К настоящему моменту под командованием Бачевски находилось шестьдесят вооруженных бойцов. Американцы составили костяк этого отряда, но почти столько же в нем было румынских солдат и еще большегражданских, проходящих ускоренный курс молодого бойца под руководством самого Бачевски, Ганни Мейерса и Александра Ионеску, сержанта румынской армии. Бачевски разбил свой отряд на четыре примерно равных по численности отделения. Первым отделением командовал Мейерс, вторым Рамирес, третьим Ионеску и четвертымЭлис Макомб. Мишель Трумэн была старше Макомб по званию, но они с Шерман были слишком ценными специалистами, чтобы ставить их на место простой боевой единицы. Кроме того, Мишель училась румынскому у Елизаветы Кантакузин.
К счастью, сержант Ионеску знал английский, а Бачевски удалось поместить в каждое отделение хотя бы одного румына, владевшего английским. Система была громоздкой, но все-таки работала, и они потратили много времени на разработку системы сигналов, позволяющих обойтись без устной речи. И по крайней мере общие параметры ситуации, в которой они находились, были ясны каждомуясны до боли.
Бежать. Скрываться. Делать все, чтобы сберечь жизнь мирным жителям, которых было уже почти две сотни. Постоянно двигаться. Избегать дорог и городов. Постоянно искать источники пищи. Оказалось, что Кэлвин Мейерсопытный охотник на оленей, и он с двумя родственными душами, работниками румынской лесной службы, вносили значительный вклад в пропитание их подопечных. Однако же лето клонилось к закату, и вскоре холод и голод должны были превратиться в смертельную угрозу.
«Но прежде чем беспокоиться об этом, нужно еще пережить лето, верно?с горечью подумал Бачевски.А значит, надо остановить этих ублюдков, пока они не засекли присутствие мирных жителей, которых можно убить. И надо сделать это так, чтобы они не успели ничего сообщить на базу».
Ему это не нравилось. Ему все это не нравилось. Но выбора все равно не было, и с помощью Кантакузин мастер-сержант расспросил всех, кто видел шонгайрийцев в действии, собирая по крупицам информацию о тактике инопланетян.
Было совершенно очевидно, что крупные воинские части либо отряды, вооруженные тяжелой техникой, настигает внезапная смерть. Мастер-сержант предполагал, что, возможно, иногда это случалось из-за того, что танкисты внутри своих машин не «слышали» приближение беспилотных разведчиков инопланетян. А Трумэн и Шерман полагали, что шонгайрийские датчики сделаны с расчетом на нахождение механизированных частей или, как минимум, оружия с сильным тепловым излучением, и это было одной из причин, по которой мастер-сержант избавился от всех раций.
Кроме того, похоже было, что за перемещением пехотных патрулей сверху следят меньше, чем за этими их летающими танками или автоколоннами. А еще после нескольких стычек с пехотой инопланетян стало очевидно, что захватчики не имеют системы связи, выходящей за пределы конкретного подразделения. Мастер-сержант был совершенно уверен, что если бы у них была такая система связи, к нынешнему моменту хотя бы один из патрулей, па которые они нападали, да успел бы вызвать на их головы кинетический удар.
«Вот потому-то надо действовать быстро и уничтожить их машины первым ударом... и позаботиться, чтобы ни один гад с переносной рацией не прожил настолько долго, чтобы успеть ею воспользоваться».
Похоже, инопланетяне начали обустраиваться на этом месте. Очевидно, они понятия не имели о присутствии Бачевски или его людей, что вполне устраивало мастер-сержанта.
«Ну давайте,мрачно подумал он.Устраивайтесь поудобнее. Ложитесь баиньки. У меня тут под рукой отличная снотворная пилюля для вас. Весит почти пять...»
Прощу прощения, мастер-сержант, но разумно ли это?
Стивен Бачевски дернулся, словно от удара тока, и резко развернулся в ту сторону, откуда раздался заданный шепотом вопрос.
Этот вопрос задал буквально ему в ухо, по-английски, практически без акцента... голос, который Бачевски слышал впервые в жизни.
А может, вы, черт подери, просто скажете, кто вы такой и откуда взялись?раздраженно спросил Бачевски десять минут спустя.
Мастер-сержант стоял лицом к лицу с каким-то незнакомцем и двух сотнях метров от лагеря шонгайрийцев и сожалел о скверном освещении. Правда, искушения чиркнуть спичкой у него все-таки не возникало.
Чужак был довольно высоким для румына, но все-таки изрядно уступал в росте мастер-сержанту. У него был острый нос, большие, глубоко посаженные зеленые глаза и темные волосы. Вот и все, что мог сказать о нем Бачевски, не считая того факта, что в улыбке незнакомца, похоже, сквозило легкое веселье.
Прошу прощения, произнес незнакомец.Я совершенно не хотел... встревожить вас, мастер-сержант. Однако же мне известно нечто, чего вы не знаете. Во-он в той стороне, примерно в километре отсюда, стоит второй их патруль.
Он указал в сторону узкой дороги, по которой пришли шонгайрийцы, и Бачевски пробрал озноб.
Откуда вы это знаете?
Я со своими людьми наблюдаю за ними,объяснил незнакомец.Мм уже встречались с подобным боевым порядкомони его ввели примерно с неделю назад. Полагаю, они экспериментируют с новой тактикой, посылают сдвоенные отряды пехоты, чтобы те могли поддержать друг дружку.
Черт подери! Я надеялся, что они не додумаются до этого так скоро, ругнулся Бачевски.Похоже, они все-таки сообразительнее, чем можно было подумать по их первоначальной тактике.
Я не знаю, мастер-сержант, насколько они смышленые. Но я подозреваю, что, если вы нападете на этот патруль, второй быстренько вызовет мощную поддержку.
Ровно это они и сделают,согласился Бачевски, потом нахмурился.Не то чтобы я не был вам признателен за предупреждение или еще чего,произнес он,но вы до сих пор так и не сказали мне, кто вы такой и откуда здесь взялись.
Несомненно,на этот раз веселье в голосе румына было совершенно явным,было бы куда резоннее спросить мне, что американский морской пехотинец делает в сердце Валахии.
У Бачевски на скулах заиграли желваки, но незнакомец коротко рассмеялся и качнул головой.
Извините, мастер-сержант. Мое чувство юмора давно уже считается сомнительным. Меня зовут Бесараб. Мирча Бесараб. И я пришел из окрестностей озера Видару, это километрах в пятидесяти-шестидесяти к северу отсюда. Мы с моими людьми занимаемся тем же самым, чем, как я полагаю, и выпытаетесь уберечь моих соотечественников от этих шонгайрийских ублюдков.Мирча скривился.Защищать мирных жителей от иноземных захватчиковэто, увы, нечто вроде национальной традиции здешних мест.
Ясно...протянул Бачевски и увидел сверкнувшую в сумерках белозубую усмешку.
Не сомневаюсь, мастер-сержант. И да, я также не сомневаюсь, что жители деревни, которых взяли под защиту мы, в состоянии принять к себе этих мирных жителей, которых защищаете вы. Онитипичные крестьяне-горцы, в основном экономически самостоятельные, лишь с небольшими вкраплениями «благ цивилизации». Они сами обеспечивают себя пищей, и столько добавочных ртов окажутся для их запасов серьезной нагрузкой. Я сомневаюсь, чтобы за эту зиму кто-либо растолстел. Но они сделают все, что смогут, а при подготовке к зиме дополнительные рабочие руки окажутся очень кстати. А насколько я могу судить о вас и вашем отряде, вы окажетесь весьма полезным дополнением в рядах их защитников.
Бачевски склонил голову набок, стараясь разглядеть лицо собеседника. Все это произошло слишком стремительно. Мастер-сержант понимал, что ему следовало бы остановиться и обдумать предложение этого чужака спокойно и рассудительно. И все- гаки его захлестнула волна облегчения при мысли о том, что оказавшимся на его попечении людям, взрослым и детямв особенности детям!предложили укрытие от голода и холода.
И как же мы туда доберемся с этими щеночками, усевшимися у нас на коленях?поинтересовался Бачевски.
Очевидно, мастер-сержант, нам следует для начала стряхнуть их с коленей. Поскольку мои люди уже вышли на позицию, чтобы расправиться со вторым патрулем, а ваши заняли места для разборок с этим, я бы предложил приступить к работе. Полагаю, вы намеревались использовать эту гранату в качестве сигнала к началу атаки?
Бачевски кивнул. Бесараб пожал плечами.
Не вижу, с чего бы вдруг вам менять свои планы в этом отношении. Дайте мне пятнадцать минутнет, пожалуй, лучше двадцать,чтобы вернуться к своим людям и велеть подождать вашей атаки. После этого,в темноте снова сверкнули белые зубы, и на этот раз Бачевски точно знал, что улыбка этахолодная и жестокая,не стесняйтесь объявить этим паразитам о своем присутствии. Громко.
X
Командиру взвода Дираку подобная тактика не нравилась, но приказы не обсуждают.
Он медленно двигался в центре своего второго отделения, насторожив уши и вслушиваясь в малейший шорох, пока они шли следом за первым отделением по узкой тропе. К сожалению, его народ цивилизовался уже тысячу стандартных лет назад. Острота нюха и слуха, которая прежде отмечала грань между жизнью и смертью, была в значительной степени утрачена, и Дирак чувствовал себя полуслепым в этом сумрачном, огромном лесу.
В его родном мире давно уже не было подобных лесовс таким густым пологом, с деревьями толщиной в половину роста среднего шонгайрийца,однако же раскинувшийся вокруг лес был на удивление свободен от кустов и подлеска. Согласно экспедиционным ботаникам, такого можно было ожидать только в зрелом лесу, где до земли доходит очень мало солнечных лучей. Несомненно, ботаники знали, что говорят, но все-таки это казалось Дираку каким-то... неправильным. А молодые деревца, растущие вдоль узкой тропы, нравились ему еще меньше. Возможно, они подтверждали теории ботаников, поскольку там, где лиственный полог рассекала тропа, прямой солнечный свет хоть сколько-то достигал земли, но из-за этого подлеска Дирак чувствовал себя то ли в тисках, то ли в ловушке.
На самом деле в значительной степени его раздражение проистекало из того, что ему прямо приказали оставить приданный к его взводу разведывательный и связной беспилотник позади его нынешнего местопребывания, при машинах, трудолюбиво фырчащих на той же самой тропе, но далеко сзади. Анализ произошедшего с последними тремя патрулями, посланными в этот район, заставил предположить, что человеки каким-то образом умудрились уничтожить беспилотники еще до того, как напасть на пехотные подразделения, к которым эти беспилотники были приданы для наблюдения и обеспечения связи с базой. Никто понятия не имел, как этим дикарямтолько вот на самом деле они, конечно, не были дикарямиудавалось так эффективно засекать и сбивать беспилотники, но в штабе решили испробовать более скрытное передвижение... и выбрали для эксперимента Дирака.
«Ох и смеются же надо мною боги,угрюмо подумал командир взвода.Я понимаю, почему нам нужно набирать опыт борьбы с этими... существами, раз уж мы собрались менять доктрину. Но почему именно меня послали совать голову в логово хастхара? Вряд ли...»
Тут Дирак услышал позади взрыв и резко развернулся. Он не видел сквозь полог леса, но ему не нужно было видеть, чтобы понять, что это взорвался его разведывательный беспилотник. Да как они вообще его увидели сквозь эти проклятые ветки и листья?!
Этот вопрос все еще продолжал терзать взводного, когда он услышал новые взрывына этот раз на земле... там, где за ним следовали в своих бронетранспортерах два его резервных отделения.
Дирак еще не успел осознать, что это были за взрывы, когда из-за деревьев и из-под куч листьев по всему южному флангу ударили автоматы.
К несчастью для Дирака, вооруженные этими автоматами люди вычислили, как узнать в пехотном построении шонгайрийцев командира.
Прекратить огонь! Прекратить огонь!гаркнул Бачевски, и грохот автоматов внезапно оборвался.
Мастер-сержант оставался на месте, продолжая держать А КМ на изготовку и рассматривая валяющиеся вдоль тропы трупы шонгайрийцев. Парочка еще корчилась, но похоже было, что это надолго не затянется.
Отлично,произнес кто-то позади с яростным, нескрываемым удовлетворением, и мастер-сержант оглянулся через плечо. Мирча Бесараб стоял в темной лесной тени и смотрел на попавший и насаду патруль.Хорошая работа, мой Стивен.
Может, и так, но нам лучше бы пошевеливаться,отозвался Бачевски, ставя автомат на предохранитель и вставая с огневой позиции.
Он знал, что выглядит сейчас куда более встревоженным, чем Бесараб. Это была третья стычка с шонгайрийцами за те шесть дней, что он передал своих людей под командование Бесараба, и, судя по словам Бесараба, они уже приближались к тому горному анклаву, который он создал в районе озера Видару. Что означало, что им позарез нужно стряхнуть с хвоста своих настойчивых, хотя и неумелых преследователей.
Думаю, у нас есть немного времени,возразил Бесараб, глядя в ту сторону, куда уходила тропа: там поднимались столбы дыманад тем, что было машинами инопланетян до того, как к ним приложили руку Ионеску и половина ребят из изначального отряда Бачевски.Похоже, они и на этот раз не успели передать сообщение.
Может, и нет,уступил Бачевски.Но их начальство должно знать, где они находятся. Когда они выбьются из расписания, кто-нибудь явится проверить, что у них стряслось. Снова.
Возможно, со стороны могло бы показаться, что он спорит с Бесарабом, но на самом деле он с ним не спорил. Во-первых, потому, что Бесараб, вероятно, был прав. А во-вторых, потому, что за последнюю неделю Бачевски успел понять, что Мирча Бесарабодин из лучших офицеров, под командованием которых ему доводилось служить. А это, как подумал мастер-сержант, было наивысшей похвалой, какую только мог морской пехотинец высказать в адрес иностранного офицера... и это совершенно не мешало румыну быть самым пугающим человеком, какого он встречал в своей жизни.
Многие могли этого не понимать. При хорошем освещении худощавое лицо Бесараба было красиво эдакой лисьей красотой, а улыбка его зачастую бывала теплой. Но за этими зелеными глазами таился глубокий темный омут. Темный омут, который был не чужд многим на Балканах после чаушесковских времен. Темный омут, который Бачевски распознал потому, что встречал в жизни немало других пугающих людей... и потому, что в его душе теперь тоже жил темный омут по имени «Вашингтон, округ Колумбия».
Однако же, что бы ни таилось в прошлом Бесараба, этот человек был почти пугающе компетентен и излучал своеобразную непринужденную харизму, с которой Бачевски нечасто доводилось сталкиваться. Это была та разновидность харизмы, которая могла завоевать верность даже Стивена Бачевски, и даже за столь краткий срок.
Я тебя прекрасно понимаю, мой Стивен,произнес с улыбкой Бесараб, как будто читал мысли мастер-сержанта, и положил руку на плечо превосходившему его ростом американцу. Подобно почти собственническому обращению «мой Стивен», этот жест мог бы быть покровительственным. Но не был.
Однако же,добавил Бесараб, и улыбка исчезла с его лица,я полагаю, что пора куда-нибудь отослать этих паразитов.
Отличная идея.
В голосе Бачевски проскользнула нотка скептицизма, и Бесараб коротко рассмеялся. Это был весьма неприятный смех.
Думаю, нам это под силу,произнес он и пронзительно свистнул.
Несколько мгновений спустя из леса вынырнул Таке Братиану, темноволосый широкоплечий румын.
Бачевски успешно осваивал румынский благодаря Елизавете Кантакузин, но последовавший разговор был слишком быстрым, чтобы он успел что-либо разобрать. Он длился несколько минут, затем Братиану кивнул, а Бесараб снова повернулся к Бачевски.
Увы, Таке по-английски не говорит,произнес он.
Бачевски сухо подумал, что это очевидно и так. Впрочем, Братану не требовалось говорить по-английски, чтобы донести до окружающих тот факт, что он умеет быть очень неприятным типом. Как, впрочем, и любому из людей Бесараба.
Их было всего около двух десятков, но они двигались, словно призраки. Бачевски и сам не был неуклюжим, но понимал, что но части рысканья по кустам и стрельбы оттуда эти ребята с легкостью заткнут его за пояс. В этом деле они безоговорочно его превосходили, и, кроме автоматов, пистолетов и ручных гранат, они ныли щедро увешаны разнообразными ножами, топориками и мачете. На самом деле Бачевски подозревал, что им больше по вкусу была холодная сталь, а не автоматы, это оружие для тюфяков.
Братиану с товарищами прошел вдоль тропы, блеснули ножи, и корчившиеся шонгайрийцы затихли.