бок с теми, кто теперь мертв.

Холодный порыв ветра заставляет меня вздрогнуть и закрыть окно.

Здесь, в Мерле, много портретов и полно призраков. Но никаких ответов.

 Я пойду к королевскому двору, Ланселин,  я не собиралась объясняться с ним. Или пролить свет на то, почему после стольких лет моя жажда узнать правду о гибели матери все еще не утихла. Или почему я думаю, что истина кроется в Серебряной Цитадели. Но то, как управляющий смотрит на меня из-под полуприкрытых век, вселяет в меня веру, что он все понимает.

Проходит еще мгновение, и наконец управляющий склоняет голову в знак согласия.