Если только вы меня не продадите.
Нет, к чему мне это? засмеялся Пратт. Можете не сомневаться, буду сидеть тихо и не высовываться. И потом мы с ним не очень-то ладим. Он стал увиваться за нашей горничнойи это женатый человек, подумать только! Но я его быстренько выставил, и теперь Джек Эллис имеет на меня зуб.
Понимаю, задумчиво произнес Пембери и после некоторой паузы спросил:А кто такой генерал ОГорман? Мне это имя кажется знакомым.
И правильно. Он был начальником тюрьмы в Дартмуре, когда я там служилкак раз перед отставкой, и вот что я вам скажу: если бы вы сидели при нем, нипочем не сбежали бы, это уж точно.
Почему?
Генерал обожал ищеек и держал в Дартмуре целую свору. Заключенные об этом знали и даже не пытались бежать. У них просто не было шансов.
Он и сейчас держит собак?
Да, и все время их натаскивает. Все надеется, что в наших местах кого-нибудь ограбят или убьют и он сможет испытать собак в деле. Но пока ничего такого у нас не случалось. Видно, жулики прознали про этих псов. Но ближе к делу. Как насчет двух сотен в год с выплатой раз в квартал?
Мне надо подумать.
Отлично. Я возвращаюсь в Бейсфорд завтра вечером. У вас будет целый день на раздумья. Не возражаете, если я загляну к вам завтра вечерком?
Нет, дома нам лучше не встречаться. Обсудим все в каком-нибудь укромном месте, чтобы нас никто не видел вместе. Это ведь не займет много времени, а осторожность никогда не помешает.
Это верно, согласился Пратт. Тогда вот что. К нашему дому ведет аллея, вы ее наверняка знаете. Сторожки у ворот нет, и их запирают только ночью. Я приезжаю в Бейсфорд в шесть тридцать. До дома идти минут пятнадцать. Так что ждите меня в аллее без пятнадцати семь.
Согласен, если там не будут рыскать генеральские ищейки.
Да что вы! засмеялся Пратт. Разве генерал допустит, чтобы его драгоценные собачки бегали без присмотра, чтобы любой жулик мог подсунуть им отравленную колбасу. Нет, их содержат в вольерах позади дома. Ага! Мы уже подъезжаем к Свонли. Я пойду в вагон для курящих, а вы пока как следует все обмозгуйте. Пока. Завтра вечером в аллее, без четверти семь. И вот что, мистер Пембери, принесите с собой первый взноспятьдесят фунтов мелкими купюрами или золотом.
Договорились, бесстрастно проговорил мистер Пембери, но румянец на щеках и злой огонек в глазах выдавали его истинные чувства.
Все это не укрылось от бывшего тюремщика, который, уже выйдя за дверь, вдруг просунул голову в окошко и угрожающе произнес:
И вот еще что, мистер Пембери-Доббс: не вздумайте меня надуть. Я тертый калач и повидал вашего брата. Так что никаких штучек. До встречи.
С этими словами он удалился, оставив Пембери в нелегких раздумьях.
Характер его мыслей был таков, что если бы какой-нибудь телепат мог бы транслировать их в голову мистера Пратта, то бывший страж порядка был бы немало удивлен и в сердце закрался холодок. Его опыт общения с преступниками ограничивался лишь тюрьмой, что несколько исказило представление об их поведении на воле. Короче говоря, бывший тюремщик сильно недооценил способности беглого узника.
Руфус Пембериименно так его звали на самом деле, а «Доббс» был псевдонимобладал недюжинным умом и твердостью духа. Причем эти качества были в нем так сильны, что, начав криминальную карьеру и быстро убедившись в ее бесперспективности, он решительно порвал со своим прошлым. На судне для перевозки скота, подобравшем его у мыса Портленд, он прибыл в один из американских портов. Употребив всю свою энергию и способности на то, чтобы успешно заняться легальным бизнесом, Руфус Пембери через десять лет смог вернуться в Европу с приличным состоянием. Купив небольшой домик на окраине захолустного городка, он скромно жил два года на свои сбережения, держась в стороне от местного общества. И мог бы мирно прожить там до конца своих дней, если бы не злой рок, приведший в эти места злополучного Пратта. Имея его под боком, о безопасности можно забыть. Ведь шантажист личность ненадежная. С ним невозможны никакие прочные договоренности, и все его обещания ничего не стоят. Предмет торга остается у него в руках, и он склонен регулярно повышать цену, беря плату за свободу, оставляя ключи от кандалов у себя в кармане. Короче, шантажистэто совершенно невыносимый тип.
Такими были мысли Руфуса Пембери, возникшие еще в тот момент, когда Пратт делал ему свое абсолютно неприемлемое предложение. Совет бывшего тюремщика «как следует все обмозговать» был совершенно излишним. Пембери уже все решил, причем в тот самый момент, когда Пратт раскрыл карты. Вывод напрашивался сам собой. До появления Пратта он жил в мире и покое. Существование свидетеля угрожает его свободе и благополучию. Если же Пратт исчезнет, опасность минует и все пойдет по-старому. Следовательно, его надо устранить.
Очень простая логика.
Все оставшееся время Пембери был погружен в размышления, никак не связанные с ежеквартальными выплатами шантажисту. Ход его мыслей был целиком направлен на устранение бывшего тюремщика.
Надо сказать, что Руфус Пембери по натуре не был жесток и беспощаден, скорее ему присущ некий утонченный цинизм, лишенный банальных сантиментов и принимающий во внимание лишь здравый смысл. Если над его чаем кружилась оса, он, не колеблясь, давил ее, но отнюдь не голой рукой. У ос имеется жало, которое они подчас пускают в дело. А его задачаизбежать укуса.
Так и с Праттом. Этот человек из соображений собственной выгоды посягнул на свободу Пембери. Ну что же, значит, он взял на себя определенный риск. Это его личное дело. Пембери же заботило лишь собственное благополучие.
Выйдя на станции Чаринг-кросс, Пембери направился в сторону Стрэнда, где на Бэкингем-стрит располагалась небольшая частная гостиница. Его уже ждали: женщина-портье, приветливо улыбнувшись, вручила ему ключ от номера.
Вы надолго у нас, мистер Пембери? поинтересовалась она.
Нет, завтра утром я уеду, но, вероятно, скоро вернусь. Помнится, у вас была энциклопедия. Можно мне ее посмотреть?
Она в гостиной. Вас проводить? Впрочем, вы и сами знаете, куда идти.
Конечно, мистер Пембери знал, куда идти. Гостиная была на втором этажестаромодный зал, выходящий на тихую улочку. В ней были полки с книгами, где помимо романов стояли солидные тома энциклопедии Чемберса.
Стороннему наблюдателю вряд ли показалось бы странным, что джентльмен из сельской местности интересуется статьей «Охотничьи собаки». Но когда от «Гончих» он перешел к «Крови», а затем к «Ароматическим веществам», этот наблюдатель мог бы почувствовать легкое удивление. Оно, несомненно, возрастало бы, если проследить дальнейшие действия мистера Пембери, рассматривая их как подготовку к сокращению населения на одну единицу.
Оставив саквояж и зонтик в номере, мистер Пембери решительно покинул гостиницу, как человек, имеющий вполне определенную цель. Первым делом он направился в магазин, где продавали зонты, и выбрал толстую ротанговую трость. В этом не было ничего необычного, кроме того, что трость поражала своей толщиной, поэтому продавец сделал попытку его отговорить.
Мне нравятся толстые трости, возразил мистер Пембери.
Конечно, сэр, но для джентльмена вашей комплекции (Пембери был мал ростом и тщедушен) я бы предложил
Я хочу толстую трость, настаивал Пембери. Обрежьте ее до нужной длины и не приклепывайте наконечник. Дома я сам посажу его на клей.
Следующее его приобретение было уже ближе к делу и отличалось первобытной простотой. Он купил большой норвежский нож, но этим не ограничился, а пошел в другую лавку и приобрел там второй, который был точной копией первого. Зачем ему два одинаковых ножа? И почему он не купил их в одном магазине? Весьма загадочное поведение.
Казалось, Руфуса Пембери просто поглотила страсть к покупкам. В следующие полчаса он приобрел дешевый ручной чемоданчик, черный лакированный футляр для кистей, трехгранный напильник, палочку клея и тигельные щипцы. Все еще не удовлетворившись, он направился в старомодную аптеку в одном из переулков, где пополнил свою коллекцию пачкой ваты и унцией марганцовки. Когда аптекарь с видом чернокнижника, характерным для всех представителей этого ремесла, заворачивал покупки в бумагу, Пембери небрежно спросил:
А мускус у вас есть?
Запечатав сверток сургучом, аптекарь, казалось, был готов произнести заклинание. Но вместо этого лишь коротко ответил:
Нет, сэр. Натуральный мускус слишком дорог. Но у меня есть эссенция.
Но она ведь слабее чистого мускуса?
Да, конечно, она чуть слабее, но это не меняет дела, загадочно улыбнулся аптекарь. Эти природные ароматы, они очень сильные и стойкие. Осмелюсь предположить, что если вы разбрызгаете столовую ложку эссенции посередине собора Святого Павла, запах будет стоять полгода.
Да что вы говорите! Этого достаточно для любых целей. Налейте мне чуть-чуть и ради бога не запачкайте пузырек снаружи. Я беру эссенцию не для себя, и мне бы не хотелось благоухать, как мускусная крыса.
Известное дело, сэр, согласился аптекарь, доставая крошечный пузырек, маленькую стеклянную воронку и бутылочку с надписью «Ess.Moschi».
Поколдовав над ними с ловкостью фокусника, аптекарь протянул пузырек мистеру Пембери:
Возьмите, сэр. Снаружи ни одной капли не пролилось, а с резиновой пробкой и вовсе можете не опасаться.
Неприязнь мистера Пембери к мускусу была столь сильной, что, когда аптекарь удалился в подсобную комнату с видом медиума, готовящегося к контакту с духами (на самом же деле чтобы разменять полкроны), он вынул из чемоданчика футляр для кистей, откинул крышку и, взяв щипцами пузырек, осторожно опустил в футляр, после чего закрыл его и спрятал вместе с щипцами обратно в чемоданчик. Сверток мистер Пембери сунул в карман и, когда вернувшийся кудесник, волшебным образом превративший полкроны в четыре пенса, отдал ему сдачу, покинул аптеку и зашагал в сторону Стрэнда. Внезапно его посетила новая мысль. Он остановился, чуть-чуть подумал и пошел в северном направлении, чтобы сделать самую неожиданную из своих покупок.
Сделка состоялась в зоомагазине, чей ассортимент включал широкий спектр представителей животного мираот улиток до ангорских кошек. Увидев в витрине клетку с морскими свинками, мистер Пембери решительно вошел в магазин.
У вас, случайно, не завалялось какой-нибудь дохлой морской свинки? поинтересовался он.
Нет, мои все живы-здоровы, уверил его хозяин. Но ведь и они не вечны, добавил он с недоброй улыбкой.
Пембери неодобрительно посмотрел на него. Между морской свинкой и шантажистом есть большая разница.
Сгодится любое мелкое животное.
У меня есть дохлая крыса, если вас устроит. Сдохла только утром, так что почти свежая.
Вполне подойдет. Я ее беру.
Маленький трупик был завернут в бумагу, и Пембери схоронил его в своем чемоданчике. Отдав символическую плату, он направился к себе в гостиницу.
После скромного завтрака он вышел в город и посвятил весь день делам. Пообедав в ресторане, он в десять вечера вернулся в гостиницу и, взяв ключ, удалился в свой номер.
Но прежде чем раздеться, Пембери, заперев дверь, проделал в высшей степени странные манипуляции. Сняв наконечник с приобретенной трости, он острием напильника проделал в нем дыру и затем расширил ее так, что от наконечника остался лишь узкий ободок. Скатав шарик из ваты, он затолкал его в наконечник и, смазав нижний конец трости клеем, насадил наконечник и слегка нагрел над газовым пламенем, чтобы клей лучше схватился.
Покончив с тростью, Пембери перешел к одному из норвежских ножей. Прежде всего он сточил напильником желтый лак с ручки. Потом извлек из пакета дохлую крысу и, положив зверька на лист бумаги, отрезал ему голову, после чего взял за хвост, дал крови стечь на нож и размазал ее по всему лезвию.
Положив нож на бумагу, он осторожно открыл окно. Из темноты внизу послышалось мяуканье. Швырнув туда крысиную голову и тело, Пембери закрыл окно. Потом вымыл руки, бросил в камин оберточную бумагу и лег спать.
Наутро Пембери предпринял не менее загадочные действия. Рано позавтракав, он вернулся к себе в номер и запер дверь. Повернув трость рукояткой вниз, привязал ее к ножке стола. Вынув щипцами пузырек с мускусной эссенцией и убедившись, что от него не пахнет, он вынул резиновую пробку. Потом с величайшей осторожностью налил половину чайной ложки эссенции на вату, торчащую из дыры в наконечнике, и подождал, пока жидкость полностью впитается. Потом то же самое проделал с ножом, накапав на его деревянную ручку эссенцию, которая легко впиталась в дерево. Покончив с этим, Пембери открыл окно и выглянул наружу. Прямо под его окном был крошечный дворик, в котором росла пара хилых лавровых кустов. Останков крысы не наблюдалось, скорее всего, их утащила кошка. Пембери выбросил пузырек и резиновую пробку в кусты.
Затем он вынул из несессера тюбик вазелина и, выдавив немного на пальцы, тщательно смазал края крышки футляра для кистей, чтобы уплотнить стык. Вытерев руки, он взял щипцами нож, положил его в футляр и плотно закрыл крышку. Подержав щипцы над горящим газом, чтобы уничтожить запах, он положил их вместе с футляром в чемоданчик. Отвязал трость, стараясь не прикасаться к наконечнику, и, взяв чемоданчик и саквояж, вышел из гостиницы, держа трость за ее середину.
Найти пустое купе было несложно: пассажиры первого класса редко ездили по утрам. Дождавшись свистка кондуктора, Пембери вошел в купе, захлопнул дверь и положил трость на сиденье, так чтобы ее наконечник высовывался в окно. Доехав до Бейсфорда, он оставил саквояж в камере хранения и вышел в город, по-прежнему держа трость.
Дом Пембери находился к западу от станции на расстоянии около мили, и ровно на полпути к нему располагалось поместье генерала OГормана. Он хорошо знал это место. Бывший фермерский дом, к которому вела аллея старых деревьев. Ее отделяли от дороги железные ворота, которые играли чисто декоративную роль, поскольку аллея не имела ограждения и в нее легко можно было зайти с окружавших дом лугов по еле заметной тропинке, пересекавшей аллею. По ней и двинулся Пембери, задерживаясь у каждого забора, чтобы оглядеть окрестности. Наконец он добрался до аллеи и, пройдя между двумя деревьями, остановился и огляделся вокруг.
Некоторое время он стоял, прислушиваясь, но кроме шороха листьев до него не доносился ни единый звук. Здесь явно никого не было. Если Пратт позволил себе отлучиться, значит, генерал сейчас в отъезде.
Пембери стал осматривать деревья, проявляя к ним необычный интерес. Рядом росли вяз и огромный дуб с толстым, покрытым наростами стволом, на высоте семи футов разделявшимся на три массивные ветки, каждая из которых была толщиной с приличное дерево. Самая большая из них простиралась на всю ширину аллеи, прикрывая ее, как навес. Этому старожилу Пембери уделил особое внимание: обойдя его вокруг, он положил под ним саквояж и трость, так чтобы ее наконечник не касался земли, и, цепляясь за наросты, стал карабкаться наверх. Едва он ступил на развилку, как послышался скрип ворот и быстрые шаги. Пембери скатился с дуба и, схватив свои пожитки, спрятался за огромным стволом.
«Только бы не увидели», мысленно повторял он, прижимаясь к дереву и боязливо выглядывая из-за ствола. Вскоре на аллее появилась движущаяся тень, и Пембери прижался к стволу. Когда человек прошел, он, осторожно высунувшись, посмотрел вслед удаляющейся фигуре. Это был почтальон, знавший его, и Пембери счел за благо не показываться ему на глаза.
Дуб явно не отвечал его требованиям, и Пембери стал высматривать другое дерево. За вязом он заметил старый граб, причудливое дерево, ствол которого раструбом поднимался вверх, переходя в раскидистую крону, тянущую к небу руки-ветви, словно мифическая лесная нимфа.
Это дерево понравилось Пембери с первого взгляда, но он продолжал жаться к дубу, пока почтальон с веселым свистом не прошел обратно, оставив его в одиночестве. Тогда он решительно направился к грабу, крону которого отделяли от земли какие-нибудь шесть футов. Пембери мог легко достать ее рукой, в чем немедленно убедился. Прислонив трость к деревуна этот раз наконечником вниз, он вынул из чемоданчика футляр для кистей, откинул крышку и, взяв щипцами нож, пристроил их на ветке. Он уже собирался положить футляр в чемоданчик, но его посетила новая мысль. Понюхав сильно пахнущий футляр, он закрыл крышку и закинул его на дерево, где тот скатился в центральное углубление в стволе. Закрыв чемодан и взяв трость за ручку, Пембери вернулся на тропинку и, пройдя между вязом и дубом, двинулся в обратном направлении.