- Похоже, у тебя личные счеты к Монфорам.
Помедлив немного, он пожал плечами.
- Хоть и так. Когда-то у меня была семья. Я пытался играть по правилам Монфоров. Но их десятина стала непомерной. Мы начали голодать. Я попытался немного подработать на стороне.
- И они тебя наказали.
- Они наказали мою семью, которая даже не знала об этом. Был пожар. Просто «несчастный случай».
- Со мной тоже был похожий «несчастный случай».
- Значит, мы понимаем друг друга. Хорошо.
Мы вышли из подъезда. Шел мокрый снег, и улица была покрыта слоем почерневшей от грязи снеговой каши толщиной в дюйм. Ворота находились в северной стороне стены, и Тервин повел меня к западной. Мы были на улице одни. Здания по обеим сторонам дороги являли собой заброшенные руины. Освещения нигде не было. Свет исходил лишь от полумесяца Люктуса, проглядывавшего в тучах. Во мраке, едва освещенным тусклым янтарным светом луны, нам приходилось двигаться осторожно. Стена маячила в темноте огромной черной массой рядом с нами.
Тервин остановился, пройдя примерно три четверти пути к юго-западному углу. Убедившись, что мы на улице одни, он снял ящик, который нес на спине.
- Тут надо не зевать, - сказал он.В этом месте между патрулями бывает свободный промежуток, но ненадолго.
- Было бы глупо со стороны Монфоров оставлять его надолго.
- А ваше поместье охраняется?
- Практически нет. Не возникало необходимости.
- Да уж, - кивнул он.Никто не станет просто так лезть в Мальвейль.
- Почему?
- Точно не знаю. Никогда не слышал, чтобы кто-то пытался туда залезть. С Силлингом понятно почемукто захочет связываться с Монфорами.
- Например я.
Тервин усмехнулся.
- Вот видите. Для этого надо быть не меньше чем лордом-губернатором.
Из ящика он достал нечто, похожее на оружие. Оно выглядело как арбалет с очень большим магазином. Прицелившись в стену, Тервин нажал спусковой крючок. Из арбалета вылетели два болта, за каждым тянулся монофиламентный шнур. Из магазина за ними потянулись тонкие полосы из гибкой пластали. Болты врезались в стену, и перед нами повисла почти невидимая лестница.
Тервин начал подниматься по ней.
- Держитесь за ступеньки, не за мононить, - предупредил он.
Я так и сделал, предпочитая сохранить все пальцы.
Прицел Тервина, несмотря на темноту, оказался точным. Болты попали очень близко к самому верху стены. Когда мы влезли наверх, Тервин подтянул лестницу и перекинул ее на другую сторону стены. Мы спустились, оказавшись во мраке посреди владений Монфоров.
Перед нами возвышалась громада Силлинга. Это был величественный дворец, в центральной части которого стояла железная башня, поднимавшаяся в ночное небо на высоту более пятидесяти футов.
Тервин задержался, чтобы перезарядить арбалет.
- Вы бывали здесь раньше?спросил он.
- Никогда. А ты?
- Тоже нет, - он кивнул на фасад.А они не страдают от лишней скромности.
Фасад дворца сверкал от изобилия позолоченных скульптур, сиявших в свете окон первого этажа. Над парадным входом гордо распростерла крылья гигантская аквила, размах ее крыльев достигал почти половины длины Силлинга.
Территория поместья была украшена множеством статуй, соперничавших в роскоши со скульптурами самого дворца. Даже в ночной темноте я видел, что все они изображают воплощение веры Монфоров. Веры, где показное святошество и кричащая роскошь значат больше, чем религиозное чувство. Монфоры даже из благочестия сумели сделать порок. Было что-то непристойное в изображенных подробностях страданий мучеников или в божественном героизме святых. Все статуи были богато украшены золотом и драгоценными камнями.
- Ты назвал их ханжами, - сказал я, - и был абсолютно прав.
- С вами приятно работать, лорд-губернатор.
Он повел меня к юго-западному углу резиденции. Из окон в той стороне было меньше света.
- Итак, - прошептал он.Мы здесь. Куда именно вы хотели бы попасть?
- Туда, где они могут хранить свои секреты.
Я знал, что Тервин снова усмехается, глядя на меня в темноте.
- Дом большой, - сказал он.Искать можно много где.
Он имел основания усмехаться. Одно деловлезть сюда с целью кражи. Вор мог проявить гибкость, быстро схватив те ценности, которые попались под руку. Я же искал нечто, что было одновременно и куда более специфичным, и куда менее конкретным.
И все же я сказал:
- Я знаю, откуда нам стоит начать.
Чтобы понять это, было достаточно одного взгляда на Силлинг.
Мы направимся в башню. Она представляла собой тонкий шпиль. Лестница внутри нее, должно быть, являлась узкой спиралью. На вершине шпиля могла находиться лишь одна небольшая комната, окна которой выходили во все стороны. Я вообразил, что, когда эта комната была освещена, ее окна, словно злые горящие глаза, алчно взирали на Вальгааст.
- Можешь провести нас туда?спросил я.
- Могу. Но путь будет головокружительным.
- Я так и подумал.
Когда мы подошли ближе к дому, откуда-то изнутри послышался вопль. Я вздрогнул. Тервин взял меня за руку, чтобы удержать на месте.
- Мы не можем это игнорировать, - прошептал я.
- Это не то, что вы думаете.
- Что ты имеешь в виду?
- Жертве заплачено.
- За что?
- За то, чтобы она была жертвой.
Тервин, должно быть, почувствовал мой взгляд, и потянул меня за руку. Я вырвался и подкрался к одному из освещенных окон.
- То, что они продают свое тело, еще не означает, что они согласны на то, чтобы их пытали, - сказал я.
- Это согласны. Советник Монфор и ее семья платят хорошо, очень хорошо. Я знаю. Я видел раны, и пытался привлечь пострадавших к работе против Монфоров. Но никто из них не согласился. Они не дураки, эти Монфоры. Они знают, насколько далеко могут зайти. Особенно, когда можно зайти очень далеко.
Я не стал подходить к окну вплотную, глядя в него под углом. Комната была так ярко освещена, что меня невозможно было разглядеть из окна. Кроме того, все в комнате были слишком заняты, чтобы смотреть в окно. Я видел лишь часть того, что там происходило, но и этого было более чем достаточно. Я видел колышущуюся картину извивающихся, переплетенных тел. Я видел пыточные инструменты и железные сооружения, терзавшие плоть и заставлявшие издавать вопли. И посреди всего этого я видел Вет Монфор, повелительницу этого извращенного карнавала. На мгновение ее лицо повернулось к окну, и я увидел в ее глазах ледяную холодность, полный самоконтроль посреди безудержного разврата.
Тервин был прав. Это был взгляд того, кто точно знает, насколько далеко может зайти.
Тервин снова потянул меня за руку. Сморщившись от отвращения, я отвернулся от окна и последовал за ним. Пытаться вмешиваться в это ради рабов Монфор было более чем бесполезно. В разврате она проявляла столь же тонкую остроту ума, как и в политических интригах.
Тервин остановился у подножия стены особняка. Окна над нами были темными. Из других частей дома доносилось много шума, приглушенного стенами. Этот шум напоминал мне о том жутком веселье, которое слышалось мне в комнате Зандера, хотя и отличался от него. Природу этих отличий было трудно определить. В том, что я слышал здесь, было нечто упорядоченное. Это была жестокость, имевшая систему и цель, полностью лишенная хаоса.
Тервин снова выстрелил из арбалета, запустив мононити куда дальше, чтобы мы могли подняться до самой крыши особняка. У крыши были крутые скаты, и нам приходилось идти с большой осторожностью, пробираясь к шпилю.
- На какую дальность стреляет эта твоя штука?прошептал я.
- Не так далеко, как нам хотелось бы сегодня, - ответил Тервин, снова открыв ящик и перезаряжая магазин.Сейчас мы поднялись примерно настолько, насколько хватает одной лестницы, а у меня осталось материала еще на две.
- Значит, до вершины башни мы не доберемся.
- Не сразу. Я говорил, что путь будет головокружительным. Мы можем пойти в обход.
- Нет, не можем.
- Ладно. На этот раз первым пойдете вы.
Он снова выстрелил, и мы стали взбираться по башне, преодолев примерно треть пути. В нескольких ступеньках от конца лестницы Тервин продел руку в ступеньки, крепко за них держась, и выстрелил еще раз. Болты со свистом пролетели мимо меня и попали в стену башни, нижний конец новой лестницы повис на расстоянии вытянутой руки от верхнего конца прежней.
Впечатленный точностью прицела Тервина, я стал подниматься дальше. Когда мы добрались до верхнего конца новой лестницы, он задержался, чтобы подобрать и свернуть старую. Крюки арбалета зацепили мононити, и Тервин, вращая механизм, свернул лестницу и снова зарядил ее в арбалет.
Я, глядя вниз, наблюдал за этой процедурой, стараясь не думать о том, как мы будем спускаться. Когда земля перед глазами поплыла, я заставил себя отвести взгляд.
Мы поднялись еще выше, и Тервин повторил процедуру, снова свернув нижнюю лестницу. То, что выполнять такую работу на качающейся лестнице было крайне неудобно, казалось, его не беспокоило. Его движения были уверенны, вор не сомневался, что сумеет не упасть. Я был далеко не так в этом уверен.
Мы продолжали подниматься на башню. Я сосредоточился на непосредственной задаче, преодолевая ступеньку за ступенькой. Моя левая рукаживая - болела от напряжения, а аугметическая правая, хоть и не уставала, но недостаток чувствительности в ней все время заставлял сомневаться, схватился ли я за ступеньку. Наконец мы добрались до окна на вершине башни. Подоконник оказался достаточно широким, чтобы мы вдвоем смогли забраться на него и укрыться в арке оконной ниши.
Окно было сделано из прозрачной стеклостали. Тервин достал из своего ящика маленький плазменный резак и принялся за работу. Процесс разрезания окна шел медленно. Ветер на такой высоте был силен, и хотя он дул с севера, и мы были укрыты от полной его силы, его порывы то и дело пытались сбросить нас с подоконника. Я схватился за его край, и пальцы моей левой руки постепенно немели. Тервин спокойно продолжал работать, прорезая в окне отверстие достаточно широкое, чтобы мы могли пролезть в него по очереди.
Наконец он выключил резак.
- Готов?спросил он. Прежде чем я успел ответить, он ударом ноги выбил окно. Центральная часть окна упала в комнату с таким грохотом, что, казалось, он был слышен во всем Вальгаасте.
- Они не услышат, - сказал Тервин.Слишком шумят внизу.
Комната, в которой мы оказались, представляла собой круглый кабинет. Перед каждым из окон стоял бронзовый письменный стол, так что владелец кабинета мог выбирать вид из любого окна. Центр комнаты занимал трон на механической платформе. Стены между окнами были заняты полками, заполненными пергаментными свитками и книгами в кожаных переплетах.
Когда мы оказались внутри, я почувствовал, чем пахнет это место. Старое зловоние перемешивалось с новым, впиталось в стены и пол, и явно все время обновлялось. Это был запах пота, секса, боли. Запах крови, старой и новой, тоже ощущался здесь. Это был смрад упадка и растленности. Я сморщился от отвращения при мысли о том, что это зловоние было так сильно здесь, в комнате, явно предназначенной для наблюдений. И подумал о том, какие ужасные формы могли принимать эти наблюдения.
Далеко снизу доносилось омерзительное эхо воплей развлечений Монфоров.
- Надо было направить сюда Инквизицию, - прошептал я.
- От этого не было бы толку, - возразил Тервин.Вам не первому пришла в голову такая мысль. Как я и говорил, Монфоры знают, что делают и как далеко могут зайти.
- Но такие бесчинства
Он покачал головой.
- Нет. Люди, с которыми я говорилкоторым было заплачено за участие в этомдают об этом иное представление. Это не бесчинства, а своего рода наказание.
Тервин казался одновременно впечатленным и испытывавшим отвращение.
Он достал фонарь и включил его, стараясь не светить в окна.
- Ну?сказал он.Искать то, что нужно, придется вам, лорд-губернатор.
Утвердительно хмыкнув, я медленно обошел темную комнату. На письменных столах были разбросаны документы, но быстрый взгляд на них показал, что, хотя в них могли содержаться сведения о злоупотреблениях, они все же были не настолько ценны, чтобы оправдать риск, на который мы шли. То, что я видел на полках, также не выглядело многообещающе. Моя цель была слишком туманной.
- Не думаю, что то, что я ищу, будет оставлено на виду, даже здесь, - сказал я наконец, бросив взгляд на маленькую дверь в западной стене кабинета. Через нее мы могли спуститься в другие части особняка. Но такой долгий и крупномасштабный поиск неминуемо обречен на неудачу.
Тервин тем временем изучал переключатели на подлокотниках трона.
- Эти поворачивают влево и вправо, так-так, - прошептал он.Ну а эти? Для чего они?
Он сосредоточил внимание на маленьких переключателях на нижней стороне подлокотников. Включил их сначала по очереди, потом одновременно. Попытавшись еще минуту, он наконец подобрал правильную комбинацию. Со скрежетом металла платформа трона поднялась, вытянувшись в железную колонну диаметром около пяти футов. Тесный дверной проем в колонне вел на узкую лестницу, спускавшуюся в тайник под кабинетом.
Тервин передал мне фонарь.
- Полагаю, что бы вы там ни нашли, мне для моей же пользы лучше об этом не знать. Но если вы найдете что-то, что могло бы пригодиться обычному вору
- Я непременно это заберу, - пообещал я.
Я спустился во мрак. Потолок был таким низким, что мне пришлось согнуться. Со всех сторон стояли дубовые шкафы. Я начал открывать их в случайном порядке. Некоторые из документов, оказавшихся внутри, были старыми, такими же старыми, как записи, которые я видел во Дворце Администратума. Другие были более новыми. Но все они были написаны шифром. Я выругался.
Я стал рыться в шкафах быстрее, бегло просматривая найденные документы. Все они были написаны от руки, в разное время, разными людьми, и все зашифрованы. Единственные записи, которые не были зашифрованы, на первый взгляд казались бесполезными для меня. Это были копии документов, относившихся к заседаниям Совета. Они касались разных тем, и сами по себе не выглядели подозрительно. Лишь просмотрев около дюжины из них, я начал понимать, в чем тут дело. Все эти документы имели отношение к деятельности губернаторов из рода Штроков. Я видел имена, которых никогда не знал, имена моих предков, полностью забытых историей.
Забытых всеми, кроме Монфоров. Лишь наши враги, казалось, проявляли должную заботу о том, чтобы сохранить нашу историю.
Я прошел дальше вглубь тайника и за последним из шкафов обнаружил длинный сундук из пластали с тяжелым замком. Поднявшись по лестнице обратно в кабинет, я взял у Тервина плазменный резак, и вернулся к сундуку. Ярко вспыхнувшая плазма ослепила меня, но я быстро справился с замком. Подождав, пока смогу снова нормально видеть в свете фонаря, я открыл сундук.
Внутри оказался портрет. Очень древний. На рамке было выгравировано имя: Деврис Штрок.
Человек на портрете был одет в роскошные одеяния синего, фиолетового, зеленого и красного цветов. Это не были одежды планетарного губернатора. Сначала я подумал, что портрет был написан до его прихода к власти. Но потом я увидел, что он держит губернаторский скипетр в одной руке и меч в другой, словно объявляя о своем титулеили о титуле, который скоро будет принадлежать ему.
Несомненно, это был Штрок. Острый, слегка удлиненный нос. Прищуренные глаза. Высокий массивный лоб. Даже спустя много столетий черты лица нашего рода были легко узнаваемы. В его взгляде виднелось высокомерие, которое мне совсем не понравилось. А еще в нем были заметны вызывающая дерзость и алчность, которые, как я отчаянно хотел верить, не были доминирующими чертами нашего рода.
Но не это было главным. Не выражение его лица поразило меня с силой физического удара, заставив пошатнуться и в то же время не отрывать взгляд от портрета.
Девриса окружали странные руны, расползаясь вверх и вниз по краям портрета. Они извивались и переплетались одна с другой, словно змеи или насекомые, хотя были несравненно более отвратительными. Я не знал, что они значат. Но понимал, что они ужасны, нечестивы. Хотя они были лишь изображениями, они были преисполнены скверны. Такие искажения линий просто не могли существовать. И все же они были здесьересь столь чудовищная, что я и представить не мог, что такое возможно. Один лишь взгляд на них причинял боль. Их иллюзия движения будто когтями вцеплялась в мою душу. Даже просто смотреть на них было опасно. Незнание не могло надолго защитить меня.
Самая крупная и ужасная руна представляла собой восьмиконечную звезду. Простая по сравнению с другими рунами, она каким-то страшным образом казалась знакомой. Хотя я никогда не видел ее раньше, она будто шептала мне, пытаясь вызвать на поверхность невероятные мысли, чувства и желания из самых темных глубин моей души. Она знала меня лучше, чем я знал себя сам. Она могла бы показать мне такие чудеса, если бы я только поддался ей