До Старого Крыма доехали без приключений. Путь предстоял долгий, но абла выглядела на удивление бодрой. Она двигалась вперед медленно, но упорно, преодолевала пригорки, обходила канавы и не спотыкалась о камни. Пару раз дыхание начинало сбоить, от пыли першило в горлеприходилось присаживаться прямо на землю, чтобы передохнуть. Синие горы нависали над ними, величественные и безразличные. Ленура успела пожалеть, что не взяла воду, надеясь на родникии надежда ее не обманула. Стоило добрести до края букового леса, запахло сыростью. Тонкая струйка быстрой воды в овраге оказалась ледянисто-холодной, горьковатой и очень вкусной, Ленура напилась, умылась, потом помогла умыться бледной Айше. И старуха ненадолго пришла в разум.
- Спасибо, дочка, за доброту. Осчастливила меня, согрела душу. Тебя, Ленур, еще в помине не было, как я ходила сюда в войну, с братьямипасли коз, искали грибы, орехи, травы целебные. Каждую тропку помню, каждый родник. Мальчики играли в кости у ручья, дрались друг с дружкой, я плела корзиночки из трав и искала в оврагах серебряные монеты. Потом нас увезли, но сердце все помнит. Что же ты без меня будешь делать, Ленур-джян? Кто за тебя помолится, кто убережет сироту?
- Я справлюсь мама, - прошептала Ленура.
- Дожила-таки, мамой зовешь, - одними губами улыбнулась Айше.Вот и хорошо, вот и славно. Пойдем!
Старуха потянула девушку за рукав, тяжело поднялась и направилась вглубь леса, влекомая своей неизвестной целью. Пещера? Откуда-то Ленура зналавниз с горы скачет по ухабам родник с переливчатой маслянистой водой, он течет из огромного, скрытого под землей грота, из черной как вулканическое стекло реки. Если долго стоять на берегу, не говоря ни слова, длиннобородый перевозчик в белой рубахе подгонит к берегу лодку и спросит сущий пустяк за возможность переправиться на тот берег. И тогда, в час сердечной тоски можно зарезать у черной воды овцу или вскрыть собственную жилу. Нет, Айше не спешила к гроту.
Тяжелым шагом абла долго бродила вдоль зарослей орешника и ежевики, гладила сухой мох и морщинистую кору старых деревьев, пробовала укусить желтые камушки грушевой падалицы, крошила беззубыми деснами большое яблоко. Она разговаривала по-татарски с невидимыми родственниками, напевала незнакомые песни, смеялась, плакала и все сильнее опиралась на руку дочери. Наконец она остановилась у большого, потрескавшегося, поросшего мхом камня посреди залитой предвечерним солнцем поляны. Устало легла на землю, свернулась, словно дитя, зажав руки между колен, пробормотала в последний раз «Ленур-джян», помянула Аллаха и закрыла глаза. Сосредоточенная Ленура села рядом, положила чуткие пальцы на бок старухе и глубоко вдохнула пьянящий горячий воздух. А-а-а, айнени, вот так, тише, медленнее, все хорошо, я рядом, больно не будет Солнце не успело спрятаться за горой, как Ленура приняла в ладони последний вздох и отпустила его серой горлицей в низкое небо. Затем засыпала палой листвой то, что осталось от аблы, зарыла в землю яблочные косточкипо весне взойдет росток, поднимется к небу деревце.
Долгую ночь девушка провела в лесунеподвижно, беззвучно. Она ощущала холод, к рассвету начал накрапывать дождь, но ей было все равно. Чередой проплывали воспоминаниякак Айше-абла расчесывает маленькой Ленуре волосы, как учит доить упрямую козу, как на последние деньги покупает красивый бант для первого сентябряпусть девочка пойдет в школу красивая. Ласковые теплые руки, пахнущие лавандой, надтреснутый голос, яростная чистоплотность бедняков, материнская привычка подкладывать детям самое вкусное, обходиться малым. И слезы по сыну, ушедшему слишком ранопо ночам, тихо-тихо, чтобы дочка не видела. Доброй дороги, тебе, абла!
Густая темнота леса полнилась звукамитопотали ежи, ворошили опавшую листву полосатые поросята, ухали и перекрикивались сычики, пискнула пойманная мышь, плеснула вода, захрустели сучья под чьими-то грузными лапами, пролетел толстый шершень рассекая покорный воздух. Там, в переплетении ветвей, в корнях и травах, в чаше священного родника таилась настоящая жизнь, там ждали покорные осы и мудрые пчелы Но сперва надо вернуть долги.
Не дожидаясь рассвета, Ленура отправилась назад пешком. Долгий путь, но хорошее время для размышлений. Мимо по трассе проносились тяжелые грузовики, громоздкие ночные автобусы, редкие автомобили. Кое-где в невысоких домах начинали светиться окна, далеко, еле слышно запел муэдзин с минарета мечети Узбека. Когда окончательно рассвело, на остановках стали показываться сонные взрослые с взволнованными нарядными детишкамиастры и розы, розы и астры, шаги в новую жизнь. И дождь стих, оставив мокрые пятна на потрескавшемся асфальте.
Сбитые в кровь ноги Ленура заметила, лишь поднявшись в квартируболи не ощущалось. Она смазала раны черным горным маслом, переоделась, переобулась, пригладила пышные волосы, стянула их в узел. Осы давно проснулись, они слетались со всего города, теперь уже беспрепятственно занимая жилье. Чуть подумав, девушка рассыпала на столе сахар, вытащила из кладовой банку разнотравного меда, открыла мешок яблокпусть пируют. Напоследок посмотрела на себя в зеркалоперемены уже начались, хотя посторонний взгляд не заметил бы ничего странного в симпатичной блондинке.
К двум часам дня следовало оказаться у Дома Культурытрадиционный митинг по случаю начала учебного года много лет проходил именно там, на площади подле вокзала, под пристальным взором громоздкой статуи вождя. Выступления, речи, музыка, благодарности, неизменный духовой оркестр с кокетливым тамбурмажором, толстые дамы в неудобных тяжелых костюмах, пахнущие деньгами мужчины в застегнутых наглухо пиджаках, измученные первоклассницы с бантикамикто-то расплачется, кто-то непременно описается. Год за годом ритуал не менялся.
Чтобы скрасить долгое ожидание, Ленура решила прогуляться до крепости, поглядеть, как пастырь ходит следом за милой козочкой по склонам Тепе-Оба. Но не дошлана полдороги у Морсада девушку охватила страшная слабость, тело отказалось подчиняться, в глазах потемнело. Затем началась рвота, пустые мучительные спазмы. Спасибо сердобольным прохожимпосадили на скамейку в тени, дали напиться и долго уговаривали вызвать врача. Ленура упрямо мотала головойпройдет. Кое-как, по стеночке она дотащилась назад к площади и опустилась на поребрик в тени платана. Она обещала быть, значит будет, ради аблы умершей не в больнице, среди проводов и трубок. Тревога накатывала волнами, ощущение опасности нарастало, но сделать Ленура ничего не могласил едва хватало сидеть ровно и не закрывать глаза.
Понемногу начали собираться людипенсионеры, родители, скучающие туристы. Вытащили аппаратуру, седой кудрявый звукооператор установил под деревом переносной пульт, начал крутить рычажки, настраивая микрофоны. Красавицы в кокошниках и сарафанах (младшая выглядела ровесницей аблы) топтались подле импровизированной сцены, поглядывали друг на друга задорно. Бравые парни в черной форме выстроились в оцепление. Участковый Антон (с чего бы?) тоже стоял в цепи, заметив вопросительный взгляд Ленуры, он улыбнулся и приветственно помахал девушке. Стало немного легче.
Группа руководителей разной степени важности выдвинулась к микрофону. Почтенный седой чиновник тоже красовался в ряду, блистая ослепительной рубашкой и полосатым, туго облегающим брюшко пиджаком. «Похож на толстого трутня» решила Ленура и фыркнула в кулачок. Из репродуктора полилась простенькая мелодия, очкастая дама в брючной паре старательно растянула губы в ухмылке и начала речь:
- Незаметно пролетели теплые и солнечные летние каникулы, осень вступила в свои права, а это значит, что школа снова открывает приветливые двери для своих учеников. Но не только удобные парты и трель звонка ожидают впереди наших детей. Перед ними раскрывает свои объятия огромный мир, полный новых знаний, открытий и наук.
Аплодисменты. Аплодисменты. Аплодисменты. Малышка с бантами выдвинулась из толпы, сунула вперед букет, и скрылась за спиной матери. Танцевальный ансамбль заполонил сцену, мальчики в высоких шапках, прошлись по кругу, отбивая такт пятками, девочки в расшитых платьицах проплыли сытыми лебедицами. Пригласили неуклюжих от смущения победителей прошлогодних олимпиад, вручили дипломы и подарки в целомудренных пакетах. Восточного вида красавец мужчина протолкался к микрофону, двое охранников встали за спиной. Мэр вот он какой. Красавец обещал благополучие и процветание городу, в котором растут такие талантливые дети. Ленура отчетливо видела капельки пота на лбу, прыщики от бритья, усеявшие щеки, золотую булавку с нестерпимо блестящей капелькой драгоценного камня
- Попалась, стерва! Думаешь ос на меня натравила и тебе ничего не будет? Кукиш! Накося, выкуси!
Здоровенный неопрятный бугай, смердящий перегаром и дрянью, потянул к Ленуре толстые лапищи, ухватил за грудки и приподнял, словно котенка. Почтенного старичка, который попытался вступиться за женщину, он смахнул плечом, на испуганную мамашку рявкнул матом. Кто-то в толпе уже закричал «Караул, милиция!», кто-то начал проталкиваться к парням в форме.
- Придушу паскуду, чтобы впредь неповадно было! Я ветеран Афгана, контуженный, кровь проливал, у меня справка есть, а она ветерана обидела. На колени и прощения проси, тварь! Получай!
Сильный удар бросил Ленуру на пыльный теплый асфальт. Она почувствовала, как горячая жижа сочится из рассеченных ладоней и бедных коленок, как набухает отеком щека и во рту появляется неприятный соленый вкус. Помогите! Помогите, где вы?! Ее осы молчали, не отзываясь, она больше не слышала рой. И это оказалось по-настоящему страшно. Куда страшнее, чем несколько непонятных гулких хлопков.
Толпа завизжала, люди бросились в разные стороны, чудом не затоптав детей. Красавца мэра обступили плотной стеной и увели под руки. Седого чиновника тоже увелибесцеремонно, ухватив за локти, ткнув в лицо «корочкой». Ленура узнала грузного человека в форме, с неподвижным жестким лицом.
Встревоженный Антон подбежал, расталкивая встречных, подхватил под плечи, помог подняться, утер лицо и руки влажными салфетками. От сочувствия к ее боли участковый чуть не плакал.
- Все хорошо, все уже хорошо, моя девочка! Успокойся, я здесь, я не дам тебя в обиду. Никто больше пальцем тебя не тронет, сладенькая. Иди сюда, тише, тише!
Пошатнувшись от слабости Ленура и вправду прижалась к горячей, потной груди мужчины, ощутила запах страха и возбуждения, гордости и торжества, вибрирующие частые удары сердца. На мгновение ей стало хорошо и спокойно, как будто на коленях у матери. Антон несомненно желал ей добра и только добра.
- Спасибо, - выдохнула Ленура.Спасибо, что помог.
- Пустяки, - улыбнулся Антон.Это моя работа, моя обязанность помогать людям. Как мама себя чувствует?
- Она на Агармыше, - прошептала Ленура.
- Едва на ноги встала и уже в горы? Боевая мама, что скажешь. Ладно, поехали домой, детка. Давай садись в машину Ты знаешь, что скорей всего заслужила медаль?
- За что?
- Первый зам на мэра покушение готовил, не один месяц считал. Думал, гад такой, киллера нанять, у бани подстеречь или у бабы, но решил похитрей вывернуться. Знаешь, что у мэра нашего аллергия на пчелиный яд?
- Нет.
- Его два раза откачивалиа-на шок короче у него случается, помереть может с трех укусов. За этим тебя и зазвали на награждениевыждать, когда подойдешь поближе, и напугать, чтобы ты ос позвала на помощь. Киллер там тоже былзасел у памятника. Но с ним мы быстро разобрались. Так что ты молодец, моя девочка!
Отвернув счастливое лицо от дороги, Антон чмокнул Ленуру в щеку, девушка не отстранилась. Мелкая дрожь проходила по ее телу, спина невыносимо зудела, голова раскалывалась от боли.
- Осы не пришли.
- Я знаю, сладенькая!улыбнулся Антон.С этой напастью мы тоже разобрались.
Автомобиль остановился во дворе дома. Испуганная Ленура взбежала вверх по лестнице. Дверь в квартиру оказалась не заперта. Смрадная вонь химии мешалась с густым запахом смерти, раскрытые окна не помогали очистить воздух. Тысячи мертвых, скорченных ос осыпались на пол, покрывали поверхности, плавали в банке с медом. Кое-где насекомые еще шевелились, дрожали усиками, но они тоже сгорали изнутри от злого яда. Покорные, послушные, верные маленькие сестрицы. Счастливые, что большая матка жива.
- Я зашел в квартиру разузнать, как дела, и увидел, что осы гнезда повсюду свилине иначе, мама твоя по старости окна оставила нараспашку. Позвал ребятну и пшикнули мы их чем было. Да, я знаю, они дрессированные и тебя слушаются. Но нельзя же жить в одной комнате с насекомыми. Мы скоро поженимся, сладенькая, сама понимаешь, я не хочу однажды найти осу на подушке. Иди я тебя обниму, тише, ти
Ленура обернулась к Антону плавным звериным движением. И широко раскрыла мозаичные, составленные из зеленых зерен глаза.