Каждый вопрос сопровождался звуком глухого удара и новыми стенаниями:
Я ничего не знаю! Я никого не убивал! Я просто лавочник! Просто Просто
Ночью, перед выходом на дежурство, Джоэл увидел, как санитары цитадели выносят из камеры разрубленного на части сомна. «Убийцу» Рыжеусого нашли невероятно быстро, знали наверняка, кого брать. Джоэл застыл в вестибюле, опутанный Ловцами Снов, провожая взглядом невинно обвиненного лавочника. Вот она, цена их сведенийчья-то безвременно загубленная жизнь. Виноватых найти всегда легко. А границы цинизма охотников уже не поддавались описанию. Хотелось верить, что Нейл Даст в свое правление не прибегал к настолько грязным методам. Джоэл сжимал его меч, невольно желая отсечь Уману голову.
Нечистая совестьнечистые сны. Он получил по заслугам, торжествующе и назидательно сказал Верховный Охотник, спускаясь из своего кабинета по винтовой лестнице и кивая в сторону морга. Джоэл вздрогнул, почудилось, что Верховный следил за перемещениями подчиненного остаток дня. Впрочем, это уже не имело значения: Рыжеусый и Грета показали достаточно, чтобы представление об истинной сущности контрабандистов и Хаоса окончательно рассыпались.
Но мы так ничего и не узнали, с притворным разочарованием посетовал Джоэл.
Узнаем. Если попался этот, попадутся и другие, осклабился самодовольно Уман.
«Проклятье. Если я попытаюсь обвинить его, то не ровен час сам окажусь в допросной. Совершенно «случайно» окажется, что я всегда поддерживал бунтовщиков. Или не я а Ли, глупый болтун, наверняка Уман когда-то слышал эти его речи вольнодумца», оцепенев, подумал Джоэл. И вместе с Ли они отправились патрулировать город, надеясь, что хотя бы ночь не принесет новых потрясений.
Мрак вновь сгустился красными отблесками насмешливого глаза. Змей наблюдал и злорадно щурился, точно предвкушая новое «веселье». Джоэл озирался по сторонам, крепла уверенность, что именно теперь обязан появиться Легендарный Сомн. Меч Нейла Даста беззвучно рычал в руке, старая сталь, закаленная кровью, требовала настоящего сражения с достойным противником, а не убийства мирного населения. На сердце крепла болезненная тоска неотвратимой беды. Джоэла всю ночь изводило это предчувствие, уже забрезжили лучи Желтого глазаи ничего не произошло. Но ощущение беды не исчезло. Вскоре Джоэл понял, почему: в цитадели у дверей вестибюля к ним вылетел навстречу бледный как полотно Батлер.
Энн Она потерянно воскликнул он, всплескивая руками.
Что случилось?! в один голос вскрикнули Джоэл и Ли.
Энн простонал Батлер, и время остановило свой ход между обезоруживающим ужасом неопределенности и его словами.
Глава 22. Боль настоящего и прошлого
Пространство сужалось и корчилось, как задыхающийся висельник в петле. Шаги по коридору звоном лезвий отражались от зеленого кафеля.
Энн ранена Говорят, ее шансы малы Или Или я так услышал я
Срывающийся голос Батлера тонул в нестройном мерцании электрических лампочек. Пружины накаливания трепыхались слепящим огнем, вызывая резь в глазах. Лампочки, все лампочки, а не слезы. Только по щекам Батлера сочилась соленая влага, он не замечал, как крупные капли теряются в каштановой бороде. Он не обращал внимания на нитку оторванной верхней пуговицы, не видел сбитый набок воротник серой рубашки. Упрямо оттягивал его порывистыми движениями, лишь сильнее удушая себя. С каждым шагом по направлению к госпиталю ему все больше не хватало воздуха. Он почти бредил, все повторяя и повторяя неразборчивый монолог.
Она выживет! беспрестанно восклицал Ли, но его руки дрожали, угловатые плечи резко подергивались.
Я уже ни во что не верю, глухо отвечал Батлер. А Джоэл молчал, голос застрял на уровне гортани, слипся комом обессмыслившихся слов. Собственные шаги и шаги друзей звучали дробью барабанов, которые обычно возвещали о казнях опаснейших преступников. Иллюзии все только иллюзии, проклятые наваждения. Рядом шли друзьяэто главное. Они застыли возле глухих створок больничного крыла. Их не пропускали, несколько санитарок указали им на грязные сапоги, беспощадно потребовали убраться подальше.
Где Энн? Энн, охотница не унимался Батлер. Прошу, умоляю, скажите, что она жива!
Утром поступила? В операционной. Ждите, как все, если больше дел нет. Вас позовут, сварливо осадила их здоровенная бабища с красным лицом, вероятно, старшая сестра. Она указала на небольшую комнату с лавками, тянущимися по стенам. Помещение напоминало камеру для мелких хулиганов и пьянчуг, только дверь и окна не перепоясывали решетки.
Батлер, расскажи четко и ясно, что произошло, наконец потребовал Джоэл. Слова звучали какофонией, ордами неверных звуков, не способных ни успокоить, ни взбодрить. И даже по отношению к друзьям выходил жестокий бесстрастный допрос. Чем он лучше Умана? Так же за годы службы растерял умение сопереживать и вообще чувствовать. Известие о происшествии с Энн сперва выбило воздух из легких, но затем мыслям вернулась предельная ясность. Джоэл так привык: когда все вокруг сходили с ума от горя и потрясения, кому-то надо оставаться с холодным рассудком, чтобы не наделать глупостей. Батлер и так был на грани, вместо ответа он кинулся к двери, заламывая длинные руки:
Они врут мне! Энн умерла, а они скрывают
Заткнись! Она жива! прикрикнул на него Ли и оттащил от двери. Жива, чтоб тебя! Заткнись!
Батлер сел на место и закрыл лицо руками, погружаясь в оцепенение каменной статуи. Такие в нелепых позах застыли повсюду в Квартале Богачей, либо увековечив деяния их прототипов, либо выступая некой аллегорией. Батлер теперь предстал невозможно точным воплощением скорби и ужаса.
Его неподвижные растопыренные пальцы, его опущенные плечивсе выдавало в нем отчаявшегося бойца, проигравшего свое последнее сражение. Его вечный бой с неудачами закончился катастрофой, и на Джоэла обрушилось чувство вины, привычное, но невыносимое: это ведь он заключил сделку с Энн. Ради этого они разворошили осиное гнездо в борделе и нашли тетрадь Рыжеусого, а потом случился бунт юго-западных трущоб, за ним стачки и новый бунт. Как будто потянулась черная цепь страшных событий, как будто все потрясения связывала единая неуловимая сила, проклявшая их с Батлером. Они оба боролись со злом и, как хотелось верить, творили добро. Но в награду получали лишь большее зло. Кто-то смеялся над ними. Сам Змей? За что над Батлером? Или только над ним, Джоэлом, видящим странные сны? Бил по самому больному: по друзьям, по боевым товарищам. Батлера уничтожал морально, Ли изводил кошмарами, а на несгибаемую Энн нашел управу в лице роковой случайности.
Так что произошло? отвлекая себя от очередной теории заговора, решительно переспросил Джоэл. Батлер вздрогнул:
Мы патрулировали в Квартале Рыбаков у озера Добрар. У самого берега. Внезапно Что-то выскочило из воды.
Рыба? не понял Ли. Озеро Добрар кормило город обильным уловом и никто не считал его опасным.
Нет, это был сомн. Прятался в воде.
Раньше сомны так не умели, недовольно нахмурился Джоэл. Он замечал все больше странностей в поведении тварей. Обычно они не обладали зачатками сознания и не охотились, подобно хищникам-животным, а метались без цели и понимания того, где находятся. Но, похоже, эта тварь подготовилась к атаке, хитро притаившись под водой или в камышах. Батлер рассказывал сбивчиво, но общий смысл улавливался и ничуть не успокаивал. Мелькнуло предположение, что всеми новообращенными управляет единый разум, тот самый Вестник Змея. Но механизм все еще оставался непонятен, как и местонахождение твари. И случившееся с Энн не помогало трезво раскладывать факты.
Джоэл сходил с ума от тревоги и, не замечая, нервно кусал грязные ногти, как в детстве. Дурная привычка возвращалась к нему в минуты предельного напряжения. Он привык действовать, сражаться, добиваться, добывать ответы. Но теперь жизнь Энн зависела от безликих врачей в белых масках, от их навыков и знаний, унаследованных от ученых прошлых времен.
Говорили, двести лет назад почти все умели лечить, даже лепру и чуму. Оставалось быть благодарными за то, что деградирующим потомкам достались знания об изготовлении антибиотиков. Иначе лечили бы по старинке, хлебом с паутиной. Впрочем, от шока и кровопотери умирали и тогда, и в минувшие светлые эпохи без Змея.
Джоэл не представлял, сколько времени выдержит эту гнетущую неизвестность. Хотелось верить, что Батлер преувеличивает и никто ему не говорил про невысокие шансы на выживание. Нет, нормальный врач не должен так говорить! Впрочем, обнадеживать тоже.
Энн так быстро разделалась с ним, так стремительно Я думал, что все в порядке! А потом она упала И рука ее рука Хаос проклятый, за что Это я виноват!
Батлер снова закрыл лицо крупными ладонями, плечи его задрожали. Джоэл и Ли уже не пытались успокаивать его или бить по щекам, чтобы привести в чувства. Только сели рядом по обе стороны и на два голоса тихо убеждали: ни в чем он не виноват. А он не верил и никогда бы не поверил, что все козни Змея.
Джоэл тоже привык доверять лишь разуму, но ныне череда совпадений кидала в мир мистики, складывались единым неуловимым орнаментом и сны, и видения, и слова святителя Гарфа. Но где же тот Страж, что спасает всех? Где тот, кто защитит от несправедливых случайностей? За что страдал Батлер? За что терзались они все в когтях Змея? Джоэл не ведал, молится ли он или ропщет, задает ли вопросы или кидает ответы.
Время терялось в изгибах пружинок, заключенных в колбы мерцающих лампочек. Они меркли и выключались, когда в окна полился яркий утренний свет. Снаружи буйствовала, как в насмешку, ласковая весна. Миновали грозы, холод уступил место теплу, развернулись листья. Березы сбросили сережки, и плодовые деревья отдали ветру свой цвет. Торжество природы не задумывалось о бедах людей, не чувствовало их страхов, не замечало боли. А раздробленная душа просила дождя, грома и молний, лишь бы заглушить в себе внутренний вой. Но комнатенка давила тишиной.
Давно объявили пробуждение города, охотникам полагалось отоспать свои тревожные пять часов. Но какой уж сон! Внутри все смерзалось и переворачивалось, отзываясь резью вдоль живота до тошноты. Такой тревоги не случалось испытывать даже при встрече с Легендарным Сомном, но тогда-то испугался за себя, не хотел умирать, как все нормальные создания, сотворенные для жизни, а не жертвоприношений. Теперь же парализовало бессилие, кололо под языком стеклом неверных фраз. Батлер сходил с ума в самообвинении, а Джоэл сокрушал себя за это ненужное самоуничижение друга. Все Змей! Только Змей, древний асур, на которого не нашел управы и израненный Страж. Бросил их умирать и сам загибался у святителя Гарфа, как Энн где-то там, в руках чужих людей со скальпелями.
Время не двигалось, оно набухало, как огромный нарыв, раздувалось в пределах скользкой трещащей оболочки. Хотя нет, трещали все те же лампочки, вернее, единственная лампочка, освещавшая коридорчик без окон, который отделял госпиталь от комнаты ожидания. И ничего не оставалось, кроме этого треска. Они ждали, Батлер обхватил себя за плечи и медленно раскачивался из стороны в сторону, точно ребенок, убаюкивая себя. Ли нервно вздыхал, поминутно стирая несуществующий холодный пот со лба.
Она не могла Не могла после всего, что творила повторял он едва слышно. И Джоэл впервые осознал, насколько сильно их младший товарищ уважал матерую охотницу Энн. Он просто не верил, что она способна допустить ошибку, несмотря на все его насмехательства. Все его подколки были проделками шкодливого ученика, коим он и был в те времена, когда Энн уже вовсю рубила сомнов. Но в Вермело все менялось. Ткало иллюзию сонной неподвижности, а на самом деле фатально менялось, стремительно, в одночасье. Так добрая хозяйка, еще утром полировавшая столовое серебро, ночью обращалась в чудовище; так забитые ткачи и шахтеры внезапно выходили на стачки, а карикатурные контрабандисты оказывались беглыми химиками из Квартала Университетов.
Джоэл терял понимание вещей, все его знания, весь опыт следователя представали бесполезными. И лишь навязчивой мыслью билось предположение: у сомнов появился мозг, как у улья или муравейника, повязанного единой волей королевы. Он живо представил Вермело, опутанный клейкими сотами, окруженный неистовым жужжащим роемчудовищами из кошмаров и Разрушающими, этой великой армией Змея. Последний день человечества, апогей черной воронки, нависшей над ними.
Джоэл напряг неправильное восприятие, вслушиваясь в треск лампочки и настраивая свой утомленный мозг на такую же антимузыкальную волну. Он искусственно вводил себя в подобие транса, интуитивно желая посмотреть, не протянулось ли черное щупальце к Энн. И вотна миг, всего на мигувидел коридоры цитадели как сплетение разноцветных линий, а среди них черные вкрапления. Похожее коснулось сержанта Райта в ночь первого бунта. Но теперь ни один из отростков не прополз в операционную. Джоэл был в этом уверен и потому успокоился, насколько возможно на грани срыва.
А через пять минут к ним вышел молодой врач в белом халате, один из ассистентов хирурга. Выглядел он утомленно, но спокойно, как человек, выполнивший свой священный долг.
Она спит. Приходите завтра. В чистой одежде. Часы приема с трех до пяти, четко отрапортовал он.
Она будет жить? воскликнул Батлер, вскочив, но пошатнулся. Его пришлось подхватывать с двух сторон подмышки и усаживать на место.
Она потеряла много крови. Руку спасти не удалось. Рана серьезная, состояние оценивается как тяжелое. Но прогноз положительный.
Хвала небесным силам!
Вот, выпейте, это успокоительное для вас, охотник Батлер. Вы сегодня остаетесь спать в цитадели. Согласно общим инструкциям, продолжил он, протягивая таблетку, завернутую в мятую кальку.
Но ему требуется отдых Настоящий отдых! возразил Джоэл, помня, как для него пошли на уступки. Врач оказался непреклонен:
Вы знаете правила, господа. Предлагаю вам больше не сидеть здесь.
Да-да Рапорт, я должен написать рапорт, забормотал Батлер, разжевывая таблетку. Ее белый фрагмент выступал над верхней губой, прилипнув к спекшейся сухой коже, и напоминал клык вампира, мифического существа из книжек. Сам же Батлер тоже выглядел не лучше ожившего мертвеца.
Джоэл тихо радовался, что друг не кидается писать очередное прошение об увольнении из рядов охотников. Но любые ростки спокойствия растаптывало сознание: Энн больше никогда не станет прежней. И чем больше проходило времени с рокового известия, тем тяжелее делалось на сердце, будто это у него что-то отрезали, откромсали важную часть их единой команды, которая однажды победила предшественника Легендарного Сомна. Неужели теперь их оставалось только трое?
Уман отгородился от них дверью кабинета Верховного, а Энн Энн Ее имя повторялось в мозгу, то обессмысливаясь, то вспыхивая каленым железом. К ней не пускали. Спала ли она все еще? Или очнулась и мучилась от осознания, что теперь ей не сражаться наравне с другими? «Руку не удалось спасти»так звучал сухой отчет, Батлер же ближе к вечеру рассказал, что правую руку вместе с мечом отгрыз выпрыгнувший из озера сомн, но Энн нашла в себе силы уничтожить его левой, выхватила запасной кинжал. Джоэл не хотел представлять, достало бы ему мужества и сноровки остаться верным долгу в такой ситуации. Он всегда восхищался Энн, теперь почти безгранично. И так же почти безгранично его окутывала скорбь, непостижимо смешанная с тихой радостью.
Вместе с Батлером без обязательного на то приказа, но с одобрения начальства, они с Ли разделили тревожный сон в карцерах. Ледяная дрожь, притаившаяся под желудком и в горле, не покидала даже в коротком забытьи.
Все мерещился гигантский рой с королевой в центре. И Джоэл удивился, не найдя в Ловце Снов жалящее воплощение своих кошмаров. Только в первые минуты после пробуждения, как обычно, слегка дезориентированный темнотой и болью в спине, он не мог вспомнить, что случилось, почему ему так тяжело и грустно. Но когда полностью очнулся, осмысление придавило каменной плитой до соленой горечи во рту. Вкус обиды и гнева на несправедливость судьбы. Такое же ощущение преследовало его, когда кто-то из товарищей погибал. Пришлось решительно напомнить себе: Энн жива и, возможно, еще встанет в ряды охотников, научится владеть левой рукой лучше, чем правой. Просто через какое-то время.
Все они рвались к ней, к ней одной, когда вышли из карцеров, бледные и измотанные. Они не говорили друг с другом, только напряженно, торопливо собирались на дежурство.