Создатель Рэмбо, одного из самых известных воинов в современной художествен пой литературе, Дэвид Морреллпопулярный автор. Его книги изданы суммарным тиражом, превышающим восемнадцать миллионов экземпляров. Его триллеры были переведены на двадцать три языка. По ним сняты фильмы, побившие рекорды кассовых сборов, и завоевавшие популярность телесериалы. Его знаменитый первый роман «Первая кровь» дал читателям такого персонажа, как Рэмбо, чья история позднее воплотилась в нескольких имевших успех фильмах и чьи приключения Моррелл позднее описал в «Рэмбо» и «Рэмбо-3». Перу Моррелла также принадлежат еще двадцать восемь других книг, в том числе «Пятая профессия», «Братство розы», «Чужое лицо», «Огненный завет», «Смертный приговор», «Крайние меры», «Лазутчики» и многие другие. Его рассказы собраны в сборники «Черный вечер» и «Ночной побег». Кроме того, он написал публицистические книги «Уроки письма длиною в жизнь: романист о своем мастерстве» и «Преуспевающий романист» и ряд других публицистических книг. Хотя более всего он стал известен благодаря своим триллерам, Моррелл пишет также готические романы, фэнтези и исторические романы. Он дважды получил премию Брэма Стокера. Последняя его вышедшая книга«Мерцающий свет». Дэвид Моррелл живет в Санта-Фе, штат Нью-Мехико.
«Имя мне Легион»
«Задание священно. Вы должны выполнить его любой ценой».
Сирия.
20 июня 1941 г.
Полковник нашел, кто может вырезать деревянную руку.
Услышав позади голос Дурадо, Клайн оборачиваться не стал.
Он пристально смотрел в щель между двумя валунами, прикрывающими его от огня снайпера. Припав к каменистому склону, он не отрывал взгляда от стоящих в отдалении желтых зданий.
Деревянную руку?Само по себе это упоминание Клайна не удивилолишь выбор времени.Сейчас же не апрель.
Думаю, полковник решил, что мы нуждаемся в напоминании,ответил Дурадо.
Если учесть, что будет завтра, может, он и прав.
Церемония в три.
Я не смогу,отозвался Клайн.Я на посту до темноты.
Будет еще вторая церемония. Сержант велел мне потом вернуться и сменить тебя, чтобы ты мог поприсутствовать.
Клайн благодарно кивнул.
Это мне напоминает те времена, когда я был маленьким и наша семья ходила в церковь. Полковник становится нашим пастором.
Видно там что-нибудь?поинтересовался Дурадо.
Никакого движения, только дымка от жары.
Завтра будет иначе.
Клайн услышал похрустывание камней под солдатскими ботинкамиДурадо зашагал прочь. Клайн прятался под рваным шерстяным одеялом. Форма на Клайне была минимальная: рыжевато-коричневые шорты и выгоревшая под солнцем пустыни рубашка с коротким рукавом. Головным убором ему служила прославленная «кепи бланк», белая фуражка легионера, с плоским круглым верхом и черным козырьком. Она тоже сильно выгорела на солнце. Отвороты фуражки прикрывали шею и уши, но для лучшей защиты он воспользовался одеялом, чтобы прикрыть голые руки и ноги, а заодно и лежащие рядом камни, чтобы те не раскалялись слишком сильно и не обжигали его.
Рядом с Клайном лежала его винтовка МАС-36 с продольно-скользящим поворотным затвором, чтобы быстренько прицелиться и снять снайпера, если тот таки покажется. Конечно, так Клайн демаскировал бы свою позицию, навлек на себя вражеские пули, и ему пришлось бы сменить наблюдательный пункт. А поскольку он разровнял для себя местечко и вообще устроился с максимально возможным здесь удобством, он предпочел бы отложить стрельбу на завтра.
Вражеские? Он использовал это слово чисто машинально, но в данных обстоятельствах оно ему не понравилось.
Да, спусковой крючок подождет до завтра.
На самом деле его звали не Клайном. Семь лет назад, в 1934 г., он пришел в старый форт в Венсене, пригороде Парижа, и вступил добровольцем во французский Иностранный легион. Иностранный легион называли так потому, что это была единственная часть французской армии, куда принимали иностранцев.
Американец!фыркнул сержант.
Клайн получил чашку кофе, хлеб и водянистый фасолевый суп. В переполненной казарме он спал на соломенном тюфяке на самом верху трехэтажной металлической койки. Два дня спустя его с еще двумя десятками новобранцев, по большей части испанцев, итальянцев и греков плюс один ирландец, отправили на поезде на юг, в Марсель. Там их погрузили в провонявшийся трюм, где их тошнило все два дня плавания по бурному Средиземному морю до Алжира. Наконец грузовики доставили их по пыльной, ухабистой дороге в штаб-квартиру Легиона в далекий городок Сиди-бель-Аббес. Жара стояла неимоверная.
Там Клайна допросили. Хотя репутация Легиона притягивала к себе многих преступников, скрывающихся от правосудия, на самом деле там отлично понимали, что из преступника трудно сделать дисциплинированного солдата, и наихудших гуда не принимали. В результате каждого кандидата подробно расспрашивали и его прошлое изучали максимально тщательно. Многие добровольцы, не являясь преступниками, зашли в жизненный тупик и хотели начать с чистого листа, а заодно и получить шанс сделаться гражданами Франции. Если Легион принимал их, им давалось разрешение выбрать новое имя и получить документы на него.
Клайн определенно очутился в тупике. Прежде чем приехать во Францию и завербоваться в Иностранный легион, он жил в Соединенных Штатах, в Спрингфилде, штат Иллинойс, где Великая депрессия лишила его работы на заводе и отняла возможность прокормить жену и малютку дочь. Он попал в плохую компанию и стоял на шухере во время ограбления банка, в ходе ко торою был убит охранник, а добыча составила всего двадцать четыре доллара девяносто пять центов. Он на протяжении месяца скрывался от полиции, а за это время его дочь умерла от коклюша. Обезумевшая от горя жена вскрыла себе вены и скончалась от потери крови. Единственное, что помешало Клайну последовать ее примеру, эго твердая решимость наказать себя, и эта цель в конце концов привела его к самому экстремальному поступку, какой он только мог вообразить. Начав с заметки в газете, случайно найденной на улице, он завершил свое мучительное странствие в роли кочегара па судне, что доставило его в Гавр, а уже оттуда он пешком добрался до Парижа и записался в Легион.
Согласно той газетной заметке, сложно было бы отыскан» более тяжкий образ жизни, и Клайн обрадовался, обнаружив, что газета даже преуменьшила. Ухитрившись скрыть свое криминальное прошлое, он переносил казавшуюся бесконечной муштру, стрельбы, тренировки по рукопашному бою, марш-броски и прочие проверки на выносливость, что приносили ему удовлетворение, несмотря на сопровождавшую их боль. В конечном итоге он получил удостоверение, официально подтвердившее его вступление в ряды Легиона, и почувствовал, что и вправду начал с чистого листа. Так и не простив ни себе, ни миру, ни Господу утраты семьи, он ощутил неожиданно глубокое родство с сообществом, сделавшим частью своего кредо девиз «Живи наудачу».
Ирландец назвался Рурком. Поскольку они с Клайном были единственными, кто в их учебной группе новобранцев говорил по-английски, за долгие месяцы обучения они подружились. Как и все прочие легионеры, Рурк лишь изредка и смутно упоминал о своем прошлом, но его умение обращаться с винтовками и взрывчаткой навело Клайна на мысль, что прежде его друг входил в состав Ирландской республиканской армии, убивал английских солдат в надежде вынудить англичан убраться из Ирландии и отправился искать убежища в Легионе после того, как британская армия пообещала использовать все доступные им методы, но изловить его.
Ты же, наверное, не католик?спросил Рурк как-то вечером, после того как они проделали пятидесятимильный марш-бросок по изматывающей жаре. Его высокий голос звучал мелодично, невзирая на больони в этот момент перевязывали волдыри на ногах.
Нет, я баптист,ответил Клайн, но тут же поправился:Во всяком случае, так меня воспитывали. Но я больше не хожу в церковь.
Как-то маловато я встречал баптистов в Ирландии,пошутил Рурк.Ты знаешь свою Библию?
Отец читал ее вслух каждый вечер.
«Легион имя мне»,процитировал Рурк.
«Ибо нас много»,отозвался Клайн.Евангелие от Марка. Так одержимый сказал Иисусу, пытаясь объяснить, сколько в нем бесов... Легион.Это слово наконец заставило Клайна осознать, к чему клонит Рурк.Ты хочешь сказать, что мычерти?
Именно так сержант нас и назвал после этого марш-броска.
Клайн, не удержавшись, рассмеялся.
Конечно, сержант хотел, чтобы враги считали нас чертями,произнес Рурк.Ведь именно так назвали легионеров мексиканцы после сражения при Камероне, верно?
Да. «Это не люди, это черти».
У тебя хорошая память.
И я об этом жалею.
Я сам такой.Обычно озорные глаза Рурка потускнели. Веснушки спрятались под слоем пыли.В любом случае, после такого марш-броска нас точно можно сравнивать с чертями.
Отчего вдруг ты так решил?
Мы понимаем, каково находиться в аду,ответил Рурк, стирая кровь с ног. Каким-то образом ему удалось произнести эти слова так, будто они были шуткой.
А теперь Рурк ушел.
Проведенные в Легионе годы научили Клайна избавляться от чувств, делающих человека слабее. И тем не менее утрата друга заставила его горевать. Глядя в щель между валунами на казавшиеся заброшенными дома, Клайн вспоминал их с Рурком многочисленные беседы. В 1940 г., когда Германия все сильнее угрожала Европе, они плечом к плечу сражались на линии Мажино, которую Франция возвела на границе с Германией. Их подразделение держалось под бесконечным огнем пулеметов, танков и пикирующих бомбардировщиков, переходя в контратаку всякий раз, когда немцы давали хоть малейшую слабину.
Потери были тяжелые. Но все же Клайн, Рурк и их товарищи-легионеры продолжали сражаться. Когда старший офицер французской кадровой части заявил, что надеяться не на что и что единственный разумный выходсдаться немцам, командир легионеров застрелил его на месте. Второй французский офицер попытался отплатить той же монетой, и его прикончил уже Клайн, защищая своего командира, которому пытались выстрелить в спину. Легионеры их поняли. С самого первого дня боевой подготовки им прививали определенные принципы, и одним из этих принципов было «Никогда не сдавайся».
А во что верят баптисты?спросил Рурк как-то вечером после очередного боя. Они сидели и чистили винтовки.
Что Бог наказывает нас за наши грехи,ответил Клайн.
А что можно сделать, чтобы спастись?
Ничего. Все зависит от милосердия Христа.
Милосердия?Лицо Рурка, задумавшегося над этим словом, напряглось.Много ты его видал, милосердия-то?
Нет.
Вот и я тоже,откликнулся Рурк.
А что католики думают насчет спасения?поинтересовался Клайн.
Мы говорим, что сожалеем о своих грехах, и делаем что-нибудь во искупление, чтобы доказать, что говорим всерьез.
Клайн подумал о жене с дочкой, о том, как он оставил их одних, когда помогал грабить банк, как жена покончила с собой после смерти дочки, и спросил:
А если грехи настолько тяжкие, что ты никак не можешь ничего исправить?
Я часто спрашивал себя об этом. Я был алтарником. Чуть было не пошел в семинарию. Но, возможно, я неверно выбрал религию. Ты говоришь, Бог наказывает нас за грехи и единственная наша надеждаположиться на Его милосердие? По-моему, звучит разумно.
После этого разговора Клайн решил, что Рурк вступил в Легион не за тем, чтобы избавиться от преследования со стороны британской армии. Нет, он пошел в Легион потому, что, как и сам Клайн, совершил что-то ужасное и теперь сам себя наказывал.
Клайн скучал по другу. Продолжая глядеть в щель между валунами, он, чтобы отвлечься от грустных мыслей, вытащил из-под одеяла флягу. Отвинтив крышку, он оторвал взгляд от старинных домов из песчаника ровно настолько, чтобы глотнуть теплой воды с металлическим привкусом.
Он снова сосредоточился на цели. Там сидели люди с винтовками и следили за этим гребнем. В этом у Клайна не было ни малейших сомнений. Завтра состоится бой. В этом он тоже не сомневался.
Сзади послышались шаги и шорох камней.
Послышался голос Дурадо:
Первая церемония закончилась. Я пришел тебя сменить.
Все тихо,отрапортовал Клайн.
До завтра ничего не будет. Капитан говорит, что мы точно начнем.
Клайн скинул одеяло и тут же почувствовал, как солнце начало припекать обнаженные участки кожи. Стараясь пригибаться пониже, он спустился по каменистому склону до самого низа. Пройдя мимо позиций других часовых, он добрался до главной части лагеря, где стояла, выстроившись рядом со своими палатками, половина тринадцатой полубригады.
Воздух был ослепительно ярким. Полковник поднялся на валун. Его фамилия была Амилахвари. Он бежал из России от революции, когда ему было одиннадцать, и вступил в Легион в двадцать. Теперь, когда ему было хорошо за тридцать, он выглядел исхудалым и жилистым после нескольких месяцев боев в пустыне. Тем не менее на нем был парадный мундир.
Несмотря на происхождение, полковник обратился к легионерам по-французски, на общем для них языкехотя большинство до сих пор в частных разговорах пользовались родным языком и дружили по этому признаку, как Клайн с Рурком. Серьезный и торжественный, полковник вскинул руку, но рука эта принадлежала не ему. Она была вырезана из дереваладонь с пальцами, на удивление похожая на настоящую.
Ни Клайну и никому другому не надо было объяснять, что это копия деревянной руки величайшего героя Легиона, капитана Жана Данжу. Все они знали наизусть суть события, которое олицетворял собою капитан Данжу, и все, даже самые закаленные битвами, знали, что еще до того как церемония окончится, по лицу их будут течь слезы.
Камарон, Мексика. В Легионе говорилиКамерон.
Сколько бы раз Клайн ни слышал эту историю, она с каждым разом казалась ему все более сильной. Слушая, как полковник рассказывает ее, Клайн не мог отделаться от ощущения, что он был гам, ощущал прохладу ночного воздуха, когда в час ночи тридцатого апреля 1863 года были выставлены дозорные.
Они были пешими: шестьдесят два солдата, три офицера и капитан Данжу, увешанный наградами ветеран с элегантной эспаньолкой и усами. Мало кто понимал, почему они оказались в Мексике. Это было как-то связано с союзом между Наполеоном III и австрийским императором Максимилианом; замысел заключался в том, чтобы вторгнуться в Мексику, пока Соединенные Штаты заняты Гражданской войной. Но легионерам было наплевать на политику. Их интересовало лишь одно: выполнить любое полученное задание.
Французские части прибыли в порт Веракрус на побережье Мексиканского залива и немедленно столкнулись с беспощадными врагами: мексиканскими солдатами и поддерживавшими их разъяренными местными жителями. Желтая лихорадка убила треть французских солдат, и они вынуждены были перенести свою штаб-квартиру на шестьдесят миль в глубь материка, к стоящему на возвышенности городу Кордова. Они надеялись, что там воздух будет менее зараженным. Эта смена дислокации означала, что необходимо охранять путь между Веракрусом и Кордовой, по которому осуществлялось все снабжение, и ответственность за это возлагалась на патрули. Одним из таких патрулей и командовал капитан Данжу.
Клайн представил себе длинный ночной путь по дороге, что проходит по пустынным, бесплодным землям. На рассвете легионерам дозволено было остановиться на завтрак, но едва лишь они начали искать дрова, чтобы развести костры и приготовить еду, как часовой указал на запад.
Мексиканская кавалерия!
Из-за пыли, поднятой приближающимися лошадьми, трудно было сосчитать количество всадников, но главное было ясно: их там сотни.
Стройся в каре!скомандовал Данжу.
Солдаты выстроились в ряды, смотрящие во всех направлениях. Первый ряд опустился на колено, второй стоял позади, целясь поверх голов первого ряда.
Мексиканцы пошли в атаку. Легионеры первого ряда дали дружный залп, сорвав атаку. Пока они перезаряжали винтовки, второй ряд прицелился, готовый выстрелить сразу же, как только будет отдан приказ.
Понимая, что он выиграл лишь небольшую отсрочку, Данжу огляделся по сторонам в поисках укрытия. Его внимание привлекла расположенная восточнее заброшенная гасиенда. Он велел двигаться к ней, но мексиканцы снова атаковали. Легионеры открыли огонь и вынудили нападавших рассеяться.