Префект исследовал содержимое бумажника, проверил все записки, осмотрел разбитый айфон.
Потом он сложил все обратно в пакет, запечатал его снова и отдал медсестре.
Рейн-Мари, Даниель и Анни, увидев Армана, поспешили ему навстречу.
Остальные в комнате ожидания встревоженно подняли головы, затем опустили глаза, когда поняли, что это не врач с новостями для них.
Он все еще в операционной, сказал Арман, обняв Рейн-Мари.
Это хорошая новость, верно? спросила Анни.
Oui, ответил ей отец так тихо, что она мгновенно все поняла.
Папа, сказал Даниель, я сожалею
Merci. Он в хороших руках.
Да, но я чувствую себя виноватым из-за того, что никак не прореагировал, когда ты попросил о помощи. Наверное, у меня случился шок.
Арман повернулся к сыну и полностью сосредоточился на нем.
Если этот старший офицер полиции и знал что-то наверняка, так это то, что у каждого человека есть свои сильные стороны. И слабые. Это важно признавать. И не ждать от человека то, чего он не может дать.
Он знал, что ему не следовало обращаться к Даниелю. Не в такой момент. Не в случае кризиса.
А может быть, и никогда.
Теперь ты здесь, сказал он, вглядываясь во взволнованное лицо сына. И это единственное, что имеет значение.
Ты думаешь, водитель намеренно сбил Стивена? спросила Анни.
Да.
Нет, я спрашиваю, как по-твоему, он знал, что это Стивен? пояснила она свой вопрос. Ее юридический разум действовал. Или Стивен был выбран случайно?
Этот вопрос беспокоил и Армана. Он не мог себе представить, откуда водитель мог знать, что Стивен будет переходить улицу в этом месте и в это время. С другой стороны, если это была террористическая атака, целью которой не был конкретно Стивен, то человек, использовавший машину в качестве оружия, должен был выбрать группу людей, а не одиночного пешехода. Почему он сбил одного этого старика?
Я не знаю, признался Арман. Он оглянулся через плечо в сторону распашных дверей. Мне нужно возвращаться. Я дам вам знать, как дела. Я вас люблю.
Я тебя люблю, сказала Анни, а Даниель кивнул.
Рейн-Мари крепко его обняла и прошептала:
Je taime.
Глава пятая
Вернувшись в квартиру, Рейн-Мари погрузилась в пенную ванну с ароматом роз и закрыла глаза, пытаясь смыть с себя всю грязь случившегося. Она глубоко дышала, чтобы успокоиться, и вскоре почувствовала, как расслабляется ее тело, хотя мозг продолжал работать. Вызывать образы.
Вот Стивен лежит на земле. Вот лицо Армана. Вот фургон, проносящийся мимо. И машина, летящая прямо на нее.
Рейн-Мари словно вросла в землю. Не отскочила в сторону. Если бы отскочила, машина сбила бы Армана. А она бы не простила себе, если бы такое случилось.
Потом появился другой образ. Выражение лица полицейского. Он явно не верил тому, в чем они с Арманом были уверены.
Это вовсе не несчастный случай.
Ты как? спросил Жан Ги. Устала, наверно.
Он принес домой Оноре, крепко спавшего у него на руках все два квартала от квартиры Даниеля и Розлин. Уложив сына в кровать, он уселся и стал ждать Анни, время от времени отправляя ей короткие эсэмэски поддержки.
Теперь Анни и Жан Ги лежали в кровати, и она пыталась устроиться поудобнее. Свет был выключен. Детский монитор подтверждал, что мальчик крепко спит.
Но к родителям мальчика сон не шел.
Анни оставалось несколько дней до родов, и Жан Ги беспокоился, не скажется ли на ней сегодняшнее потрясение.
Все в порядке. Она толкается. Наверно, знает, что я пытаюсь уснуть.
Жан Ги улыбнулся и прижал к себе жену и еще не родившуюся дочь:
Кто этот друг, которому звонил твой отец?
Клод Дюссо, сказала Анни.
Жан Ги сел в кровати:
Префект полиции Парижа?
Да. Ты его знаешь?
Только по его репутации. Хорошей репутации.
Папа познакомился с ним много лет назад в рамках программы обмена, когда они были начинающими агентами.
Она чуть не спросила, почему Жан Ги сказал тому полицейскому, приехавшему на вызов, будто он полицейский из отдела убийств в Квебеке. Когда на самом деле он уже не полицейский.
Может быть, он просто считал себя полицейским. Все еще. Всегда.
Но она не стала спрашивать. Будучи юристом, она научилась не задавать вопросов, если не была готова к ответу.
Вместо этого она сказала:
Этот коп не поверил, что фургон намеренно сбил Стивена.
Не поверил.
А ты?
Я поверил. Бовуару и в голову не пришло бы усомниться в словах Гамаша. Вопрос в том, поверит ли этому Клод Дюссо?
Наступил самый пик ночи, хотя в душном коридоре без окон судить о времени было трудно.
Но активность в коридоре, куда привозили пациентов, требующих немедленной помощи, не стихала. Несчастные случаи. Инфаркты. Инсульты. Жертвы насилия.
Раздавались крики боли, призывы о помощи к медицинскому персоналу.
Арман уже начал узнавать голоса. Это интерн, не успевающий перевести дух. Это измученные фельдшеры. Это стойкая медсестра. Это хладнокровный старший врач и привратник с его почти зловещим свистком.
Шумы и суета перешли из какофонии, играющей на нервах Гамаша и вызывающей у него самые неприятные воспоминания, в нечто почти успокаивающее.
Арман вдруг почувствовал, как тяжелеют его веки, а голова откидывается к стене.
Часы показывали половину третьего ночи, и он не спал уже два дня, начиная с ночного полета рейсом «Эйр Канада» из Монреаля.
Клод нашел торговый автомат и принес им кофе. Отвратительный, но принятый с благодарностью. Однако даже доза кофеина не смогла прогнать усталость.
Арман ударился головой о стену и проснулся. Он потер лицо руками, почувствовал пробивающуюся щетину, потом посмотрел на Клода тот что-то читал.
Ты бы ехал домой. Тебе скоро на работу.
Дюссо посмотрел на него:
Сегодня уже суббота. Босс дал мне выходной.
Ты и есть босс.
Согласись, это удобно. Я остаюсь. Он показал на планшет. В докладе от полицейского, который прибыл по вызову, упоминается, что от тебя пахло алкоголем и глаза были налиты кровью.
Я выпил два бокала вина за ужином. Я не был пьян.
Но с учетом смены часовых поясов это повлияло на тебя, вероятно, сильнее, чем ты думал.
Я давно не был пьяным, но можешь мне поверить, я знаю, что такое быть пьяным. Я был и остаюсь совершенно трезвым. И я знаю, что я видел.
То есть ты считаешь, что этот фургон имел намерение сбить Стивена Горовица.
Не сбить убить. И не считаю, а знаю наверняка.
Дюссо сделал глубокий вдох и кивнул:
Ладно, я тебе верю. Но тогда возникают вопросы.
Неужели? сказал Гамаш и увидел улыбку на лице Дюссо.
Я передал это дело моему заместителю. Она работает на набережной Орфевр, сообщил Дюссо.
Она? Я думал, твой заместитель Тьерри Жирар.
Дюссо покачал головой:
Мой заместитель, как и твой, дезертировал. Наверное, они умнее нас, Арман. В них не стреляют, и они умудряются за год заработать столько, сколько я не заработаю за пять.
Да, но у нас есть зубопротезное обеспечение, сказал Арман.
К сожалению, мы в этом нуждаемся. Так или иначе, у меня отличная замена в лице Ирены Фонтен. Я устрою тебе встречу с ней завтра утром.
Merci.
Разумеется, мы пока подержим при себе все подробности и наши подозрения. Я понятия не имел, что ты знал Стивена Горовица.
Знаю, поправил его Арман. Он понимал, что излишне педантичен, но ему необходимо было сохранять Стивена живым, даже если это касалось формы глагола. Он практически вырастил меня. Он вместе с моей бабушкой.
Дюссо был знаком с этой частью жизни Армана, так что ему не требовалось рассказывать все заново. Но вопросы у него оставались.
Как вы с ним познакомились?
Он был другом моего отца. Они познакомились в конце войны. Стивен был тогда переводчиком у союзников.
Он что, немец?
Вполне естественный вопрос.
Он родился в Германии, но бежал и обосновался в Париже. Сотрудничал с Сопротивлением.
Ты говоришь, бежал. Он еврей?
Мне об этом неизвестно. На самом деле он скорее гуманист.
Дюссо ничего не сказал, и Арман посмотрел на него:
А в чем дело?
Не то чтобы я сомневался в тебе или в нем, но мой отец часто удивлялся, сколько мужчин и женщин вдруг оказались в рядах Сопротивления, после того как война закончилась.
Арман кивнул:
Моя бабушка говорила то же самое.
Я и забыл, что она у тебя из Парижа.
Из Еврейского квартала. Ле-Маре. Прежде Но он не стал развивать эту мысль. Стивен никогда не рассказывал о войне. А она рассказывала, но редко.
Тогда откуда ты знаешь, что он был в Сопротивлении?
Я слышал, как мать с отцом говорили об этом.
Ты, наверно, был тогда совсем ребенком.
Да. Я, конечно, не все понимал. Позже Стивен рассказывал мне, что мой отец помог ему перебраться в Монреаль и дал деньги взаймы на открытие бизнеса. Когда я родился, они пригласили его в крестные.
Непросто это для человека, который не верит в Бога.
Может, он и верит, но сердится на него. Объявил ему бойкот.
Будем надеяться, что их встреча состоится еще не скоро. Не завидую я le bon Dieu.
Арман улыбнулся и представил себе Стивена, здорового и сильного, стоящего у Врат.
Вот только у каких Врат?
Ад пуст, пробормотал он.
Pardon? переспросил Клод.
Стивен любит повторять эти слова. «Ад пуст, и все дьяволы здесь».
Очаровательно. Но мы в Париже, Арман. В Городе света. Здесь нет никаких дьяволов.
Гамаш повернулся к другу с удивленным лицом.
Ты, должно быть, шутишь. Он вгляделся в Дюссо. Революционный террор отчасти был порожден эпохой Просвещения. Сколько протестантов было истреблено, сколько мужчин и женщин закончили свои жизни на гильотине, сколько евреев подверглись преследованиям и были убиты? Сколько невинных, погибших от рук террористов здесь, в Городе света, согласятся с тобой? Дьяволы слетелись сюда. И ты об этом знаешь больше других.
Дюссо забыл, что его друг изучал историю. А значит, и человеческую натуру.
Ты прав, конечно. У месье Горовица нет своей семьи? спросил Клод, возвращая разговор к человеку, сражающемуся за жизнь в нескольких шагах от них. Братьев? Сестер?
Мне об этом неизвестно. Семья Стивена жила в Дрездене.
В уточнениях не было необходимости.
Жена? Дети?
Арман помотал головой:
Только я.
Мои агенты сейчас просматривают камеры наблюдения в районе. Поскольку нам известно время нападения, мы сможем найти фургон, когда он свернул на улицу Риволи.
А там, где сбили Стивена?
Клод отрицательно покачал головой:
Мы не можем поставить камеры на каждом перекрестке в Париже, так что на той маленькой улочке нет ни одной. Но у владельцев магазинов могут быть собственные камеры. Мы их проверим, как только магазины откроются. И все же есть одна вещь, которую я пока никак не могу понять.
Был ли Стивен целью или это случайность?
Да. Если это было покушение именно на месье Горовица, то откуда водитель узнал, что это он?
А если это была случайность, террористическая атака, похожая на другие атаки с использованием машин, то почему водитель не попытался сбить как можно больше народу? сказал Гамаш. Нас. Мы были не менее уязвимы, чем Стивен.
Да. Мы рассматриваем этот случай как наезд, но, он поднял руку, упреждая возражения, но действуем так, как если бы имели дело с покушением на убийство.
Клод Дюссо посмотрел на друга. И произнес слова, которые Арман Гамаш хотел услышать:
Я тебе верю.
Они оба повернулись в сторону распахнувшихся дверей.
Глава шестая
Как только скрипнула входная дверь, Рейн-Мари мгновенно проснулась и встала с постели.
Арман?
Oui, отозвался он шепотом, сам не зная почему.
Рейн-Мари включила свет в коридоре.
Что Стивен? спросила она, обнимая его.
По-прежнему жив.
Слава богу. Не успев произнести эти слова, она подумала, не рано ли славить Бога. Как он?
Состояние критическое. Мне не разрешили посмотреть на него.
А ты как?
Рейн-Мари посмотрела в его изможденное лицо и вгляделась в его глаза. Потом снова прижала его к себе, а он заключил ее в объятия.
Они поплакали о Стивене.
О себе.
О мире, в котором могут происходить такие вещи, когда счастливые люди идут по знакомой улице.
Они разомкнули объятия, вытерли слезы, высморкались, и Арман прошел за ней в кухню.
По дороге домой в такси он хотел только обнять Рейн-Мари, принять горячий душ и забраться в кровать. Но теперь он сидел за кухонным столом, глядя перед собой.
Рейн-Мари поставила на газовую конфорку видавший виды чайник, достала заварочный.
Кухня была старомодная. Они собирались ее обновить, но как-то все руки не доходили. Вероятно, потому что никто из них по-настоящему не хотел здесь ничего менять. Такой эта кухня была при Зоре, бабушке Армана, которая заправляла здесь, разговаривая на странной смеси идиш, немецкого и французского.
Она выросла в Париже и потому говорила на французском и идиш языке ее родителей. А немецкий освоила в лагерях.
Она завещала Арману квартиру вместе со всем ее содержимым, сводившимся главным образом к ее безграничной любви, которую он всегда носил с собой в сердце.
«Nein. Opshtel, почти слышал ее голос Арман. Чай всегда лучше, когда wasser еще не совсем bouillant. Пора бы тебе уже выучиться», выговаривала она ему.
«Не plotz», неизменно отвечал он, что сильно веселило ее.
Его бабушка давно умерла, и теперь он наблюдал за тем, как Рейн-Мари хозяйничает на этой кухне, отводя от глаз выбившиеся седые пряди. Она принесла чайник с хорошо заваренным чаем и кувшин молока из старого капризного холодильника.
Merci, сказал Арман, размешивая сахар. Врачи говорят, что у него, возможно, поврежден мозг, но все же активность наблюдается.
Рейн-Мари отхлебнула чая. Она знала: Арман думает о том же, но пока не может это сказать.
После чая Арман принял горячий душ, подставив лицо под воду. Пробуя на вкус соль, смываемую с его лица.
Он лег в кровать рядом с Рейн-Мари и сразу же погрузился в глубокий сон.
Три часа спустя, когда сквозь кружевные занавески в комнату проник свет, Арман проснулся. В первый момент он испытал полное умиротворение. Здесь, в этой знакомой квартире. В окружении знакомых запахов, таких домашних, таких привычных.
Но секунду спустя он все вспомнил и тут же схватил телефон, чтобы проверить сообщения.
Из больницы не пришло ни одного.
Рейн-Мари уже встала. Она прошлась по магазинам на улице Рамбюто и принесла свежие круассаны из любимой пекарни Армана «Pain de Sucre».
Он пошел на запах крепкого душистого кофе и увидел на кухонном столе сыр, малину, спелые груши. И круассаны. Вместе с pain aux raisins, купленными вчера вместе со Стивеном.
Уже встал? спросила Рейн-Мари. Как спалось?
Хорошо. Очень хорошо, сказал он, целуя ее. Недолго, но сон был глубокий.
Из больницы больше ничего?
Нет. А как ты?
Пожалуй, я пока не оправилась от потрясения. Не могу поверить, что это случилось.
Арман обнял ее, потом ушел в ванную, еще раз принял душ и побрился. Одеваясь, он увидел свой вчерашний костюм, брошенный на стул. Даже с другого конца комнаты кровь бросалась в глаза.
Он снова проверил сообщения в смартфоне, опасаясь найти то, чего он так боялся. Больница наверняка сообщила бы, если
За завтраком он позвонил Даниелю, потом Анни. Вчера ночью он отправил им сообщения с последними сведениями о Стивене, но теперь хотел услышать от них, как дела.
Ответил ему Жан Ги:
Из полиции есть новости?
Non. Я как раз собирался позвонить.
Они рассматривают дело как попытку убийства?
Да.
Жан Ги вздохнул:
Слава богу. Чем я могу помочь?
Ты вчера общался со Стивеном больше, чем я. Он не говорил ничего такого, что может быть важным? Что-нибудь о его нынешних проектах, о его тревогах?
Мы с Анни перебирали наш вчерашний разговор с ним. Ничего не нашли.
На заднем плане послышался голос Анни:
Телефон, скажи ему про телефон.
Oui. Он все время поглядывал на телефон, словно ждал звонка или сообщения.
Вот как, сказал Арман.
Стивену обычно очень не нравилось, когда люди доставали телефон за столом, уже не говоря о том, чтобы пользоваться им.